Касавир приложил руку к лицу и покачал головой, а Сэнд притворно поперхнулся.
— Спасибо, мы как-нибудь сами...
Заложница, да ещё столь важная, сильно осложняла дело. Но Надя уверяла нас, что всё не так плохо. По её словам, русалка жила по определённому режиму, её время от времени выпускали поплавать в каналах, чтобы не зачахла. Деться ей оттуда было некуда, на территории людей она чувствовала себя неуверенно и была тише воды, ниже травы, поэтому за ней там никто не следил. Это давало нам часа два времени, пока не обнаружится пропажа.
Мне не нравилось то, с каким рвением Надя включилась в планирование. Она определённо не была надёжным звеном. Касавир тоже смотрел на неё более чем скептически. Но нам нужна была её помощь. Ту же операцию по освобождению необычной пленницы невозможно было провернуть без верных людей Тимпо, которые должны были принять её и своими путями доставить в секретные гроты мерменов. Да и объяснения с охраной нам были ни к чему.
— А знаешь, сколько весит средняя русалка? — поинтересовался Сэнд у Касавира. — Почти столько же, сколько ты в полном доспехе.
— Ну, один силач у нас уже есть, — поддела его Кара. Прежде чем Мела отправили отдыхать, он, конечно, всем разболтал историю своего героического спасения.
— Я думаю, мы с Азгаром справимся, — сказал Касавир.
Представив трепетную русалку в объятиях аладжи, я не удержалась от смешка. Азгар обиженно вздохнул. Ему вообще весь этот разговор не нравился. С появлением "плохой женщины" шерсть у него на загривке встала дыбом, и он только и делал, что молча вздыхал и изредка скалился.
А Надя, рассказав всё, что знала об убежище и оснащении культистов, продолжала нас наставлять:
— Проще всего было бы заманить их в Серебряные Лабиринты. Там с ними легче справиться. Пленников, скорее всего, тоже придётся убить.
— Если ты намерена избавляться от свидетелей, то обратилась не к тем людям, — угрожающе произнёс Касавир; в его голосе звучали резкие ноты холодного сдерживаемого раздражения. — Довольно с нас твоей лжи.
— Не думаю, что они сейчас способны о чём-либо свидетельствовать, — невозмутимо отозвалась она. — Скорее всего, они сами на вас нападут. Малариты использовали их в своих ритуалах, я не знаю, как именно, но уверена, что лишить их жизни будет милосерднее, чем спасти. Ведь святым воинам ведомо милосердие?
Не стоило этой шлюхе тыкать своим пальчиком в моего мужа. Я это запомнила.
— Послушай, ты, похоже, искренне считаешь себя жертвой, — возмутилась я, перехватывая её профессионально-равнодушный взгляд. — Неужели ты не испытываешь ни малейшей жалости и вины перед этими людьми?
Уж не знаю, зачем я это говорила. Какие чувства я надеялась выскоблить со дна души человека, для которого окружающий мир был чем-то вроде помойной ямы? Она пожала плечами.
— Если бы ты познакомилась с ними поближе, то не спешила бы меня обвинять. Среди них нет ни одного случайного человека. Я тщательно следила за тем, чтобы простые любители со вкусом потратить деньги не попадали на мой этаж. Один чувствовал себя состоятельным только с оскоплёнными мальчиками. Для другого мы долго подбирали элитную девочку с нужными параметрами, а он держал её в клетке, калечил, а потом выкинул, как отслужившую вещь. Сейчас она живёт на постоялом дворе при храме Съюн: моет полы и за жалкие подачки раздвигает ноги перед самыми бедными и непритязательным паломниками. Когда-нибудь я смогу себе позволить забрать её оттуда.
Это был второй раз, когда я узрела в её глазах-стекляшках искреннюю эмоцию. Она прожгла меня взглядом и отчеканила:
— Вот перед ней я чувствую свою ответственность, а перед этими скотами — нет. Животным место в клетке. И вам я не советую их жалеть — себе дороже выйдет.
Всё это звучало довольно веско, но меня не оставляло чувство, что по существу она чего-то недоговаривает. Само по себе уничтожение Культа Луны решало далеко не все её проблемы, а на человека напуганного и раскаявшегося она не походила. Я была не одинока в своих опасениях.
— Допустим, у тебя есть влиятельные друзья, которых ты убедишь в своей невиновности. Но почему ты так уверена, что после скандала с похищениями твоё заведение будет процветать? — спросил Касавир в расчёте хоть за что-то зацепиться.
Она улыбнулась, кокетливо поведя плечиком.
— Потому я и обратилась к вам, а не к начальнику городской стражи и не к Тимпо. Определённый риск есть, но уж лучше быть повязанной с благородными людьми, чем с легавыми и ворами.
— Опрометчиво, мадам, — едва слышно пробормотал Сэнд, пощипывая подбородок.
"Если только мадам не припрятала какой-нибудь козырь в рукаве", — невесело подумала я.
— Ладно, — Надя прошлась ладонями по плечам, будто стряхивая невидимую пыль. — Поспешу к Типмо, чтобы успеть прикрыть ваши тылы.
Но у меня было к ней ещё одно дело.
— Эй! — окликнула её я. — Ты кольцо-то верни.
Слава богам, она не стала убеждать меня, что Ниваль сам отдал ей мой подарок. Он что, больной — кому-то что-то отдавать?
— Я хотела бы сохранить его у себя. Я сама отдам ему. Если он захочет.
Смешная. Я изобразила улыбку превосходства и сказала с ласковым нажимом, который никогда не предвещает ничего хорошего:
— Верни, говорю, а то силой отберу.
К её щеками прилила кровь, бледные пальцы непроизвольно скрючились, как птичьи когти.
— Попробуй.
— Ты не поняла. Я не собираюсь с тобой драться, — я знала, что она отступится, но мне приятно было мысленно ощущать шёлковую оплётку рукояти надёжного танто, готового в любую секунду скользнуть в ладонь, где характерные мозоли давно стали "частью ландшафта", — я тебе просто руку отрублю.
Товарищи мои напряглись, а Сэнд так и заёрзал на скамейке. А вот Кара, хоть и молчала всё время, не выказав открыто своего отношения к Наде, но одобрила меня. Искры так и заплясали у неё меж пальцев. Жалко было её разочаровывать.
— Ты нападёшь на безоружную женщину?
— Ты не безоружна. Но кинжал из под юбки вытащить не успеешь, факт.
Подумав секунды две, Надя швырнула мне кольцо и злобно прошипела:
— Забирай свою дешёвку.
Поймав, я сжала его в руке и почувствовала, что моя хрупкая надежда даёт трещину и оседает грудой жалких осколков: янтарь был холоден, как лёд. Стоило ли вызволять это проклятое кольцо, чтобы теперь без конца строить ужасные предположения?
— И чего он на ней не женился? — пробормотала Кара, когда Надя ретировалась. — Дети бы красивые получились.
Ну, что с ней делать, с этой Карой? Обязательно в этот момент надо было сказать гадость? Зная мой вконец испорченный характер?
Я взвилась. Камень жёг ладонь холодом, а к горлу подступал тяжёлый ком.
— Ты, Кара, и вы все! — рявкнула я, срываясь на хрип. — Вы действительно хотели бы, чтобы его пытали, убивали?! Чтобы он...
Ничего не понявший Азгар испуганно округлил глаза и энергично замотал головой, давая понять, что он точно никому не желает ничего плохого. Это слегка отрезвило меня. Я закашлялась. Широкая рука Касавира на плече окончательно вернула меня к реальности.
— Не надо, родная, — мягкий успокаивающий шепот достучался до меня, погасив волну негодования, и я чуть не расплакалась, уткнувшись ему в ключицу. — Никто ничего такого не думает. Не стоит нам сейчас ссориться. Мы. Его. Вытащим.
Кара вздохнула, упрямо отведя взгляд в сторону, а я лишь кивнула, признавая его правоту. За одни только эти слова я могла бы идти за ним на край света и согласно кивать всю дорогу.
А Сэнд рассеянно смотрел на нас, покусывая губы. Его сосредоточенная задумчивость — это такая вещь, от которой никогда не знаешь, чего ждать, хорошего или плохого. У эльфа явно было что-то на уме. Что-то важное.
_____________________________________________
1. Фладнал — гномское божество, покровительствующее ремесленникам и изобретателям
Глава 14
Надя раскритиковала их намерение проникнуть в бордель через чёрный ход, объяснив, что, если они хотят привлечь к себе как можно больше внимания, лучше способа не придумать. Задний двор и служебные коридоры первых этажей — территория личной охраны Герхта, а его лучше не нервировать, пока русалка не окажется в безопасном месте. Если он воспользуется тайным ходом в Подземье, его уже невозможно будет контролировать. Разделяться тоже было неразумно: пленница не владела Общим, могла испугаться вооружённых мужчин, и тогда вылавливай её в каналах до посинения. Надя предложила проникнуть в здание таким же банальным способом, каким это сделал Ниваль, так будет легче добраться до канала, где обычно гуляет русалка. Достоинство этого плана было в том, что охрана клуба подчинялась Наде, а большая часть персонала была в этот день отпущена или пряталась в комнатах, дабы не попасть под горячую руку. Пришлось согласиться, что её идея, по крайней мере, не хуже.
Когда Эйлин перебралась на узкий бортик канала из гондолы с обшарпанной позолотой на обводах, зеленоволосая русалка мгновенно нырнула, обдав её брызгами, и затаилась. Любопытное диковатое создание наблюдало за ней с небольшой глубины, но не уплывало. Тут-то и пригодился кулёк с остатками птериготовых клешней, который со вчерашнего дня валялся у неё в сумке. К их убийственному запаху рыбохвостая девица не смогла остаться равнодушной и выскользнула из воды, усевшись на бортик.
Лёд окончательно растаял, когда Азгар осторожно присел рядом и по-свойски похлопал жующую девушку мохнатой пятернёй по плечу.
— Слушай. — Он чуть повысил голос, будто она глухая, и зачем-то стал коверкать слова ещё больше, чем обычно. — Я твоя спасать. Быстро-быстро... Ну, солнышко, птички, море. Понимай?
— Море, — отчаянно выдохнула русалка и, выронив кулёк, повисла на шее аладжи.
Аккуратно, но твёрдо отстранив девушку, привратник вытер уголок губ и в сердцах пробурчал:
— Тьфу ты! Совсем одичала взаперти. — Он покосился на верхнюю часть тела русалки, очень женственную и, в отличие от защищённого жёсткими хитиновым панцирем массивного хвоста, прикрытую лишь прядями иссиня-зелёных волос. — Накрыть бы её чем-нибудь. Да не плачь ты, сейчас тебя вызволим.
Касавир накинул на бледные плечи русалки свой плащ, а Эйлин, сняв перчатки, присела на корточки, ласково заглянула в большие синие глаза, вытерла мокрые дорожки на щеках и погладила её по голове. Волосы были на удивление густыми и мягкими, как будто не были подвержены агрессивному воздействию морской воды. Она никогда не видела ничего подобного. Это было прекраснее, чем картинки в книжках, где рассказывается о сказочно красивых и коварных созданиях, способных соблазнить самое суровое моряцкое сердце. Только ничего коварного в несчастной запуганной девушке не было.
— Тебе больше никто не причинит вреда. Верь нам.
Поняла она её или нет, но, крепко сжав её руку, кивнула и тихо повторила:
— Море...
— Бедняжка, натерпелась тут, — пробормотала Кара, оглядевшись. — Какое всё... тухлое и фальшивое.
Подземный городской канал, пусть и со вкусом облагороженный, увитый зеленью, водорослями и экзотическими цветами, но всё же душноватый и романтики ради тускло освещённый какими-то гнилушками, выглядел, как место худшей пытки для существа, родным домом которого были первозданные природные гроты, а миром — пронизанные лучами солнца волны, чистая, прохладная и безграничная стихия.
— Кто хвост понесёт? — деловито осведомился Азгар, не собиравшийся тратить время на разговоры и утешения.
— Я, кто же ещё, — вздохнул Касавир. — Его не оцарапаешь.
Русалка, однако, не отпускала руку Эйлин, и той не оставалось ничего другого, как успокоить её:
— Хорошо, хорошо, пойдём вместе. Только позволь мужчинам тебя нести.
— Я твоя несу. Быстро, — счёл необходимым пояснить Азгар.
По устаревшему закону времён какой-то давней войны, в переулке из-за недостаточной ширины было запрещено движение частных повозок, и даже связи хозяев клуба не помогали решить этот вопрос. Бюрократия — она везде одинакова. Поэтому, дабы не привлечь ненароком внимания стражи или, тем паче, людей Герхта, от которых не отделаешься взяткой, посланцы Тимпо ждали их поодаль, у перекрёстка. По счастью, в это жаркое время на улице было мало людей, да и те, что им встречались, не проявляли повышенного интереса. Уотердипцы вообще не отличаются любопытством в отношении чужой частной жизни. Надо кому-то куда-то тащить русалку средь бела дня — ветер им в спину, покуда нет закона, запрещающего таскать русалок. Единственный попавшийся им по пути стражник лишь слегка удивлённо хмыкнул, поприветствовав Азгара.
— Я смотрю, ты тут знаменитость, — со смешком заметила Эйлин.
— Угу, — буркнул аладжи, перехватывая поудобнее верхнюю часть немаленького русалочьего тела. — Меня все знают.
— Значит, нам повезло, что ты с нами, — заключила она.
— Я рад быть полезным, — добродушно пророкотал гигант. Он немного помолчал, шагая в такт с Касавиром и покряхтывая. — Когда-то я был воином и отцом. Потом стал рабом. Потом привратником. А теперь, — он подмигнул ей единственным глазом, — ещё и немного искателем приключений. Аладжи всегда должен быть полезен. Когда аладжи не нужен, ему приходит время умирать.
Заметив, как она посерьёзнела и нахмурилась, он поспешил добавить:
— Я знаю, многие люди считают, что это плохо. Но так устроена наша жизнь, мы другого не понимаем.
Но её задела такая простодушная жестокость, и она выпалила:
— Не понимаете, как дети могут до последнего часа заботиться о своих старых родителях, а ученики об учителях? Ты бы этого не делал?
— Говорю же, у нас так принято, — ей показалось, что в нём нарастает раздражение, и он уже досадует, что затеял этот разговор.
Но желание быть правильно понятым взяло верх, и он снова заговорил, часто разбивая фразы короткими паузами и давая себе отдышаться на ходу:
— Знаешь... это особая забота, которой вы, гладкокожие, не понимаете. Аладжи не кровожадны, мы не убиваем ради мяса и живём долго. Посмотри на меня, мне семьдесят, а я полон сил. У нас принято уважать желание умереть. Но я рад, что мой отец погиб, когда был в силе, и мне не пришлось выполнять его последнюю просьбу. Я тоже мог в тот день умереть, защищая своих детей, и это была бы неплохая смерть. Но я выжил, значит, моё дело ещё не было закончено. Я успел стать отцом шесть раз... а может быть, семь. Дети мои теперь где-то далеко и тоже защищают своих детей. В этом и есть смысл, в переимчивости, в движении. Жизнь — моя, твоя, и жизнь вообще — это постоянное движение. Если сухое дерево, не дающее ни плодов, ни хорошей тени, никого не радующее, цепляется корнями за землю, жертвующую ему свои соки, а не умирает, обогрев кого-то напоследок, став чьим-то домом и смешавшись с почвой, на которой вырастут молодые деревья, жизнь останавливается. Щедрость земли не идёт ему впрок, потому что только оболочка жива и кажется крепкой, а внутренности поражает гниль. — Азгар решительно помотал головой и повысил голос: — Эта праздность, чувство, что ты напрасно живёшь, эта гниль — страшнее смерти. И богам это тоже не нравится. В такое дерево непременно ударит молния, спалит его дотла и натворит много бед вокруг. Вот и всё.... Уф-ф, наконец-то!
