Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Кстати, барон, — добавил, помолчав с минуту доктор. — вы не озаботились тем, чтобы за этим молодым человеком — ну, который выступал последним, — слегка присмотрели? Надо бы понять, в каких кругах он вращается и где нахватался столь экстравагантных идей?
— Это пусть Яшу заботит. — ухмыльнулся барон. — Или, скажем, ротмистра Вершинина — отслеживать подобные настроения входит в его прямые обязанности. А мы с вами доктор, давайте обсудим — как властям реагировать на эти умонастроения? Ведь, согласитесь, просто промолчать — значит породить новую волну сплетен, ещё более нелепых?
— Пожалуй, тут я могу кое-что вам подсказать барон. — подумав, ответил Каретников. — Был в нашей истории один... скажем так, прецедент. Видите ли, в 50-х годах 20-го века американские и европейские газеты наполнились сообщениями о летающих тарелочках и каких-то пришельцах из космоса. Публиковали фотографии, интервью очевидцев, писали о каких-то сбитых американцами космических кораблях и припрятанных в секретных лабораториях трупах пришельцев...
Власти Америки пытались всё отрицать, но чем больше они это делали — тем более общество убеждалось, что властям есть что скрывать и за дикими слухами о пришельцах на самом деле прячется что-то зловещее.
— Ну-ка, ну-ка? — заинтересовался Корф. — И как же они поступили?
— Да, собственно, никак. Официальные органы в какой-то момент просто перестали комментировать эти сообщения — зато газеты и радиопередачи наполнились самыми дикими слухами, сплетнями, сообщениями. То о людях, похищенных пришельцами для научных экспериментов, то о гостях с Марса, играющих на бирже, то о каких-то древних гостях из космоса, от которых произошло всё человечество. И заметьте — чем больше появлялось таких сообщений, тем менее вспоминала публика о том, с чего, собственно начался весь сыр-бор. А в итоге — сообщения о розвелловском пришельце и загадочном ангаре, где правительство США якобы прячет сбитую инопланетную летающую посуду, стали проходить по разряду приведений и духов. Лет через пять к ним вообще перестали прислушиваться, не говоря уж о том, чтобы обсуждать всерьёз.
— Интересно, интересно! — оживился барон — Выходит, власти попросту утопили опасные сообщения в потоке лжи?
— Причём тщательно подобранной и продуманной лжи! — Каретников явно радовался тому, что барон понял его мысль. — Лжи, которая, с одной стороны, походит на правду, а с другой — вызывает сомнения именно своим разнообразием и правдоподобием. И при том — чередуется с откровенно бредовыми выдумками, не выдерживающими никакой разумной критики.
— Так вы полагаете, что этот приём может сработать и у нас? — спросил Корф.— Значит, достаточно дать в газеты несколько статей...
— Ну, не знаю, не знаю... — скептически покачал головой Каретников. — Это ведь только на первый взгляд кажется, что это очень просто. На самом деле, за подобной кампанией стоит точный расчёт, а ошибка может обернуться тем, что вы наоборот укрепите общество в той мысли, от которой стремитесь его отвадить. Здесь нужна работа серьёзного специалиста. Попробуйте обратиться к господину Гиляровскому. А что? Он в курсе событий, историю это принимает близко к сердцу — а уж профессионал, каких поискать. Может, и сумеет что присоветовать?
— Непременно, Андрей Макарыч. Да мы, признаться и сами подумывали, чтобы привлечь господина Гиляровского к работе в "Священной Дружине". Человек он и талантливый и авторитетный; одна беда — власти его недолюбливают, и он платит им полнейшей взаимностью. Ну да ничего, надеюсь, перспектива приобщиться к такому делу пересилит у него соображения неприязни и амбиций.
Собеседники неспешно шли вдоль бесконечного фасада здания Двенадцати коллегий, где с начала века располагался Санкт-Петербургский университет. Публичные философские чтения, на которых состоялась столь примечательная дискуссия, проходили на историко-филологическом факультете и неизменно собирали полные аудитории.
-Кстати, о послезнании. — продолжал Корф. — Вы, Андрей Макарыч, слыхали там, в будущем, что-нибудь о таком обществе "Золотая Заря"?
— Какие-нибудь масоны и оккультисты? — поморщился Каретников. — Признаться, всегда сторонился подобных тем...
— А зря. Вот и мы сейчас пытаемся отыскать что-то о них в ваших базах данных — но пока, увы, только самые общие сведения. Общество это, как вы верно подметили, оккультное, причём оно даже еще и не создано — ему предстоит появиться лишь через год. Но мы получили из Англии сведения — через дружески расположенных к нам лиц, — что господа, именующие себя "основателями и магами" этого общества, проявляют оч-чень сильный интерес к поездке господина Семёнова в Египет.
Каретников обеспокоенно взглянул на барона.
— Вы полагаете, это как-то связано с предметом его интереса? Если это общество — и правда оккультисты, то в их среде сейчас крайне модно интересоваться египетскими древностями — иероглифы, знаете ли, мумии, жреческая магия... Может они просто узнали, что русский учёный работает с хранителем собрания хедива, профессором Бурхардтом — вот и проявляют любопытство?
— Поначалу я тоже так подумал. — ответил Корф. — Но, вот незадача — кроме упомянутых господ, к господину Семёнову проявляет интерес лорд Рэндольф Черчилль — а уж этот господин в романтических играх с магией и эзотерикой никак не замечен.
— Лорд Рэндольф? — удивился доктор. — отец Уинстона Черчилля? Серьёзный господин... Да, барон, это и правда тревожная новость. Он ведь, кажется, недавно ушёл с поста министра Индии?
— А после этого успел побывать у нас, в Петербурге. — подтвердил Корф. -И, вне всяких сомнений, обзавёлся здесь новыми знакомыми — в дополнение к уже имевшимся. Что, в совокупности с некоторыми его оговорками даёт основание подозревать, что лорд Рэндольф в курсе наших с вами обстоятельств — и уж никак не меньше, чем эти болтуны с философских чтений.
— Да. — вздохнул Каретников. — Уж кого-кого, а англофилов в петербургском высшем свете всегда хватало. Так вы полагаете, Олегычу грозит опасность?
— Пока не знаем — пожал плечами Корф. — На всякий случай, послали александрийскому консулу телеграмму — пусть присмотрит за нашими учёными. В одном я уверен — назревают события, и нам с вами очень важно вовремя сообразить — какие именно.
* * *
— Ну, что скажете, друзья? — спросил высокий студент в светло-серой шинели.
— Не знаю, не знаю.... звучит слишком невероятно. Если хотя бы половина из этого правда, и правительство и в самом деле получило "посылку со знаниями" из будущего...
— Посылка — это полдела! — отозвался худощавый студент в фуражке училища правоведения. — Самое главное — это люди оттуда! Те, кто принёс и передал эту посылку, помогает теперь разобраться с её содержимым!
— А откуда ты это знаешь, Матвей? — подозрительно спросил третий, с молоточками технического училища в петлицах. — Остальные, понимаешь, питаются слухами, а ты — выдаёшь такие подробности!
— Ну... замялся Матвей, — ... мой родной дядя, у которого я сейчас живу, вхож в весьма высокие круги. Вот вчера и поделился. Собственно, это секрет. — спохватился студент, — Но дядя, когда выиграет, всегда пропускает лишних пару рюмок домашней наливки. Вот и не удержался. Только учите, я вам ничего не говорил!
— Конечно-конечно. — усмехнулся правовед. — Всё это так, птичка прочирикала. Ты давай, рассказывай, что там за гости из будущего?
— Да толком ничего неизвестно. — покачал головой Матвей. Дядя говорил о каком-то невероятном докторе — он после стрельбы на Троицкой раненым помогал — и, представьте, спас троих, о которых врачи уверили, что те не жильцы. Один — так и вообще чудом; глубокое ранение в живот, две пули в кишках. По всем правилам должен был скончаться в мучениях, а он — ничего, оправился и уже ходит своими ногами. Государь этого врача приблизил, и теперь тот в каком-то особо тайном департаменте готовит переворот в медицине.
— Только переворот? — уточнил первый, судя по шинели, студент университета. — Так нечто подобное и Пирогов сделал, и без всякой, заметьте, посылки из будущего.
— То-то, что не только. Дядя говорил, этот доктор сейчас пользует Георгия, второго сына царя от туберкулёза — и даже обещает полное излечение!
— Вот как? — скривился университетский. — Лечит значит... царского выродка? А моя Катя тем временем...
Остальные промолчали — видимо, были осведомлены о неких личных обстоятельствах товарища.
— В общем, всё это лишь подтверждает то, что мы услышали. — подвёл итог студент со значками Технического училища. — За одним исключением: если у них и правда имеются люди, способные разобраться в этом "послании из будущего" — то опасения товарищей о неправильном истолковании сведений, пожалуй, что и беспочвенны.
— И ты хочешь сказать, что из-за этого мы теперь можем верить царской власти? — возмутился правовед. — А где у нас уверенность, что всё узнанное будет использовано во благо? Ведь мало истолковать — надо еще и правильно употребить знания!
— А я вообще не понимаю, откуда у вас эта уверенность в благонамеренности этих предполагаемых пришельцев? — усмехнулся университетский. — Я понимаю, "четвёртый сон Веры Павловны"*, прекрасные картинки будущего... но кто поручится, что борьба, которую мы только начинаем, не продолжится еще сто лет? А если это так — то пришельцы вполне могут оказаться нашими идейными врагами!
#* Эпизод из романа Чернышевского "Что делать?", в котором героиня видит во сне сцены коммунистического будущего.
— Что ты такое говоришь, Аристарх! — ужаснулся технолог. — Ты хочешь сказать, что наше дело настолько безнадёжно, что победы не видать и через сто лет?
— Отнюдь, и даже совсем наоборот. Сам посуди: если бы ОНИ и там были бы у власти — зачем тогда отправляться к нам, в своё далёкое прошлое, и вмешиваться в нашу жизнь? Она ведь для них уже состоялась — и привела к установлению их настоящего, к обладанию властью и могуществом. Так зачем же что-то менять? Нет, я вот о чем думаю — там, в будущем, давно уже победила справедливость и мечты людей об обществе без угнетения стали явью. Но, видимо, есть ещё те, кому не дают покоя воспоминания...
— И ты хочешь сказать — эти пришельцы своего рода заговорщики, мечтающие вернуть времена тирании? — ошарашенно спросил студент-правовед. — Ну, знаешь ли, Аристарх, это уж слишком смело...
— А иначе нельзя! — отрубил университетский. — Сдержанно рассуждать можно, когда рассуждаешь о нюансах давно известной теории, друг мой. А тут — нечто не просто новое и небывалое а... — от волнения он запнулся, пытаясь помочь себе неопределёнными движениями пальцев, — ...тут нечто такое, что не укладывается в наши представления о мироздании! Тут уж либо мыслить смело — либо ждать, пока на это отважится кто-то другой, раз уж тебе не хватило умственной решимости!
— Вот, значит, как... — протянул технолог. — реакционеры, термидорианцы* из грядущего...
#* Термидориа́нцы — участники контрреволюционного Термидорианского переворота 27 июля 1794 года во Франции.
— Да! — почти что выкрикнул Аристарх. — Потерпев неудачу в своей эпохе, эти негодяи решили нанести удар делу свободы, равенства и братства до того, как оно победит -здесь, у нас! В зародыше убить нашу революцию. И для того явились сюда, чтобы помочь нашим тиранам и заведомо не допустить победы справедливого дела!
— Да ведь Аристарх прав! — взволнованно отозвался правовед. — Тот-то дядя говорил обидняками, о каких-то других пришельцах, которые якобы и пытались убить царя... или помочь тем, кто на него покушался. А другие пришельцы — те, что сейчас помогают, — покушение и сорвали... так ты думаешь, это и был тот самый удар по будущей революции?
— Не знаю. — покачал головой Аристарх. — уверен только, что своего они добились — пока. Тиран остался жив, в наших рядах нашёлся предатель — то-то этот негодяй Ульянов, единственный из всех, сумел бежать из Петербурга! А ведь остальных товарищей схватили и теперь, вне всяких сомнений повесят!
— Значит, теперь нам, всем, кому дорого дело революции, противостоят не только царские жандармы... — медленно произнёс правовед. — Теперь против нас ещё и враги из будущего. Так на что же нам тогда надеяться?
— Надежда есть всегда. — твёрдо ответил Аристарх. — Вспомните, и в Библии сказано: уныние — смертный грех. И потом, — тут студент понизил голос. — ведь нашлись и другие, тоже прибывшие из будущего — кто стремился убить тирана? Да, не вышло — но они же были? А значит — мы не одиноки в нашей борьбе. Надо только найти этих героев, которые решились преодолеть бездну времен и прийти нам на помощь!
Глава пятая
Как следует смажь оба кольта,
Винчестер как следует смажь,
И трогай в дорогу, поскольку
Взбрела тебе в голову блажь.
Поехали — ладно, чего там!
А там — хоть верхом, хоть пешком,
Клянусь кровожадным койотом,
Мы всё же к чему-то придём!
Юлий Ким
"...Вот и занесло меня, друг мой Картошкин, на край света — в самую Африку. "Хотя, позвольте — скажет ревнитель науки истории, — какой же это конец света? Отсюда пошла древняя фараонская и еллинская цивилизации; здесь люди придумали сфинкса и бабу с рысьей головой в то самое время, когда наши предки придумывали, в лучшем случае, обожжённые на костре дубины, дабы охотиться на этих самых рысей, или кто тогда в лесах Европы обитал?" Да и ревнитель закона Божия, коий, как известно, один только и несёт нам свет истинной благодати, с этим утверждением, пожалуй, согласится: от земли Египетской рукой подать до Земли Святой, и хоть пророку Моисею и понадобилось в своё время сорок лет, чтобы пересечь эту каменистую полосу песков; но теперь любой географ без колебаний объявит такое соседство близким. А Святая земля и Град Иерусалимский является, как известно всякому христианину, центром коловращения Вселенной — что бы не напридумывали разные Коперники и Галилеи. Так что извини, беру свои слова назад — наш пароход, мерно попыхивая машиною, приближается к средоточию истории, географии и вообще — человеческого бытия.
По левую руку с утра открылись заснеженные вершины Ливана; мотает нас изрядно, и мне остаётся только благодарить собственный крепкий желудок — или какой еще орган в человеческом теле отвечает за стойкость против напасти, именуемой морской болезнью? Еще совсем немного времени, и встанет наше корыто на рейд славного города Александрии — и на сём морское наше бытиё прервётся.
Впрочем — ненадолго; согласно полученного в Санкт-Петербурге предписания, мне с командою из трёх казачков-забайкальцев надлежит следовать через Красное море, Аденским проливом, и далее — в страну, именуемую Занзибарией.
Оную страну мы с тобой не раз искали в наши юные годы на глобусе; говорят, водится там зверь, абезьяном именуемый, а тако же и остальное местное население, от которого произошли занзибарские негритянцы и прочие чудища. В гости к этим почтенным господам и ведет меня приказ непосредственного начальства из Корпуса военных топографов.
Как подумаю — господи-святы, куда это занесло раба твоего? В самую Африку, к зверю абезьяну и занзибарскому султану!* Однако ж мне-то грех жаловаться, а вот команда моя, упомянутые казачки-забайкальцы, и правда кручинятся — который день сидят в каюте, пьют горькую да травят за борт. "Травят" — это, если сказать по нашему, по сухопутному, блюют; сие определение в ходу у морячков. Так как и я уже неделю, как передвигаюсь по водной стихии, решил приспосабливаться к морскому словарю.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |