Посланник Небес

Рыжий Лис и еще два флибустьера ринулись в атаку на Гриффитса. Отмахиваться от троих противников даже ему, опытному фехтовальщику, было тяжеловато. Дерущиеся расшвыривали во все стороны бочки и лавки, освобождая пространство для битвы, гремела, разбиваясь, посуда, на пол летели бутылки.

— Господа! А кто за все это заплатит!? — вопил трактирщик, но чисто риторически, поскольку подобного рода убытки терпел не впервые. Все это впоследствии накладывалось на прибыль как издержки производства и покрывалось в итоге махинациями, обсчетом клиентов и недоливом. Редко удавалось призвать к ответу зачинщиков драки и получить с них компенсацию.

Мэри достала пистолет и стала целиться в одного из нападавших. Грянул выстрел, но никто не упал, лишь струйка рома полилась из продырявленной бочки. К ней сразу потянулись кружки — не пропадать же добру! В этот момент поднялся один из матросов, сидевших в таверне.

— Эй, братва! Вы что, не узнали?! Это же капитан "Кассиопеи", фрегата, что подобрал нас! Надо помочь ему!

Это был матрос с затонувшей "Магдалины". Несколько посетителей таверны повскакивали со своих мест и приняли участие в потасовке. Теперь людям Рыжего Лиса приходилось туго, но и к ним на подмогу тоже присоединилось несколько человек. Пользуясь общей неразберихой, Мэри и Гриффитс покинули таверну. В дверях они столкнулись с Мейкенфрутом.

— Это из-за вас там столько шуму? — спросил тот. — Вот так, нельзя вас на минуту оставить одних, обязательно влипните в какую-нибудь переделку! Что ж, обедать нам придется, все-таки, на корабле.

Поздним вечером в просторной каюте Мейкенфрута на "Кассиопее" горел свет. Хоть это и являлось грубым нарушением местных законов — после девяти вечера огонь полагалось гасить везде, — но нашим компаньонам необходимо было произвести дележ добычи, а чтобы свет не приникал наружу, окна наглухо занавесили плотной тканью. Гриффитс все вопросы заранее уже обсудил с Мейкенфрутом, поэтому на собрании не присутствовал. Он самолично дежурил на палубе перед входом в каюту, чтобы ни одна собака не подслушала, что там происходит. Поскольку корабль стоял на якоре, капитан даже освободил на это время матросов от вахты — все они спали в кубрике крепким сном.

Мейкенфрут объявил компаньонам, что самый большой алмаз, получивший имя Посланник Небес, будет являться общей собственностью. Каждый по очереди обязан хранить его у себя, а продать его можно только в случае крайней необходимости на основании общего решения всех восьмерых членов концессии. Доход от продажи "Кассиопеи" весь поступит в карман Мейкенфрута, поскольку изначально он сам заплатил деньги за этот корабль, а Эмили считалась владелицей лишь номинально. С остальной добычей предлагалось поступить следующим образом: Мейкенфрут, как идейный вдохновитель и организатор, получает сорок процентов. Двадцать пять достается Эмили и Гриффитсу, поскольку Эмили, как официальный владелец корабля, больше была подвержена риску в случае ареста, а Гриффитс — капитан судна. Поэтому четверть добычи достается им, они брат и сестра, пусть делятся, как хотят. Пятнадцать процентов получит Уолтерс, поскольку он первый углядел эти самые бочки, в которых нашлись алмазы. Десять процентов получает Маттерсон.

— Он и этого не заработал, черт ленивый, — сопроводил комментарием свое решение Мейкенфрут.

— То есть как это?! — возмутился Маттерсон.

Но Мейкенфрут, не обращая внимания на реплику, продолжал:

— Оставшиеся десять процентов мы делим между очаровательными дамами — Мэри, Оуэн и Джулией. Четыре процента я отдаю Мэри и по три — Джулии и Оуэн.

— Это почему же?! — возмутилась мисс Уордли.

— Потому, дорогая Оуэн, что я так решил. Еще вопросы, возражения есть?

— Есть, — сказала Эмили. — Надо делить по справедливости. Все мы должны получить по одной восьмой.

— Не соглашусь с вами, милая Эмили, — отрезал Мейкенфрут. — Кто-то рисковал больше, кто-то — меньше. Кто-то дрался и проливал кровь, кто-то нашел эти камни. В этом и есть справедливость. Лично вы получили с братцем двадцать пять процентов. Поделите их поровну, у вас и получится одна восьмая. Теперь приступим к самому главному.

Оскар Мейкенфрут высыпал на стол алмазы и достал весы.

— Еще один вопрос, — сказала Мэри.

— Да, дорогая... То есть, да, мисс Киссинг?

— Если настанет пора разделить Посланник Небес, мы получим такие же доли, как и сегодня?

— Нет. В том случае как раз будем делить поровну, поскольку при хранении Посланника каждый рискует и несет ответственность одинаково.

Когда все, получив свои доли, начали расходиться по каютам, мисс Киссинг задержалась на палубе подышать свежей ночной прохладой. Небо было ясное, светили звезды и растущий месяц. Их блики, сверкая, отражались в спокойной воде. У берега виднелись темные мачты спящих кораблей, город на берегу тоже спал, в ночной тиши не было слышно ни звука, даже собаки не лаяли. Девушка, облокотившись на фальшборт, смотрела на темный абрис берега.

— Мэри, — подошел к ней сзади Гриффитс.

Она ответила, не оборачиваясь:

— Слушаю вас.

— Вы расстроены?

— Чем? С чего вы взяли?

— Мне показалось, что у вас такой опечаленный вид. Быть может, вы рассчитывали на бо?льшую часть добычи? Но смею вас уверить, четыре процента — это в абсолютном значении неплохая сумма...

— Послушайте, Гриффитс, — она повернула к нему голову, — я не заглядываю в ваш карман.

— Простите ради бога, мисс Киссинг. Вообще-то я вовсе не об этом хотел поговорить. Мне нужно...

— Вы опять за старое? — Мэри отвернулась и снова устремила взор на темный берег. — Я очень благодарна вам, Гриффитс, что вы сегодня... — уже вчера, точнее — там, в таверне, постояли за мою честь. Но только не надо строить из этого далеко идущие планы.

— Мэри, просто я хочу... — он попытался обнять ее за плечи.

— Я знаю, что вы хотите, Гриффитс! — девушка отстранилась и, повернувшись к капитану лицом, посмотрела ему в глаза. — Если вам так не дает покоя ваша плоть, плывите на берег и сходите в бордель, в конце концов! Или обратитесь со своими желаниями к Оуэн.

— Мэри, вы не так меня поняли...

— Так, так! — она отвернулась и ушла в свою каюту.

На следующий день команду "Кассиопеи" отпустили на берег. Вернуться им предстояло под начало уже другого хозяина и капитана. Гриффитс, Уолтерс и Маттерсон с оставшимися на вахте тремя матросами подогнали фрегат к двухмачтовой шхуне "Наяда", судну капитана Милфорда. Туда перегрузили личные вещи бывшего командного состава и пассажиров. На "Кассиопею" прибыл ее новый владелец и он же капитан, Роберт Дейк. А на рассвете следующего дня "Наяда" в сопровождении трех шлюпов — для защиты корабля от флибустьеров — взяла курс на Англию. Шлюпы сопровождали судно почти восемьсот миль, потом повернули обратно — дальше береговые братья не заплывают. Теперь опасаться можно было лишь тайфуна или французского корсара, но к счастью, ни того, ни другого нашим героям не встретилось — все два месяца пути до Британских островов прошли без происшествий.

Глава 7

Винсент Гриффитс по утрам вставал поздно. Он любил, проснувшись, поваляться в постели, медленно расставаясь с блаженным чувством уходящего сна. Поднявшись, наконец, с кровати, он помахал руками, потом взял шпагу, раза три взмахнул ею, со свистом рассекая воздух, и сделал несколько выпадов в сторону воображаемого противника. Все это он проделывал больше для очистки совести, чем для укрепления физической формы. Убрав шпагу на место, он самостоятельно оделся, прошел в кабинет и позвонил в колокольчик, чтобы ему внесли завтрак. Минут через десять с подносом в руках в комнату вошла молоденькая горничная в темно-вишневом платье и в маленьком белом переднике. Проходя между Гриффитсом и огромным глобусом, стоявшим посреди кабинета, она едва не зацепила его бедром. Не глобус, хозяина.

— Пожалуйста, сэр, — девушка поставила поднос на письменный стол и долгим вопросительным взглядом посмотрела на Гриффитса.

— Спасибо, Бетти, — поблагодарил тот. — Ступайте, занимайтесь своими делами.

Бетти пожала плечами, вздернула носик, и, покачивая бедрами, быстро направилась к двери, увлекая за собой порыв ветерка. Лица Гриффитса коснулся этот ветерок, в котором почувствовался запах ее волос и юного девичьего тела. Он едва сдержался, чтобы не шлепнуть пониже спинки проходившую девушку.

Бетти была очаровательное юное создание и постоянно строила глазки своему господину, но Гриффитс не имел привычки заводить шашни с прислугой, поэтому, как ни велико было желание, никаких вольностей по отношению к этой девушке себе не позволял. Хотя...

— Бетти! — задержал он ее.

Юная горничная остановилась в дверях и выжидательно посмотрела на хозяина. Поймав ее взгляд, Гриффитс опустил глаза. Нет, не будет он морочить голову этой девочке. Он любит только одну женщину на свете, только одну! И будет ей верен, даже, несмотря на то, что много лет не может добиться от нее взаимности. Конечно, взрослому мужчине в расцвете сил тяжело хранить состояние абсолютной верности, тем более, когда объект искренней любви постоянно посылает тебя к черту. Но для развлечений существуют дамы его круга, не помышляющие втайне стать миссис Гриффитс.

— Будьте добры, Бетти, передайте кучеру, чтобы он готовил лошадей. Я позавтракаю и сразу поеду в контору.

Он сел за стол и пододвинул к себе поднос.

— Хорошо, сэр, — Бетти деланно улыбнулась и вышла из кабинета.

Закрыв за собой дверь, она тяжело вздохнула. Уже скоро год, как она работает в этом доме, и все это время томится ожиданием, когда же, наконец, хозяин сделает ей предложение. А он все не делает и не делает. "Ну и дурак,— бормотала про себя Бетти, удаляясь от кабинета. — Мотается чуть ли не каждую неделю к этой дуре мисс Киссинг. Ну конечно, она — леди, из знатного рода баронов. А сам-то он, господи, разве что богатый. Да еще разбогател каким-то темным способом. Дед его был бедный рыцарь, не снискавший ни титулов, ни богатства. Отец тоже прожил жизнь бедным джентри, он не оставил им с сестрой ни гроша. Вся заслуга миссис Эмили Джоус. Вот я понимаю женщина! Вышла замуж за старенького богача, да быстренько спровадила его в гроб. Завладела его конюшнями, а братца своего, этого Винсента, взяла к себе жокеем. А тот, когда выиграл в скачках Большой Приз, бросил спорт и начал строить корабли. Говорят, он даже плавал капитаном на корабле, и поэтому разбогател, перевозя негров в Америку. Но это все вранье. Просто он поехал в Африку, в колонии, и случайно наткнулся там на алмазные копи. А вообще, даже странно. О предках нашего хозяина мы знаем больше, чем о нем самом".

Так думала Бетти, спускаясь по лестнице и направляясь в конюшню, чтобы передать распоряжение кучеру. Все сведения о хозяине и его семье Бетти почерпнула от поварихи, уволенной несколько месяцев назад. Теперь ее обязанности приходится выполнять горничной, но за это ей удвоили жалование.

Зазвонил дверной колокольчик. Бетти, проходя мимо, открыла парадную дверь. На пороге стоял Оскар Мейкенфрут.

— Доброе утро, милорд! — поздоровалась она.

— Здравствуй, красавица, — поклонился вошедший. — Ты сегодня просто как вишенка, так бы и съел!

Он клацнул зубами возле щеки девушки. Бетти зарделась. Мейкенфрут был частым гостем в доме Гриффитса, она хорошо его знала, но каждый раз фривольные выходки этого человека вгоняли девушку в краску.

— Мистер Гриффитс у себя в кабинете. Я ему сейчас доложу.

— Не трудись, милая. Занимайся своими делами, я сам, — Мейкенфрут направился по лестнице на второй этаж в сторону кабинета.

Гриффитс допил кофе и шагнул навстречу другу, раскинув руки и на ходу дожевывая сэндвич.

— О, здорово, Мейк! Давно тебя не было видно!

Мейкенфрут сухо поздоровался с Гриффитсом, отстраняясь от его объятий. Он остановился возле глобуса, раскрутил его и, рассеянно глядя на мелькающие континенты, сообщил, что есть очень важный разговор, который не должен слышать никто.

— Да у меня, собственно, и нет никого, — простодушно ответил Гриффитс.

— У твоей служанки тоже есть уши.

— Тогда поехали со мной в контору, по дороге и поговорим.

Гриффитс сказал кучеру, что тот ему не потребуется, Мейкенфрут отпустил свой экипаж, и оба джентльмена сели в двуколку, запряженную парой вороных коней. Гриффитс взял в руки вожжи и кнут. Время уже близилось к полудню. Стоял конец апреля, день был теплый и безветренный. В садах вовсю бушевала черемуха и распускалась вишня. Лошади лениво бежали мелкой рысцой по дороге, мощеной гравием.

— Послушай, сколько дает тебе твоя страховая компания, Гриффитс? — спросил Мейкенфрут приятеля.

— Ой, лучше не спрашивай, Мейк! Смешно сказать, не больше пятисот фунтов в год...

— Маловато.

— Да не то слово, это не доход, а сплошные убытки. Но все равно это больше, чем давала судостроительная верфь. Хорошо, что я вовремя ее продал. Корабли сейчас стоят недорого...

— Ты знаешь, мы все сделали ужасную глупость тогда, семь лет назад, когда вернулись в Англию.

— Уже не семь, а почти что восемь, — уточнил Гриффитс. — Да, ты прав. В 1694 году открылся Английский банк, а мы проигнорировали это событие и теперь кусаем локти. Что нам тогда стоило с нашими деньгами вступить в акционеры?! Мы бы сейчас жили на дивиденды и горя не знали.

— Что делать, мы были молоды и неопытны в обращении с деньгами. И вот результат. Скажи честно, сколько у тебя денег?

— Если честно, у меня нет ни пенни. Все съедает дом, жалование слугам, оплата работникам конторы... Я и так уволил повариху, экономку и лакея, продал трех самых лучших лошадей. А все хозяйство на плечах бедняжки Бетти.

— Хорошая девочка. Кстати, все забываю спросить, а откуда она у тебя?

— Ее рекомендовала Мэри. Девушка из простой семьи, но хочет поступить к ней в пансион.

— Разве это возможно? Ведь у нее пансион для благородных девиц.

— За деньги все можно. Вот Мэри и прислала ее ко мне подзаработать.

— А Мэри не знает, что финансовые дела твои плохи?

— Я пытаюсь скрывать это ото всех, я только с тобой откровенен, для остальных — дела мои процветают. Но ты знаешь, с каждым годом мне все трудней удается поддерживать имидж респектабельного джентльмена. Скажу тебе честно, Мейк, я по уши в долгах, и есть вероятность, не равная нулю, что скоро я просто-напросто вылечу в трубу. И час этот уже не так далек...

— Ты член партии вигов?

— Нет.

— Зря. Я лично знаком с герцогом Мальборо. Если хочешь, могу тебя рекомендовать. Для имиджа респектабельного джентльмена это очень неплохо.

— Нет, ни за что. Во-первых, я больше сочувствую тори, хотя с ними тоже никогда не смогу быть. А во-вторых, что мне это даст? Политика меня совершенно не интересует. А виги пустят меня по ветру, равно как и наша достопочтимая ее величество Анна Стюарт и это чертово испанское наследство.

— О чем ты?

— Война! Война с Францией и Испанией неизбежна. Теперь, после кончины Вильгельма III, Гаагское соглашение теряет силу, Анна вступит в войну уже этим летом, а то и раньше, может быть, со дня на день. И твой герцог Мальборо, этот служака, уже бьет копытом, чтобы отличиться перед новоиспеченной королевой в грядущей войне. Французские и испанские корсары начнут топить английские корабли, а мне нечем выплачивать за них страховку! Нечем!!