Шакалы

Тсамм, конечно, не трус. Засранец, ворюга, наглая сволочь — но не трус, и не предатель по-настоящему. Может быть, поэтому такой, сволочь, везучий? Ну не может так быть. Не может быть, чтобы человеку везло по жизни только-то потому, что он смелый и никого не кидает (в целом). Или может? Не может. Или может? Нет, не может. Тогда в чем дело? Эх, еще бы года полтора-два работы, и...

Иллой почувствовал, как вся его сущность, которую он старательно (и с известным успехом) давил, душил, убивал, все эти шесть лет, вдруг в один миг воскресла, вспыхнула, и вытеснила из головы всякую дрянь. Великий Континуум! То, что упал стереомат, то, что упала связь, — объясняется без натяжек. Такое бывало, и было даже на его памяти (не говоря о том, какие ползали слухи). Но маркировка! Маркировка, которая в планетарном режиме должна светиться всегда! До тех пор, пока существует магнитное поле планеты! Все эти циферки, точки, полоски, все эти квадратики, треугольнички...

Вот оно и случилось — существовавшее только в абстракции, как иллюстрация математической модели. Фазовая инверсия Поля! Вообще-то самое страшное, что может случиться! Иллой облизал пересохшие губы. Сколько еще протянут индукторы (которые теперь работают как собственно "анти-индукторы", как некие ужасные накопители)? На сколько хватит их, хм — термина нет! — емкости? Сколько они смогут "сосать", прежде чем плотность в контурах превысит порог Постоянной? Прежде чем Поле в локальной полости "схлопнется", и барионная материя в первичном радиусе саннигилирует?

Почему все молчат? Что с ними творится? Живы? Похоже, он все-таки зацепил недоноска — когда тот сунулся в люк, в центруме. И Тсамм — наверняка подпалил своего недоноска, когда торчал в балюстрадном. Вообще непонятно — они что, не догадываются, что соперник оглох и ослеп точно так же?

Только бы выбраться!

Жуткая пустота лопнула криком. Иллой подпрыгнул и едва не сорвался в шахту. Карабин вывалился из руки и ухнул в бездну, звякнув о перекладину. Нервы закончились — Иллой сорвался с кольца и выскочил в пространство центрума. На четвереньках, едва осознавая себя, ринулся через центрум к стволу напротив. Наткнулся на половину трупа — компаньон Тсамма — липкая лужа горячей крови, острые кости на срезе — Иллой вляпался в месиво едва ли не носом.

Заорал — перескочил через половину тела, поскользнувшись ладонью в луже. Вскочил на ноги и рванул — как не бегал никогда в жизни. Карабин болтался, бил в бок — Иллой не замечал его. Он не думал о том что мог свернуть себе шею, как давешний солдат в стволе — и споткнулся об него. Пролетел, вытянув руки, — упал, напоровшись на ствол — чуть не проткнул живот. Аромат горелого мяса, смешанный с вонью обшивки, догнал, обволок.

Иллой вскочил, шагнул в сторону, наткнулся на горячую, такую вдруг приятную стену. Это просто великолепно! Грандиозно, невероятно! И — страшно, страшно, страшно! По сути явления, это — надругательство над Континуумом! И Континуум таких вещей не простит.

Иллой направился к центрум-экватору, скользя ладонью по швам. Стыки плит едва ощущались, кольца проявлялись характерным рельефом. Блок-переборка, северная половина сегмента ствола; наконец, кольцо — вывод в центрум-экватор. Шаг вправо — люк лифта — пульт-сенсор — шахта. Иллой не успел нашарить ногой перекладину, как по стволу снова пронесся вопль, едва различимый, и от этого еще более жуткий.

Спасаться! Времени мало, мало! Оно еще есть, но — эти чувства ничем не убить, сколько ни издевайся над собственным "я" — мало! Минут двадцать, максимум тридцать. Число инверсии у этих индукторов велико — но конечно.

Вытянутой рукой Иллой определил люк и вывалился в центрум-экватор комм-яруса. Сверху, из глубин лабиринта, из невещественной тишины, донесся очередной смутный крик. Иллой перелетел центрум, влип в северную стену, двинулся вправо, нащупал кольцо левого килевого, углядел отблеск, проникший в следующий центрум из шлюза — и помчался во тьме так, будто за ним гналась стая призраков.

Он ворвался в камеру шлюза. Гондола висела себе перед кольцом, как ни в чем не бывало, покачиваясь над бездной, такой замечательно серой, такой мило-угрюмой, такой пыльно-приветливой. Иллой выпал в гондолу, прижался шлемом к стенке, едва переводя дыхание. Не от бега в свинцовом жару — от непонятного ужаса. И все же!

Он сбросил на нос стереомат. Задрал голову — привычные, такие приветливые и дружелюбные стрелки, цифры, визиры, шкалы — сто тридцать метров, до стрелы, там наверху. Все правильно. Корпус и будет до какой-то поры экраном. Но это продлится недолго.

— Квем! — заорал Иллой. — Квем, что у тебя?

Квемго не отвечал.

— Квем, что у тебя?! Обстановка?! Урод!!!

Иллой включил подъемник с пульта в гондоле. Шлюз ушел вниз, борт растворился во мраке. Обрубок грузовика остался в бездне. Желтый цилиндр возносился к серому небу.

Иллой выпрыгнул на каменную чешую. Оглядел танк, впившийся модуль-траками в зыбкую плоскость, и вскрикнул — Квемго лежал под кронштейном.

Соскальзывая с чешуин, бросился к танку. Лобовой экран вскрыт — след пульсатора не спутать ни с чем. Квемго лежал белый как полотно. Только здесь Иллой подумал, что лично его давно следует подстрелить с того края. Повинуясь запоздавшему инстинкту, шмякнулся за модуль-трак. Ничего не происходило. Тогда он юркнул в танк, в запах жженой брони.

Никто не стрелял. Иллой вгляделся в противоположный склон. Сквозь мелкую сеть трещин экрана было видно, что у противника дела обстоят совсем никуда. Если здесь чисто, все кроме изувеченного экрана, то машину с той стороны можно "лить в сток". Передние модуль-траки, лобовой экран, створ пульсатора — в хлам. Стрела и противовесы остались нетронуты; подвесная система — как свежая, на мачте стрелы — зеленый огонек готовности. Только поднимать гондолу из пропасти уже некому.

Квемго лежал под кабиной, ничком, откинув руки назад. Иллой спрыгнул на плиты, наклонился, пощупал на горле пульс. Квемго был жив. Иллой перевернул его на спину, и Квемго очнулся.

— Вставай!.. Не хватало, чтобы тебя подстрелили!..

Иллой помог Квемго подняться и присесть на кронштейн модуль-трака. Квемго стянул стереомат и покалеченный шлем, протер глаза, потряс головой и уставился на кровавые пятна. Иллой только сейчас заметил, что перемазался как мясник, когда там, в жутком мраке, вляпался в половину трупа. Он с отвращением оглядел окровавленные ладони.

— Тсаммов напарник... То ли я его, то ли червяк... Веришь — не понял.

— Верю, видел. Вот как раз после, — Квемго хихикнул, — меня этот и треснул. Дурак, влепил весь накопитель одним разрядом, хи-хи-хи. Я даже не помню как выпал. Возьми салфетки, в аптеке... Так что у вас там случилось? Башка гудит, сволочь... Где Стаглем? Где они? Ты один? В чем дело?

— Квемго, потом! Надо валить. И быстрее! Индукторы.

— Тридцать пятая серия? — Квемго растирал шею, морщась. — И что за хрень? Куда делся сигнал? Физик несчастный, объясни идиоту что там случилось.

— Пока ничего не скажу. Но Квем! Стволы! Казалось, какое отношение к Полю? А маркировка, сволочь такая? Ты можешь себе представить?

— Все мы под Полем ходим, — Квемго хихикнул.

— Кстати, что ты там говорил про Внешний, несколько лет назад?

— В смысле? А-а... Точно не знаю. Какая-то хрень с куполом. Ну так что, валим?

Квемго вскочил, пошатнулся, ухватился за кронштейн.

— С куполом?

— А что? Причем здесь купол? Или я что-то не понимаю?

— Так что с куполом? Подробнее, Квем! Что за ерунда с куполом?

— Так валим, или как?!

— Принцип первичной генерации там такой же. Свои только векторы контроля объема. Здесь векторов контроля объема нет, но есть ось маршевой тяги. А так как здесь две оси маршевой тяги, и парафаз... Квем, такая беда может произойти только с такой машиной. Стереометрия контуров. Ты понимаешь?!

— Что?

— Если бы здесь была одна сагиттальная компонента, то крути ее как угодно. Понимаешь? А их здесь две, и на парафазе! Понимаешь?!

— Я не понимаю что я должен вообще понимать. Я понимаю, что нам надо сваливать! Или уже не надо, теоретик?

— Две компоненты, парафаз, резонанс здесь не только по базовым пикам! По всем экстремам, по всем до последнего! Ну, в этом-то смысл парафаза! Ты понимаешь? Поэтому и не тошнит же! А внизу — первичный, в накале! Нет, ты понимаешь? Ты понимаешь что это значит?

— Какой ты дурак, — Квемго повернулся к кабине. — Рухнуть мне с фазы! Кстати, — Квемго развернулся и махнул рукой на противоположный откос. — Что будем делать? В девять жизней ведь не расплатимся.

— Квем! Надо валить!

— Проснулся.

— Квем, жара эта на ярусе... Стереометрия, Квем! Особо увечить индукторы не требуется. Можно сдвинуть на полметра, меньше! Физика, ты понимаешь, одна и та же! На Внешнем радиусе, в Центре, хоть в заднице.

— Вот заладил. Ты в этом точно уверен?

— Да! Хватит двадцати сантиметров. При такой длине базы осевой угол...

— Я не про это. Я про физику, в заднице?

— Квем!

— Сколько еще протянут?

— Квем! Такого еще не было! Нигде, никогда!.. Ты... Полчаса протянут.

— Жалко машину, — Квемго посмотрел вдаль, куда упала звездочка Тсаммова борта. — У Тсамма жестянки всегда на славу... Были. Он это дело любит... Любил.

Иллой, который тоже повернулся, чтобы влезть в танк, развернулся опять.

— Тысяч сорок. Можно бы расплатиться не только за этот, — Квемго указал в пропасть, — но еще пару свалить?

— Ничего мы валить больше не будем. Я завязал. Передоз.

— Да ты и не развязывал толком, кретин, — Квемго ухмыльнулся и утер со лба пот. — Ил, я успею.

Иллой навел трансфокатор на стрелу, тоскливо торчащую из убитого танка, осмотрел блок-противовес.

— Подъемник норма... Только я сам. Полчаса, я уверен, есть. Индукторы здесь, говорю тебе...

Иллой отцепил "примочки", швырнул в танк и, рискуя покатиться на зыбкой плоскости, метнулся к гондоле. В третий раз за сегодня Иллой опускался в эту жуткую бездну. Он погружался в каменный мрак, и чувствовал, что энергия и невозмутимость покидают его — на этот раз окончательно.

Он удивлялся себе самому — он даже не предполагал, что в человеке может скрываться такой страх. Страх именно инстинктивный, страх намного сильнее воли — страх, который одушевит подсознательные фантомы до степени самых реальных аффектов. Он пронесся эти сто сорок четыре метра и юркнул в чужую гондолу так, словно за ним гналось настоящее привидение. Он вдруг подумал, что такой непонятный страх не может иметь эндогенной причины. Поле... Все мы "под Полем ходим".

Наверху Иллой вывалился на камни, радуясь холсту серого неба и кляксе тусклого солнца за облаками. Танк Квемго изуродовал от души. Иллой подскочил к разбитой кабине — фигура в оранжевом костюме, по которому расползались кровавые пятна, размазалась по сидению. Иллой, преодолевая брезгливость, протянул руку, расцепил клапан, выудил ключ.

— Живем, Квем! Отваливай.

Он побежал вверх по следам модуль-траков. Добравшись до гребня, за которым чешуистый склон превращался в усыпанную валуном равнину, он обернулся. Квемго свернул машину, и танк оранжевым паучком карабкался в гору. Иллой помчался дальше.

Впереди маячила цепь скалистых холмов. След танка скрывался в расселине — Иллой ворвался в теснину. Поворот вывел Иллоя на площадку, как будто специально созданную для парковки — идеальный крохотный порт, метров ста сорока в поперечнике, окруженный каменным парапетом со створками для отвода парковочных артефактов, — площадка почти такая же куда сели они.

В центре площадки Тсаммов борт дружелюбно мигал зелеными огнями готовности. Иллой промчался по парковочной зоне, взметая облака обугленной пудры камня. И только здесь, около шлюпа среднего класса (такого уютного и домашнего после всего этого кошмара), он почувствовал, наконец, спокойствие и уверенность. Залетел в рубку, упал в кресло, сорвал с мокрого носа стереомат, перевел дух. Включил инициализатор, прошел пост, снял блокировку с клюз.

— Квем! Я на месте. Все шуршит.

— Ну и как?

— Без комментариев. Давай нашу сольем, а эту оставим себе.

— И потеряем двадцатку как минимум?

— Но такую отдавать жалко! Ведь леденец какой-то!

— Ладно, решим...

— Отваливаюсь через девять минут.

— Рву.

Иллой, испытывая ни с чем не сравнимое наслаждение от ауры отлаженного борта, с умилением наблюдал за курс-монитором, где набухали столбики резерва тяги. Вот они пересекли полоску нижнего хода.

— Иллой! Увидимся на небесах.

Вдалеке среди серых скал вспыхнула белая звездочка. Отделилась от каменной плоскости, закарабкалась вверх, подобралась к облакам и растворилась в лохматых потеках солнца. Иллой следил за цифрами — три тысячи, пять, десять. Тридцать — засиял синий квадратик. Квемго набрал нужный метраж и теперь готовился под орбиту.

Резерв тяги вышел на верхний ход во всех трех каналах. Иллой повел сектор тяги — зеленые столбики заспешили за красными. Уровни резерва и секторов хода пересеклись — ударил гонг, и машина мягко оторвалась от площадки. Гулкий тяжелый рокот раскатился вокруг. Иллой набирал высоту.

Он вышел за облака — безбрежное море серебристого жемчуга, ослепительного здесь наверху, под фиолетовым небом и колючей звездой. Черная пропасть, черный обрубок мертвого борта, черные коридоры — все это показалось чем-то несуществующим. Все это, все — вообще все. Действительно — Иллой словно проснулся, чтобы сбросить оцепенение, выбраться из лабиринта мерклых видений, обнаружить, что мир — это бескрайнее сияние облаков под ногами, и над головой — ослепительная звезда.

Иллой собрался выходить под орбиту, когда монитор внешнего поля взбесился. Заверещал контроль общей стабилизации; контроль резерва каналов забился тревожным зуммером — борт скачком перекинул ресурс на защиту контура планетаров. Белизну облаков прожгла точка невероятной яркости, сверхновая, соперник существующему светилу — соперник злее, ужаснее. Доля секунды — и точка раздулась в настоящего сверхгиганта, вспучившись куполом яростного огня. На миг снежно-фиолетовый мир растворился в белой бесплотности. Купол тихо угас, уступив бесконечности облаков и неба, на котором уже сверкали звезды.

— Ил?!

— Я был прав. Сейчас там дыра километра в четыре.

— Я чуть не свалился. Признайся, ты все нарочно устроил?

— Квем! Все сгорело, клянусь черной дырой! Начинаю новую жизнь. Честное слово.

— Клянусь черной дырой. Нахватался. Я наверху, Ил. Топи.