Посторонним вход воспрещён. Часть вторая.

— Ещё какое! — усмехнулся репортёр. — Особенно если набалдашник свинцом залить — так и никакой шпаги не надо! Французы даже особое фехтование тростями придумали — заодно с саватом своим.

"Сават", — пояснил Гиляровский, увидев недоумение на лице Алисы — это особый французский ножной бокс; теперь его преподают в гимнастических клубах наравне с фехтованием. Есть у меня один знакомый, Евгений Петрович Корф — большой знаток этой иноземной забавы...

— Корф? — ахнула Алиса. — Барон Карф? — Так вы с ним знакомы, Владимир Алексеич? Расскажите, если вам не трудно?..

И, подхватив коллегу за руку, девушка увлекла его в проход медлу домами, по направлению к метро.

* * *

Задыхаясь — то ли от заполошного бега, то ли от злобы, — Глеб завернул за угол. Кажется, похожий на медведя тип с провинциальным выговором и явно уголовными замашками не собирается пускаться в погоню, так что можно остановиться, перевести дух. Молодой человек огляделся по сторонам. Проклятье — невезенье продолжалось! Конечно, он с перепугу кинулся не в ту сторону, и снова оказался в том самом переулке, где оставил машину! Между ним и метро по прежнему чёртов пустырь, и обходить его придётся за два квартала. Или всё же рискнуть? Глеб пригибаясь, сделал несколько шагов и выглянул из-за края брандмауэра. Так, Алиса уже собрала свои фото-причиндалы, опасный хмырь стоит рядом, что-то увлечённо рассказывает. Вот — повернулись спиной... собираются уйти? Похоже на то...

* * *

— Не стоит оправдываться передо мной, Алиса Николаевна, — в который раз уже повторил Гиляровский. — Поверьте, я умею хранить чужие секреты.

До метро от злополучного пустыря ходу минут десять; по дороге Алиса не выдержала и принялась снова сбивчиво объяснять спутнику суть неприятного инцидента.

— А я и не собираюсь нечего скрывать, — голос девушки дрожал; она едва-едва справлялась с накатывающими вновь слезами. — У нас с ним было... Был роман, понимаете? Он замуж меня звал, но... Меня такие отношения не устраивали. Мы совсем разные — понимаете, если бы я согласилась, он бы потребовал, чтобы я сидела в башне и вышивала крестиком. Ну, не в башне и не крестиком, конечно, но — торговые центры, премьеры там всякие, фитнесс... И всё! Работа, друзья — он бы точно этого не потерпел! Я для Глеба просто собственность, а сам он — законченный сноб и педант. Но мне и в дурном сне не могло присниться, что он вот так среагирует на отказ!

— Ну-ну, Алиса Николаевна, не волнуйтесь вы так, — начал, было, репортёр, но девушка не слушала:

— Меня никогда в жизни так не оскорбляли! Я его ненавижу! Эх, будь я мужчиной...

— Ну, будь вы мужчиной, у вас бы и разговора такого не было — усмехнулся репортёр. — И потом, вы что же, полагаете, что я недостаточно ясно продемонстрировал своё недовольство? По вашему, надо было покрепче всыпать?

И он как бы невзначай потёр кулак ладонью.

Алисе сразу стало стыдно — она вспомнила, как обидчик кулём улетел в крапиву.

— Ну что вы, Владимир Алексеич, я вовсе не то хотела сказать! И хватит с этого хлюпика, а то убили бы его ещё...

Глеб задыхался — на этот раз уж точно от ярости. Он незаметно пристроился шагах в десяти от парочки, за углом покосившегося строительного вагончика и ясно слышал всё, до последнего слова — и смех Алисы, и пренебрежительную характеристику, которой удостоила его бывшая подруга...

Хлюпик, значит? Мало, значит, всыпал? Что же, господа, найдется на вас управа. Пусть Ирочка сама разбирается с пожарными инспекторами, ей, в конце концов, платят за это. А он, Глеб, пока выследит этого мерзавца, установит личность — чтобы потом затаскать по судам. Главное, сейчас не попасться им на глаза...

Глеб ощупал лицо. Челюсть ощутимо болела, кожа на щеке была содрана — видимо, на пальце у незнакомца оказалась печатка.

"Как гирей долбанул... — поморщился бизнесмен. — Здоров, лось! Надо бы до конца дня забежать в поликлинику, снять побои, пока ссадина на скуле свежая.

На бесчисленных сверодиодных, неоновых, Же-Ка табло — в метро, на приборных панелях машин и микроволновок, на наручных часах и рабочих столах компьютеров, — цифры давно перескочили за 12-00. Архаичные часовые стрелки тоже миновали верхнюю точку циферблата и продолжили свой бесконечный бег по кругу. Поток пассажиров в метро заметно поредел — утренний час пик давно миновал, а до шести вечера, когда офисный народ хлынет из центра в спальные районы, было ещё далеко. Так что, оказавшись на станции "Китай-город" Глебу пришлось укрываться в проёмах между колоннами, народу на платформе было немного. Алиса и незнакомец, как назло, шли неспешно, озираясь по сторонам; девушка что-то объясняла, а ей спутник с интересом разглядывал интерьер станции — прямо скажем, не самый выдающийся в столичной подземке.

"Может и правда из провинции? — подумал Глеб. — Скажем, дальний родственник? Вон, как пялится во все стороны, точно — сельпо-дярёвня". Впервые в столице, понаехали...

Сам Глеб, чьи родители перебрались в Москву из далёкого Саранска ещё в семидесятых, до рождения сына, считал себя коренным москвичом, и к приезжим относился с плохо скрываемым высокомерием.

Тем временем парочка, насладившись созерцанием убранства "Китай-города", села в подошедший поезд. Глеб едва успел шмыгнуть в соседний вагон; народу оказалось неожиданно мало, и новоявленный шпик заметался, выискивая местечко поукромнее. В конце концов, он пристроился рядом с тучным мужиком, уткнувшимся в планшет, скорчился в три погибели, стараясь боковым зрением не терять из виду парочку в соседнем вагоне. Те и не думали садиться — стояли у дверей, оживлённо беседуя.

Успешный гробовщик уже много лет не спускался в метро, полагая общественный транспорт уделом неудачников. Он научился скрывать свои чувства — по роду деятельности постоянно приходилось иметь дело с людьми весьма скромного достатка, и даже демонстрировать им соучастие. А тут его самого угораздило стать мишенью брезгливо-недоумённых взглядов — внешность самого Глеба была в данный момент мягко говоря, предосудительной.

Он и правда выделялся среди небогато одетых, но вполне приличных на вид пассажиров подземки: дорогущий костюм в пыли, скула болезненно опухла, глаз потихоньку заплывает подозрительным багрянцем. Затравленно озираясь, Глеб принялся отдирать от кашемира гроздья репейников; при этом изо всех сил делая вид, что просто отряхивается. Получалось не очень — полная, средних лет тётка, сидевшая напротив, участливо поморщилась и покачала головой. Глеб в ответ побагровел — ну всё, дожил, его жалеют! Ну, Алиса, ты за всё ответишь: и за это позорище и за отказ, явное, тяжёлое оскорбление...

Вокзальная площадь, как обычно, кишела народом. Парочка постояла немного в ущелье между вокзалом и громадой торгового центра "Атриум". Глеб сыщик разглядел, как девушка искала что-то на смартфоне, а потом решительно направилась в сторону Садового кольца. Глеб рискнул приблизиться. Он, конечно, не слышал, о чём говорят "подследственные", но теперь хотя бы не рисковал потерять их в привокзальной сутолоке.

Пройдя около квартала в сторону Красных ворот, парочка свернула в переулок и остановилась возле неприметного трёхэтажного особнячка. Глеб едва успел спрятаться за угол — теперь между ним и теми двумя было не больше восьми шагов, и молодой человек отчётливо слышал каждое слово.

— А мне хотелось бы хоть ненадолго сходить туда, к вам. — говорила Алиса. — Как вы думаете, Владимир Алексеевич, господин Евсеин сумеет сделать так, чтобы этот портал больше не закрывался? Представьте, как интересно — мы сможем ходить туда-сюда как в гости!

— Да, любопытно. — прогудел в ответ неведомый Владимир Алексеич. — Только ведь, барышня, уже было такое — и сами знаете, чем закончилось! Больно деликатная это материя — время, осторожнее с ней надо. Не забава — чтобы любопытство своё тешить...

— Ну так я не ради забавы! — Глеб не видел лица Алисы, но хорошо представил, какую возмущённую гримаску она состроила. — Вот и Ромка полагает, что дядя Юля сможет принести вам очень много пользы! Он знаете, какой учёный?

"Так, Ромка какой-то... А "дядя Юля" — это, кажется, Алисин дед — раритет советской эпохи, всю жизнь проишачивший в пединституте? Нечего сказать, светило науки!"

— Мне бы только одним глазком! — Алиса продолжала уговаривать бородатую личность; голос её на этот раз был умильно-заискивающим, как у десятилетней девочки, выпрашивающей пирожное. — Я понимаю, что нельзя и опасно! У меня здесь родители, не хочу оставлять их. А то получится как с той женщиной, мамой Валентина, про которую я читала в блоге Степана Стопкина?

"Врешь, милая, — усмехнулся про себя Глеб. Это твой блог, анонимный, мне ли не знать..."

— Ну, будем надеяться, Вильгельм Евграфыч что-нибудь придумает. — ответил Алисин ухажёр. — А дядюшка ваш ему поможет — господин доцент, сами видите, немного не от мира сего, за ним глаз да глаз...

"Ещё и доцент? Вильгельм Евграфыч... надо запомнить, мало ли? Никогда не знаешь, какая информация может пригодиться на переговорах. Хотя, какие там "переговоры"? Беседа с обидчиками будет короткой. Похоронный бизнес приучил Глеба к жесткости, и церемониться он не собирался.

Голоса смолкли, хлопнула дверь — парочка вошла в подъезд.

Глеб шумно выдохнул — оказывается, всё это время он вслушивался, задержав дыхание, — и осторожно выглянул из-за угла дома.

Никого. Только вывеска над неприметной железной дверью:

"Ломбард".

"Вот, значит, как? Ломбард? Всё интереснее и интереснее.. ну теперь-то вы, мои дорогие, не отвертитесь..." — И Глеб торопливо зашарил по карманам в поисках айфона.

День второй. Утро.

Москва, ОВД Басманного р-на.

Утро вечера мудренее

Я пришёл в отдел с утра пораньше, чтобы без помех покопаться в архивах. Знаю я коллег-оперов: увидят молодого, бездельничающего за компом (а как иначе — если не бегает туда-сюда и не строчит на клаве — то бездельничает; стажёру размышлять по чину не положено) — немедленно припашут. А у меня на утро планы; не сказать, чтоб наполеоновские, но свои.

В общем, я неожиданно заинтересовался этим гнилым делом. Спасибо домомучительнице Антонине Сергеевне. Вот что значит школа — старая, советская, помноженная на гражданскую позицию! Говорю без малейшей иронии — представляю, как комфортно работалось операм в каких-нибудь шестидесятых, когда шагу было не ступить от таких вот бдительных и готовых помочь органам граждан. А тут — и тебе фотки, и точная хронология событий, и номер машины записала...

Если бы не эта хронология — то есть не бледно-зелёные цифирки в углах снимков, точно повторяющие данные в свойствах файлов-картинок — я бы и минуты не потратил на "дело о шпионах в шубах". Но они были — и непреложно указывали на то, что непонятные господа возникли на тротуаре улицы Казакова непонятно откуда, из воздуха.

Тоже мне, проблема, подчистить дата файл — скажете вы? Верно, не проблема; да только не похожа Антонина Сергеевна на компьютерного умельца — да и кто станет городить огород из-за простого стажёра? Ну, ладно, предположим, она не могла знать, что дело поручат стажёру — но всё равно, ежу понятно, что дальше участкового оно не уйдёт, хоть ты там тираннозавра нарисуй. Нынче все грамотные.

Так — зачем?

А незачем. Единственное объяснение — так оно всё и было.

Нет, не подумайте только, что я повёлся на байки о диверсантах из параллельного мира с психотронными антеннами. Просто мне стало интересно — а если уж совсем честно, то решил оформить это пустяковое дело так, чтобы комар носу не подточил — хоть в учебнки вставляй. Потому я ещё вчера вечером залез в архивы — раз уж мелькнула в разговоре с участковым Сергеевым что-то насчёт недавнего дела с пропавшими пэээсниками, то надо аккуратно всё уточнить, упомянуть, подшить и положить на стол начальству — вот какой я старательный И потом — а кто его, начальство, знает, может оно специально подсунуло мне это дело? В порядке провокации, так сказать: "ты, голуба, давай, состряпай отписку на пустом месте, накропай пару строк о сумасшедшей старухе и ерунде на пустом месте — тут-то мы тебя и повозим мордой по столу за невнимание к расследованию, за неаккуратную работу со свидетелями и пренебрежительное отношение к своим обязанностям...

В общем, лучше пересолить. Насмешки насчёт "роковых тайн помидоров-убийц с Марса" я как-нибудь вытерплю, зато никто не сможет сказать, что я отнёсся к делу наплевательски.

Уже через полчаса копаний в бумагах — слава богу, копию дела мне выдали без вопросов — мнение моё поменялось кардинально. Почему? А сами судите. Домомучительница оказалась права. Типы в старомодных зимних нарядах — я внимательно рассмотрел фотки в увеличении, как бы не начало двадцатого века! — появились ТОЧНО на том самом месте, где, согласно показаниям третьего, уцелевшего члена экипажа, пропали трое пэпээсников. И где некоторое время спустя появился вооружённый громила на байке. Который — совпадение, да? — нёс пургу похлеще Антонины Сергеевны; с его слов выходило, что он ни много ни мало, как явился через портал из прошлого, где участвовал в революционной акции, направленной против угнетателей трудового народа.

Каково, а? Смешно — если не задаваться вопросом — а откуда Антонине Сергеевне и гипотетическому хакеру, состряпавшему целую гору фальшивых (а как же!) фоток известно о материалах дела? Под грифом "секретно", между прочим — и производство по нему отнюдь не закончено...

И тут меня пробрало. "Важняки" с Петровки копают это чепэ уже который месяц — и, судя по тому немногому, что попало мне в руки, без видимых результатов. Подследственный сидит в Сербского на экспертизе, папки пухнут от собранных на него материалов. Что ему там шьют — оружие, кокаин? Ух ты, как интересно — "способ очистки отличается от применяемого в настоящее время и не употребляется уже около... это что ж — с начала двадцатого века? А ведь этот байкер именно так и говорил...

Короче — надо сейчас — вот прямо сейчас! — быстренько писать докладную, подшивать к ней показания домомучительницы, фотографии, копию заявы и класть на стол начальству — а оно уж пускай решает, пересылать на Петровку или нет. Не мой это уровень, по любому. И — тоже по любому! — с этого момента об этом деле я могу забыть, ко мне оно уже никак не вернётся. Останется только позвонить участковому Сергееву и намекнуть, что он попал — ещё тогда, сразу после той истории с пропажей наряда, опрашивал ведь бдительную гражданку, однако — даже протокола не составил за явной бредовостью показаний. Теперь это имеет все шансы ему аукнуться.

Позвонить, кстати, имеет смысл — пусть лейтенант хоть убедительную версию придумает, прежде чем его на ковёр потянут. Глядишь — и вспомнит добро, мало ли как жизнь повернётся...

И тут меня взяло за живое. В конце концов, этот материал мне спихнули по принципу "на и отвали", так? И ждут от меня сущую ерунду, годную разве на то, чтобы повеселить личный состав отделения — и уж конечно, никто не в курсе, что я нашёл связь заявы местной сумасшедшей с "особо важным"? Рано или поздно это, конечно, всплывёт; но что мешает мне указать в будущем рапорте, что я изучил приложенные к делу фотографии не сегодня — а, скажем, на день или два позже? Да ничего; мало ли какие причины могли к тому найтись? Зайду завтра снова на к Антонине Сергеевне и возьму у неё под расписку ещё один комплект файлов — особо указав, что предыдущий оказался испорчен. А что — прокатит; зато у меня будет лишних два дня чтобы со вкусом покопаться в этой загадочной истории. Хоть проверю всё досконально — и, что характерно, сам.