Но Владыке, по-видимому, Южной Кампании было мало. Он придерживался мнения, что страна еще некоторое время может позволить изводить себя войной. Нет-нет, драться с Ветром он ни за что не станет. Чем ввязываться в заведомо проигрышную свару с могучим западным соседом, даймё скорее заключит с ним соглашение о разделе Края Рек на невыгодных для себя условиях, но тем самым надолго развяжет себе руки на северных границах. Отношения Огня с коалицией Молния-Земля никогда не были теплыми, а свержение Хикавы, против которого активно выступал Край Молнии, окончательно вогнало клин между их странами. Такого исхода следовало ожидать, а Владыка, как сейчас понял Мицуру, его не просто ожидал, но и всячески за него цеплялся. Бросалось в глаза, что он чувствует в своей державной деснице силу разом прихлопнуть всех своих недругов. Мицуру, как и всякому патриоту Огня, идея насовать северянам представлялась неплохой, однако загвоздка была в том, что такой силой Огонь не обладал ни в прошлом, ни сейчас, да и в обозримом будущем ожидать ее появления не приходилось. Впору было вспомнить про старческий маразм, но старческий маразм — даже если это маразм самого Владыки — не мог служить оправданием столь масштабного безумия... Правда, история не раз доказывала, что масштабному безумию вовсе не требуется никакого оправдания.
Между тем, Мицуру Косиюки, несмотря на весь свой скептицизм, не считал нынешнего даймё маразматиком и сумасшедшим — хотя бы потому как в стране существовала как минимум дюжина человек, способных унять Владыку, если тот вдруг по старости лет начнет нести околесицу. И возглавляла этот список Пятая Хокаге Конохи, Сенджу Цунаде. Вот уж кто не дал бы Владыке разбазарить Край Огня! Эта женщина не остановилась бы и перед убийством даймё, возникни такой государственный интерес. Но по тому обстоятельству, что она пока не спешила прибегнуть к цареубийству, а главным образом из-за присутствия здесь, в его доме, боевика из Конохи, Мицуру понял: на сей раз даймё и Хокаге действуют сообща. И это означает — тотальной войне быть.
Именно этой войне, а точнее — гарантии стабильности и спокойствия в стране в суровые военные годы, Владыка и жертвовал тех людей, кто упомянутую стабильность мог пошатнуть. Раз следующим номером его программы значился великий поход на север, то рано или поздно — Мицуру с прискорбием это признавал — Владыка должен был приступить к чисткам как в высших эшелонах власти, так и в среде молодых аристократов, наивно прилепивших к себе слащаво-гнусное название 'интеллигенция'. Нагонять страху на простой народ не имело смысла. В основной массе он был темен, необразован и к бунту, в общем-то, негоден. Если даймё сейчас не уничтожит людей, не боящихся в полный голос выразить свое несогласие с государственной политикой, его мечта о новой войне захлебнется. Страна ее натурально отторгнет.
Как и всякого современного бизнесмена, более всего дорожащего своим временем и деньгами, перспектива тотальной войны Мицуру отнюдь не прельщала, но в текущий момент он и не пытался заглядывать так далеко. Его волновало другое.
— Потрудитесь объясниться, — всплеснул руками Мицуру, — по какому праву вы заявляетесь среди ночи в мой дом и устраиваете в нем черти что? Вы, да будет вам известно, нарушили границы частной собственности! Частной — слышите? — собственности. То есть — моей. Понимаете, что это означает? Толпа солдафонов вершит какой-то произвол, какой-то дебош в моем доме, арестовывает половину его жителей — и какую репутацию, по-вашему, я после этого приобрету?! Вы хотите проблем? Хотите, чтобы вас вышибли из гвардии, лейтенант как-вас-там? Господин Первый Министр — мой очень хороший знакомый, он не только с вас шкуру спустит, но и с того, кто приказал вам сюда вломиться! Не верите? Извольте: я сейчас же немедля ему позвоню!
— Господин Первый Министр при всем желании не сможет спустить шкуру с Владыки. А ты, мужик, шел бы обратно в квартиру, — с военной прямотой посоветовал ему синоби, — и сидел бы там тихо. Гляди, хуже будет!
Но мужик обратно в квартиру не пошел. И сидеть тихо отказывался. Минуты две он костерил последними словами синоби и офицера вкупе с его гвардейцами, сулил им смерть и муки адовы на земле, пугал всевозможными связями и знакомствами, обещал, что ничего им с рук не сойдет, что они поплатятся, и что расплата эта будет жестокой. Офицер слушал его, не перебивая, спокойно и, в целом, невозмутимо, только веки его чуть подергивались в те моменты, когда Мицуру произносил имена покровительствующих ему чиновников из высшего эшелона власти. Наконец он сделал какой-то знак — Мицуру не видел какой, ибо стоял, повернувшись к синоби, и доказывал ему, мол, принадлежность к Конохе его отнюдь не защитит — и ниндзя внезапно принял столь оторопелый вид, что можно было подумать, будто офицер велел ему совершить самоубийство. Мицуру от такого поворота аж осекся и замолк.
— Его же нет в списке! — сказал синоби. — Ни в нашем, ни в том, особом! Знаете, во что нам выльется такая самодеятельность?!
Пришел черед удивляться офицеру. Он несколько секунд недоуменно пялился на скуластого ниндзя, затем на его лице отобразилось прозрение.
— А, точно! Вы же не были на инструктаже, — хлопнув себя по лбу, заговорщически проговорил он, — и не слышали про негласную директиву.
— Негласную директиву?
— Верно. Она дана не Министром Внутренних Дел, а непосредственно самим Владыкой. Он приказал нам ликвидировать на месте лиц, обозначенных в списках как 'сочувствующие', капитал которых представляет особо крупную ценность. Но лишь тех, кто создает проблемы. Нам потом засчитают это как самооборону, а имущество будет национализировано, либо пополнит личную казну Владыки.
— Так с этого и следовало начинать! — ниндзя решительно потянулся к ножнам, в которых покоился кривой вороненый нож. — А то вы уж почти заставили меня поверить, что я здесь для красоты поставлен!
Мицуру Косиюки отшатнулся, нервно вцепившись пальцами в отворот пальто, и даже сделал шаг назад, к спасительной двери в квартиру. Но прежде чем он захлопнул дверь (не стоило надеяться, что стальная дверь, какой бы толстой и крепкой ее ни сделали, задержала бы синоби, но в тот миг он едва ли это осознавал), синоби мелко шагнул вперед, вскинул руку с ножом и резким размашистым движением перерезал капиталисту горло.
* * *
Дзирайя ворвался в здание деревенской администрации как разъяренный зверь, ругаясь на все лады и честя по матери недотеп-ANBU, и в дверях кабинета Цунаде чуть не сбил с ног траурную Шизуне. Референт Пятой выглядела ужасающе. Создавалось впечатление, она вкалывала без сна и еды целый год, а по ее осунувшемуся лицу и запавшим глазам становилось понятно, что в ближайшие лет сто никаких просветов также не предвидится. Бедняжку штормило и качало из стороны в сторону, и саннин с огромным трудом подавил желание отобрать у нее папку с документами, в которую она вцепилась, словно там лежали расписки совокупным достоинством в миллион рё, да проводить под руку до ближайшего диванчика. Или, на худой конец, стула.
— Извини, Шизуне, — отпрянул он, пропуская ее вперед, — ты на доклад?
— Да, Дзирайя-сама, — сонно ответила Шизуне. Она, кажется, только сейчас его и заметила.
— Ну тогда проходи, не стой в дверях.
Пятая была в кабинете не одна, но это не удивило отшельника. Поправ собственные привычки, в эту ночь она распорядилась выделить себе в охрану — ни больше, ни меньше — двоих самых лучших бойцов ANBU. Тот, что стоял о ее правую руку, был знаком саннину только по имени — раньше Дзирайя с ним не встречался. Второй, стоявший слева, согласно его личному делу, прежде занимал ответственную должность в Корне, но за какой-то проступок был оттуда выперт. Весьма спорный кадр. Дзирайя всячески убеждал Цунаде отказаться от этой кандидатуры, но она отмахнулась, аргументируя свою позицию тем, что вечно бегать от необходимости интегрировать в ANBU людей, подобных ему, она не сможет. А этот уже доказал свою верность.
— Свежие донесения от оперативных групп, Цунаде-сама, — пролепетала Шизуне, открывая папку, — похоже, последние за эту ночь.
За окошком и впрямь уже чуть брезжил рассвет.
— Не 'последние', а 'крайние', — хохотнула Пятая, но, взглянув на перекошенную физиономию саннина, сама спала с лица, — подожди, Шизуне. Дзирайя, что у тебя?
— Данзо ушел. Не сегодня, и не вчера. С неделю назад. Его люди охраняли фальшивку, двойника. Мне прискорбно это признавать, но старый лис снова обвел нас вокруг пальца, Цунаде.
— Получается, наш агент в Корне кормил нас дезинформацией? — Пятая нахмурилась, пальцами отбивая дробь по столешнице.
— Не думаю, — мотнул головой саннин. — Даже Корень не стал бы так отчаянно защищать двойника ради каких-то пары часов, притом, что Данзо выиграл уже несколько дней. Это бессмысленно.
— Зачем же тогда он велел Корню защищать базу до последней капли крови? — спросила Шизуне.
— Не базу, а непосредственно его, как они полагали, персону. Люди, служившие ему, успели порядком изучить Данзо, — ответила Пятая, — его характер, его образ мышления, стратегию и подход к планированию миссий. Каждый из них владел лишь крупицей информации, приобретенной совершенно случайно, но Данзо все равно не мог позволить нам завладеть ею.
— И он ради этого обрек всех до единого своих людей на гибель?! — референт в ужасе прикрыла губы краем кожаной папки.
— В этом весь Данзо, — пожала плечами Цунаде. — И черт с ним. Теперь уж поздно сокрушаться. Рано или поздно, но мы его отловим, как бы он ни скрывался. Ты, Шизуне, поведай мне, удалось ли схватить Инузука Кибу?
— Да, Цунаде-сама, он задержан и помещен в карцер до дальнейших ваших указаний. Его состояние представляется удовлетворительным... ну, только немного помят.
— Шизуне, ты же дипломированный медик! В каком справочнике ты прочла формулировку 'немного помят'?! — упрекнула помощницу Пятая. — Что это за анамнез такой?
— Я видал этого парнишку, — вклинился Дзирайя, — ANBU как раз при мне его притащили. Рука у него сломана и, вроде, нога тоже. Ну и физиономия в месиво, конечно.
— Но жив ведь?
— Живее всех живых.
— Люди, посланные к Цуме вернулись?
— Так точно, без потерь, — отозвалась девушка.
— Значит, черту под этим делом мы подвели, — удовлетворенно протянула Хокаге, — а то оно у меня уже в печенках сидит. Проблема-то пустяшная, а шума подняли — туши свет!
— Ну ты даешь, Цунаде, — нахмурился саннин, — я же сам предоставил тебе доказательства, что Инузука Цуме готовила на тебя покушение. И что же? Ты даже не арестуешь ее?
— Дабы разосраться с Инузука на веки вечные? Нет, спасибо, Дзирайя: вторые Учиха мне нужны как прошлогодний снег. Что я буду делать без Инузука? Без их собак? У нас сын Цуме — этого достаточно, чтобы привести ее к послушанию. Продолжай доклад, Шизуне.
— Вернулись отряды семь, четырнадцать и девятнадцать, — послушно затараторила куноити, — из них потери понес только седьмой отряд — один тяжелораненый. Итого к настоящему часу из сорока двух отрядов доложили об успешном выполнении задания двадцать восемь. Четыре сообщили о провале... эээ... прошу прощения, теперь пять, считая группу Дзирайи-сама. Все отряды, пока не представившие доклады, были высланы за пределы Конохи, поэтому их возвращения следует ожидать не ранее полудня. Общие потери ANBU составляют шестнадцать человек убитыми, семь — ранеными. Потери дополнительно сформированных отрядов — девять человек убитыми, двенадцать — ранеными. В ходе проведенной операции уничтожено двадцать два сепаратиста, оказавших сопротивление. Под стражу взято восемьдесят шесть человек, из них двадцать один будет по вашему распоряжению отпущен, как только им сделают соответствующие внушения. Дела остальных шестидесяти пяти рассмотрит Чрезвычайный Трибунал. К слову, Цунаде-сама, вы так и не назначили председателя Чрезвычайного Трибунала.
Это верно. Обычно Чрезвычайный Трибунал (если к нему вообще применимо понятие 'обычно') возглавлял один из советников Хокаге. Но что делать, когда они сами оказались на скамье подсудимых?
— Я могу, — вызвался саннин.
— Еще чего, Дзирайя! — замахала на него руками Пятая. — Я тебя знаю: ты же их всех помилуешь! Черта с два. Я сама буду председателем, Шизуне, или Какаши назначу. Кстати, где он? Подошло время ему возвращаться и рапортовать мне.
Шизуне побледнела и облизала сухие губы, и Дзирайя понял: запахло жареным. С Какаши должно было стрястись нечто воистину из ряда вон выходящее, чтобы у Шизуне — преданной Шизуне — возник позыв замолчать это в глупой надежде, что Пятая не спросит ее о Хатаке.
— Он... по свидетельствам его людей, он в данный момент немного разозлен... эээ... расстроен... эээ... не в себе -, видя, что наставница напрягается все сильней и сильней, Шизуне с быстрой речи сорвалась на какой-то трудноразборчивый лепет, — это не точно... у нас пока есть только донесение ANBU... сам Какаши-сан не возвращался... но если все так...
Девушка прикрыла глаза, собралась с духом и почти выкрикнула:
— Намиаши Райдо при задержании оказал ANBU вооруженное сопротивление, нейтрализовал четверых наших оперативников и был убит Хатаке Какаши!..
Саннин присвистнул. Вот так-так... Какаши пришлось убить старого друга, почти брата. Немудрено, что он 'не в себе'! Увидев, как изменилась физиономия Пятой, Дзирайя поспешил вмешаться:
— Спокойно, Цунаде! Спокойно! Мы предвидели, что на Намиаши Райдо полагаться нельзя.
— Мне наплевать на Райдо. Какаши...
— Какаши — не маленький, он умеет держать себя в руках. С минуты на минуту он подойдет и развеет все твои тревоги. Не сомневайся, Цунаде, — Дзирайя говорил через силу, его собственные слова не нравились ему, однако он чувствовал, что они не могут быть не сказаны, — иди вперед, действуй, как задумано. Ты — последний человек, кому вообще сейчас разрешено колебаться. Иначе вся пролитая нами кровь будет 'ни о чем'. Коноха ждет твоей твердой руки.
— Ты прав, — выдохнула Хокаге, и в ее взгляде прорезалась прежняя твердость, она откинулась на спинку кресла вздохнула и непринужденно, насколько позволяла напряженность момента, рассмеялась. — Шизуне! Я желаю внести изменения в текст моего утреннего радиообращения к Деревне.
— Цунаде-сама, но ведь оно уже запи...
— Запишем снова! Пометь ближе к концу. Записываешь? 'В целях недопущения распыления власти в условиях военного времени, исключения возможности возникновения ситуаций, в которых формирования, группы, звенья и отдельные синоби получали бы от различных должностных лиц приказы, приоритетность выполнения которых была бы для них неочевидна, а также для невозможности компрометации имени и высокого звания Каге, приказываю. Первое: в качестве временной меры...' Нет, 'временной' зачеркни. Напиши 'вынужденной'. '...в качестве вынужденной меры ликвидировать должности арестованных по обвинению в заговоре против Хокаге советников Митокадо Хомуры и Утатане Кохару до особого распоряжения Хокаге или лица, временно исполняющего его обязанности. Второе: учредить пост военного советника Хокаге, по статусу, денежному довольствию и правам соответствующий ликвидированным должностям советников, за вычетом права вето на решения Хокаге. Третье: на пост упомянутого военного советника назначить дзеунина Хатаке Какаши и впредь считать его вторым лицом в Конохе после Хокаге или лица, временно исполняющего его обязанности. Четвертое: чрезвычайное положение в Деревне отменить. Пятое: ответственным лицам проследить, чтобы процесс возвращения Деревни к повседневной жизни проистекал без происшествий, в штатном режиме'. Все. Сходи, распорядись, пускай подготовят студию. Я скоро буду, только дождусь Хатаке. Обрадую его.
