— Эй, Азгар! — тот даже вздрогнул, когда она в кои-то веки назвала его по имени. Надя попыталась примирительно улыбнуться, насколько позволяло её состояние. — Если ты не прочь ещё раз меня спасти, будь добрым мальчиком, принеси снизу стаканчик сангрии. Только не бери ту, что на столах. Возьми хорошую с прилавка.
Аладжи что-то буркнул и исчез за дверью. Надя снова раздражённо взглянула на Касавира и изобразила тяжёлый вздох.
— Ну, убей меня теперь за это. Милан — лишь конец нити, потянув за которую, власти могли распутать целый клубок тайн. Какому-нибудь рьяному законнику вроде тебя пришло бы в голову, что для внеочередного повышения заговор оборотней звучит лучше, чем поимка одного, и он подверг бы его пытке. Я не для того прошла через ад, чтобы меня принесли в жертву чьей-то карьере. Каждый сам за себя, знаешь ли. А его жена, — она бессильно развела руками, — если она не видела, с кем живёт, это не моя вина. Если её не обеспокоило то, что его стала облаивать каждая собака, а собственный кот не давался в руки, то есть же вещи, которые всякая жена увидит, если не побоится разуть глаза. Клянусь, я не знала, что она мертва, и мне её жаль, но нельзя жить в большом городе, воспитывать детей и быть такой непроходимой дурой. В этой унылой дыре под названием Бакланный переулок Милан был единственным настоящим другом Ниваля — это не навело вас на мысль, что первое впечатление может быть обманчиво?
Закусив губу, Эйлин переглянулась с Касавиром. Женщина, знавшая их обоих, была права. А та продолжала, уже не скрывая досады:
— Он был не так амбициозен, как Ниваль, но очень себе на уме. Он серьёзно играл в покер, промышлял в Городе Мёртвых, умел обращаться с деньгами. Не удивлюсь, если выяснится, что за душой у него больше, чем кажется. Продуманный риск был его жизненной стратегией, а она, видно, воображала, будто замужем за недалёким лавочником и подкаблучником. Если бы не она... — Надя удручённо покачала головой, демонстрируя тщетность своих потуг понять чужие поступки. — Во что он себя превратил за эти месяцы! Я пыталась убедить его не тратить время и здоровье на попытки излечиться, но для него это означало потерю семьи. Она не поддержала бы его. За столько лет ей даже не пришло в голову узнать собственного мужа.
— Ты обвиняешь женщину, пережившую гибель детей от рук их отца и разделившую эту страшную участь, — заметила Эйлин.
Надя невесело хмыкнула, взглянув на хмурые лица. Жалость не была ей чужда. Милан был другом. Не таким, как чёртов Ниваль, который так долго напоминал о себе болью в душе и так не вовремя явился собственной персоной. И не таким, как её "друзья" из богатого Северного района. Но вся его жизнь в последние месяцы проходила у неё на глазах. Он цеплялся то за Симона, то за неё, как слепой за поводырей. Только шли они, как выяснилось, в разных направлениях. Жаль, что тот свет, который она могла показать, Милану не подходил. Это выматывало её не меньше, чем его. Злая усталость готова была выплеснуться в детальный, беспощадный рассказ о том, что они пережили. Пришлось подавить в себе неуместное и опасное желание выговориться, чтобы поняли. Её похолодевший, чуть отрешённый голос не выдал эмоций:
— Да, я вижу, что вам неприятны мои слова. Но мёртвые меньше всего нуждаются в нашем благостном лицемерии. Правда в том, что судьба Милана и его семьи сложилась бы иначе, если бы он не нёс свою ношу в одиночку, боясь потревожить её заболоченный мирок. А впрочем, — женщина раздражённо махнула рукой, будто отгоняя ненужные мысли, — мне жаловаться не на что. Такие жёны не оставят меня без заработка. Не удивительно, что он искал утешения на стороне, пока она тянула на себе дом и экономила гроши, когда на её глазах разверзался ад. Что ему ещё было делать, если он не умел по-другому? Вот она, обратная сторона семейной идиллии, мотайте на ус, девочки, пока не поздно. Таковы мужчины, и героические красавцы в этом отношении ничем не отличаются от увальней вроде Милана.
Эйлин ущипнула себя за кончик носа, пряча невесёлую усмешку. Не удержалась, сбила весь пафос. Так толсто и дёшево, даже неловко за неё. Касавир никак не отреагировал на последнюю тираду и адресованный ему лениво-насмешливый взгляд, и спокойно продолжал разговор, словно рассуждая сам с собой:
— Какова бы ни была дорога, что привела Милана к преступлению, случилось то, что случилось. Его семья погибла потому, что он был опасен, и не только для родных. Например, для твоих девушек, которыми ты дорожишь, для клиентов, для всего, что тебе так важно. Твои опасения насчёт властей мне понятны и не кажутся надуманными, но ты могла избавиться от него тем же путём, каким избавилась от Ниваля, который был скорее твоим потенциальным союзником, чем угрозой. Вместо этого ты проявляла столь несвойственную тебе щепетильность, сильно при этом рискуя. И дело ведь не в том, что он был его другом, верно? И не в том, что ты... хм... сочувствовала ему в его семейных проблемах. Что заставляло тебя так играть с огнём? Я хочу понять, иначе мне трудно будет доверять тебе.
Изменившись в лице, Надя зло фыркнула.
— Твоя вера поощряет понимание? Не смеши.
Эйлин укоризненно качнула головой.
— Касавир, мне кажется или, в самом деле, когда люди не хотят говорить по существу, они начинают обсуждать твою веру?
Муж немного помолчал, раздумывая, и, чуть смягчившись, ответил, не отрывая взгляда от Нади:
— Это... не всегда плохо. Иногда люди так говорят о своих истинных сомнениях, пусть и в неприятной для меня форме. Сомнениях, на которые любой имеет право. Доверие должно быть взаимным, я это понимаю.
— Ты говоришь, как проповедник, — с подозрением пробурчала Надя, пряча глаза. — Видела я таких, даже не буду описывать, в каком состоянии, чтобы не оскорбить твою праведность.
Паладин со свойственным ему бесстрастием понимающе кивнул, продолжая пристально изучать её хмурое лицо. Дожимать и бить в слабое место не хотелось, но кто мог знать, какие опасные искушения терзают её душу? Зло могло маскироваться, скрываясь за чистыми ярко-алыми сполохами ауры поборницы Съюн.
— Хорошо, — нависавший над женщиной Касавир отвёл взгляд, чувствуя, что ей неуютно, — я скажу тебе, что я думаю. Покажи правду, накажи виновных, исправь неправильное. Поддерживай закон всюду на своём пути. Обеспечь возмездие за тех, кто не может сделать этого сам. Будь верен и справедлив в своих действиях. Каждый неофит знает эти чеканные фразы наизусть. Но догма — это дорожный указатель, чтобы не сбиться с пути, а не повязка для глаз или путы для разума. Если вдуматься в её суть, то мерилом всего, что ты делаешь, остаётся одно — чувство справедливости, которое по своей изначальной, неискажённой природе не может быть относительным. Оно встаёт в полный рост там, где добро легко спутать со злом, где закон готов пойти на компромисс с беззаконием, где даже хаос и порядок не имеют чётких границ. Невозможно поступать справедливо, не слыша других и не учитывая всех обстоятельств. Вот что говорит мне моя вера.
— О, моя сангрия! — принимая у подоспевшего аладжи высокий стакан желтоватого стекла, в гранях которого переливался рубиновый напиток с кусочками фруктов, женщина игриво подмигнула ему. — Вот самое понимающее существо в этой компании.
Неторопливо отпив вина, Надя вскинула голову и посмотрела на Касавира. В необычно светлых, льдистых глазах, обрамлённых грязными потёками, читалось обещание подумать над его словами.
— Газ почти рассеялся. Я в порядке. Мне нужно ещё семь минут, чтобы привести себя в нормальный вид.
* * *
*
— Это Раск, заброшенный район Скуллпорта, — сообщила Надя, когда они, миновав несколько выщербленных лестниц и длинный, заросший пыльной паутиной проход, дошли до первой развилки. В проёме, наполовину его закрывая, торчало намертво вросшее каменное колесо-дверь, из забранного ржавой решёткой вентиляционного отверстия тянуло лёгкой прохладой и запахом извести. — Направо город контрабандистов, там много всякого сброда, но нас от него отделяет обрыв. Налево деревня свирфнеблинов. Те вообще зарылись в скалу, отгородились стеной и знать ничего не хотят. Нам прямо, по короткой дороге.
Комочки магического света отправились в путешествие по ребристому коридору, освещая путь. Бдительная Мышь трусила следом. Эйлин уже привыкла к её способности периодически исчезать по своим важным мышиным делам и появляться где угодно и когда вздумается.
— Когда-то здесь было весело, — продолжала Надя с ноткой сожаления в голосе. — Это место затопило во время исторического наводнения, вода стояла несколько месяцев.
— Это видно, — кивнул Касавир, глядя на волнообразные наносы на полу и по низу стен.
Они вошли в большой сводчатый зал, не имевший чёткой формы. Отколовшаяся штукатурка, каменная крошка, черепки и прочий мусор сплошным слоем покрывали пол, неприятно хрупая под ногами и заставляя их замедлить шаг. Но фрагменты яркой мозаики внутри миниатюрного бассейна и золотистая роспись стен говорили о том, что когда-то всё здесь радовало взор. Впрочем, совсем заброшенным это помещение не было и сейчас: около одного из полукруглых альковов было прибрано, стена украшена тёмно-красной драпировкой и сухими цветами, в настенной чаше для омовений маслянисто блестела вода, а на изящной тонконогой консоли с круглым зеркальцем были расставлены ароматические свечи и подношения. Подойдя туда, Надя достала из поясного кошеля огниво и чиркнула им пару раз над одним из стенных выступов, заполненных маслом. Огненная змейка побежала вдоль стены, опоясывая часть зала. Затем она зажгла свечи, обмакнула руки в воду с запахом розового экстракта и сложила их на груди, прикрыв глаза. Никто не осмелился торопить её.
Деятельному Азгару быстро надоело ждать просто так. Посветив факелом в широкий арочный коридор, поводив носом и убедившись, что там всё спокойно, он решил рассмотреть тонкий цветочный узор на стене и тихо охнул, почесав затылок.
— Давно живу в этом городе, а такого не видел. Не знаю, как это называть — красотой или безобразием.
Закончив молитву, женщина оглядела его с головы до ног и фыркнула.
— Ты мил, но испорчен цивилизацией.
Аладжи потупился и смущенно рыкнул, поддёрнув стянутый ремнём пояс холщовых штанов с прорезью для хвоста. А Надя благоговейно провела рукой по стене, едва касаясь кончиками пальцев холодной штукатурки.
— Когда-то здесь был храм Съюн.
— О, да! — понимающе протянула Эйлин, переглянувшись с Касавиром, и подсветила себе. Вместо лепестков на переплетённых золотых стеблях был изображены мужчины и женщины в нетривиальных позах. — Старые храмы Огневолосой славятся своими фресками. Странно, что они так мало пострадали от морской воды.
Кара прищурилась, разглядывая стену, и без малейшего смущения ткнула пальцем в один из тысяч лепестков.
— Сэнд сказал бы, что это смахивает на попытку нанести телесные повреждения средней тяжести.
— Особенности художественного видения, — отозвалась Эйлин и, усмехнувшись, обратилась к Наде: — Оказывается, у твоего заведения богатая история.
Кинув на неё быстрый внимательный взгляд, женщина недовольно покачала головой.
— Твоя душа заражена скептицизмом. Это нехорошо.
— Это моё дело. Если ты закончила, нам пора идти, — помрачнев, Эйлин отвернулась и, попинывая камушки, зашагала к арке.
Надя пожала плечами и бросила ей вслед:
— Я лишь скромная последовательница и не имею привычки проповедовать и навязывать свою помощь сомневающимся. — Помолчав, она неспешно двинулась следом, переступая через крупные обломки и трещины в полу. — Но ты права, это очень старый храм. Самый старый из известных. Я уверена, ты никогда об этом не задумывалась, но в древних святилищах Леди нет того духа изысканного гедонизма, которым отличаются современные роскошные постройки и ритуалы.
Она снова остановилась, с невыразимой печалью глядя на кусок стены со следами искусной росписи, лежащий у её ног.
— В них есть нечто другое. Нечто, что идёт из самых глубин сознания и благодаря чему человечество до сих пор живо, несмотря на нескончаемые попытки изничтожить самоё себя. Скажи, святой воин, — повысила она голос, и Касавир обернулся в её сторону, — что в твоей праведной жизни, полной служения, способно утешить и омыть душевные раны? Разве не тепло тела и слёзы женщины? Куда вы, погрязшие в насилии, стремитесь всей душой, устав от ярости и желая смыть кровь со своих грубых мозолистых рук? У одних вы отнимаете жизнь, другим даёте почувствовать себя живыми. Так было всегда. С тех времён, когда древние адепты любви и красоты противостояли мороку постоянных войн и великого хаоса, расписывая эту пещеру золотыми цветами, драпируя тканями, высаживая у входа кусты шиповника и азалии, наполняя ванны для ритуальных омовений и облачаясь в алые одежды и простые венки. Когда не пресытившиеся старики и богатые бездельники, но воины, не сняв доспехов, входили в покои к женщинам, продолжая свою неукротимую борьбу за жизнь. И так всегда будет, если Богиня не оставит своей милостью этот поганый мир, отняв у него способность видеть радость и красоту в естественном. Впрочем, — обойдя обломок, она послала Эйлин горький взгляд, — как бы я ни любила это место, ты права: его история — это история вырождения. Подгорье изменилось. Дух Съюн здесь так слаб, что ты его даже не чувствуешь. Но я всякий раз призываю её, входя сюда. Я больше всего на свете мечтаю восстановить этот храм. Это было бы прекрасно.
— И полезно для твоего дела, — заметила Эйлин с лёгкой усмешкой.
— Не без этого, — спокойно согласилась Надя.
Внезапно, потянув носом воздух со стороны выхода, Азгар ощерился и зарычал.
— Магический зверь? — уточнила Кара, отходя за угол массивной естественной колонны, доставая из-за пояса жезл и встряхивая ладонью свободной руки.
Касавир тоже почувствовал слабое, летучее прикосновение чужеродной энергии и приготовился к бою, убравшись с прохода за каменный наличник арки.
— Птерозавр, — рыкнул аладжи.
— Птерозавр в подземелье? — Надя скептически качнула головой, однако сделала пару шагов назад. — Откуда бы ему тут...
— Я не умею ошибаться! — он рванулся к ней, отталкивая её за колонну.
И вовремя. Раздался оглушительный трескучий клёкот, и в широкий пролёт тяжеловесной арки, обдирая кожистые крылья, ворвалась рептилия размером с небольшого дракона. Продолговатый клюв упавшего ящера с грохотом пропахал каменное крошево в том месте, где они только что стояли. Кара кинула с двух рук огненный шар, но в последний момент не выдержала и закашлялась, и тот прошёл вскользь, почти не причинив вреда. С пронзительным верещанием тварь вскочила в тучах едкой пыли, помогая себе длинными костяными пальцами, и замахала клювом, отряхиваясь. Охотник речных долин и прибрежных скал, невесть как очутившийся под землёй, был взбешён, напуган и чувствовал себя явно некомфортно под низкими сводами пещеры. На гладкой шее блестел покорёженный ошейник с обрывком цепи.
Касавир, которого птерозавр во время падения зацепил и подмял под себя, привстал на колено и вслепую кромсал плотное чёрное крыло, чтобы выбраться. Азгар и Эйлин пришли ему на выручку, отвлекая ящера, пока паладин откашливался и прочищал глаза от известкового песка. Мышь терзала костистую голень, повиснув на ней и пытаясь забраться выше. Следующий заряд колдуньи угодил в цель, подпалив рептилии второе крыло, однако, вопреки ожиданиям, прочная блестящая кожа оказалась устойчива к поджогу.
