Костерок, разведенный гостеприимной хозяйкой неведомой параллели, весело потрескивал, иногда стреляя в разные стороны колючими искрами, глиняный горшок, в котором аппетитно булькала варящаяся похлебка, осторожно приткнулся с краю, дожидаясь своей очереди.
К моему удивлению, за семь лет, проведенных здесь, Мария не наигралась в робинзона и, по-моему, была все-таки разочарована моим появлением, нарушающим ее уединение.
— ...Потом я ныряла до одури, — Мария звонко рассмеялась. — Пока не вытащила пару камер и насос. Это было — нечто! Хорошо, хоть в кармане джинсы оставалась зажигалка, а рюкзак, как мне советовал...
Мария вдруг замялась и внимательно уставилась на меня, разглядывая.
— Как мне советовал один знакомый, лежал на сидении рядом. — Девушка поежилась, вспоминая свои приключения. — Все, что было навьючено сверху, удалось отвязать, и оно всплыло само — водонепроницаемые кофры — великая вещь, скажу я тебе! Разобрать багажник, смогла только через полгода — когда приноровилась задерживать дыхание на четыре минуты и сплела веревку, по которой быстро ныряла и всплывала. Камеры, тоже помогли... Электроника, конечно, накрылась...
Мария быстро встала и скрылась в глинобитной хижине, задней стеной которой являлась отвесная стена не высокой горки и вернулась с глиняными чашками и тарелками.
Ложки, вырезанные из дерева, с затейливой резьбой по рукояткам — черенкам, сразу приковали моё внимание.
С такой любовью и старанием был сделан каждый надрез, что становилось просто жалко использовать их для еды.
— Ешь, не рассматривай! — Скомандовала она, протягивая мне глубокую миску, почти до краев наполненную горячей похлебкой.
Овощи и крупы, в похлебке, оказались совершенно мне не знакомыми — местными аналогами, наших, земных, перца, морковки и, на мой взгляд, пшена, только — вкуснее.
Намного, вкуснее, честное слово!
Свою порцию я прикончил в пять минут, шустро работая деревянной ложкой.
Кусочки мяса, по вкусу, напомнили смесь кролика и форели — так же нежно и быстро заканчивается...
Забрав у меня тарелку из рук, Мария быстро налила добавку и вернула посуду, хитро прищурившись.
Вторую порцию ел уже спокойно и не торопясь.
Впервые, за долгие месяцы, готовил кто-то другой!
Я, готов даже мыть посуду, только не готовить — готовка уже давно засела у меня костью в горле.
— Как мужчина ест, так и любовью занимается... — Фраза, вырвавшаяся у Марии, заставила меня замереть, с занесенной ко рту, ложкой.
— Теперь ты — мой! — Добавила она, складывая посуду стопкой, у костра.
— "Мой", в смысле — посуду помыть?! Или... — Я настороженно приготовился дорого продать свою невинность в бою с одичавшей девушкой.
Дружный хохот, вырвавшийся из наших уст, через пару секунд, вспугнул стайку птичек, уже оккупировавших капот моего грузовичка и заставил их дать кругаля, над нашими головами.
— Извращенец! — Мария налила себе в чашку травяной напиток и, вытянув губы трубочкой, принялась дуть, остужая его. — Фантазер! После такого обеда, тебя, только и можно будет, заставить посуду, помыть! На остальное ты просто не способен!
Всхрюкнув в ответ, я прислушался к своим ощущениям и с девушкой не согласился.
Не способен я был даже на то, чтобы помыть посуду, о чем я ей и не приминул заявить, расстегнув ремень и с благодарностью приняв чашку с напитком.
Мария очень хорошо устроилась, право слово!
Лишившись припасов, испорченных водой, она принялась искать заменители и очень в этом преуспела, как я заметил.
Чай, крупы, корнеплоды — все нашлось на этой планете.
Просто рай, какой-то!
Мария рассказывала, потягивая чаёк, а я, откинувшись спиной на валун, согретый солнцем, то есть — местным светилом, конечно же, все не решался его попробовать — запах был... Словно паленые деревяшки, заварили.
Учитывая, что появился я в обед, точнее — к обеду, то проговорили мы, до позднего вечера.
Я даже помыл посуду!
Мария, видя, как я морщусь от запаха напитка, заварила другой и, как-то не хорошо улыбаясь, налила мне в большую кружку.
Принюхался и замер — в нос ударил запах смородины, малины, вишневого листа и какой-то травки, названия которой я не знал, но был точно уверен, что я ее видел и чай из нее — пил!
Сделав глоток, понял — пропадаю!
— Нравится. — Довольно улыбнулась Мария. — Рецепт от моего хорошего друга. Готовил он так себе. Хреново он готовил, право слово, а вот травки искал да чаи заваривал — закачаешься!
Зажав в ладонях глиняную чашку, закрыл глаза и почувствовал, как меня раскачивает, словно кота, над куском рыбы. Большим, куском рыбы!
— Кровать у меня одна, — Мария оторвала меня от моих ощущений, нехорошая такая... — Так что, не обессудь — будешь спать у себя в машине. Завтра, с утра, что-нибудь, придумаем.
Еще днем, когда я понял, куда попал, то разгрузил кузов своего грузовичка, освобождая место, так что теперь, я мог спать там, как звезда — не только раскинув ноги и руки, но еще и растопырив пальцы!
Не допивая чай, пожелал Марии спокойной ночи и с кружаком в руках, дополз до машины, поставил чашку на приборную панель, расстелил свой спальник, разделся и едва успел завернуться, как заснул.
Проснулся через час, оттого...
Что утром, Мария проснулась намного позже меня.
Ночка у нас удалась на славу!
Знал бы, что это так...
Выбравшись из моего спальника, Машенька подкралась ко мне сзади и звонко поцеловала между лопаток, заставив сердце сбиться с ритма, от внезапно нахлынувшего желания.
Развернувшись, с самым невинным выражением лица, протянул было руки, но девушка уже гордо удалялась в сторону своей хижины.
На пороге которой, замерла, обернулась и, улыбнувшись, поманила пальчиком.
Хорошо хоть я успел снять с костра горшок, с так и не успевшим приготовиться, супом.
Завтракали мы уже в обед.
Мария, истинная женщина, до последнего ноготка, на своих чудесных пальчиках, выгнала меня по дрова, а сама занялась готовкой, со словами: "Иди, погуляй, аппетит, нагуляй!"
Можно подумать, аппетит можно только так, заполучить!
Словно прочитав мои мысли, кареглазая замахнулась на меня поварешкой.
Пришлось идти заниматься делом.
Среди вещей, разгруженных с моей машины, была и походная электроплитка и несколько килограммов разных круп и макиздей.
Все это богатство я и подволок ближе к Марии, чтобы она сама разобралась, что и куда расставлять.
Достав из инструмента, топор, пошел по дрова, ибо — "Спорящий с женщиной — ускоряет свой смертный приговор", а я еще хотел жить.
Планета, на которую я, точнее — мы — попали, радовала несказанно: маленькое подобие Земли, по флоре и фауне. Только флора здесь была — большая, а фауна — мелкая. Очень вкусная и совершенно не хищная.
За годы своего здесь пребывания, Мария наловчилась обходиться малым — в большинстве своем, ей хватало овощей, щедро разросшихся на благодатных почвах в огроменных размерах.
Арбузы, точнее то, что я принял за них, размером мне были по колено, картофель — два моих кулака.
Так что, умереть с голоду, запасливой девушке, совершенно не грозило.
В запасливости Машеньки, я совершенно не сомневался — учитывая, что на календаре этой планеты стояла ранняя весна, с овощами на столе и в кастрюле, все было в порядке.
Пробираясь по лесу, в поисках сухостоя, внимательно оглядывался по сторонам и ставил зарубки — не хватало заблудиться, для полноты ощущений и смеха русоволосой девушки.
Деревья, возвышались надо мной, смыкаясь кронами, где-то метрах в полуста, от земли, закрывая небосвод широкими листьями, через которые, свет местного светила, не пробивался, оставляя все вокруг меня в сумраке.
Земля под ногами казалась каменной, лишь слегка припорошенной опавшей листвой — по рассказам Марии, листья здесь опадали раз в три года, опускаясь на землю огромными полотнищами и оголяя черные ветви, через которые, с синего неба, наполненного черными тучами, срывались крупные дождевые капли, превращая почву в хлюпающее болото.
Сухое дерево я приглядел почти через час блужданий — могучий гигант опустил свои серые ветви, без единого листка, почти до земли и ожидал лишь удара моего топора, чтобы, слегка задержавшись за кроны соседей, с громким треском оказаться поверженным навсегда.
Из соображений чисто практических — возвращаться было слишком рано, того и гляди, еще что-нибудь придумает, на мою голову, занялся аккуратной и неторопливой, заготовкой дров.
Для полного счастья мне не хватало пилы — ствол дерева, диаметром больше двух метров, рубить топором адская работа.
За работой пролетело часа три — дерево длиной в сто двадцать метров и размахом своих ветвей под пятьдесят, гарантировало хороший запас древесины.
Набрав дров, килограмм под сорок, отправился в обратный путь, пользуясь своими зарубками.
Изредка цепляясь поклажей, за стволы — до ветвей мне не дотянуться и в прыжке, а кустов в этом лесу я и не видел — спешил вернуться, пока не началось.
Не успел.
К моему приходу, Мария уже собралась на мои поиски, словно я не мужчина, а несмысленыш, что может заблудиться в трех соснах.
Встретив меня тяжелым вздохом и немым укором в глазах, девушка шмыгнула носом и расплакалась, что добило меня совершенно.
Нет, отношения между мужчиной и женщиной, это очень...
Сложно.
Пока обнимал, утешал и целовал — проголодался как собака.
От бурчания моего живота, у Марии враз высохли слезы и пропал немой укор в глазах.
Удостоившись быстрого поцелуя и приказа, а иначе и не скажешь, мыть руки и садиться за стол, тяжело вздохнул уже я.
"Может быть, не так уж и не зря, за все время моих покатушек и побегушек, меня относило от женского пола..." — Промелькнула здравая мысль в голове. — "В конце концов, хоть это и приятно, но нервы, нервы, черт возьми!"
Дав себе зарок, как можно скорее вырваться из этого болота, сел за стол и потянулся за чашкой с ароматным напитком, стоящей слева от меня.
Потягивая чай, с улыбкой наблюдал, как девушка суетится у костра и уже начал прикидывать, как бы соорудить на этом месте постоянную печурку — очаг, в которой можно будет готовить, не опасаясь ни пожара, ни ожога.
Под аккомпанемент этих мыслей, мозги перепрыгнули на другие, более циничные и неприятные.
Мария, вот ты хоть застрели меня, совершенно не походила на девушку, чью роль сейчас играла. Не чувствовал я, когда обнимал и успокаивал, что она в этом нуждается. А вот в линиях ее спины, движениях, судорожных, словно у курицы отрубили голову и она бегает по огороду, заливая все вокруг фонтаном своей крови, читалось раздражение и злость.
Раздражал ее я, а злилась она на себя.
Дождавшись, когда она поставит передо мной тарелку и сядет сама, со вздохом начал разговор.
— Маша, давай на "откровенную". — Мешая суп, я уставился ей в глаза, пытаясь прочесть в них хоть что-то, кроме все нарастающего раздражения. — Что не так?
— Всё — не так! — Вырвалось у Маши, злым рыком. — И ты — не так, и я — не так! Все это — не так! Скажи мне, как ты здесь очутился?!
Отложив ложку, я усмехнулся и вывалил всю свою историю, одним махом, почти без купюр и попыток что-то приукрасить.
Когда я закончил свой рассказ, суп уже остыл и подернулся застывшим жиром, а небо над нами украсили не известные мне созвездия.
— Так что, — я с удовольствием спустил поджатые под себя ноги, на пол. — Завтра, если ТЫ не возражаешь, займемся твоим фордом. Есть у меня, пара идеек, как его поднять. Только, без твоей помощи, ничего не получится.
Мария согласно кивнула головой, молча встала, демонстративно оставив посуду на столе, и скрылась в своем домике, плотно затворив за собой дверь.
— Не очень-то и хотелось! — Со смехом признался самому себе, понимая, что отныне, правило думать верхней головой, становится для меня основным.
Согрев на костре воду, вымыл посуду и, приткнув сбоку толстое полено — на ночь, достал из машины матрац и устроился рядом с костром, вслушиваясь в шорохи ночного леса и звуки, доносящиеся по воде издалека.
Сон все не шел, а события минувшего дня казались сладкой сказкой, которая поманила и пнула, едва я раскатал губы.
Закинув руки за голову, переключился к данному слову: вытащить форда и вправду было интересной затеей.
Прикидывая массу и делая себе зарубку, уточнить у Марии — завтра, вертел идею с разных сторон, убеждаясь, что все может сработать.
Провалявшись без сна до полуночи, выругался и пошел купаться, в надежде смыть с себя налет разговора, который развел два, едва сошедшихся корабля, на перпендикулярные курсы.
Фыркая и отдуваясь, нарезал круги, нырял до одури и красных кругов перед глазами. Один раз даже удалось донырнуть до джипа, прикоснувшись к его зеленой крыше.
Вымотавшись, завалился на остывающий песок голышом и выругался — на весь песчаный пляжик, размером пять на тридцать метров, я умудрился бухнуться пузом на битое стекло.
Смывая кровь, снова шипел и злился, и от боли, и от очередного пинка Судьбы, в последнее время так и норовящей пошутить надо мной в особо извращенной форме.
Собрав стекло — всего два осколка на весь пляж! — осторожно отнес его и положил на стол, чтобы утром закопать подальше в лесу.
Завалившись спать, признался себе, что сделал только хуже.
С таким настроением и заснул.
Утро встретил за разбортовкой пневматиков — ездить на них можно только по снегу, да и планы, по поднятию внедорожника, строились именно на них. На них и на дереве, поваленном мною вчера.
Мой грузовичок уже щеголял в новых шинах, дожидаясь, когда его хозяин сядет за руль и отправится в путь.
"Погоди, старина..." — Мрачно усмехнулся я. — "Сперва тебе придется поработать лесовозом".
— Завтрак! — Громко объявила Мария, отрывая меня от работы.
От костра несло густым, наваристым супом — Мария предпочитала плотный завтрак, убивая меня этим наповал! Ну не совпадали мы, не совпадали! Ни единого общего момента, кроме одной ночи!
С сожалением отложил инструменты — первое правило общего жития, а именно — "не раздражай ближнего своего" — вбитое в меня скученной жизнью на базе, неоднократно доказывало свою состоятельность.
От супа отказался, из принципа.
Зато с удовольствием выпил почти три чашки свежезаваренного настоя, назвать который чаем не поворачивался язык — слишком вкусный.
Мария, за ночь, видимо также передумавшая о многом, печально улыбнулась.
Не сказав друг другу ни слова, сверх положенных за завтраком, снова вернулись к своим делам.
Забравшись в кабину своего авто, аккуратно, на первой передаче, двинул в лесок.
Застрять я не боялся — лебедки, навешанные с обеих сторон машины, сильно облегчали всяческие вытаскивания, а путь, уже пройденный вчера, отчетливо отложился в памяти, не давая сделать ошибки.
Ну, это я так думал, конечно.
Лес заставлял петлять — прямой дороги к поваленному мною гиганту, совершенно не было предусмотрено!
Улыбаясь своим, в общем-то, не веселым, мыслям, выкатился на знакомую полянку.
