— Господин подполковник, — зарыдал он, протянув ко мне руки. Я же бесстрастно глядел на него. — Пощадите. Я... — чего он ещё там хотел сказать, меня не интересовало, поэтому я просто остановил его жестом. Он мгновенно заткнулся.
— Меня не интересуют твои оправдания. — Жестко ответил я. — Тем более я в курсе всех твоих дел. Твои преступления заслуживают самого сурового наказания. И будь моя воля, сегодняшний день стал бы последним днём твоей жизни. — Йокки испуганно затрясся, со страхом глядя на меня. Я встал с кресла и немного прошелся по кабинету размышляя. Затем я повернулся к нему. — Однако я не настолько жесток, как обо мне говорят. Пожалуй, я дам тебе шанс.
— Спасибо, спасибо, — обрадовано закивал Йокки. Я лишь хмыкнул, уж очень оптимистично он был настроен.
— Я вижу ещё не все потерянно, — сказал я, и на мое лицо наползла улыбка. — Ты ещё можешь исправиться.
— Да, сэр, я исправлюсь, — продолжил он кивать. — Я больше не буду красть.
— Твое стремление похвально, мой друг, — сказал я елейным тоном. — И ещё более похвально то, что ты не стал предлагать мне взятку, как ты всегда поступал в подобных случаях раньше. Если бы это произошло, ты бы уже умер. — Мои слова заставили лейтенанта в очередной раз побледнеть. — Но есть ещё кое-что, что ты можешь сделать, чтобы показать свое раскаяние.
— Что я могу сделать? — с готовностью сказал он. — О да, — подумал я. — За свою шкуру ты наизнанку вывернешься. Хорошо пробрали тебя мои слова.
— Садись, — казал я ему на стол. — И пиши.
— Что писать? — с удивлением спросил он меня.
— Всё, — ответил я ему. — Ты признался в своей вине мне устно. Теперь же стоит это сделать письменно. В своем признании не забудь указать все факты нарушения законов. Если ты что-то утаишь, то, когда всё всплывёт... Не если, а когда! — уточнил я, многозначительно на него посмотрев, — ...мне будет сложно заступиться за тебя.
— Х-хорошо, сэр, — ответил Йокки нервно сглотнув. И он начал писать. Писал он долго, листов было много. И каждая страница была интереснее предыдущей. Когда он закончил, я забрал его опус и передал Виктору, чтобы он убрал его.
— Отлично, Йокки. — Улыбнулся я ему. — А теперь вы можете отправляться собирать вещи. На время следствия вы будете находиться в Восточном городе. И я настоятельно рекомендую не покидать его. Это же касается и твоих подчиненных, всех подчиненных. Тем двум пьяницам, что сейчас спят внизу, сообщишь сам. У меня нет желания тратить на них свое драгоценное время. Послезавтра в полдень вы должны быть в Восточном городе. Вам всё понятно.
— Да, сэр, — потерянно сказал Йокки. Я не оставил ему выбора.
Когда в шесть часов рабочие собрались перед администрацией я объявил им о кадровых перестановках. Люди были обрадованы. Наконец кто-то позаботился о них. Я назначил Халлинга управляющим так как он специально учился этому и то как он управляет гостиницей показало что необходимый навык у него есть. Да и авторитетом среди рабочих он обладал немалым.
В этот же вечер в гостинице состоялась вечеринка по поводу смены руководства. И меня бы носили на руках, если бы не мой прозрачный намек о нежелательности этого. Желая выразить мне свое уважение, шахтеры налили мне большую кружку пива. К этому времени Виктор уже успел выпить несколько таких, и был в весьма веселом расположении духа. Я не стал отказываться от того, что предлагали. Но вместо того, чтобы сходу выдуть всю посудину, я решил растянуть удовольствие. Пиво оказалось довольно неплохим и не особо крепким, хотя моему юному телу и этого вполне могло хватить.
Отойдя в тихий уголок и смакуя напиток, я наблюдал, как гости один за другим отрубаются. Тут ко мне подошел Халлинг. Хотя праздник длился довольно долго, он, судя по всему, особо не налегал на алкоголь.
— Хочу ещё раз поблагодарить вас за то, что вы для нас сделали, сэр. — Сказал он мне. Я остановил его жестом.
— Не надо, Халлинг. — Сказал я ему. Затем указав на стулья, жестом предложил ему присесть. — Я понимаю, каково вам было. То, что я сделал — моя обязанность. Я знаю, что вы не совершите тех ошибок, что совершил Йокки, находясь на этом посту. И, кстати, вы можете называть меня Эдвард, во всяком случае, в неофициальной обстановке. Всё-таки я вам в сыновья гожусь.
— Спасибо ещё раз, подпол... Эдвард, — сказал Халлинг. — Так непривычно. Вроде и военный, и государственный алхимик, а...
— Ребёнок, — хмыкнул я. — Удивлены? Впрочем, так уж получилось. — Тут я заметил, как он покосился на пиво в моей руке.
— Ты уж извини ребят, — сказал он. — Они от избытка чувств. Кстати, это ведь вторая кружка.
— Ничего, я меру знаю, — ухмыльнулся я. Затем я приподнял кружку. — К тому же, в Ишваре без этого было нельзя. Никакие нервы не выдержат. Война не делала разграничений по возрасту и полу. Там были все равны. — Я посмотрел на пиво и залпом допил его. — Ладно, не буду загружать вас тяжелыми воспоминаниями. Завтра утром мне на поезд, так что пойду.
— Доброй ночи Эдвард, — кивнул он.
— Доброй, — ответил я.
* * *
Утро добрым не бывает. Особенно с похмелья. И если я держался более менее достойно, то Виктор страдал тяжело. После утреннего моциона, я спустился вниз. Народу было немного. Хозяйка быстро дала мне завтрак. В середине трапезы я заметил, как Кайл буквально пожирает меня глазами, но не решается подойти. Встретившись с ним взглядами, я глазами указал ему на стол. Поняв мой жест, он присоединился ко мне.
— Тебя ведь Кайл зовут? — спросил я его.
— Да, сэр. — Ответил он. Я же поморщился.
— Давай неофициально, а то мне уже тошно сэр, сэр. — Сказал я ему и улыбнулся. — У меня ведь и имя есть. Эдвард. Всё-таки, мы — ровесники.
— Но ведь... — смущённо начал он, а затем до него дошло, и он улыбнулся мне в ответ. — Хорошо, Эдвард.
— Я заметил, что ты хочешь меня что-то спросить? — сказал я.
— Эдвард, вы ведь... То есть, я хотел сказать, ты ведь алхимик, да? — растерянно спросил он. — То есть, ты алхимик, вот! — Похоже, у паренька проблемы с выражением собственных мыслей, — подумал я. — Тяжёлый случай. — То есть я хотел сказать, ты — государственный алхимик! Я, это, хотел узнать, ты ведь, наверное, знаешь... — я смотрел на него внимательным и серьезным взглядом. Я не понял, чего он от меня хочет, но его построение фраз говорило о важности этого вопроса для него. — То есть, я хотел сказать, вы... ты учился алхимии?
— Кажется, я тебя понял, — улыбнулся я. — Ты тоже хочешь стать алхимиком, так? — мальчик облегченно кивнул. — И ты, наверное, хочешь узнать, как лучше учиться ей или что-то другое?
— Просто, ты такой крутой алхимик. — Сказал он. — В газетах тебя описывали как какого-то супергероя. Я поначалу не верил этому, думал обычная газетная утка. Но, когда ты восстановил нашим инструменты, а потом укрепил одну из шахт... Сэр, я хочу стать таким же алхимиком как вы. Я хочу помогать людям.
— Ты хочешь стать простым алхимиком или государственным алхимиком? — решил уточнить я.
— Ну, быть государственным алхимиком, наверное, круто, — подумал мальчик. — Но, я не хочу убивать людей. Простите, сэр.
— Тебе нечего стыдиться, Кайл, — грустно улыбнулся я. — По правде говоря, ни одному из государственных алхимиков не нравиться убивать людей при помощи алхимии. Алхимия должна служить людям.
— Но почему тогда в Ишваре... — решил спросить он.
— Такой был приказ, ответят многие алхимики, — ответил я. — Я же скажу, что там были солдаты с оружием, которые воевали против Аместриса. Я ещё не был на государственной службе, когда они напали на мой родной город и собирались убить мирных жителей. Мне пришлось выбирать. Защищать мирных жителей убивая других людей или с позором сбежать, позволив тем кого я знал чуть ли не с рождения умереть. Я выбрал первое, поэтому я и стал государственным алхимиком. Я знал, на что подписался, когда надевал эту форму. Но поверь, Кайл, — я внимательно посмотрел на него. — Быть хорошим алхимиком не значит быть государственным алхимиком. Чтобы помогать другим, не нужно носить военную форму и выполнять приказы. Так что, я не осуждаю, а, наоборот, рад твоему желанию.
— Сэр, а вы можете научить меня алхимии? — наконец решился мальчик. — Просто, папа говорил, что у меня есть талант.
— Хм, а почему ты считаешь, что из меня получиться хороший учитель? — спросил я его с интересом.
— Ну, просто... — мальчик видимо не знал, почему именно он выбрал меня.
— Ясно. — Ответил я. — Давай пока оставим этот вопрос. Сейчас ближайшие месяца три я буду занят. А вот потом вернемся к этому вопросу. За это время, выучи основы. Твой отец сможет подсказать кое-что, всё-таки он когда-то учился алхимии. — Тут мне пришла в голову интересная мысль. — Подожди-ка меня тут, Кайл, я быстро.
Поднявшись наверх, я порылся в чемодане и достал пару книг. Это были "Основы алхимии" в двух томах. Книги моего авторства. Кстати, они были очень популярны среди алхимиков Аместриса, так как включали в себя более упрощенную теорию, помогая глубже и яснее понять алхимию. Спустившись вниз, я передал мальчику книги.
— "Основы алхимии", — прочитал мальчик. — "Эдвард Элрик". Погоди, это твои книги?
— Да, тут более менее простым языком описываются законы алхимии. — Пояснил я. — Думаю, эта книга поможет тебе в самом начале. Считай это подарком.
— Спасибо, — просиял мальчик. Он прижал их к себе как сокровище.
— Изучи их хорошо, — наставил я его. — У тебя три месяца.
— Хорошо, сэр, — крикнул он и убежал, видимо, в свою комнату.
* * *
Проверка в Восточной Зоне показала, что чиновники зарвались. Причем не просто зарвались, а зарвались капитально. Случай с Йокки оказался не самым вопиющим. Абсолютно во всех городах этого горнопромышленного пояса, вставшие у руля "офицеры" показали себя не просто с худшей стороны. Тридцать четыре города, в которых ситуация одна хуже другой. Собрав полный отчет и арестовав всех "управляющих", и назначив на их места толковых заместителей из местных, я передал все материалы дела Генералу Груману. И если Йокки и еще парочка управляющих отделались лишь небольшими сроками, а их подчиненные увольнением из армии, то остальные получили гораздо более серьезные сроки, а пятеро даже высшую меру наказания. Профессиональные военные прошедшие Ишвар и теперь наполнявшие Восточный Штаб под началом Грумана не собирались терпеть такое отрепье в своих рядах. После моей самостоятельной проверки, Груман инициировал подобные по всей Восточной Зоне. Несколько сотен промышленных городков и поселков были проверены и в большей части из них сменилось руководство. Кто-то отправился в тюрьму, а некоторые на плаху.
Естественно такая инициатива востока не могла быть не замечена в Центре, а потому, спустя четыре месяца я уже сидел в поезде едущем в столицу. Как главного инициатора проверки и глобальных перестановок на Востоке, Груман сделал меня козлом отпущения и отправил к Фюреру. Хотя, судя по слухам что бродили в штабе в день моего отъезда, моя инициатива легла на благодатную почву и поговаривают что подобные проверки теперь пройдут по всей стране. Хотя я особо не полагался на слухи. Как правило все что касается нашего Фюрера, может быть подвергнуто сомнению. Тем не менее я решил заранее подготовить материалы как о причинах подтолкнувших меня начать проверки, так и об их итогах и о тех выводах что я сделал в их результате. Материала было немало и занимало несколько папок скоросшивателя, которые занимали весь мой портфель. В основном это были сжатые выкладки, так как Центр не запрашивал какие-то дополнительные документы. Все что они запросили было отправлено курьерским поездом еще полторы недели назад, а потому я чувствовал себя более мене подготовленным, хотя и не расслаблялся, понимая, какое у меня командование.
Прибыв в Централ я сразу отправился в штаб, планируя остановиться в гостинице уже вечером. Хотя, если говорить честнее, я надеялся повстречать в штабе капитана Хьюза. Зная его характер, он обязательно пригласит меня заночевать у них дома и Гресия будет только рада моему визиту. Уж очень сильно мне нравилась эта семья. Хотя я с ней в полном составе виделся только один раз, на свадьбе, я видел какие чувства испытывает Маэс к своей супруге. Эта чистая незамутненная любовь, полная романтики. Уверен их дочка, а в этом я уверен на сто процентов, иначе бы не спорил с Огненным на его алхимию, будет прекрасной девочкой.
С вокзала до Штаба я добирался пешком, наслаждаясь прогулкой, пусть даже и с чемоданом в руках. Прохожие косились на меня, но никто не выказывал недовольства. Вообще, издали люди меня как правило принимали за кадета военного училища. Такие были как Централе, так и в главных городах страны. Вот только стоило им приблизиться и увидеть погоны подполковника, как всякий интерес ко мне пропадал заменяясь страхом. В армии Аместриса был только один такой молодой офицер, которого обыватели называли Жнецом. Но все-таки в этот раз на улице людей было не так много, а потому я особо не привлекал внимания. Наконец, спустя полчаса я дошел до штаба и предъявив на входе документы, без проблем прошел внутрь. Видимо дежурные были предупреждены о моем приезде вышестоящим начальством, а потому мое появление не вызвало у них ажиотажа. Если конечно не считать излишней внимательности ко мне. Впрочем, все было в умеренной степени, моя репутация спасала меня от излишнего внимания к моей персоне. Единственное что меня задержало на проходной, необходимость сдать вещи в камеру хранения чтобы не таскаться с ними по Штабу.
Поднявшись в Штаб и пройдя в нужный кабинет, я предстал перед самим Фюрером. Он затребовал меня сразу к себе. Вытянувшись по стойке смирно я стоял перед верховным правителем страны. Кинг Брэдли внимательным цепким взором своего единственного глаза осматривал меня, будто проверяя не затаился ли внутри меня шпион. Или же не задумал ли я предать наше великое государство Аместрис во имя каких-либо своих бессмысленных целей или в силу своей юношеской горячности и глупости. Во всяком случае, именно такое ощущение невольно закрадывалось ко мне в мысли, пока Фюрер осматривал меня. Конечно же все это было лишь плодом моего богатого воображения и Брэдли просто преследовал какие-то свои цели, молча смотря на меня в течение пяти минут. Но увидев, что я по-прежнему остаюсь невозмутим, ожидая когда командование даст мне слово, Брэдли предложил мне садиться. Не став спорить я последовал его предложению-приказу. Порой он предлагал так, что иначе как приказ его слова трактовать было нельзя и сейчас был как раз такой случай. Чтобы ослушаться его надо быть либо очень смелым человеком, либо иметь за спиной весьма весомые аргументы в доказательство своей правоты. Именно таким человеком был Кинг Брэдли, и у меня не возникало и толики желания идти с ним на конфликт.
— Может быть, чаю, Эдвард? — спросил он меня. Когда он того хотел, Фюрер мог быть весьма мягким в общении. А ко мне он порой относился с некоторым пиететом, будто я не подполковник армии Аместриса и государственный алхимик под личным командованием Фюрера, а всего лишь десятилетний мальчишка, что тоже было правдой. Вот только еще ни разу я не повелся на его теплоту, по-прежнему придерживаясь официальной формы общения с ним. Можно даже сказать, что для Брэдли заставить меня проявить свою детскость стало какой-то своеобразной игрой, и вся моя серьезность смешила его. Впрочем, могу с уверенностью сказать, что когда дело дойдет до действительно серьезных вещей, он оставит всю свою напускную веселость и покажет свое истинное лицо жесткого и волевого человека, способного принимать тяжелые и необходимые решения.
