1701-Депрессия

Он задумался.

— Смерть, конечно же.

— Вот именно. Рана в голову — самая опасная. Поэтому шлем — спасти может много жизней — а уж как выглядит... хорошо выглядит тот, кто побеждает, во что бы он ни был одет. Побитого же никакая каска не украсит. Пусть петушня перьями украшается. Эта каска может выдержать попадание любой пули или картечины. А теперь вот это, — я поднял бронещит, — щит стальной, противопульный. Прочный, надёжный. Попробуйте на вес.

Офицер взял его, взвесил в руках.

— С таким много не повоюешь.

— Оно и понятно — кто щит несёт — с мушкета стрелять не может. Но смысл в другом — в ходу у нас линейные построения — полками, шеренгами, посему первая шеренга ловит от врага пули и картечь — враг просто игнорирует это — первая шеренга и должна идти под пули. Давай проведём натурные испытания и потом посчитаем. Может быть я и ошибаюсь. Пойдём туда, строй роту.

* * *

В конце поляны у стены стояли манекены из дерева, две группы по тридцать человек — три шеренги по десять манекенов в ряд. Половина была оснащена щитами, касками, вторая половина — в форме шведских солдат.

Офицер скомандовал солдатам идти строем, и я показал, куда встать — строй солдат отошёл на сто тридцать шагов. Офицер громко скомандовал выстроиться напротив линии. Солдаты были вымуштрованы отлично и действовали как положено.

Патронташи и новые мушкеты у них уже были. Через полминуты ружья зарядили и грянул залп. Облако сизого дыма унесло ветром. Я наблюдал в бинокль.

— Что теперь делать? — спросил у меня офицер, перестав громогласно раздавать команды.

— Нацелься в бронированную шеренгу и стреляйте. Чтобы все отстрелялись.

— Понял. Начинаем.

Выстрелила первая шеренга и встала на колено — следом выстрелила вторая, тоже встали на колено, и так дальше, пока не отстрелялись все.

— Стоп огонь, — махнул я рукой, — пойдём, Юрий Ефимыч, посчитаем сколько попало.

Первыми осуществили подсчёт попаданий по небронированным целям. Я записывал в блокнот.

— Сколько получилось? — Юрий Ефимович смотрел, как я маркером отмечаю места, где пули явно попали в древесину.

— Пятьдесят два попадания.

— Хорошие мушкеты, точные.

— Можно добиться большей точности. Пойдём посчитаем сколько попаданий на других мишенях.

Пришлось их раздеть — манекены были одеты в форму, её разрезали острыми ножами, сняли щиты и каски, отбросив в сторону, и я посчитал количество попаданий. Пришлось обойти и осмотреть все.

— Сколько? — спросил Юрий Ефимович.

— Сорок девять всего.

— Невелика разница.

— Нет, велика. Это общее количество попаданий — в каждый строй попала примерно половина выпущенных пуль. Из них в первом случае — двадцать семь попаданий — смертельные — голова, шея, грудь, живот. Остальное в руки и ноги. В случае с бронёй в солдат всего попало тридцать одна пуля — остальное в броню. И из этих тридцати одной — всего семь смертельных попаданий — остальное ранения, не опасные для жизни — если солдата вовремя вытащить с поля боя и оказать ему помощь. Итого — по меткости одинаково, а по летальности — при защите жизненно важных участков — количество попаданий по рукам и ногам остаётся тем же, а вот количество убойных выстрелов, которые сразу или почти сразу убивают — в три раза меньше. Шансы выжить при наличии брони намного выше. Это нужно использовать.

— Да, но как?

— Попробуем подумать, — задумался я, — при залпе большая часть попаданий приходится в первую шеренгу, хотя достаётся и второй, и третьей. Необходимо будет отдельно и особо подумать над полевой медициной — остановкой кровотечений, обработке ран и других операциях. Секунду, я подумаю .... Пошли за мной.

* * *

Медицина — одно из тех направлений, которые можно развивать совершенно не боясь катастрофических последствий. Хуже никому не сделаем. Что я знал о полевой медицине? И вообще о медицине?

Наверное, немного. Но это немного — уже очень неплохо, значительно больше, чем ничего — как я понял — с медициной на руси всё было очень и очень печально. Просто катастрофически — поэтому мне пришлось думать над тем, как необходимо организовать медицинскую помощь в полевых условиях — эвакуацию раненых, оказание первой помощи при ранениях, использование лекарств и прочего.

Хирургия, к сожалению, в России была совершенно неразвита — и та походила больше на набор средневековых коновальских баек — более сложные операции, чем ноги-руки отнять — никто не готов был делать.

Поэтому солдатам было велено отставить ружья к стенке, и я решил провести ликбез по оказанию медицинской помощи — целый курс медицины, который начал с того, что такое бактерии и вирусы.

Лекция затянулась часа на четыре — к сожалению, большая часть солдат была неграмотной — поэтому мне пришлось пояснять, как это работает.

Потом дело дошло до применения лекарственных средств и аптечек. Аптечку — я сделал по тихой на складе и вместе с солдатами принесли в ящиках — это отдельная сумка, на липучках. Поставили столы, поставили стулья, потому что на ногах не дело учиться — и пока дождя не было — занялись разбором аптечки и того, что в ней для чего нужно.

Например жгут — матерчатое кольцо с эластичной тканью и латунной, крепкой, пряжкой, которую можно затянуть. Бинты — в бумажном пакете, стерильные. Объяснение, чем стерильный бинт от нестерильного отличается — отдельное, антисептик — спирт, йод в большом стеклянном пузырьке, нашатырь, и туда же закинули металлические футляры с большими витаминными таблетками и таблетками для обеззараживания воды. И отдельно большой флакон с антисептиком — для обеззараживания ран.

Лекарств, к сожалению, не было — их использование требовало какой-никакой квалификации.

Но и так — я принялся проводить курс полевой медицины в простейших условиях — как нужно действовать с пулевыми и картечными ранениями, и использовали манекен.

Отдельно доставили ящики с ИПП — индивидуальными перевязочными пакетами, и провели натурные тренировки — оказание само и взаимопомощи и эвакуация раненых в тыл.

Учения провели по всем канонам — выстроили шеренгу, некоторых условно ранило — и нужно было быстро их оттащить — для этих целей я тоже предусмотрел сбрую — тканевый ремень, который цеплялся карабином к ремню и на них нужно было вытащить солдата с поля боя — в тыл, не нарушая при этом строя — а не-раненые — должны были занять их место.

Учения провели даже с боевой стрельбой — правда, холостыми — с тонкими бумажными пыжами из газетной бумаги — разделил солдат на две группы, одна стреляла — вторая держала строй и закрывалась щитами — потом некоторых солдат, заранее уговоренных — заставили рухнуть на землю с условным ранением — и другие должны были оказать им помощь — помощь должен был оказывать стоящий дальше в строю и передавать раненого с рук на руки назад, дальше по колонне.

Поначалу они конечно путались — но постепенно, конечно, по мере того, как две группы по пятьдесят солдат сменяли друг друга и каждой по очереди приходилось стрелять и оказывать помощь условным раненым — учились лучше.

Количество раненых и их ранения я рассчитал на основе полученных с отстрела манекенов статистических данных.

Позади выстроившегося полка должна была стоять телега с носилками, куда должны были загружаться раненые и отвозиться в тыл на лошади по мере заполнения телег — а при их отсутствии — эвакуироваться медиками пешим порядком на носилках.

Пока что медиков не было — поэтому применяли носилки обыкновенные.

— Довольны ли? — спросил Юрий Ефимыч вечером, когда я устал и сел выпить чаю и перекусить. И солдатам принесли тоже сухпай.

— Нужно учиться, учиться и ещё раз учиться. До тех пор, пока всё это не будет отработано до полного автоматизма. Как это тут принято называть, экзерция, то есть тренировка... Пока неплохо справляются.

— Может и правда меньше погибших будет... у нас немало погибает на марше, ещё до встречи с врагом.

— Отчего?

— Болезни, тиф, дифтерия, обморожения бывают.

— С этим надо что-то делать. Санитарные потери неприемлемы. Было бы проще, будь все солдаты грамотными — необходимые документы можно было бы растиражировать и донести до них.

— Офицеры грамотные, — ответил Юрий Ефимыч.

— Ну так тоже можно. Санитарные нормы нужно пересмотреть полностью. Воду — кипятить, причём регулярно — некипячёную никогда ни в каком виде не употреблять. Кипятить не меньше пяти минут. Не употреблять сырой пищи, и в конце то концов — заняться военной медициной. Проще комиссовать негодных к строевой солдат, чем сталкиваться с сопутствующими проблемами. Так, я вас сильно загонял?

— Да нет, конечно нет. Вчера вот только муштровались с мушкетами сильно — а так — хоть какое веселье, не в карауле стоять.

— Это ещё что.

* * *

*

Идея с развитием военной медицины была подхвачена офицером, солдатами, а потом и всеми остальными — и была она очень положительно встречена — по той простой причине, что получать ранеение никто не хотел — а жить хотели все — оно понятно, что если будет налажен порядок оказания помощи и эвакуация в тыл — то это сильно хорошо для всех солдат.

Правда, они это понимали по-своему — а я по-своему — военную медицину развивать самому у меня возможности не было — но в стране всё-таки были врачи — а у меня производились инструменты для них — лекарства, антисептики, бинты, хирургические инструменты, и многое другое. И это всё нужно было обмозговать хорошенько.

Одной из главных проблем стали... сапоги. Мы разговорились о том, с какими проблемами солдаты встречаются в походе — и одна из самых малоприятных проблем — это обувь — грязь, холод, сырость, мозоли, и многое другое. У европейской формы ещё уродская обувь — вроде туфелек и чулок — в них вообще ходить то ещё удовольствие.

— У меня есть для вас хороший вариант, — ответил я, — отличный. Через примерно полчаса приедет новый поезд — в нём будут новые инструменты, материалы отделки и среди прочего обувь — зимняя и летняя, на тысячу человек, разных размеров. Притащите?

— Конечно. Только покажите где и что тащить.

Тащить было недалеко и недолго — потому что я сам сходил в нужный поезд, прибывший через два часа, и создал в вагонах ящики с обувью. И... светильники — обещанные царю керосиновые лампы — и бочки с керосином для них. Бочки герметичные, с кранами, и обклеенные надписями, предупреждающими об огнеопасности.

Пришлось при разгрузке особенно объяснить — что внутри керосин, а он вспыхивает от малейшей искры как порох, и поэтому хранить его надо подальше от огня. Порох хранить умели — так что солдаты вытащили бочки, и следом за ними разгрузили ящики с обувкой.

Ящики погрузили на телеги и повезли в крепость, но открыть обновку нам довелось только утром — с утра пораньше я пришёл — пересчитал ящики, ничего не спёрли, и открыл их. Юрий Ефимыч в это время строил свою роту во дворе крепости, выглядело это красиво, как у почётного караула.

Он приказал им стоять и направился ко мне, увидев, что в ящиках обувь.

— Утро доброе, — поприветствовал я его, — вот, как и обещал — обувь. Позови солдат, пусть вытащат на плац все ящики и будем разбираться кому какую и покажу заодно.

Он без слов кивнул и вскоре положив блокнот на ящики, я демонстрировал обновку.

— Раз уж обувь такая больная тема для пехоты — то вот, смотри сам. Сапоги высокие хромовые, — я достал новенький сапог, связанный бечёвкой с другим, порезал бечёвку ножом и поставил сапог на ящик, — сделаны из дублёной кожи, износостойкий каблук, хорошо дышат, не промокают — очень хорошая герметичность, швы заделаны герметиком. Далее — сапог низкий, зимний, — поставил второй, — внутри утеплён мехом, тоже хорошо защищён от намокания. Стельки к ним, обувной крем и щётки — для чистки и чернения, всё, что нужно.

— Сапоги хороши, — он взял длинный большой хромовый сапог. Он был сделан из дублёной качественной кожи, с крепкими двойными строчками, — только не положено нам.

— Ерунда, я с царём поговорю. Это что же получается — солдаты в кровь себе ноги натирают — а всё ради глупой моды — у них оно понятно, в европах морозов крепких не бывает и дороги приличнее — им сапоги не нужны, и валенки тоже. Но у нас тут не европы, у нас морозы. И армия — не для красоты нужна, а врага бить. Раздай солдатам обувь по размеру — тут много разных, если какой не хватит — обращайся, там в ящиках ещё есть.

— Так какую раздавать? — спросил Юрий Ефимыч.

— А всю раздавай, не жалей. Тут есть сапоги кирзовые — я показал на большой ящик в стороне, — они сделаны не из кожи, а из ткани, пропитанной разными материалами, смолами. Они хуже кожаных в походе, но если не хочется занашивать хромовые — можете носить их — кирза дешевле. Только помни — кожа ухода требует, и кожаную обувку нужно носить — иначе она ссохнется к ебени матери и останется одна мумия вместо дорогих качественных сапог.

— У нас сапожник тут есть, при крепости — если надо будет починить.

— Это замечательно. Что ж, у меня там среди всего инструмента, вроде бы был и для ремонта обуви — надо будет ему передать. Ну что стоите — разбирайте. Размер примеряете. Тут все разложены по размерам.

* * *

Обувь оказалась очень комфортной — прогресс всё-таки не стоял на месте — сапоги хоть и были кожаные — но сделаны с применением всех достижений науки и техники. Индивидуальные аптечки с укладкой перевязочного и другого материала тоже оказались к месту — солдаты их не то чтобы полюбили — но скепсиса не было заметно. Хотя пожалуй больше всего им понравилась новая обувь — летние ботинки — из плотной дышащей ткани, комфортные, в такую жару — гораздо лучше казённых простеньких кожаных сапог, плюс ещё ткани привезли — рулонов сто, портяночной. Простая по виду парусина, которую роздали комплектами всем солдатам.

Сегодняшний день начался для солдат с получаса шагистики, и продолжился бытовыми работами — я привёз много всего для этого — и поэтому дальше офицеры расквартированного тут в крепости гарнизона решили, что нужно пользоваться полученными материалами и инструментами — согнали солдат, не в парадной форме — одеты они были в белые рубахи, вроде ХБ для гимнастики, и погнали всех наводить марафет и организовывать порядок.

Как-никак хотелось царю показать своё усердие — пушки, которые уже были в крепости — расставляли на положенные места, дорогу — подметали, и начался кошмар с мётлами и тележками, а у иных — с деревом.

К проблеме с деревом привлекли и меня — пригласили на собрание офицеров — это пять человек, старший по званию — крепкий немолодой мужчина, остальные — помоложе, кроме Михалыча. Арсения Михалыча, пожилого дядьки, который не дослужился видимо до больших чинов, не имел образования — но был человеком мудрым, умным, и поэтому хозяйственную часть гарнизона из трёхсот человек, доверили ему.

Собрались мы в доме, мне весточку передал солдат, козырнувший и передавший письмо — незапечатанную бумажку. Я на собрание офицеров оделся чуть наряднее, чем шорты и открытая гавайка — одел красиво вышитую золотом кремового цвета рубашку — такое в этом времени любят, получилось очень нарядно. Прибыл на место, прихватив с собой пару бутылок хорошего пивка и весь комплект книг, которые необходимы были военным. В избе было не сказать чтобы очень просторно, свет из окна ярко освещал внутри всё, пахло деревом, изба — явный новодел, возведённый после взятия крепости для офицеров. Не слишком комфортно, но и не крестьянский быт — в углу иконы, на окнах занавески в виде парусины, которой тут хватает.