Сам того не желая, авторитарный правитель помог новой "крымовской" элите укрепиться настолько, что сегодня некоторые группировки похоже даже решили, что это они управляют страной и президентом! И могут даже в случае чего обойтись без него...
Глава 70 "Бог из "Паккарда""
Тухлое яйцо в физиономию, путь и не реальное, резко отбило у Крымова заниматься рабочими делами, и он приказал ехать в загородную резиденцию. В последнее время в голове будто начинало искрить, отчего словно "переключался какой-то тумблер" и мозг совершенно неожиданно мог выдавать совершенно несусветнейшую чушь. Затяжных головных болей к счастью пока не было, но всё равно такие видения его здорово напрягали. Видать, нужно чаще и дольше позволять себе отдых.
Возле самого въезда на территорию Кремля президентский кортеж начал разворачиваться, чтобы направиться в загородную резиденцию. Николай Николаевич потянулся было, чтобы задёрнуть шторку, отделяющую его от неприятного народа за бортом лимузина, в этот момент там за окном остановился массивный, старомодный "Паккард". Он узнал массивную, тяжёлую машину из Гаража особого назначения (ГОН) — именно такие любил Иосиф Виссарионович. А вот и он САМ на пассажирском сиденье "Паккарда" — в старенькой маршальской фуражке с потёртым козырьком, сером плаще...отчётливо различимы знаменитые усы, орлиный нос, изъеденные оспинами щёки...и тигриный взгляд из-под густых бровей. Благоговейная дрожь прошла по телу Крымова.
"Вождь народов" пальцем поманил его, приглашая к себе в машину, и Крымов поспешил на зов кумира.
Проворно выскочивший ему навстречу с переднего сиденья личный телохранитель Сталина знаменитый генерал Власик услужливо распахнул Крымову дверь. По пути из машины в машину Николай Николаевич успел поразиться скромности "кортежа" Сталина при поездках по Москве: всего-то личный сталинский ЗИС-115 ("Советский Паккард") и две машины сопровождения. Точно также Крымова когда-то удивила скромностью своих размеров и простотой обстановки ближняя дача Сталина в Кунцево. Во всём у "Отца народов" был размах, а вот что касается собственных личных нужд — держался уж слишком скромно, до аскетизма. В Большой театр Сталин, говорят, вообще из Кремля ходил пешком всего с двумя сопровождающими охранниками. Николаю Николаевичу даже стало неловко за свой роскошный "царский выезд".
И вот они рядом, на одном диване ("Хозяин" вначале указал Крымову на откидное кресло — страпонтен для ординарца, но потом всё же передумал и похлопал ладонью рядом с собой). Николай Николаевич благоговейно украдкой разглядывал легендарного предшественника: лицо у него такое добротное, только щёки изъедены оспинками и в старческих коричневых пятнышках, но великий вождь ведь уже не молод, даже старше его на пять-шесть лет. У него жёсткие прокуренные усы с большим вкраплением седых волос, глаза будто выцветшие, однако взгляд цепкий... Старый тигр, начавший дряхлеть, но ещё очень опасный.
Сталин протянул ему руку, правда рукопожатие у состарившегося вождя было слабым, а может он так решил продемонстрировать ему своё несколько пренебрежительное отношение? Все же президент растерявшей былое влияние России — не чета создателю огромной советской империи. Такая мысль несколько подпортило Николаю Николаевичу торжественное настроение от встречи с кумиром и легендой.
Некоторое время Сталин рассматривал гостя, как бы решая, как с ним себя вести. Крымов тоже напряжённо искал подходящую для исторического момента фразу. Он так разволновался, что аж покрылся испариной. О своём кумире Николай Николаевич перечитал тонны литературы и знал, что Сталин любил играть в людей. Порой он будто заманивал свою жертву оказываемым нарочитым почетом в расставленную ловушку. Случалось, перед тем как расстрелять, повышал человека в должности, награждал, создавая у жертвы ложное ощущение, что все для него обошлось.
А бывало, что лишь немного пугал, выбивая из равновесия, играя как кошка с мышью. Мог держать человека словно под нависшим над ним ножом гильотины, — оставляя его на высоком посту, но арестовав жену, брата или сына... Таким образом Сталин как бы проверял на людях силу и магию своей власти, и, если кто-то проявлял покорность, либо, напротив, не дрогнув, отстаивал свою убеждённость в чём-то — мог и оказать милость. Но здесь не было строгой закономерности. Вызвавший гнев Хозяина раб мог как угодно ползать перед ним на брюхе, а Сталин его всё равно топтал. В игре с человеком и над человеком Сталину важно было придать своей власти непостижимую загадочность, высшую иррациональность. В нем самом была, по всей вероятности, самая подлинная иррациональность, что-то сверхчеловеческое "дьявольское", но Сталин этот свой ницшеанский демонизм еще сгущал, театрализовала и декорировал. Это соответствовало и жившей в нем художественной струне, и стремлению придать своей власти религиозно-мистический акцент, и его скрытному, всегда как бы затаенному нраву. Он так и ушёл — неразгаданный никем, ибо ещё никому из авторов мемуаров о нём, исследователей или писателей не удалось по-настоящему проникнуть в сокровенные тайны его натуры. Вероятно, для этого ещё пока просто не настал момент.
Но к счастью на себе Крымов не ощутил "грубость", "диктаторские" замашки, жестокость, коварство и прочие нелицеприятные стороны сталинского характера, хотя собеседник всё-таки ясно дал ему понять, что не считает ровней себе.
— Если бы ты жил в моё время...я бы дал тебе орден Ленина, — помолчав минут пять, неторопливо, с характерным кавказским акцентом, наконец произнёс великий грузин. — За Крым. За спасение страны в суровую годину.
— Спасибо, Иосиф Виссарионович, — ответил Крымов, но по сердцу ему скребануло от обиды, покоробило такое отношение генералиссимуса к нему, ведь орденами Ленина награждали в его время и простых доярок. А он рассчитывал на совсем другое отношение к себе...по крайней мере эта должна быть золотая звезда Героя Советского Союза из рук величайшего правителя.
Проницательный грузин вероятно всё понял по промелькнувшим по лицу Крымова эмоциям, и улыбнулся в рыжеватые усы, после чего спросил с прищуром:
— Почему не разберёшься с ними?
— С кем, Иосиф Виссарионович?
— Сам знаешь с кем... Надо чаще менять команду — дал совет великий старик. — Ты поменял конституцию... ладно, дело твоё, я тоже работал над этим вопросом, моя конституция 1937 года — самая справедливая в мире! С тех пор ничего и близко не было создано по части гарантий прав и свобод трудящихся...но это в конце концов дело вкуса... И ты ведь решил, что у тебя всё под контролем, — Сталин хмыкнул и несколько раз кашлянул, словно посмеиваясь над наивностью потомка. — Но ведь это не так. Среди твоего окружения зреет заговор. Меня в 27-м тоже Троцкий, Зиновьев и им подобные перерожденцы чуть не скинули; и на 17 съезде скрытые враги хотели меня прокатить, чтобы вместо меня Кирова во главе всего поставить.
Сталин чему-то хищно улыбнулся одними глазами и доверительно поделился опытом:
— Запомни: цена народной любви к хорошему правителю — пять копеек. Лучше пусть боятся, чем любят. И не стесняйся чаще менять людей. Толковый правитель никак не должен быть сомневающимся — лучше всего убирать отработанный материал — слоями. Я несколько раз так делал... Только незадолго до смерти не успел снова провести "уборку", и самые близкие успели меня опередить. Иначе бы я их всех закопал, а не они меня. Сам виноват, прошляпил, позволил этому деревенскому дурачку Хрущёву развалить державу, — Иосиф Виссарионович покровительственно похлопал Николая Николаевича по колену маленькой, почти женской рукой. — Запомни: до тех пор, пока рядом остаётся хоть кто-нибудь, кто может сказать тебе "ты", — ты уязвим и зависим, твой авторитет и положение шатки. И не жалей никого, даже самых близких. Нерешительный царь, похожий на Гамлета, не сможет долго править. А высшая власть стоит любых жертв и усилий, потому что никогда не надоедает: властью нельзя наесться, пресытиться, удовлетвориться.
— Я вас понял, Иосиф Виссарионович, — преданно, с душевным содроганием заглядывая в тигриные глаза, заверил Крымов, и... вдруг услышал смущённый голос своего водителя Фёдора.
— Простите, Николай Николаевич, вы это кому говорите? — тактично спросил водитель из-за стеклянной перегородки, опускать которую ему категорически было запрещено в связи с риском заразить шефа коронавирусом. Даже то, что на водителе была специальная маска, ничего не меняло, — безопасность руководителя страны превыше всего!
Что-то отвечать Крымов посчитал ненужным, лишь нажатием специальной кнопки отделил пассажирский отсек дополнительным звуконепроницаемым экраном. Простому человеку его не понять. В конце концов, по Платону, то необычное и необъяснимое, что творилось с его сознанием — было ценной игрой великого разума. Раздвоение мира на мнимое и реальное в сознании правителя имело для великого философа важное практическое значение. В пятой книге "Государства" Платон прямо говорит о том, что пока не сольются воедино государственная власть и философия, до тех пор не избавиться миру от зла и не увидит света человеческий род. "Судя по всему, у меня проявился мистический дар — видеть и говорить с великими правителями прошлого!" — сказал себе Крымов, одновременно отгоняя прочь неприятные мысли о паранойе и шизофрении.
*
Первомай 1937 года выдался смутно тревожным в самом центре Москвы, будто в самом воздухе было разлито непонятное напряжение. Сталинский нарком НКВД Николай Ежов принял самые строгие меры по обеспечению личной безопасности Сталина и его ближайшего окружения по партии: под видом зрителей парада повсюду были расставлены сотни агентов спецслужб.
Незадолго до начала парада один из сотрудников Ежова наблюдал удивившую его картину. Через ещё пустую Красную площадь к мавзолею в одиночестве шёл высокий человек, вероятно, по рассеянности, руки он держал в карманах, это был первый заместитель наркома обороны Союза ССР маршал Михаил Тухачевский. Несколько минут спустя к трибуне для генералитета подошёл маршал Егоров, но он не отдал чести Тухачевскому и даже не взглянул на него, просто занял место за ним, как если бы он пришёл первым и никого ещё не было. Ещё через некоторое время подошёл заместитель наркома Гамарник. Он так же не отдал чести ни одному из старых армейских знакомых и коллег по службе, но занял своё место, как будто он никого не видит. Последующие маршалы и генералы тоже вели себя со странностью механических кукол, или людей, внезапно утративших память и элементарные навыки общения.
Наконец, из Кремля к мавзолею во главе свиты подошёл Иосиф Сталин. Перед тем как подняться на трибуну мавзолея, вождь начал здороваться со своими военными, протягивая каждому из них руку. От внимания наблюдателя не ускользнуло, что с Тухачевским произошла заминка. Сталин почему-то помедлил и руки маршалу не подал, но тот, вынув руку из кармана, сам протянул её вождю. Сталин поколебался пару секунд, но руку всё же слегка пожал и молча пошёл на трибуну. В напряжённом зловещем молчании, продолжая на видеть друг друга в упор, командиры смотрели парад. Затем Тухачевский первым быстро и столь же одиноко ушёл с Красной площади, продолжая держать руки в карманах... Как будто в каждом из них лежало по пистолету.
Отмечали праздник на квартире наркома обороны Союза ССР маршала Клима Ворошилова. И хозяин, и гости знали о неприязни Тухачевского к Ворошилову, об их резком конфликте и об упрямом желании амбициозного маршала добиться смещения бывшего луганского слесаря — за необразованность, дремучесть, некомпетентность — с должности наркома. Атмосфера стала совсем мрачной, когда слово взял товарищ Сталин. В гробовой тишине, не называя фамилий, он пригрозил разоблачить всех замаскировавшихся врагов и пообещал от имени большевистской партии стереть их в порошок. А бокалы и рюмки следовало поднять "за тех, кто, оставаясь верным, достойно займёт своё место за славным столом в Октябрьскую годовщину".
3 мая 1937 Тухачевский должен был отправиться в Лондон — представлять Советский Союз на коронации нового британского монарха и документы на Тухачевского были направлены в Посольство Великобритании в СССР, но уже 4 мая они были отозваны. Главой советской делегации на коронацию Георга VI вместо Тухачевского был назначен заместитель наркома обороны по военно-морскому флоту. Всё это время шли аресты крупных военных, выдвиженцев Тухачевского, из которых "забойщики" Ежова выбивали нужные показания на своего покровителя.
Через девять дней по предложению Ворошилова члены Политбюро ЦК ВКП (б) понизили Тухачевского в должности и назначили командующим второстепенным Приволжским военным округом. 13 мая он встретился со Сталиным. После разговора с ним маршал связал понижение по должности с арестом своей гражданской жены (любовницы) Юлии Кузьминой, обвинённой в шпионаже. Опальный маршал немного воспрянул духом, он то уже готовился к самому худшему, а так есть надежда, что со временем Сталин остынет, простит его, вернёт в Москву. Один из самых талантливых полководцев Гражданской войны, умница, активно ратующий за техническое оснащение Красной армии самыми новейшими видами оружия и техники, — он несомненно ещё понадобится молодой советской стране и её руководству! Ведь на прощание Сталин высказал ему ряд конкретных пожеланий по руководству округом и крепко, и на этот раз без колебаний, пожал ему руку. Московская квартира в маршальском доме и служебная дача остались за Тухачевским, что тоже служило косвенной надеждой, что "хозяин" не списал его со счетов и вероятно планирует вернуть через какое-то время из "ссылки".
Перед отъездом Тухачевский побывал у Ворошилова и сдержанно поблагодарил его "за оказанное доверие". При разговоре Тухачевский пытался держаться бодрячком, но всё ещё выглядел бледным и растерянным, Ворошилов уже знал об обречённости бывшего заместителя и с любопытством смотрел на него как на живого покойника.
На вокзале Тухачевскому был подан маршальский салон-вагон. 16 мая он прибыл в Куйбышев и успел принять участие в окружной партконференции. Один из ее участников, Павел Ермолин, будущий генерал-лейтенант, вспоминал: "Чувствовалось, что Михаилу Николаевичу не по себе. Сидя неподалеку от него за столом президиума, я украдкой приглядывался к нему. Виски поседели, глаза припухли. Иногда он опускал веки, словно от режущего света. Голова опущена, пальцы непроизвольно перебирают карандаши, лежащие на скатерти". 22 мая нового командующего вызвали в здание Куйбышевского обком партии для встречи с первым секретарём Павлом Постышевым. Здесь маршала арестовали чекисты во главе с заместителем начальника УНКВД по Куйбышевской области майором госбезопасности Рудольфом Нельке. Позднее обоих тоже расстреляют как "врагов народа" и "шпионов": Нельке в 1938 году, Постышева в 1939-м.
24 мая маршала доставили в Москву и на следующий день начали интенсивно допрашивать специалисты Ежова, получившие через сутки нужные показания. Первое время Тухачевский отрицал свою вину, но вскоре согласился давать признательные показания. Почему это произошло, существует несколько мнений. Ходили слухи о том, что сотрудники НКВД однажды приводили на допрос дочь Михаила Николаевича Светлану и угрожали пытать и даже изнасиловать девочку, если её отец не подпишет протокол.
