— Она... Просто у неё нет таланта, — ответил мне Эйзельштейн, и 'по-честному' посмотрел мне в глаза. Однако я понял, что он врёт. Слишком очевидно. Слишком долго он думал над ответом. К тому же его руки... Он опять схватился за запястье, как будто ему некомфортно. Да и вообще, это не причина. Отсутствие таланта... Больше похоже на отговорку.
Я отвернулся от профессора и прошёлся по залу, вновь оглядывая порядком поднадоевшие мне гобелены. Мне нужно было обдумать его слова. А думать тут было над чем. Во-первых, сам профессор. Я до сих пор не знал точно, каков характер связи между ним и бригадным генералом Немдой, вместе с Восточным революционным фронтом. В том, что эта связь есть, сомнений не осталось. Но что это за договор? Зачем Немде нужны химеры? Вот что меня интересует. Нет, у меня, конечно, есть некоторые предположения, но их к делу не подошьёшь. Таких предположений и в штабе могут настроить немало. Нужны факты и доказательства.
Во-вторых, наличие в окрестностях Хизгарда просто баснословного количества химер. К гадалке ходить не нужно, чтобы догадаться, что к ним местные алхимики имеют самое прямое отношение. Сомнения возникают лишь в причастности самого Эйзельштейна к ним. Есть, конечно, упоминанием об этом в письме. Но этого мало, да и не хочу я использовать его в качестве улики. Вреда от этого будет куда больше. Уж очень неоднозначная информация там содержится. Так что в этом направлении пока слишком маленькая доказательная база.
В-третьих — Армони, 'дочь' профессора. И Алхимический Катализатор. Мне нужно было конкретно выяснить, для чего Вильгельм создал её, и какие у него на неё планы. Что-то в последнее время паранойя так и цветёт, не давая мне верить профессору на слово.
— Эдвард? — окликнул меня профессор. Я остановился и повернулся к нему. Похоже, пришла пора дать ответ.
— Знаете, профессор, встретив Армони, я оказался несколько озадачен, — решил я начать издалека, и подарил Эйзельштейну одну из своих улыбок. Обычно такие улыбки не сулили никому ничего хорошего, но профессор плохо знал меня, а потому не обратил на неё внимания. — Я даже не знал, что у вас есть ещё одна дочь, кроме Селены. Вы удочерили Армони?
— Нет. Армони... она моя родная дочь, — ответил Эйзельштейн. Я показал, что удивлен, хотя на самом деле предполагал подобное. Более того, Эйзельштейн лишь подтвердил мои подозрения.
— Получается, она младшая сестра Селены? Если честно, у меня была подобная мысль, так как они всё же похожи, — произнёс я, всем видом показывая, что озадачен. Затем посмотрел на профессора. Тот чего-то ожидал. — Хмм, если уж говорить о Селене... Я был на кладбище и видел её могилу...
Едва я это произнёс, как профессор напрягся, а его руки непроизвольно сжались в кулаки.
— Я предпочитаю не затрагивать эту тему, чтобы не ворошить былые раны, — произнёс он, хмуро глядя на меня.
— Мда, Пастор поделился со мной тем, что знал, — ответил ему я, сложив руки на груди, с укором глядя на него. — Однако, если честно, я ожидал услышать немного больше, придя в этот дом. Всё-таки мы с Селеной и с вами были не чужими людьми, пусть и общались недолго.
— Тебе ли не знать, что бывают вещи, о которых лучше не вспоминать? — спросил он меня. Затем его взгляд остановился на моей правой руке, и он указал на неё. — Эдвард, твоя правая рука и левая нога... Это ведь автоброня?
— Хмм, и что из этого следует? — предложил я ему развить мысль дальше. Он довольно быстро 'раскусил' меня, что лишь подогрело мой интерес. Как он попытается использовать эти знания?
— Я рискну предположить, что это не случайно, — продолжил Эйзельштейн и посмотрел на меня своим пронзительным взглядом, при этом прищурив глаза. Хочет напугать? Смешно. В эту игру можно играть вдвоём. — Ты ведь совершил преобразование человека, не так ли?
— Смотрю, вы хорошо подкованы в этом вопросе, профессор, — усмехнулся я, отчего Эйзельштейн немного сбавил 'напор'. После я вновь стал серьёзен, одновременно с этим иронично вздёрнув бровь. — Вот только с чего вы решили, что эти воспоминания мне неприятны, профессор?
Ответом мне было молчание. Плохо он меня знает, раз решил, что на меня можно надавить подобным образом. Впрочем, у меня пока нет желания нагнетать обстановку. Я терпеливый и осторожный.
— Профессор, если у вас нет желания говорить о прошлом, я давить не буду. Это ваше право. Давайте лучше вернемся к настоящему, — дипломатично предложил я и даже мысленно зааплодировал себе, так как в ответ на мои слова я заметил, как на лице Эйзельштейна отразилось облегчение. Что ж, посмотрим, насколько он теперь расположен к доверительному разговору. Хотя профессор и опытный человек, но, похоже, он сам не подозревает, сколько всего интересного можно вытянуть из человека простым разговором. Особенно когда он не знает истинной сути собеседника и его целей. Благодаря найденным документам я и так имею перед глазами практически полную картину.— Вижу, что дела в Нью-Хизгарде процветают. До меня даже дошли слухи, что именно вы отстроили этот город.
Хотите успокоить человека и заручиться его доверием? Говорите о том, что ему интересно и что ему дорого больше всего. И не скупитесь на заслуженную похвалу. Такой подход позволяет найти 'ключик' и 'отворить' многие двери.
— Это именно что слухи, Эдвард, — усмехнулся он и развёл руками. Уже клюнул? Я разочарован. — Я был всего лишь инициатором. Но без помощи остальных беженцев Хизгарда мне бы ничего не удалось сделать. Так что строили мы все вместе.
— Но ведь именно вы бросили клич для всех алхимиков, чтобы собрать их здесь, верно? — невинно спросил я, пробуя почву под ногами. Посмотрим, что он ответит.
— Это не совсем так. Те дезертиры пришли сюда по собственному желанию и осели тут, так как им некуда больше идти, — 'честно' ответил он. К его словам нельзя было придраться. Но я знал факты. — Кто-то из них — преступники в бегах. Другие — бывшие военные и государственные алхимики... Из-за этого на улицах города становиться небезопасно.
Говорил он это с такой уверенностью, что ему можно было бы поверить. Если бы не тот факт, что, во-первых, алхимики в городе отзывались о нём исключительно положительно, чего не стали бы делать случайные гастролёры. А во-вторых, показания майора военной полиции, что я допросил в поезде, это подтверждали. Но не будем спешить.
— Однако по сравнению с тем, что твориться в старом Хизгарде, ситуацию в городе я бы назвал 'образцовой', — заметил я как бы невзначай. — Мне довелось посетить вчера тот город и скажу прямо, там царит настоящий бардак. Разруха, пепелища, куча химер, весьма агрессивных к слову... И кому только понадобилось делать столько этих ужасных созданий? Да и зачем?
Вопрос был невинным, но Эйзельштейн вновь напрягся. Незаметно, как он думал, для меня. Но моего боевого опыта вполне достаточно, чтобы засечь это. Возникает вопрос, с чего он так остро реагирует? Я что, провожу расследование? Так, просто зашел в гости к старому знакомому, только и всего. Хе-хе. Моё настроение вновь поползло вверх как у борзой, которая вот-вот выйдет на след дичи. Но виду я не показал.
— Я не знаю... Они просто появились непонятно откуда... Я не вникал в это... — ответил он довольно напряжённо. А я вновь почувствовал, что мне бессовестно врут. Эйзельштейн явно в курсе того, что происходит и как минимум имеет к этому отношение. Если даже не является инициатором. Тут профессор поспешил переменить тему, явно сочтя дальнейшее обсуждение опасным для себя. — Кстати, Армони сказала, что тебе негде заночевать? Я не буду против, если ты погостишь у нас несколько дней.
— О, это было бы чудесно. Так давно мечтал отдохнуть в спокойной обстановке! — улыбнулся я. Мой лицо прямо-таки выражало полное доверие и безмятежность. — Я так тронут, профессор. Я столь внезапно свалился вам на голову, а вы сразу готовы принять меня.
Профессор благодушно закивал, а тем временем решил закрепить результат, немного 'поплакавшись в жилетку'.
— Знаете, с тех пор как я поступил на государственную службу... Всюду эти презрительные взгляды. Ненависть, опаска. Я так устал от этого, — я вздохнул и покачал головой. Профессор с пониманием покивал мне. — Газеты же изобразили Государственных алхимиков прямо какими-то чудовищами. И никто... Представляете? Никто даже не подумал, скольким солдатам была сохранена жизнь, благодаря нашей алхимии! А сколько бы погибло невинных, если бы мы не вмешались? А как результат...
— Вижу, ты очень сильно переживаешь из-за этого, Эдвард? — с доверием спросил профессор.
— Знаете, сколько раз меня в газетах называли монстром? А ведь некоторые матери Аместриса пугают моим именем своих непослушных детей! — поведал я старую, пущенную мной самим, байку. — А ведь алхимики тоже люди. Сколько моих 'коллег по цеху' спилось после войны. Кто-то даже пытался наложить на себя руки. И никакой благодарности.
— Как ты уже сказал, газеты постарались на славу, — поддержал он разговор. Я кивнул.
— Да, особенно в отношении меня. Даже откопали ту историю в Ризенбурге, о нападении Ишваритов, из-за которого я, собственно говоря, и стал Государственным Алхимиком, — я замолчал, а профессор взглядом подтвердил, что читал её. — Никто из них не написал, что погибли почти все солдаты и полицейские города. А сколько минных жителей тогда было ранено? Они не написали даже о том, что маленький мальчик едва не обделался от страха в тот день. Однако все поспешили изобразить меня чудовищем, таковым и рожденным.
Я замолчал, профессор же не спешил нарушать тишину. Наконец, я, вздохнув напоследок, для 'закрепления материала', улыбнулся.
— Поэтому я и сказал, что тронут, — я развёл руками, показывая свою открытость. Естественно, что профессор был настроен ко мне благодушно. — Вы один из немногих, кто понимает меня и знает меня настоящего. Так что я ещё раз благодарю вас за гостеприимство.
— Это меньшее что я могу сделать для тебя, Эдвард, — вернул он мне улыбку. Более того, он подошел ко мне и ободрительно положил мне руку на плечо. — Ты вырос хорошим человеком, несмотря на всё то, что пишут о тебе в газетах. Пусть у государственных Алхимиков и не очень хорошая репутация, но я хорошо разбираюсь в людях. И, ты прав, я хорошо знаю тебя. Поэтому, чувствуй себя как дома.
— Спасибо, — ответил я. Тут профессор повернулся в сторону лестницы, высматривая кого-то.
— Гретта! Марго! Вы наверху? — крикнул он. По словам Армони, так звали его секретаря и ассистента. — Вы можете спуститься вниз?
По лестнице к нам спустились две женщины. Одна из них — брюнетка с длинными волосами. Одета она была в строгий деловой дамский костюм — светло зеленый пиджак и юбка, а также белая блузка. Поверх костюма на ней был одет белый лабораторный халат, а на глазах были очки. Взгляд её был уверенным, осанка прямой. Очевидно, что она непростая женщина. Ах да, и ещё одна маленькая такая деталь. Я не чувствовал перед собой человека. Ощущения больше походили на философский камень. Причём гораздо больше, чем в случае с Армони. Там было лишь отдалённое сходство, а тут, пусть и гораздо более слабая версия, но, тем не менее, чувствовался самый настоящий философский камень. Был ещё один занимательный момент с этой Греттой. Черты её лица, цвет волос и глаз, пусть и скрытых за очками, и прочие мелочи отчетливо говорили мне, что передо мной просто переодетая Камила. Впрочем, даже это не было для меня ничем неожиданным. Более того, я подспудно ожидал чего-то такого. Мне хватило немногого, чтобы я успел изучить характер этой дамочки. Того боя для этого было более чем достаточно, чтобы понять простую истину — она не упустит возможности получить выгоду. А профессор Эйзельштейн в близлежащей округе — самый лучший 'объект инвестиций'.
Второй женщина, спустившаяся к нам, была моложе. Моему взгляду предстала блондинка с длинными распущенными волосами. Чем-то её прическа походила на таковую у моей дорогой супруги. Одета она была в серый костюм, включавший юбку и пиджак, и в синюю блузку. Образ 'прилежной девочки' дополняли очки в тонкой черной оправе. Однако, как и в случае с Камилой, мне было сложно не узнать переодетую Хоукай.
Впрочем, и в первом и во втором случаях я, разумеется, не стал показывать, что узнал этих дам. Пусть ведут свою игру. Я не буду мешать им. Во-первых, я — джентльмен. А во-вторых, у меня совершенно иные масштабы. Вот только пусть потом не жалуются, если случайно попадут под раздачу. Ни Хоукай, ни тем более Гретту я не собирался 'жалеть'.
Когда они спустились, я постарался сделать максимально приветливое, а заодно и наивное лицо. Пусть видят, какой я милый, добрый, наивный мальчик. Нет, совсем уж младенца изображать я не буду, как порой любил ещё года два-три назад. Главное в меру. И, как мне кажется, мне это удалось. Во всяком случае, внешне они не проявили беспокойства.
— Вы звали, профессор? — спросила 'Марго'.
— Да, хотел вам кое-кого представить, — сказал он, а затем, повернувшись ко мне, поочерёдно указал на них обеих рукой. — Это мой ассистент и главный помощник в моих исследования, Гретта. А это мой секретарь, Марго. Она очень помогла мне с оформлением немалого числа документов. Таких секретарей только поискать.
Женщины кивнули, когда их представляли. И я не сомневался в верности его характеристик. Во всяком случае, относительно 'Марго'. Но и 'Гретту' я ни в коем случае не списывал со счетов. Уверен, она не так проста, как может показаться и моя первая встреча с ней, мягко говоря, на это намекала. Тем временем профессор указал на меня.
— А это — Эдвард Элрик, очень талантливый алхимик. И, несмотря на свой ещё юный возраст, по праву считается одним из лучших алхимиков Аместриса, — в словах Эйзельштейна не было и намёка на сарказм. Неужели он признал мои заслуги? Помниться в прошлый раз он хоть и отзывался обо мне похвально, но относился как к ребенку. Это притом, что уже тогда я носил звание полковника, пускай я и был ребенком. Но не это меня коробило, а то, что он не видел во мне алхимика. Так было в тот раз. Сейчас же я услышал лишь его слова. Что скажут его дела, покажет время.
— Приятно познакомиться с вами, дамы, — я поклонился им, как и подобает юному джентльмену, который пытается казаться взрослым. Либо обе они были хорошими актрисами, либо это действительно пришлось им по душе. Лишь Лиза немного волновалось, однако причина может быть и в ином.
— Взаимно, — кивнула Гретта.
— Да... действительно... — как-то рассеянно произнесла 'Марго'. Похоже, всё-таки моё появление несколько выбило её из колеи. Как-никак начальство. Если это так, то сейчас она должна усиленно думать, чего мне тут надо. Хм, пожалуй, есть у меня одна идея, под каким соусом это подать. Да и профессору с Греттой будет полезно попробовать моих 'кулинарных изысков'.
— Марго, Эдвард у нас останется на несколько дней. Можешь подобрать ему одну из комнат и проводить его туда? — попросил-приказал профессор.
— Я?.. Ну... ах да, конечно, — что-то она совсем растерялась. Неужели появление мальчика-инвалида, да ещё и сироты, может настолько выбить из колеи? Или она меня боится? Если честно, я был о Хоукай лучшего мнения. Вон, даже профессор удивился её растерянности. А вот 'Гретта' наоборот усмехнулась. У них что, конкуренция между собой что ли? Впрочем, бабские разборки за главного самца стаи — последнее, что меня будет волновать, поэтому лучше отправимся в выделенную мне комнату и поразмышляем над более существенными вопросами. — Сюда, пожалуйста.
