Он чувствовал растерянность и незащищённость. Что делать на этой дороге, куда идти? Мелькнула мысль: не направиться ли в горы? Но, в какую сторону? Идти по дороге — туда или сюда?
Лён посмотрел с сомнением в одну сторону, потом в другую — никаких мыслей не появилось. Он был просто точкой среди бесконечности пространства. Он мог идти недели до горизонта и не достигнуть его. Что там, за узкой горловиной гор, из которой вытекала лента дороги? Что на другом конце, который утекал за горизонт, вливаясь в расщелину меж горных цепей?
Ответа не было, и Лён обратился к небу. Он взглянул на низко стелющиеся тучи и позвал:
— Сияр!
И тут же понял, что его конь не прилетит — звук не взлетел к небу, а тяжело растёкся над землёй.
И тут боковым зрением он увидел, что на одном конце дороги появилось движение. Сначала это было что-то похожее на малый клуб дыма, потом видение стало чётче, и Лён понял, что видит людей. Длинная змея из человеческих фигур сначала двигалась неестественно быстро, словно летела над дорогой. Потом движение замедлилось, и к Лёну стали приближаться люди. И первой в этой толпе шла его мама.
Зоя шла размеренно и неторопливо, глядя впереди себя спокойными глазами. Она была одета, как в тот проклятый день, когда лихач-автолюбитель по угодной ему дури убил двоих. На маме была та не слишком дорогая дублёнка, которую купил ей Семёнов. На лице её не было и следа крови или каких-либо повреждений. Она просто шла и приближалась к своему сыну.
— Мама! — закричал Лён и кинулся к ней.
Она не повернула головы и ничего не ответила. Зоя всё так же шла вперёд, как будто что-то ждало её на другом конце дороги. Глаза её были устремлены на горизонт. Она как будто не сознавала, где находится. Спокойное выражение лица, словно Зоя что-то ожидала.
Поравнявшись с сыном, она прошла мимо, ещё несколько секунд Лён смотрел ей вслед, и видение исчезло. А к нему уже приближался какой-то человек, за ним двигались ещё и ещё.
Их было много, и все они проходили мимо Лёна, словно не замечали его. Казалось, это были не люди, а лишь их видимость. Лён был так изумлён, что невольно начал движение навстречу этой толпе мужчин и женщин. Они обтекали его с обеих сторон, скользили мимо и пропадали в десяти шагах.
Он никого не знал из этой толпы, но заметил, что одежда на них постепенно изменялась. Костюмы и платья быстро сменились на длинные подолы и рединготы.
Мимо проплывала молчаливая толпа, и каждый следующий человек, будь то мужчина или женщина, был одет по более старинной моде. Прошествовали гусары в доломанах, проплыли шелковые сарафаны с кокошниками и купечески богатые кафтаны, прошёл один стрелец в красной свитке, потом пошли какие-то бородатые дядьки с боевыми топорами, прошла толпа крестьян. Все они двигались мерно и сосредоточенно, словно видели далеко на горизонте какую-то общую цель. Никто из них и внимания не обратил на Лёна. Но, с одним человеком вышло иначе.
Молодой парень в крестьянской рубахе вдруг повернул лицо и в глазах его выразилось узнавание. Он улыбнулся и помахал Лёну рукой.
— Иван-Коровий-Сын! — вскрикнул тот в изумлении.
Да, это был он. Хотя Лён и не видел никогда Ивана со стороны, узнал его мгновенно — что-то внутри подсказало.
Иван прошёл, и снова потянулась невыразительная и молчаливая толпа. Лён уже затруднялся даже приблизительно определить, какой эпохи одежды были на них. Но вот среди пешей толпы выделился всадник. Он обогнал многих и устремился вперёд. Красивый юноша в синем бархатном кафтане, расшитом серебром, на сером в яблоках коне. Он шёл неторопливым намётом, но, поравнявшись с Лёном, повернулся к нему и вгляделся в него.
— Елисей! — вскрикнул Лён. — Постой, царевич!
Но тот лишь качнул головой, улыбнулся синими глазами и улетел вперёд.
Прошло ещё множество народа, и вот вдалеке завиделся ещё один всадник. Лён уже догадывался, кого увидит, но ошибся.
Красный всадник на красном коне. Он мчался, как ветер, алый плащ развивался за его спиной. Он чуть замедлил и скользнул по Лёну рассеянным взглядом своих необыкновенных вишнёвых глаз, а в следующий момент промчался дальше и исчез. Кто он такой? Не он ли был в том странном видении у Орорума?
Прошла толпа красивых людей, одетых богато и причудливо. Мужчины и женщины. Выглядели они гордо и величаво, словно царственные особы. На головах некоторых действительно виднелись диадемы, которые походили на короны. Когда прошёл последний человек, дорога некоторое время оставалась пустынной, только издали спешил ещё один всадник. На этот раз конь был вороным, а всадник чёрным. Тяжёлый пышный плащ из чернобурки развевался на скаку, а волосы человека были дымчато-седыми.
Он приостановил коня и глянул на Лёна в упор своими ярко-синими глазами.
— Гедрикс! — крикнул Лён.
— Да, Румистэль, это я. — ответил тот и устремившись далее, растаял на дороге, как и все.
Он был так поражён, что долго не мог сойти с места, лишь вглядывался в ту даль, откуда вышло такое множество народа. Но, более никого не появлялось на дороге — она была снова пуста и молчалива.
Гедрикс говорил с ним! Он узнал его, но почему-то назвал другим именем.
"Я сплю или нет? Отчего этот сон никак не кончается?"
Ответа не было, и Лён устал стоять на месте. Он посмотрел в ту сторону, куда ушла вся толпа — там было пусто. Тогда он нерешительно двинулся туда, и моментально ощутил странное сопротивление: воздух как будто удерживал его, мешая двигаться. Но, Лён упорно сделал первый шаг.
Вдруг впереди сгустилось голубое облако — выросло из одной точки и распустилось, как гигантский пион.
Лён сделал с усилием ещё шаг, и облако расползлось в стороны, открывая нечто вроде зеркала, только было оно неровным и колеблющимся, как будто вода. И в этом зеркальном окне было какое-то видение. Ещё шаг, и волнение зеркала прекратилось, видение приобретало чёткость, и вот изумлённый Лён видит самого себя. Он явно старше, он одет в роскошную одежду, он — жених. Рядом с ним девушка такой необычайной красоты, что у Лёна, стоящего на дороге, захватило дух. В зеркале он ведёт её, церемонно держа за пальцы, к священнику. Невеста медленно повернула голову и глянула из-под ресниц на Лёна, стоящего на дороге. Она увидала его!
И тут видение иссякло.
Он снова упорно стал двигаться вперёд, с каждым шагом ощущая нарастающее сопротивление среды. Перед ним уже вспухало новое облако, снова разбегалось, открывая зеркало видения. В зеркале был Паф. Но какой! Это был уже не мальчик, а взрослый человек лет двадцати. Он был аристократически великолепен. На его густых чёрных волосах красовалась золотая диадема, украшенная множеством драгоценных камней. На его шее была золотая цепь с орлом, роскошная одежда пурпурного цвета. Но не это поразило Лёна. Паф взглянул в упор на него, и взгляд его был враждебен и гневен. Он что-то выкрикнул, резко указав рукой на своего товарища, на этом видение закончилось.
Что это такое? Что показывают эти зеркала? Это не менее загадочно, нежели то множество людей, которое прошло по этой дороге. Не менее удивительно, чем встреча с Иваном, Елисеем, Гедриксом и тем неизвестным красным всадником.
Лён снова двинулся вперёд, снова борясь с невидимой преградой. И снова расцвёл перед ним голубой цветок, в нём образовалось окно и в окне выросла Брунгильда. Она была не одна, её собеседником был явно Лён, но гораздо старше. Но разглядеть себя как следует он не успел: лицо валькирии вдруг исказилось, синие глаза яростно сверкнули, и Брунгильда мгновенно выхватила свой тяжёлый меч и занесла над головой.
От неожиданности Лён остановился, и видение тут же растаяло.
"Это же моё будущее!" — догадался он. Зеркало показывало ему какие-то моменты из грядущих дней. Как он стал врагом Брунгильде?!
Если бы он не остановился, то мог бы увидеть, что с ним произошло. Каков был исход дела.
Он устал смертельно. Двигаться сквозь время, вырывая у него обрывки видений, было неимоверно тяжело.
"Ещё раз. Только один раз." — уговаривал он себя, сидя на обочине дороги и оглядывая безжизненный ландшафт.
Последний рывок — что будет там?
Облако было не голубым, а грозно-синим. Оно издало гром, похожий на грозовой гул, и расступилось. В окно брызнул ярко-зелёный свет.
Фигура человека в этом ослепительном сиянии казалась тонкой и чёрной. Он наступал с мечом на огромный шар, состоящий из множества кристаллов, а тот вращался, словно не имел опоры.
— Живой Кристалл! — воскликнул Лён, сразу узнав его.
Человек с мечом оглянулся, и в этом лице, искажённом зелёным светом Лён признал самого себя.
Глава 4. Ромуальд Квитунковый
Лес кончился внезапно — за спиной ещё стояли рослые угрюмые сосны, а перед глазами уже простиралась свободная от деревьев местность. Мелкие возвышенности, украшенные кустарником и по бокам расчерченные границами пашен. За красочными холмами виднелась деревенька, а к ней вела разъезженная дорога. По ней-то и мчался во весь опор Ромуальд Квитунковый — так спешил-оглядывался, аж шапку потерял.
— Вот он наш, сердешный! — воскликнул Кирбит. — Погоняй добжего пана! Ату его, ату!
Сами они ехали не спеша, как солидные люди. Но, добравшись до деревни, чтобы спросить пути, поняли, насколько ошибались.
Пан Квитунковый не зря кобылу погонял. Пока его соперники не торопились, он успел прорваться в селение и громким воплем оповестить крестьян о том, что едут к ним враги — злые кочевники. Хотят они на всех порчу навести, всех девок перепортить, коров загубить и пожечь весь урожай. Так что неспешную троицу встретили ещё на дороге с вилами и батогами. Мужики все были обозлённые и готовые к любым действиям. Впереди бесновался Ромуальд на своей караковой.
— Вот они, холеры! — вопил он, призывно оборачиваясь к деревенской рати. — Псы шелудивые, падаль степная, холеры чесоточные!
— Ух, крепок пан языком! — восхитился Кирбит.
В деревню эту ход им, ясное дело, был заказан. Назад же возвращаться в лес тоже не хотелось, и три всадника повернули в сторону и припустили прямо через поле. Только Кирбит немного задержался — он нагнулся и саблей подхватил с земли шапку Ромуальда, по которой уже успели потоптаться их кони. Поддев шапочку на остриё, он лихо повертел ею и ловко запустил прямо в лицо Ромуальду. И далее ускакал прочь.
— Пся крэв поганый! — взревел князь Квитунковый, отнимая от лица истоптанную шапку, и пошёл сыпать ругательствами на своём языке.
Видимо, его словесное искусство неправильно было понято свежими союзниками, и мужики приняли "пся крэв" на свой счёт, потому что на дороге немедленно разгорелось новое побоище, главным действующим лицом которого стал мстительный пан Квитунковый.
— Чего он к нам пристал? — недоумевал Долбер, переправляясь на своём Каурке через мелкую речку.
— А ты не догадался! — с вызовом ответил Кирбит. — Да он же твой соперник — тоже ищет прекрасную царевну. А мы даже не знаем, куда ехать.
— Я думаю, что-то должно нам встретиться в пути. — твёрдо отвечал Долбер. — Что-то должно указать нам путь. Ведь встретили мы лесного духа.
— А, этого мошенника с гнилушками. — отозвался Кирбит. — Не думаю, что он был особенно нам полезен: наболтал всякой чепухи и испарился. А ты уже готов следовать подсказкам любого встречного, лишь бы он польстил тебе и поддержал тебя в твоей затее. Не тебе, Долбер, быть женатым на царевне!
Долбер обиделся и ускакал вперёд.
— И вообще, зачем ему эта странная царевна. — обратился Кирбит к Лёну. — Девица, рождённая от связи с каменным духом — что может быть здесь путного? Он хочет эту мраморную деву? Да от её голоса несло холодом за версту. И даром что ли она лицо скрывала? Послушай, Лён, брось ты это дело — не иди на поводу у твоего дружка. Давай мне Ромуальда и пошли отсюда.
— Нет. Это невозможно. — твёрдо отвечал Лён. — Я не чувствую внутренней убеждённости в том, что Ромуальд есть тот, кто избран тебе Жребием.
— Ну да? — не поверил ханский внук. — А до этого ты всегда знал, кто избран?
— Да. — как можно убедительнее соврал Лён, потому что на самом деле ничего подобного не испытывал.
— То-то, я помню, ты ошибся и перепутал Вадима с доком Саранторой! — язвительно отозвался Кирбит и погнал коня вперёд. Он догнал Долбера и начал задирать его словами. Долбер пришёл в ярость и замахнулся на кочевника хлыстом. Они бы сцепились в драке, если бы Лён не подоспел и не сказал нахальному сыну степей:
— Послушай, Кирбит, твоё присутствие в нашем с Долбером деле совсем не обязательно. Ступай-ка ты своей дорогой, а мы — своей.
— Ты прогоняешь меня, Лён?! — изумился демон. — Но у нас же тоже с тобой есть дело!
— Какое дело? — с подозрением спросил Долбер, заглядывая в глаза товарищу. — О чём ты с ним договорился?
— Заткнись и слушай. — резко сказал Лён, наставив на Кирбита палец. — Или ты нам не мешаешь, или валишь в сторону.
— Но я хотел... — начал было тот.
— Нет, он не понял. — заметил Лён. — Всё, сударь: вам налево, нам направо.
— Я больше так не буду. — буркнул демон.
* * *
Дорога проходила мимо населённых мест, и ни у никого не вызывали вопросов три всадника, едущие по своим делам. Мимо шли гружёные подводы, скакали верховые, ехали кареты, шли по обочине крестьяне.
День клонился к вечеру, а у всех троих во рту не было и маковой росинки. В деревне им в гостеприимстве отказали, а идти охотиться по лесам было небезопасно: кажется, тут было воеводское владение. Но, вот носов путников достиг заманчивый запах — тянуло из харчевни, стоящей неподалёку. Многие господа поспешно устремлялись туда, и многие выходили с маслеными губами — судя по всему, довольные едой.
Возле заведения имелся обширный двор, в котором гуляла жирная птица, молодые свиньи и бараны. В стороне полная кухарка бестрепетной рукой срубала гусям и уткам головы. Из труб, несмотря на довольно тёплую погоду, коромыслом шёл дым. У входа стояли привязанные лошади, лёгкие возки и громоздкие кареты занимали массу места.
— Вот они, радости жизни. — потянув носом, заявил Кирбит.
— Что толку-то. — неохотно отозвался Долбер. — Денег-то у нас всё равно нет.
— А что, ваш товарищ не умеет делать золото из навоза? — невинно спросил кочевник.
Он первый направился к харчевне, спешился и привязал коня. Затем снял свою лисью шапку и скинул тяжёлый халат. Всё это Кирбит запихал в седельную сумку. Под халатом у него оказалась богатая рубаха-косоворотка красного атласа с вышитым золотом воротом, подпоясанная шнуром с кистями. Пригладив свои чёрные волосы, сын степей полюбовался на себя в маленькое зеркальце и направился ко входу. Выглядел он теперь, как купец Мизгирь в загуле. Только жёлтые глаза слегка портили картину.
— Я, конечно, не Крёз, но кое-что имею в карманах. — заявил он своим спутникам, входя в харчевню. — Не стоило бы делать одолжение, но всё же мы товарищи по несчастью — у нас похитили невесту!
Последние слова были сказаны так громко, что привлекли к троим путешественникам внимание. Так что, когда Лён и Долбер, не слишком довольные выходкой спутника, вошли в помещение, на них уже таращилось немало глаз.
