Хеймскрингла(черновик)

Прибывшие с Мадо профессора, живенько проследив за пальцем молоденького физика , уставились на ту самую химичку, а затем Бабах, он же Трехугольник, не спеша, произнес:— А не могли бы вы, молодой человек, с этого места поподробней?

Вид у девицы действительно был такой, что, пожалуй, она сумела бы претворить в жизнь свои планы и сотворить с физиком то, что обещала и, возможно, не только 3 раза. Рослая, под стать бугаю Треде, с густыми каштановыми волосами, волной разлетевшимися по плечам, прямым и чуть вздернутым носом, большими светло— синими глазами, аккуратным, правильной формы ртом с надменно искривленными полными губами и подбородком с ямочкой, девица держала обе руки на горле одного из биологов, собираясь, видимо, его окончательно придушить и, надо полагать, лишь вмешательство начальницы базы, спасло жизнь этого обитателя лагеря, уже не чаявшего остаться в живых. Заметив, что весь наличный состав профессоров с воодушевлением смотрит на нее, молодая химичка отпустила шею несчастного биолога, таким образом потерявшего свой единственный шанс быть вписанным в анналы истории этой планеты, став первым трупом, закопанным здесь и приняла независимый вид, сунув руки в карман своего халата, надетого поверх униформы — химики прискакали сюда прямо из лаборатории в чем были, впрочем, биологи тоже. Халат, соответственно, плотно обтянул определенные части фигуры своей владелицы, сама же химичка; чувствуя на себе пристальные взгляды начальства, осклабилась гнусно и, досадуя — как не вовремя приперлись профессора, все-таки покраснела.

— Треда, это, конечно, совершенно случайно, не твоя родственница,— неожиданно спросила начальница базы у здоровенного огромного генетика и посмотрела на Треду, — Уж чем-то вы больно похожи?

Генетик стыдливо отвел глаза в сторону: — Ну, моя...

— Я так и знала,— в сердцах бросила начальница базы,— манеры у вас одни и те же.

— Везет же идиотам,— неизвестно кого имея в виду, цинично бросил Трехугольник. Но, заметив нахмуренные брови генетика, сразу пояснил:— Я не о вас говорю, милейший.

— Прекратить,— громко сказала Мадо Ружич.— Куниклада, вы заберете этот контейнер к себе, а вы,— Мадо повернулась к Радину, упреждая возмущение химика,— невезучий вы наш, получите свое в порядке очереди.

В толпе химиков послышался недовольный гул.

— И все! — На повышенных тонах добавила начальник базы, обрывая любые разговоры.— Всем заняться своими делами.

Биологи шустро подхватили, таким путем отвоеванную, емкость с веществом "икс" и быстро сиганули в подземный ход. Недовольные химики, обнаружив исчезновение и конкурентов и вещества, за которое боролись, пошумели-пошумели: -... ну, блин...их... да, тоже... еще догавкаются...— и пошли, угрюмо бурча, заниматься своими делами.

— Жаль,— все еще упираясь взглядом в экран, сказал Лувэн,— какие артисты были. Однако, концерт окончен, комедиантов разогнали.

Глейдер, управляемый Аникой, едва слышно вибрируя, стал медленно опускаться на стоянку. Сидя почти за самой Аникой, Хьюк спинным мозгом почувствовал, что сейчас произойдет.

— Не вздумай,— предупредил он ее.— Садиться на головы всего собравшегося начальства... это чревато.

Даже молчаливые помощники Лувэна, Рима и Клу, истуканами застрявшие в своих креслах, заулыбались, представив себе почтенных старцев с ухоженными профессорскими бородками и большими, прижатыми к груди потертыми портфелями с допотопными, громадными замками, прыскающих во все стороны, из-под днища снижающегося катера. Естественно, эта мифическая картинка ничего общего с реальностью не имела, но как грела сердце двух помощников Лувэна, как и все менеэсы — младшие научные сотрудники — втайне завидовавших всем профессорам. Ни конкретно профессору Куникладе, профессору Хиз Брудо, начальнице базы Мадо Ружич или, вообще, святое — самому профессору Лувэну, а тем, самым, абстрактным, прижимающим старые драные портфели и авоськи с вылетающими оттуда гнилыми томатами. Откинувшийся в кресле Лувэн коротко хмыкнул.

— Идея мне нравиться,— обнадежил Анику геолог,— но есть некоторые трудности Вдруг кто-то из них решит, со временем, стать порядочным человеком, бабушку через дорогу перевести, нищему подать...— геолог на секунду замялся, но никто не заметил этого, этой паузы и продолжил -... танки. Колонна танков из Саламанки.— Лувэн опять запнулся:-... милостыню подаст.— В рубке, каюте, помещении глейдера нехорошо зашевелилась тишина. Еще шоркала ногами Аника, еще ерзал на сидении Хьюк, но уже Клу застыл на своем месте и Рима сьежился в кресле. Геолог, сидя с открытыми глазами, смотрящими в одну точку глазами, снова начал говорить, прерывисто и хрипло:— Над Сеговией огонь... Сбили двух итальянцев... Идут на север... Орудия... пехота... машины. Хуан... много машин...— Лувэн замолчал. В глейдере уже давила на уши тишина. Вся команда взирала на геолога. Стих и шелест двигателя, глейдер давно стоял на площадке и водитель, Аника Луз, бросила свои кнопки и рукоятки, смотря на шефа.

— Лувэн,— осторожно дотронулась до плеча геолога Аника,— что такое Саламанка?

— Какая Саламанка,— произнес вслух Лувэн,— я не знаю, что такое...— Наконец, поняв, что в глейдере стоит полная тишина, геолог замолчал и обвел взглядом лица своей команды — бесстрастные, как древние маски, Рима и Клу, ничего не выражавшие, застывшие лица.., лишь одними глазами наблюдавшие за шефом. Аника, дочь скандального Кихи Латуро. Хьюк, ее брат, он слегка ссутулился, как будто неожиданная смена обстановки, от обычной рабочей суеты; смешков, разговоров, шорохов и шумов, движений рук, ног, тел вдрызг и вдруг сменившихся на колючую вязкую тишину, придавила ему плечи.

— Да, уж,— произнес Лувэн,— бывает... Ну, ладно,— через секунду подытожил он,— проехали.— И тут же, возвысив голос до патетики, сказал:— Нас ждут великие дела, ну и,— тоном пониже добавил геолог,— некоторые настырные люди.

В дверь катера уже действительно начали барабанить. Человеческая натура такова, что по-другому и не может, хоть ты ее колом по голове охаживай — каждый, ведь, из колотивших в дверь прекрасно понимал, а ни хрена сидящим внутри не слышно. И не могут они услышать ничего — звукоизоляция у глейдера полнейшая, а пробить или, там, хоть как-нибудь, заставить вибрировать усиленный ратбеновский пластик сумел бы только что парашютно-десантный полк прыгунов — неудачников, сиганувших вниз, с километровой высоты, в одних кирзовых сапогах и без парашютов и при этом умудрившийся не промазать мимо вышеозначенных дверей и не потерять сапог в воздухе — оно, конечно, трудновато, но жесткость будет не та. Но, так или иначе, в дверь начали поколачивать.

— Лувэн, у вас все в порядке?— громыхнул динамик внутри глейдера. Мадо Ружич, начальница лагеря, сочла паузу после посадки катера, слишком затянувшейся.

Дверь глейдера растворилась и в проеме показалась фигура Рима. Рима держал в руках два больших свинцово-серых контейнера.

— Профессор,— обратилась к Куникладе Мадо Ружич,— не возьмете ли вы на себя труд проследить за распределением груза согласно поданным заявкам?— Не дожидаясь ответа Куниклады, Мадо вручила биологу стопку заявок от заведующих лабораторий, то бишь, от руководителей отдельных проектов...

— Профессор — любимчик Мадо,— высказался, сразу, по этому поводу Трехугольник.

... — Конечно, конечно,— запоздало пробормотал Куниклада, уже держа в руках всученные ему Мадо заявки.

Из закромов на глейдере Лувэна Рима и Клу продолжали выволакивать контейнеры с подлежащим обследованию веществом и ставили их, по очереди, на площадку перед катером. Шесть одинаково овальных, с плоским днищем, тусклых контейнера. Помощники геолога — Рима и Клу — также и охраняли груз.

Хьюк и Аника, один за панелью управления шлюпа, закрепленным на глейдере, а Аника за тем же самым, но в самом глейдере, снимали шлюп с машины для транспортировки его на подземную стоянку. Разумеется, снять шлюп с глейдера можно было и одному, но вдвоем легче — радужная оболочка силового поля, удерживающая шлюп на глейдере исчезла, послышался свист вздуваемых воздушных подушек, шлюп покачнулся и, мгновением спустя, осветившись по периметру, оторвался от катера и поплыл над головами совкающихся по площадке, уже в полусумраке, сотрудников разных лабораторий.

Аника бросила пульт управления глейдера и, развернувшись, вместе со всем креслом к Лувену, доложила:— Шлюп снят, транспортирован в ангар и в данный момент находится на своей стоянке. Глейдер готов к дальнейшей работе или что пожелаете.

— Спасибо, Аника,— сказал Лувэн девушке.— Ты, действительно, хороший техник.

Аника опустила голову, чтобы не видно было вспыхнувших краской щек— подобная характеристика из уст Лувэна много значила. — И... и спасибо тебе за меня и за брата,— уже другим тоном, с ударением на каждом слоге, добавил геолог. — Стоп, а вот этого не надо,— произнес геолог, предчувствуя готовые сорваться с губ девушки слова — я знаю, что говорю. А теперь иди. Дальше я сам.

Начальник базы, Мадо Ружич, свалив возню с "икс"-грузом на плечи Куникладе, аккуратно ступая — иной раз женское брало верх над ученым и тем более начальственным и тогда мадам Ружич одевала вместо униформы юбку, опушенную книзу каким-то экзотическим волокном, блузу, расписанную диковинными узорами и шикарные туфли на каблуках — обошла ряды растянувшихся в очередь по всей посадочной площадке профессоров с их сотрудниками и подошла к открытым дверям глейдера, из которых так до сих пор еще не явился геолог.

— Лувэн, ты здесь?— спросила Мадо, не переступая порог.

— Здесь,— ответил изнутри геолог.

— Я могу войти?— поинтересовалась Мадо, удерживаясь у порога.

— Попробуй,— без особых эмоций, также ровно ответил голос изнутри.

Мадо шагнула в проем двери.

Лувэн криво, как-то, сидел в кресле, вцепившись пальцами рук в подлокотники.

— Лувэн,— попросила Мадо, оказавшись в глейдере и скользнув взглядом по обстановке катера — "Молодец, — подумала начальник лагеря,— никаких свисающих трубок, как у Куниклады или Хиза, забытых карманных компьютеров, валяющихся скафандров, все убрано на свои места"— помоги Куникладе, пожалуйста, с распределением груза, на мальчишку-дежурного надежды мало.

Геолог приподнялся в своем кресле, одновременно жестом приглащая Мадо приземлиться в другое, по соседству и негромко позвал:— Рима... — В открытом проеме дверей тут же показалась бритая голова Рима:— Шеф?

— Помогите профессору Куникладе.

Голова кивнула и исчезла.

Геолог плюхнулся назад в свое кресло и опять сел как-то криво.

— Что ты хотела, Мадо?— тяжело спросил Лувэн.

— Лувэн,— медленно начала красивая женщина в юбке, начальник базы Мадо Ружич, — ты слишком долго молчал после приземления. У тебя есть неучтенный фактор.

Геолог, не спеша, обвел взглядом помещение катера и перевел взгляд на начальницу базы. Светлые глаза Лувэна остановились на Мадо.

— Зачем ты пришла, Мадо?— произнес геолог. — Что ты хочешь, Мадо?

— Все, я все хочу, Лувен!

— Груз, найденный нами...

— Лувэн,— мягко сказала Мадо, — это меня не интересует, это ты расскажешь завтра, на совете. Я о другом.

В глейдере, в который раз, повисла тишина.

— Лувен, — продолжила Мадо,— я это не предполагаю, я это знаю. Ты столкнулся с неучтенным фактором.

— Мадо,— неторопливо произнес геолог.— Зачем тебе это? Тебе это не поможет...

— Нет, нет, не то,— прервала фиолетовобородого мужчину начальник базы. — Ты совсем не то хотел сказать.

В глейдере опять повисла пауза.

— Мадо,— сипя прошептал геолог,— зачем тебе чужая боль?

— Лувэн, Лувэн,— укоризненно опустила завесу слов на профессора начальник лагеря, -мне все надо, я начальник лагеря.

— После меня с этим столкнулся Хьюк,— немного переместившись в кресле, глухо заговорил геолог, -там, на месте падения объекта. Кругом сплошная вода, а его корячит. Человек не меняется, но глаза выдают. Оловянные они, миражи в них. Чужие миражи. А потом слова. Чужие слова. Странные и непонятные. Слова чужих народов, иных времен. Странные слова. И жгучая боль, душевная боль.— Геолог замолк, но тут же продолжил: — Мадо, я уже не знаю, какой мир реальный, тот, в котором я сейчас или тот, в котором я бываю. Может, ты знаешь ответ, Мадо?— неожиданно спросил Лувэн и пронзительно посмотрел на начальника базы. — Нет, конечно, не знаешь, — и геолог опустил глаза.— Человека, как будто мнут, какие-то силы выпускают из него воздух... Не понимаю как, — внезапно сделал вывод геолог, — но уверен, что я связан с этой планетой. Понимаешь, связан с планетой! И этот паренек Хьюк и еще, наверное, кто-то .— Лувэн замолчал.

— На меня накатило при посадке,— сглотнув так, что аж кадык задергался, заговорил дальше геолог.— Я оказался в каком-то месте, в воздухе, в хлипком аппарате, созданном для войны. Сверху на меня падал такой же воздушный аппарат, как и мой. Он горел и за ним тянулся черный шлейф дыма. Я был не один, позади, за моей спиной сидел еще человек. Стрелок-радист и не спрашивай меня, я не знаю, что это значит. Совсем молоденький, мальчишка, стрелок-радист. Хуаном его звали. В меня стреляли. Чужие, с крестами на боках, летающие машины преследовали меня. Кругом жерла пулеметов, бьющие огнем, трассы очередей — спроси лучше у Хьюка — уловив блеск очередного вопроса в глазах Мадо, сказал Лувэн,— он лучше сможет это объяснить — неприятный свист в кабине аппарата, где я сидел — их самолетами называли, эти аппараты, едкий дым горящей изоляции и острая боль в груди, там, где сердце. Потом туман, розовое, с красными подпалинами по бокам, облако и мерзкая темнота. И только бьющая в черепной коробке почти материальная мысль — ... надо сказать, надо обязательно сказать, надо... Я рвусь из мрака и вижу стремительно приближающуюся землю, я тяну на себя рычаги управления, а руки не слушаются. А потом аэродром, тяжелая, мокрая и почему-то холодная куртка, очень холодная куртка. Я пытаюсь обернуться и не могу и уже понимаю, что за спиной никого нет, живого никого нет. Мальчишка-радист давно мертв и к самолету бегут. Я раскрываю рот, роняю тяжелые, трудно дающиеся слова и... все. Я вижу, как тоненькая струйка крови течет у меня по куртке, на пол кабины.— Лувэн опять замолчал.

Начальник базы, Мадо Ружич, вцепившись руками в подлокотники кресла и чуть подавшись вперед, напряженно сидела с полуприкрытыми глазами, храня молчание и сосредоточенно слушая Лувэна. Глаза ее остановились, застыли на одном месте. Наконец, Мадо выпрямилась и откинулась на спинку кресла.

— Лувэн, сколько... — тихо начала Мадо.., звуковой фон — шум голосов, чирканье днищ контейнеров, шлепанье ног и языков, постоянно сопровождавший, благодаря открытым дверям, весь разговор Мадо и Лувэна, вдруг выплеснулся истошным воплем:— Я ть-те покажу "кузькину мать", козел! Да...сам...сам... и профессор мне твой не указ! — Мадо вздрогнула и поперхнулась,— сколько раз это было?

Геолог ответил сразу, словно все время ожидал этого вопроса.

— В первый раз, когда шел на глейдере через Кото к Аруканским горам. Кото это залив. Там, внизу, в воде, что-то мелькнуло забавное и я, чтобы рассмотреть, опустился ниже, почти до уровня воды. Покружил над этим местом, но ничего не увидел и двинул дальше, все также держась у края воды. Меня будто дернуло и я по какому-то наитию поставил машину на автопилот, хотя ходу там было от силы полчаса. И тут нашло. Очнулся я, как потом понял, буквально через пару секунд, но эти секунды стоили жизни, целой жизни в ином мире. Я дрался, кипел страстями, любил, до жути, страшно, отчаянно любил, страдал, строил дом..., в общем, я прожил целую жизнь там. За целую секунду целую жизнь. Это было дико, непонятно и оглушающе.