Один Червь

Разумный, который вот-вот ступит за грань, осознает, насколько мелочны его страхи, насколько маленькая он песчинка по сравнению с тем, что открывается ему. Бояться того, что разум не в силах осознать вполне естественно, но на пороге Смерть будто вытягивает из нас все страхи, мечты, желания, мысли, эмоции. Смерть всех уравнивает — богатых и бедных, сильных и слабых, здоровых и больных, красивых и уродливых. Смывает всё наносное и оставляет саму суть. Мудрецы говорили, что пока мы есть, смерти ещё нет, а когда нас нет, ее уже нет... В каком-то смысле они были правы.

Все его бои и испытания страх проходил фоном, ничего не значащим и не больно мешающим. Потому что бояться 'до' ещё нечего, бояться 'во время' просто некогда, бояться 'после' уже просто бессмысленно. И при этом он ни разу не считал себя бесстрашным, впрочем, особой пугливостью тоже не отличаясь. Как отсутствие страха приводит к смерти, так и его избыток приводит к тому же финалу. Бояться надо в меру. Потому что при правильном применении нет лучшего учителя и товарища чем страх. Разумная осторожность в бою ещё никому не сокращала жизни. Боязнь остаться на месте заставляет двигаться вперед к вершинам, а предосторожность не позволяет свернуть на этом пути шею. Страх за дорогих разумных даёт силы, когда, казалось бы, им просто неоткуда взяться. Он не погрешил бы против истины, сказав, что страх рождается с разумными, идёт с ними всю их жизнь и с ними же умирает. И сейчас именно страх не давал ему окончательно ступить за грань.

А потом он увидел нечто грандиозное. Не в том смысле, в каком впечатляют величественные горные пики или циклопические леса. Его размеры были больше, чем он был способен воспринять и вообразить, оно непредставимо огромной сущностью простиралось вдаль. Нечто было окружено множеством собственных отражений, существовавших одновременно в одном и том же месте. Некоторые из них двигались по-другому, и иногда одно из отражений вступало в контакт с чем-то, с чем не вступали другие. Каждое из отражений было материальным. И в некоторой степени живым. Он знал, что каждое из этих отражений было такой же неотъемлемой частью сущности, как плавники были частью его самого. Каждая часть была под контролем этой сущности, и двигалась целеустремлённо. Как будто это нечто существовало во всех возможных вероятностях одновременно.

Одна из этих частей начала расти, становился всё больше, заполняя его разум, пока полностью не поглотила всё. Как будто чайную чашку наполнили из водопада.

Фишер Тайгер, рыбочеловек-лещ, капитан пиратов Солнца, открыл глаза и судорожно втянул в себя наполненный запахом смерти воздух.

Смерть пахла сладковатым ароматом разложения, металлическим запахом крови, горьковатой вонью смеси мочи, желчи и кала. Сквозь это амбре едва пробивался характерный запах медикаментов. Обведя мутным взором комнату, где он оказался вместо своей каюты, рыбочеловек опознал пусть полуразгромленную, но больницу. Какая невообразимая ирония.

Переход слегка встряхнул Тайгера, нитевидный пульс сменился редким и сбивчивым, но мощным, уровень стрессовых гормонов, не для всех из которых есть аналоги в человеческом организме, подскочил, проясняя разум. Любой другой разумный, будь то человек или рыбочеловек, уже потерял бы сознание от шока, но лещ не просто так стал легендой при жизни.

Пират понятия не имел, что произошло, и как он переместился. С другой стороны — не всё ли равно, погибель всё так же хватала его за пятки. Сползая по стенке, рыбочеловек в поисках опоры цеплялся за всё, что под руки попадётся и, таким образом, опёрся на стопку журналов. В тот же миг голову пронзила вспышка. Не боли в этот раз. Знаний. Написанные незнакомым языком слова складывались в понятные образы и нестройными рядами промаршировали вглубь разума Тайгера, выстраивая ассоциативные связи и почти добивая великого пирата сенсорным шоком.

Журнал приёма, журнал отказов, журнал отпусков наркотических средств, истории болезни... В обычное время эти документы хранились в разных местах — на посту, в процедурном кабинете, в ординаторской... Но сейчас, во всеобщем бардаке, именно они попались умирающему от геморрагического шока разумному, незнакомому с местным языком, но наделённого удивительным даром.

Волю нельзя просто натренировать, как мышцы. Само её наличие, не говоря уж о развитии, тесно завязано на личность. Именно поэтому детей не учат ей, лабильная психика скорее обрастёт множеством девиаций. Были прецеденты. Воля выковывается в горниле тяжёлых жизненных испытаний, в процессе надрывного, с кровью и потом, ростом над самим собой, и имеет множество граней. Далеко не всеми Тайгер овладел за жизнь, а уж на той наковальне, на которой был выкован он, выжили немногие, и ещё меньше сохранили рассудок. В частности, Воля Наблюдения, позволявшая слышать 'голоса' живых существ, предметов и даже явлений вокруг — не звуки, а голоса, соответственно, слыша голоса людей, ты всегда знаешь не только, где они находятся, но и что они собираются делать — никак ему не давалась. Возможно из-за того, что, как и любой из своего рода он был способен ощущать жидкость, и эта способность отчасти заменяла её рыбочеловеку. Но теперь, из-из перенесённой клинической смерти или переноса в другой мир это изменилось. Предметы 'заговорили' с ним. Психометрия. Способность считывать информацию с вещей при физическом контакте. Настоящая мечта учащихся (выучить учебник, постучавшись об него головой) и детективов (выяснить личность преступника одним прикосновением к уликам). Да, объём считываемой информации зависит от личного опыта. Да, без связи с уже имеющимися знаниями полученные данные выветрятся, не найдя, за что зацепиться. Да, сенсорный шок.

И тем не менее... Ты просил чуда, рыбочеловек? Вот тебе возможность, иди и возьми его.

Фишер был готов к смерти, но и жить любил. Ему нравилось просыпаться по утрам и засыпать ночью, нравилось общаться с разумными и сидеть в одиночестве, нравилось смотреть на звездное небо и подводные панорамы, даже к подлянкам судьбы он относился достаточно легко, со здоровой долей пофигизма. Меньше шансов сойти с ума. Да и в бою такая непробиваемая уверенность достаточно сильно выбивала врагов из колеи.

Так что хватит раскисать. Бейся, глупое сердце, еще не пришло твоё время. Дыши... Живи. Поднимайся. Цепляйся за жизнь клиновидными зубами так, чтобы те потрескались от натуги, и не отпускай. Жизнь стоит того что бы за неё биться... даже с самой Смертью.

Мучительно, на каждом шаге грозя падением, Тайгер доковылял до ближайшего процедурного кабинета. Дрожавшими руками, вздрагивая от пронзающих голову образов, зачастую размытых и непонятных, перебирал флаконы. Реополиглюкин, физраствор, солевые растворы, свежезамороженная плазма из расчёта коллоиды/кристаллоиды 3:1 внутривенно струйно, наркотические анальгетики, глюкокортикостероиды, антигистаминные... Открыв флаконы, рыбочеловек усилием воли заставил их содержимое противоестественно растекаться в воздухе, вливаться в почти мёртвое тело через подключичные вены. Гидрокинетическое боевое искусство, гордость его расы, годилась не только для драки. Сам Фишер мог разве что оказать экстренную помощь, но вот его корабельный медик, русал Аладин, мог полноценно оперировать, использую только власть над водой. Только где тот сейчас...

Человекообразный лещ, остающийся в сознании в том состоянии, в котором обычные разумные могли разве что незамедлительно умереть, делал то, что уже стало для него привычным. Невозможное.

Рыбокарате давало потрясающие возможности. Воины контролируют жидкость в окружающей среде и телах противников для нанесения гидродинамического удара, что позволяет бить на близких и средних дистанциях напрямую, сквозь любую защиту, плюс прямой поражающий фактор. Целители используют тот же фокус с другой целью. Убрать повреждённые и оголить рабочие части, расстегнув межклеточные контакты как пуговицы на рубашке. И так же соединить их — после. По сути дела, всё упиралось в контроль. Ожёг мог вылечить даже начинающий адепт. Лапароскопически убрать гнойное воспаления внутри брюшной полости — задача для опытных профессионалов. Работать на клеточном уровне могут только лучшие из лучших, настоящие гуру. При этом объект фармакологии — клетка и ниже. Фактически, должным образом снаряжённая бригада медиков с Подводного Острова могла спасти почти кого угодно. Признанные лидеры в области экстремальной хирургии.

Тайгер не был не то что бригадой. Он был боевиком. Матёрым. Его лечебные навыки ограничивались простейшими манипуляциями, доступными для любого, достигшего сравнимого уровня. Остановить кровотечение. Произвести инъекции и переливания. Купировать острое состояние. Дезинтоксикация.

Несколько часов он вырывал у судьбы право на жизнь, превозмогая собственную физиологию. И только убедившись в отсутствии вероятности возникновения нового кровотечения, стабилизации артериального давления, нормализации диуреза и отсутствии угрозы сердечной недостаточности, позволил себе потерять сознание.

Пробуждение было лучше, чем могло бы быть, но хуже, чем лещ надеялся. Потеря почти сорока пяти процентов объёма циркулирующей крови не прошла бесследно. Кровяные депо полностью опустошены. Действие наркотиков прекратилось. Рыбочеловек едва мог стоять на ногах. Голова раскалывалась от последствий пробуждённой Воли Наблюдения. 'Голоса' отступили на периферию сознания, слившись в многоголосный шёпот, но Тайгер знал, что стоит только вслушаться, и его опять затопит лавина информации. С ней ещё работать и работать.

И всё же, он был ещё жив. Его не смогли убить банды родного квартала, Морские Короли, больные на всю голову знатные рабовладельцы, пираты, даже хвалёный Дозор. Он. Снова. Выжил.

И теперь пришёл черёд главного вопроса на повестке дня — он, вообще, где?

Первое, что обратило на себя внимание — размеры помещения. Судя по высоте потолков и дверных проёмов, средний рост аборигенов не превышает двух метров. Далее, здание несло на себе следы как панического бегства, так и боя. Вскоре он обнаружил тела тех, кто здесь сражался. Одна разновидность представляла собой массивных зелёных гуманоидов. Другая была жуткой карикатурой на людей. Условно ко второй группе он отнёс несколько типов странных негуманоидных существ — от смеси трюфеля с морской свинкой, до чего-то, напоминающего квазиживой творог. Что интересно, в этих несомненно мёртвых обрубках продолжало ощущаться движение жидкости, мало связанное с обычным разложением. И те, и другие несли на себе следы искусственного происхождения — бесполые машины смерти, малоприспособленные для всего остального. Интересно, которые из них аборигены, или, вернее, какое из этих биооружий выступало на стороне туземцев? Возможно ни одно из них? Мало информации...

Выползя из ближайшего достаточно широкого пролома, лещ увидел то, что осталось от окружения. Город людей и, похоже, далеко не мегаполис. Когда-то... Сейчас он выглядел так, как будто здесь гиганты играли в вышибалы. Целые квадратные километры развалин. Не просто поле битвы, уж Тайгер их повидал достаточно. Тут шла бойня. Брутальное мочилово.

Звёздный свет ограничивал дальность обзора, но увиденного хватит для предварительных выводов. Ах, да, звёзды...

Переведя взгляд на небо, Тайгер выдал Большой Загиб Нептуна Первого. Бывалый моряк, свободно ориентировавшийся по звёздам, не смог узнать ни одного созвездия. Отбросив всё невозможное, он получил правильное решение. Ситуация осложнилась — это был не его мир.

Дыхание перехватило раньше, чем иссяк поток ругательств. Закашлявшись, лещ глубоко вздохнул. Возможность бредовых предсмертных видений и жизни после смерти он отбросил сходу, ибо эти версии произошедшего объясняли всё, а значит, не объясняли ничего. Он видел доказательства, и сколько вопросов ни задавай, как ни отрицай, реальность не изменится. Задавать бессмысленные вопросы — не в его стиле. Отрицать истину глупо. Собственно, это было почти обыденно в сравнении с кое-чем из того, что он видел в своём долгом путешествии по родному миру.

Тайгер жил во времена перемен. Во время титанов. Великих, кому было тесно в человеческих рамках. Тех, кто шёл вперёд, рос вширь, вдаль и вверх, открывая новые горизонты. И они летели, плыли, двигались, ломая Предназначение и Пределы Возможного, воплощая свои мечты. Белоус вздымал моря до небес. Золотой Лев низвергал с них летающие острова. От сражений Короля Пиратов с его верным врагом и заклятым противником Монки Д. 'Кулаком' Гарпом содрогались сами основы мира. В перерывах между битвами 'Золотой' Роджер ставил мозги всех окружающих раком. До сих пор никто не смог понять, зачем ему это было надо. Чёрная Рука и Будда раз за разом громили Кайдо, оставляя на месте битв кратеры и выжженную пустошь, но так и не смогли убить бессмертного. Доктор Вегапанк провёл тысячи и один опыт, но всё ещё не нашел ответа на то, что ищет. Сам капитан пиратов Солнца, освободитель рабов и гроза Мировой Знати, занимал достойное место среди них.

Перенос в другой мир? Хмм...ну, ладно.

Последний раз окинув взглядом панораму разрушенного города, рыбочеловек развернулся и двинулся вглубь больницы. В текущих обстоятельствах идти на контакт с местными — идиотизм. И дело даже не в низком мнении Тайгера о всей человеческой расе, а в том, что наиболее адекватным поступком с их стороны будет при встрече добить здоровенного зубастого монстра (это лещ о себе), не понимающего ни слова на их языке. Рыбочеловек сам бы так поступил. Ненамного умнее будет оставаться в больнице, достаточно важном месте, чтобы его навестили фуражиры или мародёры. Особенно сейчас, когда боевая эффективность Тайгера составляет даже не ноль, а некую отрицательную величину. Нужны медикаменты и еда. Нужно убежище, чтобы отлежаться и прийти в относительный порядок. Решив первоочередные задачи, можно будет приступить к сбору информации об этом мире и местных порядках. В первую очередь начать с языка и письменности, ибо из увиденных документов и вывесок непонятно ни бельмеса.

Собрав всё целое и ценное, Тайгер поморщился и потянулся своей Волей во внешний мир. Голову тотчас же заполнила неструктурированная информация, предвещая зверскую мигрень. Всё стало чётче. Изображение стало отчётливей. Детали, что прежде избегали его внимания, словно увеличились многократно. Трещины в стенах, расколы в полу. Он мог назвать длину каждой до миллиметра. Он мог определить температуру ближайшего пожара, горевшего за несколько кварталов от больницы, химический состав, точное количество кислорода, что потребуется, прежде чем пламя выгорит. Тысячи деталей были в зоне его восприятия, и он мог 'слышать', а также понимать их все.

Сосредоточившись, рыбочеловек ограничил вектор своего внимания, отсекая лишнюю информацию, используя как якорь свою видовую способность к ощущению воды. Влага в воздухе, в растениях, в живых и мёртвых телах послужила ему указателем, помогла создать в голове трёхмерную карту окрестностей. Вдали ощущались четыре крупных источника пресной воды. Озёра. Отлично. Наметив путь, Тайгер свернул Волю Наблюдения и снова выругался от ощущения засевших в черепе гномиков, отчаянно пробивающих себе дорогу на свободу. Помянув генеалогические и анатомические особенности Морского Дьявола, заставившие бы покраснеть даже опытных слаанешитов, лещ поковылял к намеченной цели.