Кто поверит эху? - Часть 3

Орни покинул дом главы земельных стражей округа, снова пониженный до рядового, связанный клятвой молчать и с приказом отправиться в самую захолустную часть. Он не уставал мысленно благодарить Заступницу — при нраве Макори это было сказочное везение. А подняться он еще сможет.

Рассказ стражника озадачил Макори. Он был уверен, что в глаза ему врать не отважились бы, а про то, что нечисть бродит в холмах тоже слышал не раз. И верил, как почти любой житель Хинаи — но как во что-то, не имеющее касательства к нему лично. Поэтому он скорее был склонен считать, что этот Орни со спутниками выпили лишнего и, может быть, надышались чем-то вблизи болот. И предпочел не раздувать всю историю заново — слухи пойдут, что у земельных совсем все неладно.

Поэтому, никому не передав суть разговора, он приступил к поискам Лиани Айта, но пока они ничего не дали. Даже городские стражники на воротах не заметили кого-то похожего. И то верно — вряд ли беглец явился бы в открытую, а вдобавок еще и представился.

Девушку он искал с еще большим пылом, представляя, как на ней отыграется от души. Еще не хватало, чтобы женщина обвела его вокруг пальца! На сей раз он не ограничится тем, что покажет ей хассу. Макори опасался лишь убить ее слишком рано, поскольку гнев его переполнял, и все разрастался — ведь эта тварь умудрилась еще и бесследно покинуть город, и служанка ее тоже исчезла.

Когда о поисках узнал Суро-старший, он призвал к себе первенца. Было это на четвертый вечер после рассказа Орни. Макори нечасто видел отца столь задумчивым, обычно все свои сомнения, ежели они были, тот оставлял для себя одного. Но сейчас Суро сказал необычно мягко:

— Понимаю твои чувства. Но прекрати поиски.

— Похоже, я уже напал на ее след, и...

— Сказано тебе — прекрати.

— Ты снесешь такое оскорбление? — возмутился Макори, рискуя вызвать гнев отца.

— Пострадали только твои люди. Со стороны никакого ущерба чести Дома не видно, лишь мы о нем знаем.

— Я не намерен прощать.

— Придется, хотя бы до времени. Если и впрямь бумагу достала девчонка, то у Энори, в иное я не поверю. Его нет в живых. Чувствуешь связь? Если еще и девчонку убить, мы никогда не докажем свою непричастность к смерти советника генерала.

Макори будто налетел лбом на стенку.

— Если б можно было ее убрать по-тихому, но, боюсь, уже не получится, мы упустили время. О твоих поисках знают в городе, и свидетели будут.

— Но хоть ее дружка я могу разыскать?!

— Его можешь. Это твой человек, приговор вынесен, все будет законно.

— Думаешь, он отправился следом за ней?

— Возможно... Хотя раз ты потратил много сил на поиски, где девчонка, ему-то посложнее придется. Ведь ему еще надо скрываться.

— Тогда он в городе?

— Тоже не исключено. У него не было здесь друзей?

— Нет, я проверил. Верно, прячется где-то в трущобах...

**

В этот вечер Лайэнэ нездоровилось. Она уже пару часов сидела, разучивая новую мелодию, привезенную недавно из соседней провинции странствующей певичкой. Было очень душно, но дождь третьи сутки не желал пролиться. Пальцы ашринэ никак не могли совладать с немудреным напевом, а надетые на них два колокольчика и вовсе звенели не в лад.

В досаде отложив инструмент, она выглянула в окно — вдалеке еще не набравшая силу луна серебрила воду в пруду. Сегодня Лайэнэ не ожидает визитов, и сама ни к кому не пойдет. Взять бы темную накидку, кликнуть слугу и отправиться к реке, там сесть в легкую лодку и плыть, пока не наскучит...

С еле слышным перестуком плеснули деревянные бусы на дверном проеме. Служанка заглянула, просунув голову меж нитей.

— Госпожа, у ворот какой-то молодой человек — хочет с вами увидеться.

— А больше он ничего не хочет? — раздраженно сказала ашринэ. — Скажи, что я больна и уже сплю.

— Он сказал, что просит о помощи.

— Ты его видела раньше?

— Нет, госпожа. Похоже, он из военных, хотя не в форме, и выглядит очень встревоженным.

Екнуло сердце — что-то о Рииши? Хотя — это смешно. Мало ли с кем из горожан у нее могут быть общие тропки, о которых и не подозреваешь. Лайэнэ не раз и не два оказывала мелкие услуги тем, кто ей приглянулся — если эти услуги не казались ей недостойными.

— Ну, позови его. Я сейчас выйду.

Посетитель был младше нее — лет двадцать, не больше; под глазами залегли тени усталости, и одежду присыпала дорожная пыль. Одного взгляда хватило, чтобы понять — с каким бы делом он ни явился, его самого молодой женщине опасаться нечего. Такие мальчики — опора страны, прямодушные, и обычно отдающие свои жизни ради всеобщего процветания. А иногда — чаще, чем хотелось бы — ради блага людей более хитрых и изворотливых.

Он казался не только встревоженным, но и смущенным, и Лайэнэ приветливо улыбнулась ему, чтобы поддержать, провела в комнату, полную аромата фиалок и лилий, усадила напротив. Она опасалась гораздо менее приятного визитера.

— Что вас привело?

Он некоторое время молчал, собираясь с мыслями; она не мешала — еще в ученицах усвоила: хочет человек что-то сказать — сам скажет, не надо его теребить.

— Я расскажу с самого начала...

Услышав несколько первых фраз, Лайэнэ изумленно подняла брови. Так вот кто перед ней? Он сам вернулся в город?

— Вы... знаете, как я оказался на свободе?

— Знаю, — спокойно сказала ашринэ, поощряя его продолжать. — О подложной бумаге. Больше ничего.

— Большего я и сам не могу понять. Я, что сумел, узнал от других людей, но теперь в тупике. Нээле исчезла...

— Может, она в безопасности.

— Я не уверен в этом.

— Почему?

— Сначала были убийства, обман, затем попытки навести тень на ясное место, и я уже с трудом верю в случайности. А затем один... человек говорил со мной, и после его слов я решил вернуться. Речь шла об угрозе для Нээле. И так получилось, что затем я сам подставил ее под удар. Простите, о большем я пока не могу. Но ее будут искать...

— А зачем вы пришли ко мне? — полюбопытствовала ашринэ. Видела, что произвела впечатление — и дыхание его сбилось, и легкая краска на лице; впрочем, иному удивилась бы. Могла бы многое сказать про гостя: чувствовал себя неуверенно, явно не привык к обществу таких, как она, и считает ее чуть ли не знатной дамой. Неудивительно, при такой службе, как у него, удается порой отдыхать в небольших городках или и вовсе в гостиницах, где прелестницы так себе, лучшие там не задерживаются. А вот сердечное увлечение у него, видимо, первое.

В другое время Лайэнэ могла бы управляться с ним как пожелает, без всяких усилий. Но сейчас он был поглощен иным.

— Я знаю, что в кварталы развлечений стекаются все слухи. Сам я выяснить ничего толком не смог. Но слышал о вас как об одной из самых ярких и умных женщин в городе, во всей провинции. И о вашей доброте говорят. Может быть...

— У меня нет никаких оснований вам помогать, — сказала Лайэнэ. — Поймите, что это значило бы для меня.

— Тогда, может быть... вы подскажете, к кому я еще могу обратиться?

— Чувство самосохранения вам совсем незнакомо?

Он удивленно вскинул глаза. Лайэнэ не сдержала улыбки:

— Вы считаете, что весьма осторожны, не так ли?

— Нет, — ответил он тихо. — Но больше я ничего не могу придумать.

— Нээле, возможно, сейчас далеко отсюда, — Лайэнэ заметила, что он весь подобрался. — Да, я случайно и мимолетно познакомилась с ней. Помню ее, милая девочка... Ваше знакомство также было недолгим, не так ли?

— Так, — ответил он после паузы. Не составляло труда понять, о чем он подумал.

— Мы почти не разговаривали с ней, но все, что можно, я разузнала. Нээле ни в чем не виновна, она только жертва обстоятельств и собственной доверчивости, — Лайэнэ еле слышно вздохнула, с сомнением произнесла: — Недавно город покинула труппа актрис, быть может, она уехала с ними на север — у меня есть некоторые основания думать так. Теперь вы направитесь следом?

— Нет, — снова сказал он, повергнув молодую женщину в большое изумление. Видела ведь, как он вскинулся, услышав подарившие надежду слова.

— Раз она покинула город, следовать за ней будет не лучшим выходом.

— Тогда что же?

— Есть еще одно дело. Я, как сказал, собирался вернуться, услыхав про опасность для Нээле. А потом меня встретил один мой сослуживец... он-то и рассказал. Пытался меня задержать, даже зная, что я сам еду в город, и прошу только дать мне немного времени. Вряд ли поверил в мою непричастность...

— Нэле замешана в подлоге, не так ли? — спросила Лайэнэ, и, увидев, как изменилось лицо гостя — будто он не знал, пытаться что-то сказать или сразу уйти, успокаивающе подняла ладони.

— Я не стану больше спрашивать об этом. Так, хорошо. За девушкой вы ехать не хотите. Значит, намерены сдаться?

— Нет, — ответил он в третий раз. — Я подумал... вы поможете мне увидеться с господином Рииши Нара?

— С чего вы взяли, что именно ко мне можно обращаться с такой просьбой? — откликнулась она резче, нежели сама хотела.

— У вас знакомств, наверное, больше, чем у всех остальных, — ответил он немного смущенно.

— Прямо к нему вам что-то помешало пойти?

— Сперва я хотел разузнать про Нээле. Но в любом случая боюсь, что нам просто не удалось бы поговорить — кто он, и кто я. И слишком много возможных свидетелей, я же по-прежнему в розыске. Теперь, видимо, еще пристальней станут искать.

— А ваши товарищи из гарнизона? Есть же они у вас.

— Я служил в земельной страже, не городской. Да и нельзя мне теперь видеться с ними, даже если не выдадут, — признался он, и, похоже, действительно говорил только то, что думал. Он не подозревал о большем, хотя невольно попал прямо в болевую точку. Выставить бы его из дома и забыть. Но та девочка всплыла в памяти — забывать придется сразу двоих. С ними поступили настолько подло...

— Я не могу ничего обещать, — сухо ответила хозяйка дома. — Господин Нара не входит в круг людей, расположенных ко мне. К тому же первое, что он сделает, это отправит вас обратно за решетку, и будет прав. И неужто не понимаете, каково его отношение к вам? Ведь с подлогом подставили и его.

— Он слывет человеком справедливым, и, по крайней мере, может выслушать, — отозвался молодой человек. — В городской страже со мной хорошо обращались из-за его приказа. Я знаю, что за ту бумагу его людей не тронули, пострадали только земельные; иначе, боюсь, он бы не дал мне сказать и слова.

— О чем вы хотите сказать? Попросить вернуть Нээле и заступиться за нее? — немного нервно рассмеялась Лайэнэ.

Он снова посмотрел с удивлением.

— Конечно же нет. Если она сейчас далеко от Осорэи, это лучшее, что могло быть. Может, за ней еще никого не послали.

— Не поручусь, но, похоже, ее отъезд держали в тайне, — сказала Лайэнэ. — И отослали ее и труппу никак не люди Нэйта.

Он вздохнул с видимым облегчением, хоть все еще и был напряженным до крайности.

— Тем более нельзя ехать. Меня, скорее всего, перехватят в дороге, а затем и ее найдут. Но послушайте, я знаю о смерти Энори Сэнны — а она была под его покровительством.

— Это вам кто сказал? Не о смерти, конечно, о ней весь город болтает.

— Неважно сейчас... Сперва я был уверен, это он помог достать бумагу, но сейчас, тут, узнал, что его убили. И уже не знаю, что думать... Может быть, господину Рииши Нара пригодится живой свидетель? Без того, чтобы немедленно снести ему голову или добиться ответов нужных, но не правдивых?

— А что потом?

— Мне нужно только снять с нее подозрения. И с имени моей семьи.

— Похоже, девушке повезло с вами, — вздохнула молодая женщина. Гость не отозвался, и будто выставил щит из собственного молчания. И это после всего, что наговорил! Не поздно ли? Лайэнэ вновь ощутила сочувствие, а потом почти злость. Если б она могла, вручила бы Нээле этому парню и выслала из города прочь, куда-нибудь к горным отрогам, где нет ни врагов, ни соблазнов. Но девочка, похоже, сделала другой выбор, и где она теперь? Почему глупые дети всегда стремятся к броскому и блестящему?

— Я вам помогу, — сказала ашринэ. — Сущий свидетель, очень этого не хочу — не потому, что мне трудно или я жестока и бессердечна. Просто все это плохо кончится, нельзя испытывать судьбу до бесконечности, ей может и надоесть.

— Мне в лесу попался красный вьюнок, — улыбнулся Лиани. — Похоже, он и вправду приносит удачу — я жив до сих пор. Очень надеюсь, что мы смогли разделить везение на двоих.

"Как бы ни вышло, что в решающий миг везения не хватит никому из вас", — отметила женщина, но вслух этого не сказала.

— Оставайтесь тут, я попробую завтра устроить вам встречу. Ночь проведете вон в той беседке — если вдруг розыск, из нее проще всего уйти незамеченным, в живой изгороди есть невидимый ход — ровно напротив фонарика над окном. Моя служанка о вас позаботится, — она поднялась, чтобы уйти, но Лиани остановил молодую женщину.

— Простите, я задам еще один вопрос. Что именно случилось с советником господина генерала? Слухи очень невнятны... говорят, его прямо в доме убил лазутчик?

— Говорят. А большего вы все равно не узнаете.

По его взгляду она поняла, что вот про ее связь с Энори до гостя слухи дошли. Он, разумеется, промолчит, не посмеет упомянуть о таком. Подумаешь, велика важность... Да — они ведь почти ровесники с тем, убитым. Но Энори никогда не казался ей младшим.

— Благодарю вас... — теперь его взгляд был прозрачным, усталым и немного растерянным, так бывает, когда после сильного напряжения или боли наступает короткая передышка.

— Идите уже. Кто знает, как обернется завтра — может, долго еще не доведется по-человечески отдохнуть...

Заснуть Лайэнэ не могла. В темноте сев на кровати, взяла ахи и принялась бессмысленно перебирать струны; вскоре осознала, что вот-вот поранит себе пальцы, с такой силой проводит по ним. Зачем она пообещала эту дурацкую помощь, грозящую смертным приговором? Что ей, признанной красавице города, все эти девочки, мальчики, в любви выбирающие не тех и равно безумные? Что она скажет Рииши, какими глазами на него посмотрит? А он ведь придет, хотя мог бы просто прислать стражу и забрать этого беглеца.

Как надоели все — и с твердыми понятиями о чести, и вовсе без них!

Глава

Осень вступала в свои права — здесь, на севере страны, более стремительная, и с тем более яркая. Леса начинали облачаться в новое убранство, деревья и кусты состязались в многоцветьи: все краски, от зелени до золота, от охры до граната проступали на листьях.

Лишь сосны и кедры смотрели свысока, оставаясь верны себе.

Запах воздуха стал горьковатым, над рекой стаями пролетали дикие гуси. Они и спешили, и не хотели покидать здешние земли, поэтому кричали тоскливо.

Женщины, ехавшие в ветхих дощатых повозках, смотрели вслед диким гусям. Они тоже оставили дом, тоже бы хотели в голос выражать свою печаль, но бодрились и старались смеяться.

Две повозки, четыре лошади — и те, и другие были уже стары. Ладно хоть тратиться на них не пришлось милостью господина Кэраи Таэна. Он передал и небольшую сумму в дорогу. А вот поклонники театра поскупились, а то и просто опасались соваться к явно опальным актрисам...