Другие, более роскошные и ярко освещённые кварталы с моря не видны — их скрывает возвышающаяся над городом громада горы Уотердип, в туннелях и пещерах которой скрывается немало занимательного для любителей испытать свои силы и пощекотать нервы. Всякое частное строительство на склонах запрещено. Здесь видны лишь белые подсвеченные башни Уотердипского Замка, Вершинное Гнездо — причудливая ступенчатая башня, на уступах которой отдыхают грифоны городской стражи, патрулирующие город днём и ночью, да серпантин огней, освещающих мощёную белым камнем дорогу, вьющуюся лентой по склонам. В Уотердипе вообще много белого, здесь любят этот цвет. Издалека прерывистые голубовато-белые гребни домов разной этажности и архитектуры выглядят барашками на неспокойных серых волнах. А вот зеленого там маловато — лишь небольшие островки скверов, частных двориков и садов. Город, ограниченный скалистыми холмами, перенаселен и плотно застроен. Гильдия Архитекторов уже который год пытается повлиять на Совет Лордов, чтобы он принял новый план городской застройки, включающий гору Уотердип и Город Мёртвых. Зато за пределами Трольей Стены, в предместьях и на окружающих их холмах царствует буйная растительность. Апельсиновые террасы и оливковые рощи, изумрудные пастбища, виноградники, буковые и грабовые леса. Таков Уотердип — город его детства, его памяти, его грез. Не всегда сладких, не всегда приятных. Город шумных улиц, белых стен, теплого моря и палящего солнца. Город, пахнущий ароматными травами, фруктами, водорослями, рыбой, выделанной кожей, изысканными духами, стиранным бельем и нечистотами. Город, в который он не чаял, да и не хотел возвращаться, но который всегда жил в потаённом уголке его сердца. Который словно собран в его сознании из разноцветных, ярких и тусклых осколков. Целым — таким, каким был в детстве — он уже никогда не станет.
Эйлин, Касавир и Кара стояли чуть поодаль, любуясь Нишей Амберли — большой чашеобразной впадиной в плоском дне гавани, освещаемой немеркнущим светом магического подводного маяка, призванного ориентировать воздушные патрули. Это было удивительное зрелище — идущий чуть наискось столб яркого света, мягкие тени волн и силуэты дельфинов и мерменов, пересекающие идеально гладкое дно маячной чаши, подсвеченное призрачно-голубым.
— А правду говорят, что, если посмотришь в глаза русалки в сумерках — влюбишься насмерть и исчахнешь? — раздался сзади звонкий детский голос, заставив всех вздрогнуть.
— А ты сунь голову в воду, узнаешь, — отозвалась Кара.
Зеленоволосый лесной эльф, чей возраст по человеческим меркам можно было приравнять к двенадцати годам, немедленно перевесился через перила фальшборта, рискуя свалиться.
— Высоко...
— Отставить, — Касавир схватил пацана за шкирку и втянул назад. — Может, в каюту тебя запереть?
— Нетушки, — замотал головой мальчик, — мне Великий Магистр разрешил погулять.
— Великий кто? — полюбопытствовала Кара, переглянувшись с друзьями.
— Великий Магистр Сэнд.
— Аааа, — понимающе протянула Кара.
— Пусть тогда Великий Магистр сам и ходит за тобой по пятам, чтобы ты тут ещё чего-нибудь не сломал или за борт не свалился, — добавила Эйлин.
— А я грифона нарисовал. Хотите посмотреть? — слегка обиженно пробубнил мальчишка.
Эйлин вздохнула.
— Ну, давай.
Мальчика Сэнд подобрал на стоянке в местечке Маунт Сар — когда еще не был Великим Магистром. Ему вдруг пришло в голову, что, если они с Карой хотят произвести нужное впечатление в таком роскошном городе, как Уотердип, неплохо бы нанять кого-то, кто мог бы изображать ученика или слугу. А тут, как на грех, к ним пристал этот оборванец, назвавшийся Мелроем. Он вызнал в порту, что они идут на зафрахтованном судне в Уотердип и припал на колени, умоляя взять его с собой. Ему, дескать, очень надо поступить в тамошнюю Академию Художеств, и он готов быть хоть слугой, хоть прачкой, хоть ковриком перед кроватью Сэнда, лишь бы добрый дядя помог ему осуществить мечту. Паренёк окончательно добил его, назвав Великим Магистром. Польщённый Сэнд тут же заявил, что у всех эльфов, даже лесных, врожденные способности к магии, и из мальчишки наверняка выйдет толк, если за него возьмется такое светило, как он.
Эйлин, как и все остальные, отнеслась к этой идее скептически и паренька не особо жаловала. Пока не увидела портрет Мыши, нарисованный углем на листе картона. И дело даже не в том, что она получилась похожей. Не так уж трудно лесному эльфу, имеющему способности к рисованию, изобразить животное. Но она была запечатлена в очень необычной позе — просыпающейся, приоткрывающей один глаз и собирающейся потянуться. Редкий художник, особенно начинающий, возьмется за такую трудную работу — изобразить даже не движение, а лишь готовность к нему. Но Мышь Мела, казалось, в самом деле, сейчас откроет глаз, потянется, потом откроет второй, встанет, отряхнется, спрыгнет с картона и потрусит по своим делами. Все, кто видел рисунок, согласились с Эйлин, что у мальчика определенно талант.
Однако этим его способности не ограничивались. Освоившись на корабле, юное любопытное дарование стало сущим кошмаром капитана, команды и пассажиров. Последней каплей, переполнившей чашу терпения, стало трагикомическое происшествие, случившееся, когда они стояли на якоре у мыса, пережидая прилив. Мелу пришло в голову полюбопытствовать, что будет, если он вскарабкается на косой рей и потянет вооон тот канат. В результате, Сэнд, решивший воспользоваться стоянкой, чтобы спокойно постирать и развесить на палубе юта свои одежды, был чуть не зашиблен реем и выброшен за борт вместе с лопнувшей веревкой и вещами.
* * *
*
Сойдя на берег, друзья, по настоянию Сэнда, сразу разделились. Путь Сэнда и Кары лежал в Торговый Район, в особняк Гильдии Магов. Ниваль предложил ему, не откладывая, нанять в порту проводника — так безопаснее. Тех, кто ходит с провожатым, получившим определённую "лицензию" на этот вид деятельности, свои никогда не тронут. Если только приезжие злоумышленники или полные отморозки, не соблюдающие элементарных приличий. Не обошлось, правда, без скандала — Сэнд посчитал плату за услуги просто грабительской. Эйлин закатила глаза, слушая его полные презрения пассажи в адрес молодого громилы в надвинутом на глаза берете, стоящего перед ним, засунув руки в карманы и покусывая соломинку. Дескать, какой приличный турист или торговец захочет ещё раз приехать туда, где какое-то подобие обезьяны о двух ногах и пустой голове паразитирует на добропорядочных гражданах, являя собой тёмное пятно на репутации города. При этом он как-то позабыл, что таких, как он, в этот город ежедневно прибывают тысячи. Определённо, вошел в роль "Великого Магистра". В конце концов, Эйлин сама заплатила парню, прибавив немного на чай за то, что тот невозмутимо выслушал все сэндовы словоизлияния и не убил его. Этот эпизод, кстати, вполне характеризует жителей Уотердипа, как снискавших славу очень спокойных, терпимых и не склонных делать поспешные выводы о собеседнике, какие бы глупости он ни говорил.
Эйлин с тревогой проводила взглядом троицу, удаляющуюся в сопровождении громилы к стоянке легких городских повозок.
— Не стоило их отпускать.
Ниваль закинул на плечо дорожную сумку, единственный свой багаж, и бросил:
— Они не дети. Пошли.
Сначала они шли по широким, мощёным, шумным, ярко освещённым улицам и переулкам, уставленным прилавками и заполненным разнообразным портовым и приезжим людом, тачками, тележками и повозками. Вскоре мостовая оборвалась. По мере углубления в жилые кварталы Доков, улицы становились уже, грязнее, темнее и запутаннее. И запахи стали менее приятными, и раздающиеся порой из подворотен или из-под мостов звуки не внушали доверия. Городской патруль, исправно несущий службу на улицах, примыкавших к порту, здесь встречался уже реже. Эйлин, конечно, понимала, что в темноте всё выглядит иначе и ощущение опасности острее, но с легким трепетом подумала, как страшно было бы заблудиться в этом густозаселенном неприветливом лабиринте.Но с Нивалем опасность заплутать им не грозила. Память у него была отличной, казалось, ему и освещение не нужно. Он быстро шёл вперед, ныряя в проулки, поднимаясь и спускаясь по лесенкам и иногда срезая дворами, перемахивая через какой-нибудь покосившийся забор. Изредка он делал знак остановиться, прижимался к стене и прислушивался. Как будто и не уезжал и по-прежнему чувствует себя здесь, как рыба в воде. Иногда, правда, он бормотал "здесь перестроили", "чёрт, перегородили", "придется обойти". Иногда он кидал через плечо названия улиц, которые они проходили: "Аллея Следов", "Улитка", "Канатная", "Пьяный тупик", "Бутылочное горлышко", "Чёрный колодец", "Три брошенных кинжала — осторожно, не суйтесь, здесь действительно летают кинжалы. Да, потому так и назвали, для особо тупых", "Улица шлюх — да, да, это здесь".
— Ну вот, почти пришли.
Пройдя по мостику через сточный канал и тут же спустившись в пропахшую кошками подворотню по скользкой от какой-то мерзости лестнице, освещённой скудным светом масляного фонаря, и пройдя еще немножко, они очутились перед небольшим одноэтажным домом, сжатым с обеих сторон. Дом был не слишком роскошным, но отнюдь не ветхим и довольно ухоженным, выкрашенным светло-серой краской. Их встретила массивная добротная дубовая дверь с медным молоточком и вывеска "Магазин Кровавая Работа". Судя по изображению, которое могло сойти за неплохую попытку нарисовать щит, меч и шлем, в магазине под столь зловещим названием продавались доспехи и оружие.
Торговый день, конечно, уже закончился, но в доме горел свет. Ниваль не спешил стучать в дверь, а друзья его не торопили. Нелегко вот так взять и постучать в дом, где ты не был пятнадцать лет. Неизвестно, как тебя там встретят. Засунув руки в карманы, чтобы не выдать свое волнение, он прислонился плечом к деревянному наличнику и заглянул в окно. Через щель между занавесками он смог рассмотреть часть комнаты — ту, где раньше располагался прилавок. Он и сейчас там был — подкрашенный, с новой столешницей из красного бука. Только место витрин и полок с музыкальными инструментами, одеждой, недорогими украшениями, сувенирами, безделушками, книгами, посудой и прочим разномастным барахлом заняли стойки с оружием, манекены, облаченные в доспехи, тренировочные чучела, мишени и другой сопутствующий товар. Белый пушистый кот откуда ни возьмись запрыгнул на прилавок и принялся деловито вылизывать себя под хвостом, привалившись к тяжёлому дворфийскому шлему. Ниваль улыбнулся. Похож на Флиттера. Такой же белый, мордатый и наглый. Должно быть, один из его многочисленных потомков.
Эйлин и Касавир насторожились, увидев ползущий из-за угла дрожащий свет факела и различив в вечернем гомоне улицы приближающийся топот тяжёлых сапог. А Ниваль всё стоял, прислонившись лбом к окну. Эйлин дёрнула его за рукав.
— Эй! Чего вы тут забыли! — раздался резкий оклик.
К ним приблизился патруль в количестве пяти человек. Сержант в потертых кожаных доспехах с эмблемой красного грифона подозрительно оглядел путников, дважды скользнув взглядом по Мыши, устроившейся на карнизе, и бесцеремонно осветил факелом лицо Ниваля.
— В окна заглядываете? У вас есть десять секунд на то, чтобы объяснить, что вы тут делаете.
Эйлин порадовалась, что они находятся не в Невервинтере. Там им и десяти секунд не дали бы. Невервинтерская стража вообще отличается повышенной нервозностью. Те сразу потащили бы в караулку, а там уж спрашивали, чего это тебе приспичило на ночь глядя пошататься по подворотням и не прирезал ли ты случаем того бедолагу, которого нашли мёртвым месяц назад на этом самом месте. К счастью, в Уотердипе, куда запросто приезжают торговать даже свирепые огры с ледников и где право на частную жизнь свято и незыблемо как для местных, так и для чужаков, не принято класть человека лицом в пыль лишь за то, что он ошивается у окон магазина. Во всяком случае, не сразу.
Ниваль, однако, был не в восторге от вопросов патрульного и его тона, и посмотрел на него весьма раздражённо. За него ответил Касавир.
— Мы пришли за доспехами. Хотели забрать в конце торгового дня, но увлеклись достопримечательностями.
Подчеркнуто спокойный тон паладина, открытый взгляд и достоинство, с которым он держался, вызвали доверие сержанта, повидавшего немало сомнительной публики. Он ещё раз оглядел путников, отметив их неброскую одежду, полупустые потертые дорожные сумки (знал бы он, чем набиты эти скромные с виду и почти невесомые волшебные сумки!) и усталый вид.
— Где вы остановились? — поинтересовался он.
— Пока нигде, — ответил паладин. — Сразу с корабля сюда. Нам рекомендовали этот магазин — почти новые доспехи, хорошее качество, разумная цена. Мы не из тех, кто может позволить себе бросать деньги на ветер.
Эйлин мысленно восхитилась Касавиром. То, как он нашелся с объяснением, немало удивило ее, она этого совсем от него не ожидала, но это были именно те слова, которые могли расположить скромного сержанта патруля.
Честный парень понимающе улыбнулся, взглянув в глаза паладина.
— Решили попытать счастья с Подгорье или Городе Мёртвых? Что ж, смелым воинам часто улыбается удача в нашем городе. Однако не стоит пытаться обойти всё за один день, — он усмехнулся, — у нас много интересного. Тут неподалеку есть книжная лавка, там можно купить хорошую актуальную карту и за разумную плату узнать об интересующих вас местах или нанять гида. А остановиться можете в "Тёплых кроватях" или гостинице "Нос корабля", это в двух кварталах отсюда. Там не сдерут лишнего.
Напоследок, желая сделать путникам доброе дело, сержант поднялся на крыльцо и, проигнорировав медный молоточек, постучал в дверь кулаком. Друзья тайком обеспокоено переглянулись. За дверью послышались грузные шаги и неприветливый мужской голос.
— Кто там ещё?
— Милан, это я, открой. Тут твои клиенты на пороге топчутся.
— Какие ещё, к дьяволу, клиенты!
С этими словами дверь приоткрылась и в щель просунулась взлохмаченная физиономия человека, которого, судя по доносящимся из дома запахам и недовольному виду, оторвали от ужина. Увидев стоящих на пороге друзей, он хотел было разразиться бранью, но тут перед ним возник сияющий Ниваль. Мужчина крякнул от неожиданности, распахнув дверь.
— Все нормально? — настороженно спросил патрульный.
Мужчина махнул ему рукой и пробормотал, не отрывая взгляда от Ниваля.
— Я их уже и не ждал.
— Ну, ты, блин, даёшь! Предупреждать же надо, — закрыв дверь, хозяин магазинчика, коренастый мужчина с длинными тёмными, собранными в хвост волосами, живыми карими глазами, круговой бородкой и намечающимся пивным животом, с упреком уставился на друга детства, — я чуть не рухнул. Пятнадцать лет, ептыть! А он является, как ни в чём не бывало! Да еще с патрульным под ручку.
Закончив свою гневную тираду, хозяин вдруг расплылся в улыбке и распахнул руки для объятий.
— Красавчик...
— А я уж думал, ты меня не узнаешь.
— Не узнаешь тебя, как же, — проворчал Милан, обнимая Ниваля и похлопывая по спине. — Пятнадцать лет, чёрт побери! А он ухмыляется.
