— Я. Выслал. Двоих. Разведчиков. Для. Установления. Ее. Местонахождения. Но. Они. Пока. Не. Возвращались.
— Они и не вернутся, — криво усмехнулась куноити, — не забывай, что Старая Кошка работала на клан Учиха многие поколения — еще с той поры, когда Конохи не существовало. Сенджу не однажды пробовали ее уничтожить или взять в плен, но всякий раз дело с треском проваливалось. У нее полно шпионов в нашей Деревне, и вдобавок, поговаривают, она умеет видеть глазами зверей и птиц. Так просто эта старая кошелка нам не сдастся, особенно теперь, когда ее любимые Учиха опять перестали быть фантомом из прошлого и возглавили целую Скрытую Деревню.
— Однако. Если. Твои. Слова. Правдивы. То. Она. Приказала. Своим. Помощникам. Уходить. Следовательно. Старая. Кошка. Оценивает. Ситуацию. Как. Критическую.
— Или мы с вами проворонили еще один потайной выход, и она смылась другим путем. Здесь их тысячи...
Издалека, откуда-то из недр подземного комплекса, постепенно нарастая и становясь громче, раздался протяжный человеческий крик жуткой боли и страдания, переходящий в истошный визг, а затем — в приглушенное клокотание, уже неразличимое сквозь толщу земли и бетона.
— Вот тебе и разведчики, — озабоченно сказала Анко командиру, — пошли. Убьем эту ископаемую тварь.
* * *
Как и ожидал Шикамару, удержать Райдо дома не удалось. У Намиаши глаза на лоб полезли, стоило ему только выслушать увещевания запыхавшегося чуунина. Ни к каким Харуно, ни к каким Хагане он Шикамару не опустил, покуда не выпытал у него все детали. Деталей чуунин не знал, но, стремясь не уронить чести клана, решил не выказывать своей неосведомленности и прямо заявил Райдо, что разглашение известных ему подробностей отнюдь не скажется положительным образом на отношении Пятой к Нара. Дзеунин зло глянул на него, сплюнул на порог и умчался в неизвестном направлении. Что бы он ни замышлял, Шикамару мысленно пожелал ему удачи.
Харуно еще не спали. Глядя на их осунувшиеся от горя лица, Шикамару подумал, что они вообще не спят с того дня, когда их дочь была причислена к изменникам родины. И предостережение, и заверения в скором возвращении Сакуры они выслушали с одинаково каменными лицами, и Нара засомневался, поняли ли они вообще что-нибудь из сказанного им. Дом Харуно Шикамару покинул в гадком расположении духа.
Пробегая мимо госпиталя, он заметил на дороге два трупа незнакомых ему синоби: одного настиг кунай, второго зарубили мечом. Чуунина удивляло то, что на все эти убийства и аресты, производимые ANBU и избранным Пятой боевиками, никак не реагируют жители деревни. Обычно, начнись в Деревне драка, комендантский час не помешал бы привыкшим быть всегда наготове синоби подняться по тревоге. Но никто не зажигал света, никто не открывал окон и не выскакивал на улицу с оружием наголо, спрашивая у выбегающих навстречу соседей, что тут происходит. Похоже, всех 'своих' предупредили, а людям, перечисленным Какаши, нарочно ничего не сказали. Их держали под наблюдением, только и дожидаясь от них провокационных поступков, послуживших бы поводом разделаться с ними, как с неблагонадежными. Но Хатаке пришел к нему и поручил известить их, и эта нестыковка навела Шикамару на мысль, что, вероятно, Какаши не так рьяно поддерживает Пятую, как сам утверждает.
Впереди что-то оглушительно хлопнуло, и в ночной воздух, застилая звезды, поднялось облако пыли и дыма. Добравшись до южной оконечности Конохи, где стояла хибара Хагане, Шикамару проклял себя за нерасторопность, а Райдо — за то, что его задержал. Взрыв, который он слышал, прогремел именно здесь. То ли ANBU, штурмовавшие его жилище, швырнули в окно кунай с взрывной печатью, то ли сам Котецу, почуяв неладное, заминировал подходы.
Чуунин, упав в обжигающе-холодную грязь, по-пластунски пополз к крыльцу местного продуктового магазина, где он обычно покупал по паре пива, направляясь в гости к Котецу. Молодая жена Хагане, Юи-сан, вечно ругалась на них за эти посиделки, честила 'алкашами', пророчила, мол, оба они 'сопьются и так и останутся на всю жизнь вечными чуунинами'. Котецу беззлобно отшучивался, Шикамару чувствовал себя не в своей тарелке, но постепенно он привык к их ссорам и вздорному нраву Юи-сан.
Оставалось догадываться, что теперь стало с ней, Котецу и их пятимесячным ребенком. Из развороченных взрывом окон все еще шел густой дым, но огонь потушили — скорее всего, сами нападавшие, после того, как сделали дело.
— Это кто у нас тут? — Шикамару схватили за шкирку и бесцеремонно выволокли из-под крыльца магазина, откуда тот наблюдал за подорванным домом Хагане. Никто, кроме ANBU это быть не мог, поэтому чуунин счел разумным не сопротивляться. Их тут, наверно, человека три — все равно догонят и прикончат. — Ага. Дерьмо на палочке — одна штука.
Его впечатали мордой в землю и заломили за спину руки, но он все же успел рассмотреть, кто его держал. Высокая женщина с длинными распущенными волосами в комбинезоне ANBU и белой маске, разукрашенной тремя сходящимися к носу полосками — вертикальной на лбу и по одной на каждой щеке.
— Какой сладкий мальчик, — пропела она, испытывая каблуком ботинка его хребет на прочность. — Немного чумазый, но вы только посмотрите на его мужественные черты! А этот волевой подбородок! Даже жаль, что он вот-вот отправится в лучший мир.
— Это же сын Нара Шикаку, — сказал кто-то, — только что он тут делает?
Шикамару краем глаза заметил блеск ножа и понял, что ему сейчас будут резать горло, причем ни обмануть, ни разжалобить ассасинов в масках не удастся. Чуунин вывернул голову, выпучил глаза и заорал во всю мочь:
— Я здесь по приказу Хатаке Какаши! Троньте меня — и он вас всех за ноги повесит!
Женщина ухватила чуунина за плечо, грубо перевернула и уселась ему на грудь, приставив нож к подбородку. В блеклом свете далекого фонаря Шикамару увидел силуэты еще пятерых бойцов ANBU. Ого. Большая группа.
— Какому еще приказу?
— Устному, — нагло ответил чуунин. — Он вас не касается!
Женщина склонилась к Шикамару, и он уловил ее сиплое редкое дыхание. Длинные лоснящиеся волосы, выбивающиеся из-под маски, разметались по его лбу и щекам. Нара быстро-быстро заморгал, чтобы они не попали ему в глаза.
— Нас все касается, — прошептала женщина. — Говори. Мне некогда с тобой возиться.
— И не подумаю! Какаши-сан строго-настрого запретил мне разглашать что бы то ни было, относящееся к моему заданию. Убейте меня, и вы не только сорвете важную миссию, но еще и вынесете себе смертный приговор! — расписывая ей плачевные последствия своего убийства, Шикамару подумал, что Хатаке, скорее всего, сделает с ним то же самое, если чуунин его подставит.
— А что если, — зрачки женщины возбужденно расширились, — меня привлекает перспектива погибнуть от руки Какаши-семпая?
Ненормальная, как и большинство капитанов в ANBU. Но она уже засомневалась. Это хорошо.
— Командир, — негромко сказал один из бойцов, — нам надо спешить, а то опоздаем к точке сбора.
— Вроде бы этот парень — и вправду приятель Хатаке, — поддержал его другой, — может, он и не врет.
— А, может, и врет, — возразил третий. — Пользуется своим знакомством с ним и вешает нам рамен на уши.
— Командир! Насчет Нара нам указаний не давали! — с нажимом повторил тот, который торопился. — Пора!
Женщина вполголоса выматерилась, но, прежде чем слезла с Шикамару, с размаху ударила его кулаком по лицу, а затем, уперев худое острое колено ему в пах, так, что чуунин заорал от боли, ударила еще. И била, и била, напирая коленом все сильней и сильней, выжимая из него истошные вопли и всхлипы. Шикамару не пытался сопротивляться и сдерживать крик — он знал, так она скорей закончит. Он не видел ее лица, но ему почему-то казалось... нет, он даже был уверен: ее злость сродни злости нимфоманки, которую отверг очередной партнер.
Когда они ушли, Шикамару еще долго лежал, скорчившись, приходя в себя. Потом он, постанывая и держась за стену, встал, выплюнул на землю два выбитых зуба. Надо было возвращаться домой. К Инузукам, если он к ним вообще поспеет раньше боевиков Пятой, ему в таком виде идти нечего.
— Нет, не пойду я служить в ANBU, — выдал он в никуда, ощупывая расквашенное лицо. — Не зовите и не приглашайте — все равно не пойду. Ну вас на хер.
* * *
Крупный капиталист и торговец недвижимостью Мицуру Косиюки, хозяин двух десятков новых респектабельных домов в самом центре столицы и неисчислимого множества многоквартирных бедняцких халуп на окраинах, в эту ночь не спал и не хотел — он неплохо вздремнул днем, после обеда. Удобно устроившись в мягком кресле у камина — еще одна новомодная западная штучка, приятная, но донельзя непрактичная — с бокалом вина в руках, он почитывал свежую газету. Точнее, это вчера она была свежей, а сегодня ночью — уже не очень, но что уж тут поделать? Писали, конечно же, о войне, о победах армии, о вмешательстве Ветра, о концерте какой-то знаменитой альтернативной группы, приехавшей на гастроли из Края Земли (на этом месте Мицуру Косиюки скривился и перевернул страницу — он эту воплемузыку не переваривал), в общем, о всякой белиберде. И, заметьте, ни слова о геноциде гражданского населения в Краю Рек. Его шурин недавно вернулся оттуда, и от его рассказов у домовладельца волосы дыбом вставали. Убийства, изнасилования, грабежи — да, это часть любой войны, но когда их возводят в ранг самоцели, и людей начинают убивать ради спортивного интереса — это перебор.
Мицуру Косиюки был далек от гуманизма. Как всякий крепкий капиталист он знал, что наша жизнь жестока и несправедлива, что человек человеку — волк и все в том же духе... Но страна и общество уже давно были не те, чтобы восторженно приветствовать убийство во имя убийства. Стоит задуматься: если Владыка так бесчеловечно относится к чужим подданным (врагам, но, тем не менее, людям ведь!), но кто ему запретит обращаться точно так же со своими? И как мы будем выглядеть в глазах других стран? Безумцами? Варварами? Кто потом захочет иметь с нами дело?
За входной дверью послышался какой-то шум: громкие возгласы, ругань, женский плач. Мицуру отложил газету в сторону. Совсем обнаглели, никак до них не дойдет, что это им не клоповник для пролетариев и шлюх, а элитное жилье для звезд шоу-бизнеса, богатых предпринимателей, видных политиков и членов правительства даймё. Эту башню, возвышающуюся в двух шагах от центральной площади и дворца Владыки, выстроили всего полгода назад и квартиры тут стоили бешеных денег. Интересно узнать, кто это из жильцов там дебоширит посреди ночи? Справедливо говорят: чем больше счет в банке, тем меньше манер.
Накинув поверх халата черное пальто, настолько длинное, что скрывало даже домашние тапочки, Мицуру пятерней расчесал волосы и, не глядя в дверной глазок, вышел на площадку. Представшая ему сцена повергла хозяина высотки в шок.
Четверо солдат в ярко-алых накидках-дзинбаори, расшитых гербами Владыки, выволакивали из квартиры напротив мужчину средних лет. Фамилия мужчины была Цунэо, он занимал высокую должность в Министерстве Просвещения, слыл прогрессивным либералом и, как поговаривали, имел в недалеком будущем все шансы занять пост самого министра. Мицуру хорошо его знал: помимо некоторых деловых аспектов их также связывали приятельские отношения. Они не упускали случая сыграть партейку-другую в сёги или покер под бутылочку коньяка и хорошую беседу, бывало, вместе посещали игорные дома и непременно дружили бы семьями, если б только Мицуру был женат.
Гвардейцы, похоже, вытащили Цунэо из постели: он был облачен в ночную пижаму, что-то невыразительно мычал, крутил головой и явно ничего не понимал. Мицуру оставалось лишь гадать, почему солдаты нарушили его сон. Супруга Цунэо, совсем еще молодая женщина, бледная и белесая, как фотовспышка, стояла возле лестницы под охраной гориллоподобного солдата. Она дрожала и всхлипывала в беззвучных рыданиях, но была так перепугана, что даже не могла проронить ни единой слезы.
Рядом с лифтом, выделяясь особым покроем и видом униформы, торчал моложавый, чуть полноватый офицер с катаной у пояса. Один глаз у него слегка косил — это было особенно заметно, когда он поглядывал на листок бумаги, который держал в руке. Солдаты чуть потеснили его, когда затаскивали Цунэо в лифт, но он не рассердился и только прикрикнул на них, чтобы с женщиной — госпожой Цунэо — они обращались поделикатней.
— Эй, господин хороший! — Мицуру грозно надвинулся на косоглазого офицера. — Что это все должно означать?
Офицер ответил ему взглядом, соединяющим в себе одновременно смущение и торжество, как если б ему позволили что-то, чего он уже давно бесплодно вожделел. Но сказать он ничего не успел.
— А это еще что за персонаж? — повернувшись на звук голоса, в углу площадки Мицуру увидел еще одного человека. Капиталист сразу же понял, почему не заметил его с самого начала — умением оставаться незаметным незнакомец зарабатывал себе на жизнь. Высокий, поджарый, с широким плоским лицом, он носил униформу Конохи и протектор с ее же знаком.
— Какая квартира? Семьдесят восьмая? — косоглазый уткнулся носом в свой листок и зашевелил губами, что-то выискивая. — А, нашел! Ба! Да это же здешний хозяин, Мицуру Косиюки, пятьдесят четыре года, сочувствующий.
— Всего-навсего 'сочувствующий'? Жаль... — разочарованно изрек ниндзя, опустил подбородок и, как почудилось Мицуру, его лицо и фигуру тотчас же укутала тень, хотя никакой тени на ярко освещенной площадке и в помине не было.
— Что это у вас за список? — стряхнув морок, капиталист ринулся на офицера, и двое солдат тотчас заступили ему путь. Косоглазый торопливо прижал листок к груди, пряча от настырного хозяина его содержание, но тот все-таки заметил, что в списке значилось не менее тридцати имен. — Куда и по какому праву вы забрали семью Цунэо?!
— Служащий Цунэо задержан по подозрению в антиправительственной агитации, — ухмыльнулся офицер. — До выяснения обстоятельств он и его семья будут находиться под стражей, а что касается причиненного вам беспокойства — прошу нас извинить. Думаю, вы не станете возражать, что незыблемость основ нашей родины стоит несколько превыше закона о неприкосновенности частной собственности. Особенно ВАШЕЙ, Мицуру Косиюки-сан. Ведь вы и сами не без греха.
Было бы не совсем верным сказать, что Мицуру не понимал смысла происходящего. Так уж сложилось, что он водил знакомство со многими высокопоставленными государственными мужами — держать крупный бизнес в Краю Огня, не имея обширных связей, считалось чем-то из разряда мифов. Однако некоторые внутренние убеждения, основанные на прагматизме и деловом подходе, не позволяли ему однозначно причислять себя к сторонникам замшелого режима даймё. Поэтому, дабы не обидеть и не разозлить своих влиятельных покровителей, Мицуру Косиюки неустанно провозглашал себя конформистом, не видящим никакой нужды иметь собственные политические убеждения, причем в действительности это, конечно же, было не так. Трудно сказать, верили ему или нет, но покуда он платил в казну налоги, его терпели. Южная Кампания уже съела большую часть государственного бюджета этого года, а он, между прочим, если верить многочисленным прогнозам экологов, метеорологов, агрономов и прочих высоколобых снобов, обещает быть еще менее урожайным, чем предыдущий. Поэтому таких людей, как Мицуру, даймё будет доить нещадно и беспрестанно. Если, конечно, Владыка не хочет в будущем оплачивать войну из персонального кармана, который, сказать по справедливости, от награбленного в Краю Рек добра раздулся прямо-таки неприлично.
