— Возлюбленная.
— Не молода?
— Дело исправимо.
— Действительно, годы летят.... Пойду хозяйке доложусь.
Вернулся в камуфляжной жилетке и с чемоданом Доминики. Поклажа оказалась в багажнике, а мы с Никушей на заднем сидении серебристого "Субару". Девушка переоделась и стала походить на девушку.
Прокатились селом.
— Что это? — Доминика притиснулась к окну.
Несколько деревенских кумушек толпились у дома Быструшкиных.
— Тормозни, — попросил водителя и Никуше. — Сейчас узнаю, а ты не выходи.
Подошёл к старушкам.
— Что здесь происходит?
— А вот, браты девку сильничают.
Из раскрытых окон и двери неслись женские вопли:
— Люди добрые, помогите! Ой, не надо! Ой, больно!
— Так что ж вы смотрите? — возмутился.
— А попробуй, сунься.
Я сунулся. Но едва ступил во двор, на пороге дома показался Жорик с двустволкой в руках.
— Какого хрена? А, родственник. Беги за фунфырём, а то мы Домну насмерть задрючим. Стой! Куда? Я не шучу, паря. Щас пальну прямо в хайло.
Первый выстрел пронёс дробь над моей головой, но я шёл, не останавливаясь.
— Гад! — заорал Жорик и разрядил ружьё в моё лицо.
Он был уверен, что убъёт и снова сядет. И не хотел убивать, а ещё больше не хотел на зону, но не стрелять не мог — пропащая натура.
Я спас его свободу и себя за одно, увернувшись. Поймал ружьё за стволы и ткнул прикладом Жорика в лоб. Затылком он ещё к ступени крыльца приложился и затих.
— Эй, что за пальба? — на крыльцо выскочил старший Быструшкин.
И сложился пополам от тычка в пах.
Настала очередь ружья — приклад разлетелся в щепки от удара по фундаменту, а стволы согнул в дугу руками. Повесил ярмом на крепкую выю старшему брату и вошёл в дом.
За столом сидела худо умытая, растрёпанная, полурастерзанная, ещё, видимо, со вчерашнего, деревенская баба. Полупорожняя трёхлитровка с мутной жидкостью стояла на столе. Не её ли прихлёбывая из аллюминевой кружки, она голосила:
— Люди добрые, помогите! Ой, Пашенька не надо!
Цирк!
— Не чем твоему Пашеньке больно делать — Жорик отстрелил.
Она оборотилась.
— Ты что ль женишок заезжий? Слыхишь, поц, сбегай за фунфыриком — от этой бурдомаги челюсти сворачивает?
— Не пью и пьяниц презираю.
— Что там? — спросила Доминика, когда вернулся в машину.
— Салют в твою честь. Родственники хнычут — уехала не попрощавшись.
— Да будто бы? — Доминика одарила меня любопытным взглядом, ну, точь-в-точь как её сестра после шоколадной диверсии.
Вокзал был, касса была, и трёхминутную стоянку на посадку обещали, а вот буфета не было. Не было старушек с зеленью, что наблюдал утром по приезду. Поезд к полуночи прикатит. Чем же Доминику покормить? Даже не знаю, завтракала ли она. Так и потчевал на лавке перрона — рассказами о Веронике.
Откупил четыре места в купе.
— Мы что, одни едем? — насторожилась Никуша.
— Не знаю. Пойду, ресторан подломлю.
— Вы как Паша говорите.
— С кем поведёшься.
Вагон-ресторан был на клюшке, но служители не спали. Посорил деньгами, убедил словами, и нам пожарили глазунью с беконом. Какие-то салаты остались от ужина.
Доминика уплетала за обе щёки, запивая минералкой, а я для вида поковырялся вилкой и взялся за парящий кофе.
— Перед сном? — удивилась Никуша.
— Привычка, — соврал.
Доминика спала, мне не спалось. Но, конечно, не из-за выпитого бодрящего напитка. Мысли всякие....
— Ну что, Билли, happy end? Высылай инструктора — пора сворачиваться.
— И нет никакого желания остаться?
— С кем? В Доминике не разбудил никакого интереса, Вероника вообще презирает.
— Теперь, наверное, что-то изменится.
— Ну, тогда пусть Лёшке здешнему повезёт. Только, Билли, великая к тебе просьба — оставь ему оптимизатор.
Окно не завешено — на переездах и полустанках свет врывался в купе, и в эти мгновения из темноты нестерпимой мужскому взгляду белизны проступало колено, чуть выпроставшееся из-под одеяла.
О, Господи, опять эти колени!
Билли прочёл мои мысли.
— Надень браслет ей на руку — маленький приз ты заслужил.
— Изыди, сатана — это не мои женщины.
— Как не твои?! Очень даже твои. Они суть отражение потерянных тобой в реальном мире сестричек.
— На абордаж толкаешь? А девушка доверилась.
— Такой правильный стал — горжусь тобой.
— Я только хочу сказать, что параллелики такие же люди, и относиться к ним надо по-людски.
— Ну-ну.
— А браслет я ей всё-таки надену. Пока спит, Билли, поработай с её памятью и просвети на счёт пропущенной школьной программы — пусть сестрички вместе заканчивают школу и поступают в универ.
Привёз Доминику в свою квартиру.
— Отдыхай, осваивайся, а если не устала, приготовь чего-нибудь — продукты в холодильнике. Я за Вероникой.
Вызвал такси и помчался в школу. Урок шёл, но я внаглую:
— Веронику Седову можно забрать?
— Приехала? — огромный знак вопроса в распахнутых глазах.
— Дома ждёт.
В такси гладила мою ладонь. А Билли, как червь могильный, точил душу.
— И ты хочешь их оставить?
— Дело сделано — пусть живут в любви и согласии.
— Да кто тебе сказал, что они обе разом влюбятся в здешнего Алексея? Давай одну сестричку умыкнём в нашу реальность. Тебе какая больше нравится?
Покинули авто, и я подал Веронике ключи от квартиры:
— Поднимайся — пока целуетесь, я куплю чего-нибудь к чаю.
Смотрел ей вслед, обожая и прощаясь. Жалел себя и ненавидел виртуального искусителя.
— Где твой инструктор перемещений? В квартиру должен подняться здешний Алексей Гладышев.
— Ступай пол арку, — приказал Билли. — А счастье было так возможно.
Под аркой меня ждал инструктор перемещений.
Весь в расстроенных чувствах валялся на диванчике, сутками не покидая флаер. Забыты утренние пробежки, купание в лагуне, даже тропические ливни с грозами не лили бальзам на душу. Виртуальный алкоголь и гитара. Да ещё воркотня из оптимизатора:
— А счастье было так возможно.
— Добить хочешь? — отложил гитару.
Билли поспешно:
— Может, ещё куда смотаемся?
— Смотаться оно, конечно, можно, только всерьёз опасаюсь за нашу дружбу — выдержит ли?
— А что с ней станется?
— Если сам не в силах домыслить, уважай моё мнение — параллелики такие же люди, и не надо их считать подопытным материалом.
— Ну, хорошо, хорошо. В спорах рождается истина — поищем?
.... За что не люблю вокзалы? За суету, наверное, за многолюдье и толчею. За спящих на баулах. Но главный отврат — запах немытых тел. Он присутствует даже в пустых залах ожидания. Это неистребимый аромат, тут уж, как говорится....
Сколько дней в пути эта милая девушка? Личико за чемоданом, на спине гроздья тоненьких косичек. Таджичка? Но как бела кожа стройных ножек намного выше колен оголённых мятым платьишком. Спит, сердешная.
Проследив мой взгляд, старуха-соседка ревниво одёргивает подол. Не свой — её. Девушка поднимает заспанное лицо.
Боже мой, Даша!
— Даша!
Девушка встаёт, тревожно оглядывается, смотрит на меня.
— Мы знакомы?
Да, конечно же. Ты моя жена, мы венчались в церкви. У нас родилась дочка Настенька. Неужели не помнишь?
Нет, не помнит. Не узнаёт даже.
— Что ты здесь делаешь?
— Мы приехали с мамой.
— А где Надежда Павловна?
— Вы и маму мою знаете?
Ещё бы не знать! Тёщу-то.
— Ты документы у него спроси, — советует старуха. — Мало их тут в Москве мошенников.
Похлопал по карманам, достал паспорт, подал.
Старая цапнула его и зашелестела страницами.
— Мама звонить ушла. Мы не можем никуда устроиться — третий день на вокзале.
— У вас нет угла в Москве? И негде остановиться? Так поехали ко мне. У меня большая квартира в центре — всем места хватит.
— Прописка московская, — подтвердила старуха. — А мне уголочек не сыщется, сынок?
— Ты кушать хочешь? Вон бар — пойдем, поднимемся.
— А вещи?
— Бабушка посмотрит. Бабушка, посмотришь? А мы тебе куриную ножку принесём.
— Нет зубов, родимый.
— Тогда, суфле.
Даша из параллельного мира, как и моя милая Дашенька, напрочь была лишена женского духа противоречия и легко уговорилась на обед.
Сверху нам были видны скамейка с баулами, бабка на ней. Потряхивая таджикскими косичками, Даша уплетала за обе щёки.
— Вы почему ничего не едите?
— Я кофе попью и на тебя полюбуюсь.
— Странный вы.
— Давай на ты — мы ведь почти ровесники.
— А вы знаете, сколько мне лет?
— Мы знаем про вас очень многое.
— Ой, мама пришла. Пойдём.
Мы спустились из бара в зал ожидания.
— Мама, вот этот молодой человек всё про нас знает.
— Здравствуйте, Надежда Павловна.
Вдова пограничника строго взглянула на меня.
— Вы кто? Вы от Георгия? Он звонил вам из Пянджа?
— Да и просил приютить. Где ваши вещи? Поехали.
— Куда?
— Ко мне домой. Поживёте, пока решите свои дела.
Вот так в моей холостяцкой квартире поселились две женщины.
— Я так понимаю, вы футболист? — Надежда Павловна кивнула на пару бутс, висевших в прихожей на оленьих рогах.
Если б там висели боксёрские перчатки, я был бы боксёром.
— Да, я зарабатываю на хлеб ногами. Это как-то меняет ваше мнение обо мне?
Но Надежде Павловне было не до рассуждений о детских увлечениях, перерастающих в профессиональную деятельность. Она была врачом и безуспешно искала в Москве работу по специальности. Ещё они куда-то ездили с дочерью, с кем-то консультировались, где-то записались в очередь. Из обрывков фраз понял, что Даше надо лечь в клинику на обследование, у неё какие-то проблемы со здоровьем.
Дамы своими заботами не делились. Всякий раз прерывали разговор при моём появлении и переключались на общение в формате "два плюс один".
Они следили за чистотой в квартире, хозяйничали на кухне. Мне оставалась задача набивать холодильник продуктами. Впрочем, скоро и от неё стал отлынивать — просто оставлял на столе деньги под предлогом позднего возвращения с игры или тренировки. Уговорить их не тяготиться этой акции большого труда не составило.
Однажды, за вечерним чаем, Надежда Павловна заявила:
— Алексей, намеченные в столице дела решаются слишком медленно. Мы остались без средств существования. Надеяться нам не на кого, обратиться не к кому. Загостились у вас, но просим потерпеть наше присутствие ещё.
— Надежда Павловна, вам не надо продолжать этот тягостный разговор — квартира в полном вашем распоряжении. Я не коплю на машину — то, что платят мне в клубе, берите, пользуйтесь. Жду серьёзных изменений в карьере, и тогда мы вернёмся к начатой теме и закончим её.
Принёс все финансовые сбережения и сунул в ящик кухонного стола:
— Без стеснений.
Ладно, оставим на потом Дашины загадки — расскажу о себе. Вернее перескажу то, что поведал Билли. Этот Лёшка Гладышев знаниями в школе не блистал, зато первый футболист во дворе. Однажды, после очередного разбитого окна, отец взял его за ухо и отвёл в спортивную школу "Спартака":
— Хоть пользы никакой не вижу, зато и вреда от тебя здесь не будет.
Вот тут он ошибся, благоразумный наш папашка. Спортивную школу мой двойник из параллельного мира закончил куда лучше общеобразовательной. Нашлось место в дублирующем составе клубной команды. Здесь заметили и пригласили в молодёжную сборную страны. Как раз чемпионат подоспел. Ну и что? Поехали, разодрали всех в пух и прах. Алексея Гладышева в лучшие бомбардиры записали, а по возвращению сразу в основной состав "Спартака". Но не это имел в виду, намекая Надежде Павловне на некоторые изменения спортивной карьеры. Разговоры пошли, а до меня (теперь уже до меня) слухи — главный тренер национальной сборной приглядывается, вроде как пригласить хочет. Ну, так приглашай, родной, чего раздумывать? До открытия мирового первенства меньше месяца, сборная уже вся на спортивной базе в Подмосковье.
И вот звонок.
— Гладышев? Алексей? Тебя приглашают на спортивную базу сборной страны. Завтра день открытых дверей — приезжай с родителями, женой, невестой. Автобусы отправляются.... — час и площадь назвали.
— Билли, — спрашиваю, — где мои родители?
— Не заморачивайся, — говорит. — Не увидишь ты их в этот круиз.
— А что с ними? Где они?
— Тебе край неготивчик нужен?
— Ладно, замнём для ясности.
За вечерним чаем.
— Грядут выходные. Надежда Павловна, приглашаю вас на спортивную базу. Там, говорят, отличный пляж, баня, сауна.... Массаж можно сделать у профессионального массажиста. Вообщем отдохнуть.
Дашенька с мольбой смотрела на мать.
— Хорошо, — сказала Надежда Павловна. — Будем отдыхать.
.... Автобусы вытянулись в линию. Посадкой руководил администратор команды. Мы с Дашей вертели головами.
— Смотри, смотри — Аршавин. А вон Кержаков, Акинфеев. Какие люди!
— Ой, Юля Началова.
Администратор, которого футболисты запросто звали Митрофанычем, добрался до нас.
— Гладышев? Кто с тобой — знакомь.
— Даша Смоленцева, моя невеста. Надежда Павловна, её мама.
— Очень приятно. Садитесь, садитесь, занимайте места.
Мы устроились в последний автобус. Здесь были только родственники, и они тут же затянули "Катюшу". И ещё массу патриотических песен исполнили, пока катили до спортивной базы.
Футболисты жили в главном корпусе в двухместных номерах. Гостей поселили в финских домиках, ютившихся средь могучих сосен. Сначала был общий обед, а потом Митрофаныч затеял экскурсию. Пытался собрать всех, но любопытными оказались только новички вроде нас. После ужина у костра — гитары, шутки, смех. Рядом на танцплощадке дискотека. В одиннадцать общий отбой.
Утром нас подняли в семь часов. Гости ещё мяли подушки, вдыхая полной грудью сосновый аромат, а мы бежали кросс по пересечённой местности. Потом работали на снарядах. Семь потов сошло до завтрака. Зато аппетит разгулялся! Разве что мне оптимизатор не дал проголодаться, да и устать, и пот пролить.
Надежда Павловна нашла себе товарку, сторожила здешних мест, и под её руководством занялась оздоровлением организма — тренажёры, баня, сауна, бассейн, массажный кабинет. Мы с Дашенькой на пляж. Искупавшись, грелись на песке. Она поведала.
Вчера к ней подошли футбольные матроны.
— Ты чья?
Даша растерялась.
— Я с Лёшей Гладышевым.
— Это новенький, из молодёжки.
— Фигурка вроде ничего. Слышь, как тебя? В проспекте будешь сниматься?
— В каком проспекте?
— В обыкновенном — наши ребята в игровых моментах, и мы на обложке в футбольной форме с обнажённым бюстом, без маек и бюстгальтеров.
— Нет, — сказала Даша. — Я не буду сниматься без майки и бюстгальтера.
— Да и правильно — тут смотреть не на что.
— А её Гладышева то ли возьмут в ЮАР, то ли нет.
— А если возьмут, то в запасе просидит весь чемпионат.
Последние реплики меня не тронули.
— Как это смотреть не на что? — возмутился и поцеловал Дашину грудь, ту её часть, что неприкрыта купальником.
