Ветер полнолуния (часть 2)

Он не сразу понял, что происходит, а когда понял — не сразу поверил. Месть богини затуманила разум, поначалу Зигмонд решил, что ему попросту снятся кошмары. Оказалось — явь. Разорванное горло деревенской девчонки, кровь на руках, дикое желание облизать пальцы, чужой ужас, хлещущий в голову. Безумный смех за спиной — кажется, мать или бабка девчонки спятила от ужаса. И такой же безумный смех — за той границей, откуда лишь избранникам дозволено иногда услышать голос своего бога. "Ты мой, мой, мой! Я получу от тебя столько жертв, сколько захочу, и не тебе спорить со мной, никчемное создание!"

Осознав происходящее, барон Зигмонд Герейн попытался взять ситуацию под контроль. Он, в конце концов, должен был отвечать за своих людей, как подобает господину, а не охотиться на них, подобно дикой твари. Но какое там ситуацию, если он сам себя контролировать оказался не в силах! На него находило внезапно, словно мутная пелена укутывала разум, а когда отпускало — приходилось отдавать одежду прачке, и во рту долго ощущался солоноватый вкус, ни вином, ни брагой не получалось заглушить.

Больше всего в те безумные дни он боялся за жену и сына. Он сам не понимал, каким чудом, какой милостью богов не тронул их. Он отправил их прочь, к родственникам жены, как только осознал опасность. И все равно — боялся. Его сын остался теперь единственным, кто мог продолжить род Герейнов.

То время Зигмонду до сох пор тошно было вспоминать — а забыть не получалось. Ничего нет отвратительней для мужчины и воина, чем ощущение собственного бессилия, полного подвластия чужой воле. Ничего нет унизительней смеха вслед за словами: "Ты будешь делать то, что я хочу". Даже если это — слова и смех богини.

Проклятие, как чума, расползалось по землям Герейна. Он пытался бороться, но проигрывал. Безнадежно проигрывал — сам себе. Какая злая ирония.

И тогда он отправил гонца в Азельдор.

Человек, которому написал барон Зигмонд Герейн, однажды уже помог ему. Человек этот был сведущ и в кровавой магии, и в хитростях отношений с богами: мэтр Иссанар, азельдорский архивариус, бывший глава столичной гильдии магов. Что почтенный мэтр не поделил с коллегами в столице, почему довольствовался не столь уж почетной должностью в далекой провинции — этого барон Герейн не знал. Да и не стремился знать: не зря говорят, в дела магов не лезь, голова целее будет. Он просто сделал все, что было в его силах, дабы оказать столичному гостю хороший прием в Азельдоре — а сил и влияния у барона Герейна тогда хватало. Может, в столице сведущих магов — как псов на помойке, а им здесь такой маг — на вес заговоренного серебра.

Мэтр Иссанар оценил прием, который ему оказали, и отплатил за добро добром полной мерой. В Азельдоре его знали и уважали, ни разу не слышал Зигмонд Герейн, чтобы о столичном маге отозвались "город его приютил", а только — "мэтр оказал нам честь, выбрав Азельдор". И теперь Зигмонд ждал его, как последнюю свою надежду.

Надежда не подвела.

Почтенный мэтр приехал к вечеру, не побоявшись наступающей темноты и приходящего вместе с темнотой безумия барона Герейна. Зигмонд до сих пор помнил нахлынувшую тогда панику: если он, потеряв разум, накинется на мага, одному из них точно не жить! И хорошо, если самому Зигмонду... Но маг лишь усмехнулся в ответ на гневно-испуганный вопрос барона. И сказал:

— Не надо бояться. Сегодняшнюю ночь вы проведете в полном разуме, господин барон. Я ручаюсь.

— Вы можете... избавить меня от этого? — голос Герейна прервался, горло как будто сжала когтистая шершавая лапа.

— К сожалению, нет, — вздохнул маг. — Но оградить на одну ночь — сумею. Мне нужно посмотреть на нити связавших вас чар, проследить их сплетение. Тогда станет ясно, что можно сделать. Пойдемте... куда-нибудь, где нас не потревожат.

Зигмонд вел мэтра Иссанара в кабинет, а внутри нарастала мерзкая тошнотная дрожь. Эта ночь должна была решить судьбу барона Герейна.

Он ждал каких-то чар, ворожбы, но маг просто усадил его в кресло, велел расслабиться и предупредил:

— Может быть неприятно.

Зигмонд откинулся на жесткую дубовую спинку и закрыл глаза. Неприятно не было, скорее щекотно, а иногда сквозь щекотку будто пробивались толстые тупые иглы. Кололи то вокруг затылка, то у висков, перебегали с шеи на ключицы, с ключиц на грудь, заставляя сердце пропускать удар. Потом что-то дернуло в голове, взорвавшись ослепительно белой болью — словно к мозгу прицепили крючьями колючую веревку и рванули со всей дури. И Зигмонд провалился в беспамятство.

Очнулся он поздним утром — в то время, которое сам привык обозначать как "давно уже день на дворе, лентяи". В распахнутое окно лились солнечные лучи — и тишина. Только далеко над лесом слышался вороний грай.

А сердце сжимало понимание, которое барон Герейн не сумел бы выразить словами.

— Что со мной? — тихо спросил он. — Я как будто знаю что-то, а поймать не могу. Ускользает.

— Оно придет постепенно, — кивнул мэтр Иссанар. — Вы и в самом деле теперь знаете многое, что еще вчера было вам недоступно, господин барон. Однако, поскольку получили вы эти знания не путем честной учебы, а ворожбой, понять их вы пока не в состоянии. Потребуется время. Но, увы, времени у вас будет предостаточно.

Зигмонд медленно кивнул: это он тоже знал, хотя и не мог объяснить.

— Я передал вам все, что знаю сам о магии крови. Так у вас будет хотя бы надежда... когда-нибудь, со временем...

— Значит, сейчас ничего сделать нельзя? — Зигмонд сам не узнал свой голос: севший, насквозь пронизанный безнадежностью.

— Только оградить людей от...

— От меня, — продавил сквозь сжавшееся горло Зигмонд. — Слава богам, хотя бы это.

— От вас и ото всех, кого вы успели... задеть. Полагаю, вы предпочли бы смерть тому выходу, который я могу предложить, но я очень сомневаюсь, что ваша богиня даст вам умереть. Вернее, — мэтр вздохнул и слегка развел руками, — я не сомневаюсь в обратном.

Барон поднялся, налил вина в два кубка.

— Мэтр Иссанар, я мужчина и воин. Вы зря щадите мои чувства. Говорите прямо, прошу вас.

— Хорошо.

Маг помолчал, баюкая в ладонях кубок, а когда заговорил, голос его стал резче и жестче.

— Теперь — со временем — вы начнете лучше понимать свою богиню. Хочу надеяться, господин барон, что рано или поздно это сослужит вам добрую службу. Пока же — единственное, что можем мы сделать, это загнать проклятие в некие границы, не дать ему расти и шириться. Мне очень жаль, господин барон.

— Что вы можете? — глухо спросил Герейн. — Что именно?

— Определить и оградить некую заповедную территорию. Загнать туда всех, кого успело коснуться ваше проклятие, и закрыть от людей.

— Навсегда?

— В меру сил, — маг слегка развел руками. — Кто может знать будущее?

Зигмонд хотел еще спросить, есть ли на примете подходящее место — где будет теперь дом Зигмонда Герейна, но промолчал. Снова сдавило горло. Дом... Не бывает у нелюди дома. Только нора, берлога, логово.

— Полагаю, вам нужно уладить дела, — тихо сказал мэтр Иссанар. — Я пока займусь приготовлениями. Хорошо бы успеть до боговорота. Если позволите, я останусь у вас на эти дни.

— Я буду рад, но...

— Не тревожьтесь, господин барон, — мэтр понимающе улыбнулся. — Моих сил хватит, чтобы удержать барьер эти несколько ночей. Делайте спокойно те дела, которые вы должны завершить.

Зигмонд молча кивнул.

Так мир людей захлопнулся перед ним — внезапно и, как он полагал, навек.

Он написал длинное письмо жене и два сыну — одно прощальное, полное, как он надеялся, любви и ободрения, и второе — с объяснениями. Его должен был передать следующему барону Герейну мэтр Иссанар, когда мальчик вырастет и полностью войдет в права наследования. Ведь теперь его наследством становилось не только баронство, но и огражденный прочными чарами кусок леса вокруг старого храма между баронством и землями Азельдора. Чары мэтр Иссанар укрепил кровью Герейнов, связав ею же проклятых. Это, как объяснил он Зигмонду, позволяло поддерживать барьер с обеих сторон. Хорошее решение.

Дни до боговорота пролетели слишком быстро. А потом наступила вечность.

Вспоминать эту вечность Зигмонд не желал. Желал он другого — выяснить, как случилось, что барьер пал и земли Герейнов снова под угрозой. Он не задумался об этом, пока был нелюдью. Просто однажды почуял, что барьер ослаб, и увел свою стаю прочь — не осознавая, что именно делает и почему. Но теперь, вернувшись к человеческой жизни, бывший барон Герейн собирался исправить былые ошибки, заплатить долги и наконец-то навсегда покончить с проклятым прошлым.

Дневник Готфрида Герейна оказался весьма интересным — не будь писавший его человек уже мертв, эти заметки любой своей страницей привели бы его в руки королевских палачей. Неосторожен был покойный дядюшка, усмехнулся Марти, бегло пролистав исписанные четком крупным почерком страницы. Очень неосторожен — и, похоже, не слишком доверял своей памяти. Опасное качество для заговорщика, не брезгующего запретной магией.

Имена и предполагаемые должности при новом короле, несколько разных шифров с ключами, короткие заметки о короле и его приближенных и длинные записи о чарах... Взгляд выхватывал то слово, то фразу, и с каждой страницей Игмарт все яснее понимал, какое сокровище попало ему в руки.

Осторожно постучав, заглянул в щелочку слуга, извиняясь и кланяясь, позвал обедать. Пуганые они тут, подумал Марти. Сунул книжицу за пазуху — выпускать ее из рук он не собирался ни на миг, — и пошел вниз.

Анегард уже ждал его в большой обеденной зале — сидел, небрежно облокотившись о стол, и о чем-то расспрашивал кухонного мальчишку. Тот кивал, поглядывая на дверь, и, едва увидав Игмарта, сделал движение сбежать.

— Стой! — рявкнул Анегард. Добавил тише: — Твой новый хозяин тоже захочет услышать это все.

— Нарыл что-нибудь интересное? — спросил Марти.

— Куда уж интересней, — зло бросил Анегард. — О том, как капитан Диррих порядок здесь поддерживал.

— Тоже жертвы? — поморщился Игмарт. — Я с мажордомом говорил, тот из Азельдора людей возил, осужденных. Похоже, этим тварям часто еда нужна.

— У нас бабку взяли, — тихо сказал мальчишка. — Старая потому что и работать не может. А у Гаськи-посудомойки жениха, потому что господина кровососом назвал. А Гаська теперь голоса слышит, говорит, жених к ней прилетит и заберет. И окно по ночам открывает, а тетка ее боится, вдруг правда прилетит. Ругает Гаську, а та как не в себе.

— Весело, — едва сдерживая накатившее бешенство, процедил Марти. — И давно так живете?

— Да не очень, — мальчишка почесал в затылке. — С весны где-то. Раньше господин тоже, бывало, вызверивался, но чтоб так — нет.

— С весны? — переспросил Анегард. Игмарту почудилась в его голосе странная растерянность, как будто Лотару пришла в голову неожиданная, ему самому крайне неприятная мысль. Но переспрашивать при челяди не хотелось, и Марти отложил в памяти поговорить после, без лишних ушей.

Пока же он отпустил мальчишку и отдал должное мясу с овощами, паштетам и пирогам. И вину, само собой — вина у дядюшки собраны были отменные. Любил пожить покойничек.

— Надо деревни объехать, — сказал после обеда Лотар.

— Завтра, — кивнул Марти. — С утра двинем. Что у тебя с разговорами, есть что полезней жалоб?

— Нет пока. Но я продолжу, если ты не против.

— Продолжай, — пожал плечами Марти. — Если вдруг что, я в кабинете.

— Хорошо.

И они снова разошлись.

Марти поднялся на башню, прежде чем вернуться в кабинет. Огляделся. Тучи разошлись, и свежий снег сверкал под солнцем ослепительной, нетронутой белизной. Белизну пересекали сероватая лента дороги и черные полосы леса между лоскутьями полей. Где-то в том лесу ждала крови дядюшкина нелюдь. Прикормил, сволочь... Игмарт скрипнул зубами, глухо выругался. Радостный солнечный денек показался злой насмешкой.

— Вы там, да? — крикнул Марти в сторону далекого леса. Тишина отозвалась в висках тревожным ожиданием. — Ждите, — процедил королевский пес, — ждите. Я приду, и тогда поглядим.

Развернулся и сбежал вниз, в тепло, за закрытые двери, к треску огня, за которым не слышно этой тревожной голодной тишины.

Раскрыл дядюшкин дневник. Настала пора изучить его более тщательно.

Первую страницу Игмарт пролистнул: ее украшало генеалогическое древо Герейнов, и видеть на его вершите имя мерзавца и братоубийцы было противно. Но какая-то неправильность успела царапнуть сознание, Марти перелистнул страницу обратно и принялся разглядывать мелкий рисунок, прослеживая хитросплетение семейных связей ниже и ниже, от поколения к поколению. Улыбался знакомым именам, вспоминая голос отца — тот любил рассказывать сыну истории о благородных предках.

Вот Талассан Герейн, двоюродный дед, капитан дворцовой стражи. Погиб, заслонив короля от стрел мятежников. Прадед, Коллен, единственный в роду маг — мог бы стать главой столичной гильдии, а то и личным магом короля, а вместо этого всю жизнь путешествовал, по крохам собирая мудрость и тайные знания чужих народов. Эстаден, пра-пра, бессменный королевский посол, первый, кому удалось заключить мир с ишарами. Привезенные им с юга дымчатые опалы украшают церемониальный королевский меч и корону, а записи хранятся в королевский библиотеке — и еще неизвестно, что более ценно.

Лайенорд, еще один королевский капитан. Этому не повезло с господином, король тогдашний был трус, тряпка и мерзавец, единственное, что мог — наживать себе врагов и ненавистников. Бесславное царствование закономерно закончилось переворотом, на престол сел Озельм Гассонский, племянник свергнутого и пра-пра-прадед нынешнего короля, а Лайенорд, верный вассальной клятве, отказался принять его милости и был казнен.

А вот Игмарт, любимый герой детства — не зря, наверное, отец назвал Марти в его честь. Бабник, шалопай, лихой рубака. Его героизм спас войско в битве под Старухиной Грядой, а о его любовных приключениях до сих пор распевают менестрели. Те же, к слову, "Трактирщиковы дочки"...

Черный кружок, закрашенное имя, а над ним короткое: "Проклятый". О нем обещал рассказать отец, когда Игмарт вырастет. Не успел.

Поколение за поколением — воины и полководцы, королевские посланники и советники, интриганы и тихие домоседы...

Игмарт нашел зацепившую его взгляд неправильность, почти дойдя до корней древа — до Астарга, основателя рода. Игрейма, старшая внучка Астарга. От Игреймы тянулась линия, которую Марти не помнил.

Лингард, официально признанный бастард короля Тиргарда. И их с Игреймой сын. Единственный на тот момент законный наследник престола. Королем так и не стал, однако...

Марти перевернул страницу. Смутная догадка подтверждалась сделанной дядиным почерком записью: "Поскольку права Лингарда на престол были признаны и до сих пор неоспоримы, права эти сохраняются и за его потомками. Таким образом, у Герейнов не меньше прав на корону, чем у Гассонов, а, возможно, и больше, учитывая древность рода. Первый из Гассонов сел на трон лишь потому, что нашел повод казнить Лайенорда Герейна, своего прямого соперника".