Она накрыла мои уши ладошками, заглянула в глаза.
— Что ты делаешь?
— Люб.... буюсь. — почувствовал позыв страсти. — Жарко, искупаемся?
— У нас в домике прохладно. Идём.
Даша встала. Я задержался.
— Билли.
— Слаб ты, Создатель, все чувства на виду.
В двухместном домике действительно не было жары. Пахло сосновой хвоёй или смолой. И ещё духами.
Даша вертела в руках тюбик с кремом.
— Мама на массаж пошла.
— Давай я тебе сделаю. Это что за мазь? Ложись на живот.
Освободил спину от бретелек бюстгальтера и полупрофессионально размял её, втирая крем.
— Позволишь? — потянул вниз резинку плавок.
Даша без слов приподняла таз. Касаясь её ягодиц, бёдер, лодыжек, не испытывал жгучей страсти — Билли чётко контролировал организм.
Закончив со ступнями, попросил:
— Повернись.
— Ой, — Даша повернулась и закрыла глаза ладошками.
Но руки её мне тоже были нужны — я их размял, растёр, разогрел.
Даша лежала передо мной в первозданной красе, пряча девичий стыд под дрожащими ресницами. Я массировал ей груди, живот, низ живота, наслаждался её доверчивостью и был рад, что не завожусь от страсти.
— Всё, — сказал, поцеловав большой пальчик её восхитительной ножки. — Ты жива?
— Иди сюда, — Даша протянула ко мне руки....
А вот теперь, Билли, отдохни. Отстегнул браслет с запястья и прильнул к любимой. Мне хотелось целовать её всю-всю. Но Дашины ладони вновь и вновь возвращали мою голову на исходную позицию — наши губы встречались и не расставались, покуда в груди хватало воздуха.
— Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, — шептала Даша как заклинание, отдавая тело моим ласкам.
Вдруг в какой-то момент она застонала, закатила глаза, выгнулась дугой, захрипела. Потом и хрип прекратился, только конвульсии сотрясали тело.
Бог мой! Дашенька, что с тобой?
Встряхнул её за плечи, пытаясь вернуть сознание. Вытер ладонью кровавую пенку с губ. Потом вспомнил про оптимизатор.
Билли, выручай!
Едва серебряный браслет обвил запястье, окаменевшие мышцы расслабились, и Даша рухнула спиной в кровать. Слабый стон сорвался с её губ, и груди заволновались от частых и глубоких вдохов.
Слава тебе, Господи!
Даша открыла глаза.
— Лёша, прости меня.
— Что это было?
— Прости меня, прости, — Даша уткнулась лицом в подушку, и плач сотрясал её тело.
— Успокойся, успокойся, — шептал, целуя её плечи, спину, ягодицы.
— Прости меня, я подлая. Я хотела, чтобы у нас всё получилось, и чтобы ты на мне женился.
— Ну, что ты казнишься? Я хочу на тебе жениться.
— Это всё из-за квартиры, из-за зарплаты твоей. Нам негде жить и не на что. Мы решили с мамой окрутить тебя.
— Ну что ты говоришь? И квартира твоя и зарплата. Ведь я же люблю тебя.
— А я-то люблю другого!
Меня как обухом по голове. Опять Жека-инвалид, достал ей-бо.
А Даша продолжала:
— Там на заставе у папы солдат служил — Максим Кравченко. Мы и сейчас с ним переписываемся. Прости меня, Лёша, ладно?
Оптимизатор продолжал действовать — Даша совсем успокоилась, утёрла слёзы кулаком, потянула простынь прикрыть наготу.
— И что мне делать?
— Не знаю, — Даша всхлипнула, вздохнула тяжко, потянула к себе одежду. — Отвернись.
Я вышел. И ушёл. Не знаю, что делать. Не знаю.
Когда спала жара, на футбольном поле состоялась игра — основной состав против скамейки запасных. За два тайма по тридцать минут закатили нам четыре безответных мяча. Очень хотелось отличиться, да видно день не мой, и оптимизатора не было.
Я видел ухмылку главного и недоумённое пожатие плечами второго тренера — смотрели они в мою сторону.
Погодите, господа, ещё не вечер.
Вечером провожали гостей. Расстаёмся теперь до конца чемпионата, если конечно не вылетим на ранней стадии. Дашенька была грустна, а Надежда Павловна встревожена — всё посматривала на нас.
Даша сжала мою ладонь:
— Прости меня, Лёша.
Собрав всю твёрдость духа, заглянул в её глаза:
— Наверное, не вернусь в Россию. Хочу отличиться на чемпионате и получить приглашение в какой-нибудь закордонный клуб.
— Это из-за меня?
— Так или иначе, квартира ваша — можешь вызывать своего Максима в Москву. Ты позволишь? — отстегнул с Дашиной руки оптимизатор.
— Что это?
— Магнитный браслет. Нервы успокаивает.
— Я почувствовала.
— Прощай, Дашенька. Будь счастлива.
— Я буду думать о тебе, Алексей.
И на том спасибо — хотел сказать, но промолчал.
Даша с Надеждой Павловной вошли в автобус, а я подался в жилой корпус. Долго после отбоя не мог уснуть. Ворочался.
Сосед по комнате Санёк Анюков зарычал:
— Ты спать думаешь?
— Как же спать, если думаешь?
— А не пошёл бы ты.... на природу.
Так и сделал — цапнул с тумбочки оптимизатор и выбрался из корпуса. Ноги принесли к домику, где ночевали Даша с Надеждой Павловной, где мы чуть было не стали близки. Где услышал горькую правду — у неё есть другой.
Сел, спиною привалясь к мачтовой сосне, один-одинёшенек на всём белом свете — не любый даже милой.
Бедняжка — шептала хвоя, — испей смоляного аромата.
Луна дула щёки — в дураках, герой, остался.
Что вы понимаете? Надел оптимизатор.
— Поговори со мною, Билли.
— Хотел без меня все дела сделать?
— Без тебя не получается. Что такое с Дашей?
— Астма. В тяжелейшей, между прочим, форме. Девочка чуть не задохнулась.
— Ты спас её, спасибо, Билли.
— Я её вылечил.
— И ей не надо ложиться в клинику?
— Теперь нет.
— Это хорошо. Плохо то, что она меня совсем не любит.
— Думаешь, этого солдатика сразу полюбила, как увидела? Нет, поухаживал он, побегал за ней. И тебе придётся.
— Нет, Билли, её сердце уже выбрало — третий лишний.
— Лишним должен стать Максим.
— А нужна ли суета? Не проще довериться судьбе?
— Ты хочешь, чтобы родилась Настенька? Хочешь? А впрочем, это тема будущего — впереди у нас чемпионат.
Через две недели мы улетели в ЮАР.
А до того были тренировки, игры — основняк на скамейку. Спуску мы им не давали, так как знали, что не все здесь присутствующие попадут на чемпионат — будет отсев.
Исполнил коронный дриблинг и вкатил пузырь в нижний угол под растянувшегося на газоне Акинфеева. Второй тренер со скамейки подскочил. А импортный брылы отвесил и мне после игры:
— И что ты хотел этим изобразить? Запомни, сынок, футбол — игра коллективная.
Итак, мы в Южно-Африканской республике.
Опущу впечатления перелёта и экзотику страны буров. Первый матч, самый первый матч чемпионата мы играли с хозяевами поля. Жара, рёв трибун, чернокожие парни прыткие такие, загнали наших ребят в штрафную и лупили, лупили по воротам. Казалось, вот-вот.... Но время шло, а табло смотрело на игру двумя нолями. А из гостевой ложи наблюдал за матчем сам господин местный президент. Возле него кубок стоял, который — пресса сообщила — он обещал лично вручить автору первого гола чемпионата.
У нас не было замен после первого тайма. Если тренеры рассчитывали на ничейный результат, то ребята с задачей справлялись. Кого-то менять, значит менять рисунок игры, а может, и поставленные задачи. Мы сидели на скамейке, болели и ни на что не надеялись.
Но он хитрым был, наш главный из Голландии. На шестьдесят пятой минуте соскочил с места, забегал вдоль кромки поля, махая руками. Потом бросил взгляд на скамейку запасных. Второй на полусогнутых к нам:
— Игнашевич, Билялетдинов разминаться. И ты, Лёша.
Это мне. Мы стянули трико и запрыгали по тартану, разогревая мышцы.
В это время в комментаторской будке Гусев:
— Я вижу, разминаются защитник, полузащитник и нападающий. Тактический ход или тройная замена? Если выпустит Гладышева, значит, усмотрел щербинку в обороне южноафриканцев. Ну что ж, наш главный тренер известен миру, как мастер сюрпризов. Завистники зовут его Счастливчиком, забывая, что за каждой удачей стоит тонкий расчёт....
Главный у кромки поля ломает пальцы за спиной. Второй в полушаге, ушки на макушке — ловит каждое слово.
Соперник поменял нападающего — давление нарастает. Трибуны ревут, требуя гола. Наши отбиваются без всякой мысли — лишь бы мяч подальше от ворот. То и дело в штрафной свалка, паника.
Семидесятая минута. Главный бросает что-то через плечо второму. Чью назвал фамилию? Мы вытягиваем шеи — кому повезло?
— Гладышев, — помощник грозит мне кулаком. — На поле.
Что за жест? Попробуй, не забей — так надо понимать? Да забью я, успокойтесь.
Помощник рефери осмотрел мои копыта, поднял табло, привлекая внимание судьи на поле. Оптимизатор прозрачен, иначе б отобрал, если увидел.
Гусев в свой микрофон:
— Всё-таки Гладышев, ну-ну.... Посмотрим, что хочет сказать этим наш футбольный стратег.
Ко мне на поле подбежал Аршавин:
— Что Гус сказал?
— Ничего, Михалыч кулак показал.
— Вперёд не рвись — там ловить нечего. Помогай обороне.
Ну-ну, поучи меня играть, Андрюша.
Семьдесят четвёртая минута матча. Гусев:
— Я смотрю за Гладышевым — пять минут на поле и мяча не коснулся. Мандраж дебютанта? А надо ли в таких ответственных матчах проверять молодые силы?
Алдонин рявкнул, пробегая:
— Ты присядь, утомился, небось.
Три подряд очень опасных удара по воротам. Один отразил Акинфеев, два штанга. Мяч выбили из штрафной, но не далеко, к угловому флагу. Анюков выцарапал его из ног папуаса, обыграл ещё одного, поднял голову, осматриваясь. У меня мурашки по спине — вот он момент! Рванул по краю — Саша, дай! И он услышал мой мысленный позыв. Или увидел начатое движение. Длинный диагональный пас всем за спину.
Два защитника, последний оплот обороны, передо мной, несутся к тому месту, куда опустится мяч. Опережаю их буквально на мгновение и легко, одним движением, обыгрываю обоих.
Футболистам известен этот приём, когда мяч носком одной ноги накидывается на пятку второй, и он — оп! — летит через голову вперёд. Только я проделал это на скорости и в тот самый момент, когда из длинной передачи он опускался на землю.
Два защитника остались за моей спиной и без мяча. Они столкнулись даже. Конечно, то была ошибка — не следовало атаковать обоим сразу. Расслабились — мяч во втором тайме за среднюю линию почти не выходил — и поплатились.
Дал сильный пас себе на ход. В том был умысел выманить воротчика из рамки. И он клюнул — кинулся к мячу, надеясь опередить меня. Да где там! Я обыграл его и перепрыгнул, бросившегося в ноги с явным желанием сфолить.
Путь к рейхстагу был расчищен.
Вколотил мяч в сетку, подобрал и помчался с ним по кромке поля вдоль беснующихся трибун.
— Вот что мы хотели сказать! — рявкнул Гусев в микрофон и пустился в пляс по комментаторской кабине.
Плясали второй тренер с врачом команды, положив руки на плечи, уткнувшись лбами. Главный вертел головой, поправляя отсутствующий галстук. Митрофаныч утирал слёзы, плакал, не стесняясь.
Пока соперники устанавливали мяч в центре поля, Аршавин поднял руки над головой, привлекая внимание команды.
— Играем на Гладыша, — влепил капитан кулак в ладонь. — У него пруха.
Пруха позволила мне за четыре минуты до окончания матча вкатить ещё один гол.
Получил мяч в центральном круге, и четверо наших ребят сыпанули вперёд, растягивая оборону по флангам. Передо мной остались только три защитника, которых без особого труда обыграл на скорости и вколотил пузырь в нижний дальний от вратаря угол.
Президент ЮАР не снизошёл до меня с обещанным кубком. Но я ничуть не проиграл: выскочила на поле чернокожая красотка, мисс Африка. Папуаска, а хорошенькая. Она вручила приз и прицелилась чмокнуть в щёку, а я, ловкий парень, извернулся, и наши губы встретились.
В далёкой Москве Даша и её мама сидели у телевизора. Голы их не вдохновили, а вот последний эпизод....
— Смотри какой..., — Надежда Павловна покачала головой.
А меня несло на волнах славы в пучину порока. Покидал поле с кубком в руке и красоткой подмышкой. Попараци насели — что да как, каковы, мол, впечатления, планы на будущее, прогнозы?
А один спрашивает:
— Ваши желания в эту минуту.
Ну, я и выдал:
— Кубок мира и Жанну Фриске.
Кубок понятно, но зачем про певичку ляпнул? Не знаю. Может, думал, Даша услышит, приревнует, и всё у нас наладится.
Даша выключила телевизор.
— Мама, Максим скоро в Москву приедет, Кравченко. Можно он у нас поживёт?
— У нас? — усмехнулась мудрая Надежда Павловна. — Быстро ты квартировладелецей стала.
Групповой турнир выиграли без драматических коллизий. По накатанной схеме — полтора тайма команда изматывала противника в многоэшелонированной обороне, а потом выходил я, забивал один, два, три гола, и мы праздновали победу. Возглавил список бомбардиров и стал узнаваем на улицах. Пресса обо мне такие дифирамбы сочиняла, что.... Да что говорить, толпа без кумиров жить не желает — ей надо на кого-то походить, кому-то соответствовать.
Когда половина команд паковала чемоданы, звёзды мировой эстрады устроили в мою честь концерт на центральном стадионе столицы. Народу набежало, хотя входной билет как на финальный матч. Рыцари гитары и микрофона клялись мне в искренней любви. А я подумал, зачем всё это одному, и подался на подиум в центре поля.
— Друзья, спасибо вам. Но в далёкой России живёт девушка Даша, которая не хочет ответить мне взаимностью на любовь. Эту песню я исполняю для неё.
И исполнил. Кто в ладах был с русским, подпевали:
— Я лишь хочу, чтобы взяла букет
Та девушка, которую люблю....
И все, кто выходил после меня, адресовались:
— Милая Дашья, это исполняется для вас....
В один вечер имя скромной девушки, приехавшей в Москву с пограничной заставы, стало известно всему миру.
Явился в Первопрестольную Максим Кравченко. Даша занесла его спортивную сумку в мою комнату и потащила парня на улицу. Ей не терпелось показать красавицу столицу.
Но во дворе дорогу им преградила шпана.
— Ты что, убогий, горя хочешь? Ещё раз увидим рядом с этой девушкой, на куски порвём.
Максим уехал в тот же день, а Даша загрустила.
Подруги позвонили Жанне Фриске в день открытия чемпионата. Вечером поп-звезда добросовестно дождалась спортивных новостей у голубого экрана и выслушала мой необдуманный ответ дотошному попараци.
— Да как он смеет? Сопляк! Мальчишка! — сказала и успокоилась.
И забыла. Но когда Олег Газманов разродился на очередной шедевр "Вперёд, Россия!", обещавший поставить по стойке "смирно" не только офицеров, но и всю страну от мала до велика, он сразу вспомнил эпизод. И примчался к Фриске.
— Исполни, Жанночка — сам Бог велел.
Звезда посмотрела, подумала и согласилась.
День какой-то праздничный в Москве был, да мы ещё подарок подкатили, выиграв групповой турнир — молодёжь повалила на свежий воздух. На сцене поп-дивы тусуются, внизу бескрайнее море голов. Выходит Жанна Фриске в длинном белом хитоне с обнажёнными плечами, ладонь на сердце, другая к толпе широким жестом — ну и, "Вперёд, Россия!". Благоговейная тишина внизу, а потом взрыв восторга. Нескончаемые — браво! бис!
