— Дадут, — кивнул я.
Кадык, как мы с ним и договаривались, наклонился к моему уху и тихонько прошептал:
— Смотри, Странный, не подведи меня...
Я с умным видом кивнул, глядя в ночное небо поверх голов.
— Ну?! — не вытерпел Хмурый. — Чего вы там шушукаетесь?
— Итак, — сказал я с расстановкой, опустив глаза с небес на землю. — Кадык, как я уже говорил, лез по крыше буквально за пять минут до убийцы, но одновременно с тем моментом, как агент душил бригадира... Это и есть вторая причина, которая давала мне уверенность в моих фантазиях... И он опознал пассажира с койки номер тридцать семь, на краю которой я обнаружил след от того самого выстрела из пистолета с глушителем... Ведь это — наш замечательный... Крис Паттерсон! Экзобиолог с Земли, а на самом деле сотрудник службы армейской разведки "Пантеон"!
Крис дернулся, выпучил глаза, и тотчас же его за плечи ухватили двое охранников.
Почти одновременно где-то далеко, сверху раздался тихий и протяжный гул...
Повисла тишина, а я, как зачарованный, глядел на небо, ожидая увидеть источник звука. И наконец увидел четыре маленькие черные точки — гул нарастал...
— Хорошо, Странный. — Крис заговорил без малейшего акцента. — Ты меня поймал. Я проиграл, я сдаюсь... Но с чего ты взял, что это я? Это просто любопытство...
Тут же, с усилением гула с неба, я почувствовал острую боль в затылке, почти как тогда, на "Эоле". Судя по мертвому молчанию окружающих, это почувствовал не только я: у некоторых на лицах возникли недовольные гримасы, а несколько человек стиснули ладонями свои виски.
— Тебя видели выходящим из туалета, а туалет был заперт, — простонал я, превозмогая боль, — техник пришел только в четыре сорок... Ты вылез из купе с телом и вернулся в туалет, в котором не работал слив...
— Но свидетель-то мог и ошибиться, — назидательно произнес Крис. — И как же тогда записка с отпечатками Дроновой и Алимы?
— Ты украл у Дроновой клочок бумаги, — я тяжело дышал, — сделать это элементарно: она везде оставляет свою папку с рисунками. Потом написал текст невидимым проявляющимся раствором и просто подкинул бумажку Алиме, украв его КПК. Алима нашел чистый клочок бумаги и выбросил его в мусорное ведро, не догадываясь, что это...
— Логично, Странный, и все же это домыслы, верно?
— Да... — опять сквозь боль ответил я, — но еще тогда, ой... на заводе...
— А вот там ты мог бы меня поймать! — Крис противно ухмыльнулся. — Я сперва подумал, что ты совсем тупой для универсала, о котором нас предупредили в "Пантеоне"...
— Прости, Крис, что не оправдал твоих надежд, — тихо проговорил я, пытаясь сосредоточиться. — То убийства, то бандиты, то танки: все недосуг мне как-то...
Я вновь с тоской воззрился на небо: прямо на нас, среди парниковых облаков, неслись четыре силуэта, напоминающие крупных чаек, но это были не чайки — это были суборбитальные многоцелевые истребители класса "Гепард", проект "Т-100", и я начал догадываться сквозь усиливающуюся головную боль, где было их гнездо! Тот самый военный шаттл на орбите... тот, о котором сказал Диего человек со станции... Мое нелепое предположение подтвердилось...
— Извини, — он опять выдал кривую усмешку, которая на его пухлой щеке выглядела особенно мерзко, — я перебил тебя. Продолжай: мне любопытно.
— Анализ крови покойного Джованни показал, — послушно продолжил я, пробуя собрать волю в кулак, — что сонного газа он не получил... а значит... — Я сделал паузу, чтобы отдышаться, на лбу выступил пот. — ...Значит, в комнату к вам никто не входил, и, следовательно, убийца был внутри...
— Но это мог быть и Азиз! — С плохо скрытым ехидством Крис поглядел на меня: смотрелся я, наверное, не очень.
— Да, — согласился я, — но слишком много совпадений... Да и возле котельной, у Башни... Ты пристрелил командира, сделав вид, что случайно: ты опасался за жизнь Ирины...
— А кто же выходил за дверь тогда, на заводе? — Крис приподнял левую бровь.
— Скорее всего, Лайла, — прошипел я сквозь зубы. — Она ведь на тебя работала, не так ли? Она вынесла ваше спецоборудование и спрятала в гараже, так как догадывалась, что после убийства будет обыск...
— Ну что ж, неплохо для новичка! Но дело в том, Странный, — как ни в чем не бывало продолжал Паттерсон, — что, кроме чувства самоудовлетворения, тебе все это ничего не даст.
Он криво ухмыльнулся и, сняв очки, аккуратно положил их на стол. Было впечатление, что все вокруг окаменели.
— Руки уберите! — властно приказал он охране, и те молча повиновались. — Видишь этих пташек? — спросил он насмешливо. — Я сейчас спокойно уйду, а они превратят эту долину в пылающий котел — у них такой приказ в случае моего провала. Знаешь, что подвешено на "Гепардах", под их крыльями? Ракеты "воздух — земля" с обогащенным ураном. В принципе, — он бросил оценивающий взгляд на темную полосу состава, — тут и четырех ракет хватит, чтобы сделать здесь отличную глазированную чашу радиусом в три километра, а у них этих ракет шестнадцать! Что скажешь?
Я уловил краем глаза широко открытые испуганные глаза Ирины.
Воздух над нами загудел, зарычал, и звено "Гепардов" прошло в бреющем полете над ярдангами, обдав всех сидящих волной горячего воздуха и оглушив ревом турбин. Были видны промелькнувшие мелкие детали нижней части их фюзеляжа, а под крыльями я заметил упомянутые Крисом ракеты. Я подождал, когда звук хоть немного смолкнет, — отчасти даже не из-за сиплого грохота, а оттого что опасался трещины на своем черепе, если начну говорить, — словно стальным раскаленным обручем сдавила боль мою голову...
— Поздравляю вас, господин Паттерсон, — выдавил я из себя, — вас и ваших пташек, потому что только в нашем телешоу вы можете получить роскошные призы от наших спонсоров! Может, хотите передать что-нибудь родственникам и коллегам на Землю? Вы в эфире, пожалуйста!..
Его глаза, казавшиеся без очков такими маленькими и прищуренными, на мгновение раскрылись.
— Странный, это очередная твоя неумная шутка, так ведь? — спросил он слегка раздраженно.
— Ну почему же, милый мой Ангел, посланец богов! — Я почти простонал, а звук реактивных двигателей начал вновь нарастать — "Гепарды" пошли на второй заход к долине. — Дело в том, — кряхтя от боли, продолжил я, — что все мы сейчас являемся участниками гладиаторского шоу, которым раньше заведовал ныне покойный Жирный Тэдди. Планетарный передатчик поезда транслирует все наши слова и действия прямиком на станцию "Марс Экспресс", а оттуда на подпольные телеканалы Земли. Каково это, Крис, чувствовать себя телезвездой? Расскажи о планах "Пантеона" на будущее, нашим телезрителям любопытно узнать...
— Ах ты сволочь! — Лицо Криса исказила гримаса гнева и отвращения. — Решил заделаться журналистом???
Голос его почти сорвался на визг, который был заглушен гулом звена истребителей, вновь пронесшихся над нашими головами, оглушая и сотрясая все сущее.
Сперва Крис пошарил глазами вокруг, словно пытаясь разглядеть невидимых телезрителей, потом оскалил рот, растянув губы в гримасе, и коснулся большим пальцем какого-то зуба.
— Гость вызывает Азраила, Гость вызывает Азраила, — проговорил он каким-то утробным низким голосом. — Станция ведет передачу на Землю, передайте Базе — станцию атаковать!
— Крис, не городи ерунды, — сказал я слабым голосом, чувствуя, что боль перестала расти в моей голове, — все, что ты сейчас сказал, — уже на станции известно, у них тоже есть оружие, и довольно мощное, — скажи, твое начальство одобрит небольшую космическую войнушку на орбите Марса, которую и с Земли-то можно засечь будет? Это уже настоящий блокбастер получается! Кстати, а предусматривает ли приказ полное уничтожение всех свидетелей? Включая тебя?
Крис смачно выругался и привстал над столом, опершись о него руками, и тоже замер. Ангел задумался.
Я почти не мог шевелиться, только голова кое-как вертелась, пока мышцы шеи в какой-то момент не начинали деревенеть. Казалось, что застыло вокруг все: и стальная кишка поезда, и люди, стоящие с лопатами, задрав головы к небу, и все сидящие за столом. К музею древних камней добавился музей восковых фигур. Словно нас сфотографировали, и мы сами и превратились в обыкновенный JPG, скопище точек пурпурного, зеленого и голубого, неодушевленный жидкокристаллический узор с тихим музыкальным сопровождением... Где-то был слышен низкий густой гул. То ли шум среди нарисованных холмов, то ли это жужжали, словно пришпиленные к нарисованному небу, мухи, которые сперва казались грозными суборбитальными истребителями... У фермера в руке тлела непогашенная самокрутка, Хмурый стискивал лоб ладонями, а Ирина смотрела на меня... И как в случае с Дарби, это оцепенение в какой-то момент становилось приятным и успокоительным — даже боль стала уходить. Возникало такое чувство, что мы тут сидим уже много тысячелетий, помним, как возникали и осыпались эти каменистые наносы пород, помним, как пошел тут первый поезд, пущенный колонистами, и будем мы тут сидеть вечно , потому что это хорошо, и это правильно, мы занимаем наше место во Вселенной, и так ЕСТЬ и БУДЕТ! Безумное чаепитие, смерть в Венеции...
Вдруг плоское изображение прорвалось чуть правее центра: Крис позволил себе пошевелиться и повернуть голову в мою сторону — не знаю почему, но к горлу вдруг подкатил страх... маленькие черненькие коготки дикого животного ужаса... Словно все в одночасье встало с ног на голову, и тебе нет больше места здесь... Главное — не циклиться, не фиксировать свое внимание на глубине этой бездны ужаса, иначе скатишься туда и не сможешь вернуться... Все в порядке... Я мысленно собирал вокруг своей головы прозрачный мерцающий капюшон, который медленно надевал на шею и плечи, готовясь прикрыть им лицо...
Крис повернулся ко мне: в его чертах не осталось и следа от прежнего глуповатого и надменного сынка миллионера — лицо его было жестким и властным, поперек губ на щеках пролегли напряженные складки, а глаза слегка фосфоресцировали малиновым сиянием. Он опять ухмыльнулся, и ухмылка его была ужасной, зловещей, довольной, словно перед обедом каннибала. Он начал вытягивать губы, вслед за которыми стала ползти его кожа и деформироваться голова, превращаясь в некое подобие лошадиной.
— Хорошо, я выступлю... — сказал человек с лошадиной головой гулким голосом, от которого задрожала вся картинка, — раз ты так этого хочешь, Охотник Странный... Но учти, что я скажу все... Все! — Это слово многократно повторилось эхом в ушах и зазвенело, как гонг судебного заседания... — Как говорится, вскроем карты, джентльмены! — плямкали лошадиные губы, поросшие толстой редкой щетиной на пористой коже. — Ты ведь знаешь уже, Странный, про свою любимую женщину? Что она и является этим нашим горе-Посейдоном? Она, со своим Кожевниковым, самая обыкновенная заговорщица... А потом, я думаю, что ты получал мое сообщение, касающееся Алимы? Он-то ведь тоже не тот, за кого себя выдает. Правда, Азиз? Скажи нам?..
Он слегка коснулся плеча Азиза, и тот, вздрогнув, зашевелился, будто у него включилось электропитание.
— Я хотел помочь тебе, Странный, — четко и ясно произнес Азиз, так же, как и Паттерсон, враз лишившийся своего акцента. — Я хотел помочь тебе, Странный, — вновь повторил он с видимым усилием, кидая пронзительные взгляды в сторону Криса. — Я недавно стал догадываться, что это он... Я так же, как и Джованни или Владимир, был против ренегатов, я бы помог тебе...
— Господи, — произнес я, — тут все, что ли, из разведки?
— Почти, — проблеяла лошадь утробным клекотом, — почти... Остался у нас только один... Только один...
Я взглянул в огромные глаза Ирины и замер, затаив дыхание...
— И это, как тебе прекрасно известно, — продолжала лошадь-Крис, — это ты, Странный, ты... Ты же у нас внештатный сотрудник внешней марсианской разведки, МВР, так ведь, Охотник Странный? Бывший майор, кажется? Да?
Я тяжело вздохнул, по телу пробежали мурашки — стало как-то тоскливо и противно...
— От Большого Брата ничего не утаишь, — покивал я. — Да, Крис, ты не ошибся...
— Я редко ошибаюсь. — Крис растянул лошадиные губы в улыбке. — Даже то, что ты меня вычислил, мало чем воспрепятствовало моей миссии, потому что Олимп уже рядом, а Ирина теперь пойдет со мной... Да... Если бы Посейдона не существовало, его стоило бы придумать, как и поступил Кожевников... Правда, Ирина?
Он коснулся ее руки, и моя любимая вздрогнула так же, как перед этим вздрогнул Азиз. Она захлопала ресницами, и на глаза ее навернулись слезы...
— А я верила тебе, Дэн, — произнесла она дрожащим голосом. — А ты... ты такой же... Ты и они... Тебе нужно было вытянуть из меня всю эту историю... Ты... Ты врал мне...
Лошадь нагло и самодовольно улыбалась.
— Ира, нет, — вырвалось у меня, — я не врал... Я... я должен был сказать, но это к делу не относилось уже... Я ведь на самом деле полюбил тебя... Я даже не знал, что ты знаешь о чем-то... Это из-за бластера... Мне сказали просто проследить за вашей группой, и все... Они сами не знали...
— Дэн... — горько улыбнулась она. — Хотя бы ради того хорошего, что было, — не оправдывайся и не лги снова...
— Это правда... — сказал я и вдруг замолчал, поняв всю бессмысленность слов. — Я тебя люблю...
Последние слова я почти прошептал, так как мне сильно сдавило горло.
— Пойдем со мной, девочка, — сказала повелительным тоном лошадь. — Здесь все отъявленные лжецы и негодяи. Теперь ты поняла все и готова исполнить свое предназначение?
— Да, — сказала Ирина тихо, опустив глаза.
— Гость вызывает Азраила, — опять низким рокотом заговорил Паттерсон. — Код "дабл би", повторяю, код "дабл би".
Гул усилился, словно раздувались сиплые легкие невидимого великана, застрявшего в горах. И вот небо заслонила большая черная тень — метрах в двухстах плавно снизился, обдав стеной горячего воздуха, один из "Гепардов". Плавно покачиваясь в воздухе, он завис на высоте метров десяти — пятнадцати над поверхностью долины, подняв под собой облако пыли. Он напоминал переднюю часть разрезанной пополам касатки, с торчащими по краям плавниками, с раздвоенным сверху хвостовым оперением. От вибрирующего гула звенело в ушах. В его брюхе распахнулся черный проем люка, и оттуда стала опускаться открытая кабинка с тремя сиденьями, покачивающаяся на тросах. Кабинка коснулась земли, а сам истребитель стал подниматься, продолжая разматывать канат.
— Прощай, Охотник Странный, — прогремел в ушах голос Криса, перекрывающий рокот самолета. — И мой тебе совет: никогда не лазай на высокие горы... никогда... А то будет, как с Кожевниковым... Аплодисментов не надо, гонорар за передачу пришлите почтой... Пойдем...
Последняя его фраза относилась к Ирине, которая покорно, понурив голову, медленно встала и пошла за удаляющимся в сторону самолета Крисом.
Я, не отрываясь, глядел вслед женщине в оранжевом комбезе, мышцы мои судорожно напрягались, а по щекам текли теплые слезы...
Краем глаза я уловил где-то слева движение. Скосив глаза туда, я заметил, что Йорген конвульсивно дергается в попытке подняться. И почти тут же я почувствовал знакомое покалывание в затылке: воздух загудел, мелко завибрировал, и вибрация эта перекрыла гул двигателей истребителя... Я поднял глаза выше — сверху к самой земле плавно опускалось мерцающее золотистыми искорками багровое облако, полупрозрачной стеной закрывающее от нас удаляющихся Криса и Ирину... Йорген, тяжело опираясь о стол, приподнялся, неловко пытаясь сдернуть с плеча автомат...
