Время Обречённых-2

Он кивает и достаёт бинокль.

— Щас, Елисей, мы по ним влупим... Да так влупим!

— Тогда я к Лутошкину. Не хочу пропустить ответственный момент. Мы начнём после двух твоих очередей. Думаю, этого будет достаточно.

— Да, достаточно, — соглашается Божедаров.

Я и Незагоров скатываемся вниз, а навстречу нам наверх взбегают старший фейерверкер Николин и бомбардир, фамилию которого я не успел запомнить, он был из числа самой последней партии пришедших в бригаду резервистов, когда нас перед войной разворачивали до полных штатов. Ну, ничего, дал я себе зарок, со всеми ещё обзнакомлюсь.

Мы бежим, пригибаясь, к первому взводу. Впереди трескотня, рвутся гранаты, звучат выкрики. Пробегаю 'лысое' место, где трава по щиколотку, и ныряю в заросли, доходящие мне по грудь. Ближайший боец показывает рукой где залёг Три 'Л', петляю по смятой траве и натыкаюсь на поручика. Лутошкин, завидя меня, улыбается.

— Пора поднимать взвод в атаку, Елисей, — в его голосе смесь вопроса и требования.

— Погоди, Лёня. Миномётка сейчас две очереди поддаст...

— Понял. Ждём...

Мины заурчали у нас над головами и стали шлёпаться по ту сторону насыпи. Бахнули один за другим девять взрывов, не сильно громкие и не шибко опасные, если ты укрыт в окопе. Но поляки не в окопах, для них сейчас и 850-граммовые малютки очень опасны. Прогрохотала и вторая очередь. Я вскочил, передёрнул затвор СВТэшки и оглядел ближайших бойцов. И совершенно буднично, словно объявляю построение на утренний развод, командую:

— Господа небесные гренадёры, в Атаку!

Подскочил и Три 'Л', рявкая 'первый взвод в атаку!', вскочили и отделённые, поднимая своих бойцов.

Мы несёмся к насыпи, орём 'УРА!', а по нас не стреляют. Взлетаем к рельсам и вот тут началась обоюдная пальба, да такая пальба, что первые секунды не различить отдельных выстрелов. Падают сражённые гренадёры, падают и поляки. Я сигаю вниз перекатом, с колена трижды всаживаю пули в подозрительный островок непримятой травы. А Незагоров за моей спиной садит две длинные очереди. И вновь звучит 'УРА!', меня обгоняют солдаты и с разбега ныряют в заросли.

Вскакиваю и пытаюсь не отстать от бойцов. Несёмся с Незагоровым в сплошной зелёной поросли, отстранёно замечаю, что тут много иван-чая, вымахавшего выше меня на голову.

Кто-то невидимый стреляет по нас, ординарец в ответ даёт короткую. Попал или нет, неясно. Выбегаем на затоптанное пространство, за которым трава не так густа и всего лишь по пояс.

— Командир! — предупреждающе орёт Незагоров.

Не отвечаю ему, некогда. На нас бросились двое, я даже не успеваю удивиться как они так ловко смогли в траве спрятаться. Прытко так вынырнули из зарослей и, горланя дурным ором, пытаются нанизать нас на штыки. Удар, нацеленный мне в грудь, встречаю дальним концом цевья и увожу вражий штык в сторону. Поляк набрал скорость и я машинально отклоняюсь вбок. Мой поединщик успевает развернуться и уже готовится всадить штык мне живот. Свой штык я не надел, но жалеть об этом некогда. Палец нажимает на спуск. Выстрел. Враг оседает и заваливается лицом вниз. Только теперь я замечаю погоны хорунжего.

— Укокал... — сообщает Незагоров малость пришибленным голосом.

Я вижу как он подбирает автомат и ищет обо что бы вытереть бебут. Затем быстро обыскивает своего мертвеца, потом моего и говорит:

— А патронов-то у них... нету.

Пальба вокруг постепенно стихает. Выстрелы ещё звучат, но всё реже и реже. Мы идём вперёд, поверх травы видны нашенские десантные каски, встречаем сильно хромающего рядового Климантовича из взвода Лутошкина, он смотрит на нас и выдаёт улыбку.

— Куда угодило? — спрашиваю у него, присматриваясь — раны не видно.

— Да пуля в бёрку(*), — Климантович морщится. — Распанахала, зараза, сапог... Хорошо, кость целёхонька.

— Что ж ты не перевязал?

— Да терпимо, господин ротмистр... И подсумок, в котором медпакет, там за насыпью бросил.

— Балда... — Незагоров качает головой.

Климантович в ответ ему чмыхнул носом.

— Ступай к насыпи, — даю ему распоряжение. — Скоро до нас санитары доберутся.

— Есть, к насыпи, — гренадёр опирается на винтовку как на шест и ковыляет дальше.

А я надеюсь, что батальонный медвзвод и в самом деле скоро объявится. И не плохо бы получить поддержку от иного комбатовского хозяйства — пулемётного взвода максимов и батареи 82-мм миномётов. Но времени дожидаться их нету.

Опять смотрю на часы. Посланный за взводными и вахмистром, Незагоров разыскал всех очень быстро. Подтянулся и Витя Божедаров. Справляюсь о потерях. У Лутошкина четверо чёрных и три красных, у Тучкова 9-го лишь красные — пятеро, все лёгкие, у Космацкого тоже только красные, их семеро, трое из них тяжёлые. У миномётчиков без потерь. Что ж, кто-то на моём месте возможно сказал бы, что мы легко отделались. У меня же на сей счёт другой взгляд: поляки неплохие вояки, но уступают нам в выучке, да и оружие у нас получше — тоже немаловажно. Рота пленила тридцать шесть нижних чинов и хорунжих. Хорунжий у поляков — это по-нашему унтер-офицер, не то что у наших казаков. Из пленных почти все ранены. Да ещё десятка два ляхов удрало с поля боя, причём не в панике, а с оружием, выполняя приказ на отход.

— Кузьма Гурьевич, организуй сбор трофеев. Брать только гранаты, остальное без нас потом соберут. И смотри, чтоб бойцы время не тянули.

— Слушаю, господин ротмистр! — козыряет вахмистр.

— И ещё... пленных обыскать и расположить подле места сбора наших раненых, пусть лёгкие тоже посматривают. От каждого взвода отрядить по бойцу в охрану.

Взводные молча кивают.

— Оно и правильно, господин ротмистр, — заверяет меня Никоноров, пользуясь, с моего позволения, своим совещательным статусом. — Пущай раненые тоже доглядают. А пленным мы всё как положено сделаем, изымем ремни, да не токмо поясные, а и брюшные. Тута смотреть не надо, что они тоже обранены, мало ль чего — да швыть в бега! А ежели портки спадают, не больно-то побегашь.

— Выполняйте, вахмистр, — киваю я ему.

Никоноров салютует и растворяется в высокой траве.

— Господа офицеры, — обращаюсь я к своим взводным, — подразделениям на всё про всё две минуты. Больше двух минут дать не могу. Выдвигаемся к станции в прежнем боевом порядке. Авангарду иметь пулемёты, — я смотрю на Три 'Л', он отрывисто кивает. — Миномётной батарее держать дистанцию сто сажен позади и выделить в арьергардный дозор двух бойцов. Если вопросов нет, разойдись!

Я остался один. Хотя нет, конечно же, не один, мой верный ординарец остался при мне. Зазвучали команды, по полю началось суматошное, на первый взгляд, брожение. Но вот гренадёры двинулись к городу, растянувшись поотделённо цепями, впереди авангард, по сторонам группы охранения.

Город у нас, можно сказать, перед носом — сажен чуть более двухсот до первых домиков. На ходу рассматриваю его в бинокль. Частный сектор с аккуратными заборчиками, выкрашенные в красное и зелёное крыши, во двориках садовые деревья. Немного дальше начинаются одно— двухэтажки удручённо серых тонов. Здание вокзала пока не видно, но хорошо просматриваются длинные деревянные строения, характерные для депо. Они стоят со времён государя Николая II-го, а может и со времени Александра III-го. Железнодорожная сеть — это наследие, доставшееся полякам от Российской Империи, или, как пишут их ушлые газетчики, от москальских оккупантов.

Меня занимает мысль о Судве, эта деревенька у нас за спиной в каких-то ста шестидесяти саженях. Потому и наказал Божедарову выделить дозор, мало ли, вдруг там в деревне кто-то на постое расквартирован. Но пока что за спиной тихо, надеюсь, тишина сохранится и в дальнейшем. А в городе продолжается бой, я вижу, как вдалеке над домами тянутся чёрные дымы, что-то там горит, наверное что-то деревянное.

И вновь стрельба впереди. Три 'Л' вывел авангард к частному сектору и оказалось, нас уже поджидают. Рота стягивается в тугую пружину, готовясь к удару. Батарейцы разворачивают огневые позиции, к авангарду спешит артразведка — с буссолью наперевес бежит старший фейерверкер Николин, от него не отстают два канонира из батарейного взвода управления.

Дальше события понеслись вскачь. Передовой взвод опрокинул выставленный поляками заслон и ушёл малыми группками вглубь улочек. Второй и третий взвода наступают за лутошкинцами, вламываясь в домики, обыскивая и их, и сараи. Странно даже, никто не стреляет по нас из окон и никто не прячется за спиной мирных жителей. Я и Незагоров забегаем в дом, в который только что вломилась группа бойцов. Дверь нараспашку, замок сорван. Внутри же никакого погрома, как я было подумал. Обитатели — молодая деваха и три престарелые женщины, смотрят на нас несколько пришиблено, но без страха. В соседней комнате раздаётся звук битой посуды, во всяком случае так мне показалось. Настороже заглядываем в комнату, на постели лежит молодой парень с бледным лицом и отрешённо смотрит куда-то сквозь нас. Раненый? Подхожу, сдёргиваю одеяло. Он в споднем, живот перевязан, на боку пятно крови. На шее свежая ссадина, руки грязные, под ногтями черно. А бинты свеженькие, как и пятно. Когда ж это они успели его сюда затащить, раздеть и перевязать? У подоконника застыла десятилетняя девочка, хлопает, глядя на нас, ресницами и не знает как реагировать на наше появление. Под ногами у неё разбитое блюдце.

— То мой сын, пан офицер, — в комнату вошла одна из женщин.

— Врёт... — Незагоров смотрит на неё с недоверием.

— Пшепрашем? — вопрошает полька.

А я пожимаю плечами, мне, собственно, неважно, врёт она или нет. Наверное, в её понимании, укрывательство не просто солдата, а сына — веское оправдание. Наивно. Ну да Бог с ней, с этой её наивностью.

— Простите за беспокойство, — отвечаю женщине и показываю ординарцу на выход.

Полька облегчённо вздыхает, шепча что-то вроде 'хрони вас Матка-Боска', и отшагивает в сторону, освобождая проход. Мы насквозь проходим дом, в последней комнате распахнуты окна и следы от сапог на подоконнике. Молча вылезаем в окно и бежим через огород к забору.

Бой уже идёт за депо и вокзал. Наше появление, как выяснилось, стало для гарнизона неожиданным. Похоже, здешний командир излишне полагался на тот сбитый нами заслон. Или всё дело в отсутствии у противника резервов? Мне и без бинокля видно, что поляки в отчаянном положении. Взвод Лутошкина выбил их из удобных позиций одним неудержимым наскоком. Остальные взвода растеклись в окрест и ведут перестрелку отовсюду, откуда только можно. Из-под вагонов, из-за рельс, да укрываясь за деревьями. Всюду брошенные ящики и тела убитых, на сходнях у ближнего ко мне состава застыли наполовину выгруженные 75-мм пушки с коротковатыми стволами и большими щитами, как у наших стареньких трёхдюймовок Барановского. Слышен стрёкот невидимого мне Викерса-Бертье, голос этого британского пулемёта я запомнил намертво ещё в Испании. Где-то впереди стали рваться мины, Викерс-Бертье замолк и тут же застрочил дегтярёв, а за ним и второй, и третий. Всё-таки хорошо, когда в роте аж шесть ручников.

Появляется вахмистр Никоноров, весь по пояс в грязи, лицо тоже в грязных разводах, а вот касочка на удивление чистенькая.

— Дозвольте обратиться, господин ротмистр, — выпаливает он.

Я киваю.

— Нашёл я, значит, одну лазейку. Как есть, обходная и скрытная. Можно аж до вокзала прям с тыла пройти. То-то шороху наведём, а?

— Добро... — махаю рукой направление. — К Космацкому!

И мы бежим к третьему взводу. Над головой вахмистра прожужжала пуля, заставив его процедить пару ядрёных матюков. Никоноров вообще-то не матершинник, у нас в полку матершинников по пальцам пересчитать, да и тех пристыживают, а они со временем отвыкают. Но бой есть бой, тут у любого словцо покрепче вырвется. В бою бывает, что одни только матюганы звучат.

Андрюшеньку Космацкого я нахожу под товарным вагоном. Он усердно выцеливает СВТэшкой и, сберегая патроны, старается стрелять наверняка. Его бойцы ведут перестрелку с засевшими на вокзале поляками. Эх, Андрюшннька! Ну ровно простой гренадёр, чёрт подери!

— Одной лишь перестрелкой мы победы не добудем, — говорю ему, присаживаясь с ним рядышком, да привалясь спиной к вагонному катку.

— Так точно, не добудем! — Космацкий немного растерян и, кажется, готов хоть сейчас в одиночку пойти на сотню врагов, чтоб посшибать их своими кулаками-молотами как манекены для штыкового боя. Видал я, как Андрюшенька показывал новобранцам премудрости владения штыком, от его удара насаженный на вкопанный столб манекен вмиг слетал наземь. Это ж сколько силушки у него в руках?

— В общем так, Андрей, — я сдерживаю раздражение, — впредь голову не теряй. Взводом управлять надо. А у тебя сейчас каждый боец сам по себе...

— Виноват...

— Уж очень увлёкся, да?

Подпоручик раскусил моё пришучивание и, покраснев, улыбнулся. Я глянул на вахмистра и ординарца, те затихли рядом, изображая что немы и глухи. Ничего, при них можно, они оба с понятием. При других бойцах наставлять Космацкого я не стал бы.

— Антоха, давай сюда Тучкова и Лутошкина. Пулей! — и поворачиваюсь к Космацкому. — Зови отделённых командиров.

Первыми появились унтер-офицеры, взводных пришлось ждать несколько минут. Впрочем, это даже быстро, учитывая разброс взводов. Я всматриваюсь в лица и с удовлетворением отмечаю одну на всех жажду поскорей довести до конца наше сегодняшнее дело. Ставлю задачу:

— Противник выбит из депо и откатился к зданию вокзала и прилегающим постройкам. Поляки, судя по всему, ждут, что мы станем вышибать их оттуда фронтальным штурмом... Приказываю... Третьему взводу оттянуться с позиций, сосредотачиваясь во дворе вон тех, — я показываю рукой, — домов. Туда же вынести раненых, поставив лёгких в охранение. Второму взводу сместить боевую линию, заняв покидаемые позиции третьего взвода. При смене следить за противником, дабы своевременно обнаружить контратаку буде оная последует. Первому взводу растянуть боевую линию, заняв частью сил позиции второго, и не ослабевать наблюдение за прилегающими улицами. Последующая задача взводам: первый и второй приковывает на себя внимание противника, демонстрируя подготовку к штурму, третий взвод обходит вокзал и наносит удар с тыла. Проводчиком назначаю вахмистра Никонорова. С началом атаки третьего взвода, вокзал атакуют второй и первый. Три минуты на перегруппировку. Время пошло, господа.

Я намеренно не вызвал Божедарова, у миномётчиков выстрелов в обрез, а лупить навесом по вокзалу, да ещё таким калибром — бессмысленно. Поддержка миномётов мне понадобится, если роту попробуют обойти присланные сюда резервы поляков. В этом случае экономить мины уж точно не придётся.

Тянутся минуты. Третий взвод ушёл, остальная рота продолжает перестрелку. Поляки особо не высовываются, мелькнут в окнах, стрельнут и обратно за стены. Толку от их стрельбы никакого. Самая опасность от стрелков, залёгших в укрытиях у зданий, этих заметить трудно — лежат себе тихо и не дёргаются. Через несколько минут замечаю поручика Божедарова, он со снятым с треноги дальномером залёг среди солдат второго взвода. И вот заговорили миномёты. Одиночная мина упала с недолётом перед вокзалом. Через полминуты тоже с недолётом, но уже куда ближе упала вторая мина. Третья разорвалась у пробитого пулями газетного ларька, практически под самым фасадом. Батарея дала залп, накрывший часть залёгших у вокзала стрелков. И сразу за залпом затарахтели далёкие голоса дегтярёвых, затрещали винтовки и забухкали гранаты. Взвод Космацкого начал штурм вокзала с тыла. Этого я и ждал.