— Шведов ентих я хорошо знаю. Их тута всё знают — таких ушлых ещё поискать! Мутные людишки, всё время держатся наособицу; и дела у их мутные. Но от своих — поди, укройся... все знают — они в любой туман вдоль берега пролезут и дно не заденут. Шкипер ихний шхерами уже лет тридцать ходит, а в команде у него — братья да сыновья. Они мели нюхом чуют! Вот, как-то было дело — в такой же туман шли от Або...

— А ты, небось, с ними-то и ходил? — с насмешкой поинтересовался капитан. — Знаю я вас, храпоидолов! Вы, ваша светлость, можете быть уверены — эта публика вся тут под круговой порукой, как один все контрабандой балуются. Кто из Финляндии, а кто из самой Швеции. Что, скажешь не так? — снова обратился он к Тугодумову. Тот вжал голову в плечи, буркнул что-то и спрятался за спину матроса-сигнальщика.

— А вообще-то сей прохвост прав. — продолжал офицер. — Ловить ваших беглецов надо на возле Биоркских островов*. Я так думаю, пойдут они проливом Биорк-зунд, а там, в узостях, можно расставить береговые посты с солдатами и шлюпками. Если успеют да не проспят — машину в тумане далеко слышно...

#* сейчас — Берёзовые острова́, архипелаг в северной части акватории Финского залива

— Мы послали миноноску в Выборг, с депешей начальнику гарнизона. — ответил Корф. — Только на них у меня надежды нет — пока получат, пока поймут, что делать, пока до места на шаландах своих догребут... хорошо, если сами в тумане не заблудятся! Пограничники уверяют — не было ещё такого, чтобы контрабандистов вот так, на воде, в туман ловили! Так что расчёт у меня только на флот.

— Флот... что ж, флот постарается не подвести. — ответил капитан. — Мористее, вдоль берега сейчас дежурят два миноносца и канонерка. А сами встанем у входа в Выборгский залив. А в всё же я бы на вашем месте особо не рассчитывал. У Биоркских островов их ловить надо, или уже в самом заливе. Говорите, они туда непременно сунутся?

— Неременно, ваш сокородь! — вылез снова Тугодумов. — У шведа на том берегу, в шхерах, заимка имеется. Ежели загонит туда свою шхуну — всё, пиши пропало, хоть с собаками вдоль берега его шукай — всё одно не сыщешь. Там такая путаница — чёрт ногу сломит. В заливе его ловить надоть...

"Лейтенант Ильин", новенький минный крейсер*, только в этом году принятый в казну после ходовых испытаний, лихо резал волну. Массивный, далеко выступающий вперед таран нёс огромный пенный бурун. Когда Корф с Каретниковым подходили к кораблю на катере, доктор, увидев столь выдающееся и столь же архаичное — по его мнению, — украшение минного крейсера, пошутил: если удастся догнать шведскую шхуну, то и стрелять не придётся, а просто расколоть неприятеля надвое огромным тараном. Мичман, командовавший паровым катером, тут же объяснил — хотя таран и вполне пригоден для своей главной задачи, но пользоваться им таким вот образом стоит лишь в самых крайних случаев. И тут же, в подтверждение этих слов, доктор увидел, как передняя часть таранного выступа откинулась вверх, наподобие колпака кабины истребителя, — и под ней обнаружились трубы минных аппаратов.

#* В конце XIX век — начале XX века так назывались большие миноносцы водоизмещением 400-700 т с усиленным артиллерийским и минным вооружением для уничтожения миноносцев противника.

Командовал крейсером капитан второго ранга Бирилёв. Он принял новенький корабль для испытаний с Балтийского завода. Внешне кораблик был хорош — первый в Российском флоте представитель класса минных крейсеров, напоминал обводами французский "Кордор"; при вдвое меньшем водоизмещении "Лейтнант Ильин" имел броневую палубу вдвое большей толщины и сильно наклонённые назад трубы. Название своё корабль получил в память лейтенанта, героя Чесменского боя 1770-го года.

Внешними очертаниями корпус минного крейсера напоминал парусники прошедшей эпохи: изящный прогиб корпуса — "седловатость", как говорят моряки, — ют и бак, соединённые сплошным фальшбортом, мачты, несущие парусное вооружение. Главным украшением крейсера служил огромный таран, в котором прятались аппараты для стрельбы минами Уайтхеда. Всего таких аппаратов было семь; кроме них, крейсер нёс семь 47-миллиметровые и двенадцать 37-миллиметровые револьверные пушки.

Капитан Бирилёв немало намучился с модной новинкой — всю навигацию прошлого, 1886-го года он пытался выжать из вверенного ему кораблика паспортные 22 узла. Но даже после доработок, проведённых в прошлую зиму у стенки Балтийского завода, после замены винтов на новые, трёхлопастные, "Лейтенант Ильин" смог показать только девятнадцать с половиной. В итоге минный крейсер приняли в казну с унизительной оговоркой, что тот не удовлетворяет в полной мере ни одному из своих возможных назначений. Сам Бирилёв был с этим категорически не согласен — он успел полюбить свой корабль и полагал, что "Лейтенант Ильин" сочетает качества отличного разведывательного судна и "преследователя миноносок" — а если надо, то может участвовать и в эскадренном бою.

Именно за качествам разведчика и преследователя кораблик Бирилёва выбрали для особо ответственного задания. Теперь капитан 2-го ранга возглавлял наскоро собранных отряд из нескольких миноносок и канонерок — с приказом "с самого верха" помогать барону Корфу, начальнику загадочного "Департамента Особых Проектов", сколь это будет возможно.

Нельзя сказать, что Бирилёв особо радовался — конечно стороны приятно, что начальство верит в тебя и твоё судно, но ловить в прескверную погоду крошечную шхуну в финских шхерах... в-общем, полученное задание более всего напоминало сакраментальное "поди туда-не знаю куда". Причём оправданий в случае провала никто, разумется, слушать не будет.

* * *

Миновав Толбухин маяк*, "Лейтенант Ильин" развил 10 узлов. Опасаясь тумана, Бирилёв не решился поднимать обороты; крейсер бежал по фарватеру, то и дело сигналя туманным горном. Сердце у капитана второго ранга было не на месте; он ждал, что вот-вот и хрустнет под скулой скрлупка рыбацкого барказа или таран с размаху ударит под корму маленького финского пароходика, которые во множестве бегали этой торной морской дорогой. Риск был чрезвычайный — так что командир остался на мостике, присоветовав пассажирам укрыться в кают-компании. Корф с Каретниковым совету вняли; наверху, несмотря на июль месяц, до костей пробирал студёный балтийский ветер, от сырости одежда сразу становилась волглой, тяжёлой, неудобной.

#* Мая́к на искусственном каменистом островке в трёх милях от западной оконечности острова Котлин; один из старейших российских маяков.

В кают-компании никого не было; маленький кабинетный рояль, неизвестно как втиснутый в и без того тесное помещение, прикрыт полотняным чехлом. Стулья, в ожидании качки, плотно задвинуты под общий стол. Вестовой принёс жестяной чайник с крепким чаем и склянку с ромом: осведомившись, не желают ли господа ещё чего, потоптался возле буфета, перебрал без надобности салфетки и удалился.

Глухо шумели винты, из-за переборок ясно доносился стук машины. Стаканы в буфете дребезжали в такт ударам корпуса о волны; дребезжание сливалось с шумом воды за тонким бортом.

— А может мы зря переживаем, Евгений Петрович? Сорвались невесть куда, флот переполошили...— заметил Каретников, сдабривая чай щедрой порцией рома. — Ну, получат англичане ноутбук — и что с того? С такой техникой не враз разберешься, а учить их, слава богу, некому. Да и Ванька с Николкой, насколько мне известно, на все машины пароли собирались поставить. Не знаю, правда, успели или нет — уж очень они заняты в последнее время...

— Может и успели. — проворчал барон. — Только зря вы, доктор, обольщаетесь насчёт "некому научить". По моим сведениям — очень даже есть кому.

— Это вы о Веронике? — спросил Каретников. — Ну так она в Париже. Да и вообще — дамочка самостоятельная, на такую где сядешь, там и слезешь. Хотя, конечно, джентльмены умеют делать предложения от которых нельзя отказаться...

— О Веронике не беспокойтесь, за ней присмотрят. — покачал головой Корф. — Яша не зря в Париж собрался. Я думаю, насчёт этой девицы мы скоро услышим что-нибудь обнадёживающее. Нет, у меня сведения потревожнее, Андрей Макарыч. По всему получается, что наш общий друг Геннадий тогда, в марте, из Санкт-Петербурга и не выезжал!

— Это как? Удивился Каретников. — Помнится, Яша докладывал, что всю столицу обшарили — нету его! Да и ротмистр Вершинин...

— Совершенно верно. — подтвердил Корф. — Однако, тот же Вершинин пишет мне... — барон замолчал, порылся во внутреннем кармане и извлёк на свет сложенный вчетверо листок.

— Двухмесячные поиски в княжестве Финляндском, как и позже, в Швеции, ничего не дали — Геннадий там не появлялся, это установлено точно.

— Значит сбежал через Польшу или Ригу. — не сдавался доктор. — Раз в Петербурге его нет — куда ж ещё ему деться? Не в Москву же — там он как на ладони ...

— Ну, мог, например, в Архангельск податься. — возразил Корф. — Но у нас с Яковом возникли другие подозрения. Я как раз собирался с вами поделиться — а тут эта история.... в общем, нельзя исключать, что Геннадий укрылся в британском посольстве.

Где? — удивлённо спросил Каретников. — В посольстве? А что, вполне возможно, знаете ли! Ход вполне в духе нашего времени — помнится, некий тип в Лондоне от полиции и американской контрразведки два года подряд прятался. И ничего не попишешь — экстерриториальность! У вас, конечно, порядки другие, но английское посольство — это вам не эквадорское, никто ради Геннадия туда врываться не станет.

— Вот-вот. — кивнул Корф. — Похоже, так он и рассудил. А ротмистр и его коллеги сию возможность благополучно прошляпили — уж очень нетипично для нашего времени. Ну не принято у нас так поступать — вот господа жандармы и не подумали.

— Так что, он до сих пор там сидит? — спросил Каретников.

— Сомневаюсь. Есть все основания полагать, что Геннадия вывезли из России где-то в середине мая — предварительно загримировав, и с чужими бумагами, конечно. Дождались, когда шумиха уляжется — и отправили морем, в Англию. А уж что он им успел порассказать...

— Значит, покойник Рыгайло точно знал, что брать. — задумчиво произнёс Каретников. — Что ж, похоже. Особенно если учесть, как целенаправленно и безжалостно действует наш противник — чувствуется знакомство с иными реалиями. Похоже, Геннадий и вправду даёт советы господам британцам.... тогда вы целиком правы барон — эту шхуну выпускать в Швецию нельзя. Конечно, один компьютер погоды не сделает — но всё же, зачем облегчать противнику задачу?

В дверь постучали, и в кают-компании сразу сделалось тесно — боцман с матросом внесли большой, зашитый в просмолённую парусину ящик, поставили его на стол и, ни говоря ни слова, удалились.

— Ну вот, Андрей Макарыч, ваша аппаратура. — весело сказал барон. — Судя по тому, что рассказал мне этот проходимец Виктор — мощности этой радиостанции довольно, чтобы наладить связь на несколько сотен вёрст. Я вот что подумал — отряд Никонова до сих пор где-то поблизости от Выборга, верно? А на "Дожде" этот, как его... радар, и тоже радиостанция, — правда, послабее этой, — ну и Ваня с Николкой. Пусть они налаживают аппаратуру, а "Дождь" будет тем временем ожидать нас у выхода из Финского залива, возле Биоркских островов. С его локатором мы злодеев непременно поймаем. Так что — допивайте чаёк, дорогой доктор — и беритесь за дело. Кроме вас, на борту никто в этой хитрой машинерии ни пса не понимает, так что уж, не подведите, душевно вас прошу...

IV.

Из путевых записок О.И. Семёнова.

"Второй месяц под ногами у нас бесконечное море трав — африканская саванна. На горизонте маячат горы; западный берег Виктории, от которого мы уже порядочно отдалились, с непрерывной, высоко вздымающейся горной цепью долго был ясно виден: в полдень он различался с огромного расстояния и все время казался окутанным, как газовым флером, синей дымкой.

Области Буганда и Буниоро — это обширное плато между двумя озёрами. Местность здесь холмистая и пересекается многочисленными гористыми цепями. Лошадей в Рубаге не нашлось; поначалу мне казалось, что это козни короля Буганды, Мванги. Узнав о прибытии экспедиции, он сначала решил нас задержать — для чего прислал чиновника, одетого в арабское платье; но, выслушав от посланника доклад о составе нашей экспедиции, задумался. Королю очень не хотелось пропускать подозрительных европейцев на запад; как раз началась очередная война между Бугандой и Буниоро — из-за солеварен и соляных источников на берегу озера Альберта — и король опасался, как бы белые не оказали помощь его врагам.

Лошадей в Буганде днём с огнём не сыщешь, а те, что есть — не на продажу. Вот и пришлось нашему каравану довольствоваться ослами. Всего их у нас десять голов; семь под вьюками, а на трёх других мы по очереди едем верхом. Одного осла, ростом повыше других, было поначалу решено отдать мадемуазель Берте; молодая женщина решительно отказалась — и теперь вышагивает впереди каравана со штуцером на плече. Ружьё у неё примечательное; приклад из драгоценного палисандра, два нарезных ствола крупного калибра, а под ними — третий, под обычный винтовочный патрон. Штуцер этот, сделанный специально для африканской охоты на крупного зверя, обладает очень сильным боем. Конечно не "нитроэкспресс", легендарный слонобой двадцатого века, но, похоже — его недалёкий предок.

Итак, Мванга не решился нас задержать; а может, сыграло роль письмо, переданное с нами Владимиром Владимировичем Юнкером. Русский путешественник оставил по себе добрую память — ну и мы постарались не подкачать. После нашего отъезда Мванга разбогател на отличный цейссовский бинокль и два капсюльных пистолета тонкой работы в сандаловом ящичке; безделки эти были приобретены на рынке, в Адене как раз на этот случай. Я добавил к ним новенькую пьезо-зажигалку (невосполнимый ресурс, однако...) — и надо было видеть, какая физиономия была у Мванги, когда он увидал её короткий, острый ярко-голубой огонёк.

Не буду утомлять читателей описанием церемониалов при дворе Мванги. И без того ясно, что зрелище это крайне экзотическое; любой желающий может ознакомиться со всеми подробностями, полистав книгу Юнкера "Путешествие по Африке".

Дорога от Виктории до Альберт-Нианца оказалась недолгой, но полной не слишком приятных приключений. В землях этих бушевала война — если можно назвать так череду случайных стычек чернокожих воинов, из которых много если каждый десятый вооружён кремнёвым самопалом. Мы прошли через эти беспокойные земли как раскалённый нож сквозь кусок масла. К сожалению, вовсе без стрельбы не обошлось — в одной из стычек получил лёгкое ранение наш поручик Садыков.

Добравшись до берега Альберт-Нианца мы приготовились к долгому ожиданию, как это было уже на восточном берегу Виктория-Ньяза; мы уже собирались обустраивать временный блокгауз, для какой-никакой защиты от вооружённых шаек, которыми кишит восточное побережье. Но вдруг с озера раздался ангельский звук — судовой гудок! Мы не поверили своим ушам — но всего через полчаса из-за длинной, поросшей кустарником косы, показался маленький колёсный пароходик. Дав несколько выстрелов в воздух мы привлекли к себе внимание; оказалось, что это "Нианца" — этому судёнышку, как я знал, предстояло задержаться на озере еще на два года, на всё время пребывания здесь экспедиции Стэнли.