Шакалы

— Стаг, береги нервы. Сегодня они тебе пригодятся.

Стаглем вернулся в кресло, посидел десять секунд, снова вскочил, подбежал к боковому экрану.

— Стаг, — отозвался Квемго. — Восемь минут погоды не сделают.

— Они будут здесь через два часа, — Стаглем в десятый раз оглядел цифры на мониторе. — А нам еще на отвал время... Сволочь, — он вернулся в кресло, и уставился в потолок.

— Еще какая. Все всегда получается. Почему так? И почему такая несправедливость?

— Квем, давай у тебя спросим. Ты его тоже неплохо знаешь?

— Молчать, — вяло приказал Иллой, не открывая глаз. — Как вы меня достали.

— Сам и заткнись. Помнишь сколько ты должен? Плющить задницу, даже две лишних минуты...

— Стаг, физику никто не отменял. Даже за такие деньги.

Микрофоны доносили шум внешних кондиционеров. Раскаленная пыль породы на мониторах садилась. Вырисовывался ландшафт площадки, которая была выбрана для посадки, — парапет вертикальных глыб, фиолетово-серых, грубых, будто покрытых застывшей пеной. Между столбами виднелось каменное плоскогорье, испещренное группами скал. Порода бросала колючие искры; плоскогорье до самого горизонта переливалось сухими звездочками.

— Красиво, — Квемго отвел взгляд от курс-монитора и тоже закрыл глаза. — Только горячо очень.

— У нас два часа, — сказал Стаглем. — А вытягивать — четыре банки. Ты, Квем, в курсе что такое вытягивать четыре банки? Ты живую-то банку видел хоть раз, своими глазами? А не в свой монитор.

— Уговорил. Вперед! Там сейчас, — Квемго открыл один глаз и покосился на монитор, — двести двенадцать градусов.

— Уже двести одиннадцать.

— Ну да... А скоро будет двести десять.

Стаглем вскочил, подбежал к стенке, расконтровал и развел атмосферную диафрагму. В рубку ударило тяжелым жаром. Раскаленная пыль заплясала в искристом вихре.

— Закрой, кретин! — выпрямился Иллой. — Убьешь контроль, идиот!

— Купишь железку лучше. С защитой контроля.

— Закрой, говорю! Прыгай туда, если зудит, и закрой!

Стаглем собрал диафрагму, бросился к неатмосферной камере. Здесь она была не нужна, поэтому служила отсеком сопровождения — костюмы, оружие, такелаж. Стаглем выдернул свой карабин, подбежал к диафрагме, стукнул ладонью по статусу температуры, снова бросился к камере, вытащил свой костюм. Надел костюм, шлем, стал цеплять такелаж к клапанам. Закончив с костюмом, закинул ствол за плечо, вернулся к экрану и стал изучать местность.

Квемго посадил шлюп как можно ближе к расселине, в которую упал грузовик. Круглая каменная поляна, укрытая среди скал, нашлась без труда; оставалось выбраться из скального частокола, преодолеть фрагмент плоскогорья, и спуститься по отлогому склону к пропасти.

Размазанные облака пропитались солнечным светом; он вязко растекался над головой. Стаглем всмотрелся в искристую даль между каменными столбами — разлом было видно уже отсюда. Сверкая аметистом на сколах, он уходил к горизонту и растворялся в дымке. Стаглем осмотрел отлогий спуск — плоскость рассыпанных валунов с айсбергами скал, — за ним серо-фиолетовая полоса бездны, за ней аналогичный подъем с той стороны. Дымчатый горизонт убран цепью хребта, мерцающей тускло в мареве, загадочно и неброско, как древнее золото.

— Угрюмая точка, — отозвался наконец Стаглем.

— Угрюмая? — Квемго ухмыльнулся. — Какая тебе вдруг стала разница? И что тебе тут не нравится, интересно?

— Мне все нравится, Квем. Побольше бы таких точек. На которых вот так валяется шесть миллионов.

— Во-первых, Стаг, — сказал Иллой, — как так они тут валяются — мы толком не знаем. Во-вторых, Стаг, твоих там только пятьдесят шесть тысяч. Да и то — мы еще за железку должны. В-третьих, Стаг, зачем тебе столько денег? Ты нам так и не рассказал.

— На самом деле, — хихикнул Квемго. — Зачем? Что за секреты от друзей, хи-хи-хи?

— Заткнись!

— А мне интересно. На что такой человек как Стаг может потратить столько денег? Все-таки?

— Такой человек как Стаг может их просто не получить. Такие люди как Стаг поджариваются в первый подходящий момент. Если не поджариваются, то...

— Ил, заткнись же, урод! — Стаглем обернулся. — Накаркаешь, идиот!

— Какой-то ты стал суеверный, — Квемго поднялся и направился к камере, выбирать свои вещи. — Сам на себя не похож... Но да — что-то мне все это не нравится. Еще этот теперь, — он подошел к экрану и посмотрел в перспективу. — Ну да. Дыра не слабая. Ты, Стаг, знаешь какая там глубина? В общем, Ил, как не повезло сначала...

Квемго отошел к камере и стал одеваться.

— В общем, Квем, — Иллой разлепил глаза и поднялся, — мы сейчас тупо подъедем и тупо посмотрим.

— Плохо быть честным. Просто какое-то наказание. Долги отдавать надо, например.

— Поэтому, Квем, сначала подъедем и сначала посмотрим.

— И быстрее, — Стаглем стукнул прикладом в кольцо диафрагмы. — Пока наш жадный друг...

— Еще не остыло, но тебе уже можно, — отозвался Квемго. — Выводи свою железяку. И давай на самом деле быстрее — пока наш жадный друг. А то как бы не пришлось посверкать лампочкой — без шуток.

Квемго вытащил собственный ствол. Пока Иллой и Квемго надевали свой такелаж, Стаглем развел диафрагму в третий раз и выпрыгнул в пекло, не дожидаясь сигнала наружных кондиционеров.

— Нормально, — послышался голос Стаглема из жаркого марева. — По субъективным ощущениям — меньше ста! Открывай дверцу.

— Стаг, — крикнул Квемго, — ты хорошо представляешь субъективные ощущения выше ста, в костюме и такелаже?

Диафрагма грузового шлюза исчезла в кольце. Стаглем, не дожидаясь пока Квемго выпустит рампу, запрыгнул в отсек — где приютился грузовой танк, обшарпанный и побитый. Квемго выпустил рампу; Стаглем вывел машину и повел от раскаленного борта. Набрав скорость, он резко затормозил у скалы, нависшей окаменевшим джином, и обернулся в боковой экран. Иллой и Квемго уже торопились к танку. Наконец они добежали — потные, багровые, огнедышащие, сверкая такелажем и полировкой стереоматов. Стаглем подождал, наблюдая как они втискиваются в кабину, и двинул в обход скалы.

Через минуту машина катилась по спуску, подскакивая на камнях, которые хрустели и просыпались вперед, снова и снова попадая под модуль-траки. Усыпанная валунами лента простиралась по обе стороны от горизонта до горизонта. Танк прокладывал путь, огибая каменные столбы-истуканы, головы которых растворялись в серости неба. Наконец танк юркнул в треугольную арку, образованную двумя башнями — они завалились друг на друга будто подкопанные у основания — и выкатился к обрыву. Стаглем затормозил.

— Не слабо, — Иллой покачал головой. — Вот это дыра! Не слабо. В общем, Квем, боюсь, нам здесь делать нечего.

— Похоже, так... Смотри какой след... Смотри какой скол... Представь какая порода...

— Боюсь, здесь не помогут ни твои два киля, ни твои продольные переборки. Не помогли то есть.

— Ну да, — кивнул Стаглем, вглядываясь. — Тридцатая бы испарилась — там где хлопнулось... Даром двойная.

— На чем базируется твой оптимизм? — ухмыльнулся Квемго, — Ты что, тридцать пятую знаешь так же как и тридцатую? Ты ее, насколько я знаю, даже просто не видел, своими глазами.

Стаглем не отвечал. Он дал малый ход и стал осторожно подводить машину к обрыву. Камни сухо хрустели под модуль-траками.

— Только бы не сгорело, — бормотал Стаглем. — Только бы не сгорело.

— Сто шестьдесят метров, — озвучил показания дальномера Иллой. — На тридцать восемь меньше, еще уклон. В общем, Квем, боюсь, нам здесь делать все-таки нечего.

— Ну да. Все это представлялось как-то не так, — Квемго вгляделся в обрыв с той стороны. — Вон там упали... Вон там прокатились... В общем, теперь мы должны еще больше.

— Хватит каркать, — Стаглем затормозил. — Я отсюда так просто не отвалюсь.

Стаглем дал ход, танк снова заскользил по спуску. Фиолетовая бездна приближалась, распахиваясь в колоссальный разлом от горизонта до горизонта.

— Все, хватит... Дальше опасно. Выходим.

Растопырив амортизаторы модуль-траков, танк замер огромным оранжевым пауком. Иллой, Квемго и Стаглем соскочили на ленту полоза, спрыгнули на россыпь камней, осторожно пошли к обрыву.

Плоскогорье рассекал огромный каньон. В жарком воздухе матово серебрился скол бездны. Стены, почти отвесные, были расчерчены вертикальными бороздами; казалось, стоит свести волнисто-зубчатые края — и они срастутся, не оставив от огромной раны следа. Бездна распахивалась; слои серо-фиолетовой породы, пронизанные жирным сизым волокном минерала, бросали аметистовые огоньки. У пропасти откосы слагались из плит-чешуин, образуя зыбкую, неустойчивую поверхность.

— Не слабо, — Квемго указал на жирно-серебристую борозду, пересекавшую противоположный откос. — Смотри сколько катились! Кстати, самим бы не прокатиться — смотри какая порода.

— Вот об этом и я, — пробормотал Стаглем, разглядывая обрыв и соображая как лучше подогнать танк. — И так опасно, а подойти надо хотя бы метров на шесть.

На той стороне, над гребнем откоса, тускло рисовался далекий хребет. Облака лохматыми серыми струями протянулись вдоль линий разлома, гребня и далеких гор.

— Красиво, — Иллой огляделся. — Такое все параллельное. Даже тучки.

Он подошел к обрыву, осторожно ступая по синевато-серым чешуинам, — чтобы каждый шаг приходился по центру. Плиты вели себя непредсказуемо, норовя выскользнуть из-под ноги. Стаглем покачал головой.

— Хотя бы метров на шесть, — он обернулся к танку. — Ну, на восемь хотя бы...

Осторожно подобравшись к бездне, Иллой заглянул в глубину. В тускло-мерцающем антураже он выделялся неестественно четко — оранжевая фигурка в черном блестящем шлеме, будто наклеенная на расплывчатую акварель.

— Вот тебе раз! — закричал он и обернулся — взмахнув руками, чтобы удержать равновесие.

— Ты там осторожней, придурок! — окрикнул Стаглем. — В чем дело?

— Стаг, тебе вроде как повезло...

Он отвернулся и снова посмотрел в пропасть. Квемго и Стаглем, осторожно прыгая по чешуинам, наконец добрались до обрыва.

— А вроде как, — закончил Квемго, — и не очень. И даже очень... Не очень.

Перед ними открылась картина, которую справедливо можно было назвать грандиозной. По данным с орбиты, глубина каньона в этом месте достигала восьмисот метров. Сейчас же казалось, что эта цифра была недооценкой. Насколько хватало глаз, борозды и углубления, образуя складчатый занавес, стремились в неопределенную глубину. Жаркий, насыщенный каменным порошком воздух, дрожаще-призрачный и таинственно-полупрозрачный, заполнял пропасть. Сумрак стен поглощал дно — его не было видно. Словно некая масса изначальной материи порождала нечто оформленное, принимающее вид могучих каменных стен — неких стен-столпов бытия, поддерживающих планету в неопределенной бездне.

Но выше, совсем недалеко от поверхности, контрастируя с мутной пучиной, парил черный параллелепипед грузовика. Падая, он застрял между стенами так, что образовал некий мост. Края обломка врубились, вгрызлись в породу — борозды, параллельные складкам стен, сочились металлическим блеском. Можно было представить, что корпус машины просто сточился — разогревшись до такой степени, что, казалось теперь, вплавился в камень.

Борт застыл мостом через бездну; и это было так близко, что маркировка на сохранившейся полировке читалась невооруженным глазом — сигнализаторы габарита, сенсоры, индикаторы шток-фиксаций. Сохранились только вмонтированные устройства; плоскостей не было — очевидно, замки сработали на расцепление, чтобы не повредить набор корпуса. Аккуратные раны в местах сопряжения создавали неуместное впечатление о производстве — будто корпус, смонтированный на стапелях, ожидает дальнейшей работы.

— Без комментариев, — наконец сказал Иллой.

— Без комментариев, — отозвался Стаглем с воодушевлением. — Время!

— Стаг, — Иллой потер кончик белого носа под черным стереоматом. — Как ты себе представляешь что там внутри?

— А что именно мне надо представлять? Трюмы, Ил, целые. Протри оптику.

— Я не про трюмы.

— А про что? — Стаглем обернулся. — Я что-то не понял?

— Не корчи рожу, — Иллой отвернулся в бездну.

— Я не понял, — обернулся Стаглем к Квемго. — Он что, остается наверху? Ну, оставайся, Ил. Я тебе расскажу на какие кнопочки нажимать. Струсил — так струсил. Ничего страшного. Что еще взять с физика. Теоретика. Квем, готов?

Квемго надвинул стереомат на глаза и стал рассматривать грузовик в оптику.

— Надо же, — ухмыльнулся он через минуту. — И повис брюхом кверху. Только вскрыть базовый — и ковыряй сразу из дырки.

— Ч-черт, не видно, — Стаглем уставился стереоматом в угрюмую глубину. — Наружку счистило всю, ничего не понятно... Ну ничего, в контроллере разберемся... Правда, ползать по потолку... Ну ничего — все как в учебнике, только вверх ногами.

— Ты читал учебник?

— Квем! Ты достал...

— Да я не про это... Где ты видел учебники по тридцать пятой?

— Разница небольшая.

— Почему ты так в этом уверен? Ладно... Самое главное... — Квемго замер, изучая данные телеметрии в стереомате. — Чайник вроде как в норме... Но в общем это ничего не значит. Потому что дудки снизу, а что там с ними... Но я все о своем, Стаг, — Квемго указал на борозды, прочерченные грузовиком. — Как ты себе представляешь что там внутри, да? Видишь, Стаг, желтенькое?

— Вижу, Квем. Желтенькое. Калоша на месте.

— Одна на месте как минимум. А на такое, Стаглем, мы не уже рассчитывали. На такое никто и не мог рассчитывать. Когда ящик липнет на точку, как тебе должно быть известно, обычно остается кучка битых железок. Я вообще сомневаюсь, что за всю историю навигации что-то такое случалось, — Квемго снова уставился стереоматом в бездну.

— А что здесь что-то такого? И что предлагаешь? Развернуться и отвалить? Ну, с тобой все понятно, — Стаглем обернулся к Иллою. — А ты? — он обернулся к Квемго. — Первый раз замужем?

— За таким — первый.

— И что теперь?

— Стаг. Когда шакалят втроем, то такое, как тебе должно быть известно... Как бы не предполагается. Ящик вываливается из фазы, липнет на точку, падает. Экипаж эвакуируется. Эвакуируется, Стаг. Ящик, повторяю, в лепешку, — в которой банки. Ковыряешь банки, и валишь — пока не наползло крыс. Не мы первые, не мы последние.

— Отваливай. Я остаюсь.

— Стаг, повторяю тебе, боец. Нас трое. А там желтенькое.

— Квем. Давай сначала тупо спустимся и тупо посмотрим. Как предложил Иллой. Что там и как. Я что-то не очень уверен, что даже после чего-то такого, — он также указал на борозды, — нам придется кого-то мочить. Если это тебя так парит. Это во-первых. Во-вторых, сосунков там не будет, не переживай. Так что не парься, ручки не замараешь. Если ты не думаешь, конечно, что замочить червяка — смертный грех.

Квемго не отвечал. Стаглем вскочил и, забыв об аккуратности на скользящих плитах-чешуинах, бросился к танку.

— Надо же! Квем! Ил! Все целое! На самом деле — проклятая эта ваша серия... Бери и сваливай!

— Еще бы, — Квемго ухмыльнулся с некоторой гордостью. — Это тебе не из стока сливать. Одни продольные переборки чего стоят... Любая другая машина здесь треснет на половинки. И ухнет до самого дна, если оно есть тут вообще. А здесь!

— Ну да, — Иллой, наконец, отвернулся от бездны. — Не туркапсула, точно. Борт тридцать пятой серии, да. А что это значит, Квем? Что это значит — ты представляешь. Если калоша на месте, там есть живые.

— Ну да, — Квемго кивнул. — В общем... Ну его в демпфер?

— Квем! — обернулся Стаглем от танка, сверкнув панелью стереомата. — Так везет только раз в жизни! Все, хватит терять время!

— Стаг. Если бы ты в тридцать пятую даже просто зашел, хоть раз, — Квемго, наконец, осторожно отступил от обрыва. — ты бы сейчас так не прыгал. Повторяю вопрос — откуда такой оптимизм? Ты так садился? На тридцать пятой? Я тебе говорю — ты в ней вообще был, хоть раз? Хоть на экскурсии?

— Если человека воткнуть со всей дури в стену, или в кольцо, или куда там еще, — он свернет себе шею. Причем здесь серия? У тебя что, хребет крепче станет? Ты видел как он проехался по рельефу? Ты прикинь как он падал, вообще! Плоскости отстрелились — ты видишь? И даже если там кто-нибудь есть, — Стаглем хлопнул по излучателю карабина, — за такие деньги, Ил, я передавлю всех червей. Если они там есть.

— За какие такие? — отозвался Иллой. — Мы даже второй ход не сделаем.

— Мне нужна моя банка, с третью, мои пятьдесят шесть тысяч. Если ты не собираешься отдавать долги — я собираюсь.

— Ладно, не нервничай... Квем, давай решать.

— Что решать? — Стаглем опустил карабин. Хруст камня под прикладом рассыпался сухим треском. — Что здесь решать? И что значит "Квем"?

— Стаг. Если тебя кроме денег ничего не интересует — это твои проблемы. Я еще хочу этими деньгами попользоваться. А если не попользоваться, то хотя бы дальше пожить.

— Ну, тогда и вали отсюда? И живи себе как жилось? А мы с Квемом будем решать.

— Квем, я все-таки предлагаю не рисковать.

— Квем, — хмыкнул Стаглем, — а кто он такой, вообще? Почему мы его должны слушать?

— Квем, а кто он такой, вообще? Почему мы его должны слушать? Если уж на то пошло — "кто он такой", — что он вообще тут делает?

— Заткнуться, кретины, — отозвался Квемго. — Мне вас давно уже надо было перестрелять, обоих. Достали по самое не хочу. Бросим жребий.

— То есть? — хмыкнул Стаглем еще раз. — Ты это серьезно?

— Совершенно. Вот смотри, — Квемго вернулся к танку, и сунул Стаглему под нос руку с пульт-браслетом. — Если выпадет четное — идем. Если нечетное — собираемся и отваливаем.

— Стаг, действительно, — Иллой подошел за Квемго. — Я лезть не хочу. Ты, как видно, предлагаешь войну, и лезть хочешь. Квемго лезть... Не хочет?

— Квемго ничего не скажет, — отозвался тот. — Квемго, в данном случае, предпочтет вверить дело в руки судьбе. Квемго устал думать, по жизни. Тем более, толку особого не было... Давайте бросать жребий.

— Нет, я не понял, — Стаглем посверкал стереоматом, посмотрев на Квемго, затем на Иллоя, затем снова на Квемго. — Я не понял — вы что, серьезно?

— А в чем дело, Стаг?

— Нет, Квем, подожди. Это же чушь несусветная! У нас тут что — детский сад, или...

— Твой вариант, Стаг? — Иллой уставил стереомат в Стаглема.

— Мой вариант...

— Что ты собираешься лезть в живой борт — это мы знаем. У тебя мозгов хватит. Стаг, так ящики не шакалят. Втроем тем более.

— А как их шакалят? Втроем? И сколько ящиков ты нашакалил?

— Стаг...

— А ну заткнули сток, оба! — Квемго топнул тяжелой подошвой в зыбкую чешую и ткнул Иллоя в плечо прикладом. — Иллой, ну ты-то! Нет, это на самом деле детский сад какой-то, Стаг прав. Заткнулись, или я вас застрелю, обоих. Заткнулись. Бросаем жребий, — Квемго ткнул пальцем в браслет. — Четное — спускаемся. Нечетное... Хм.

— Ну-ка, ну-ка, — Стаглем схватил Квемго за руку. — Ага! Все, Квем. Все. Сам предложил.

— Значит, идем, — Квемго отвернулся, снова подошел к обрыву, снова уставился в глубину, на обрубок грузовика.

— Значит, идем, — отозвался Иллой после паузы.

— Значит, идем, — хмыкнул Стаглем. — Шакалы нашлись.

Стаглем повел танк к обрыву. Когда до бездны осталось метров восемь, он остановил машину и спрыгнул на полоз.

— Все! Дальше нельзя. Иначе ухнем когда выйдет стрела.

Они снова подошли к обрыву.

— Авария левый север — зеленый, — указал Квемго. — На примочках доползаем спокойно.

— Да, внутрь попасть не проблема, — кивнул Иллой. — Но базовые везде в ноль. Сто процентов — даром что лампочки сбиты, и отсюда ничего не видно. Это еще один аргумент, Квем.

— Если живут боковые — проблем не вижу, — Стаглем обернулся, сверкнув стереоматом.

— Боковой шлюз, Стаг,— проблема сам по себе. Ты можешь представить что там делается сейчас?

— Притом, что нам катит вообще только север, — кивнул Квемго.

— То есть если север в ноле...

— Если север в ноле — мы в док, — Квемго уставил в Стаглема стереомат. — Какие еще предложения?

— Ну, если, например, боковые на юге живут?

— И что?

— Поставить стрелу с другой стороны и достать. Переставить жестянку — полчаса. Спускаемся, дефектим. Если все базовые по нолям, боковой север в ноле, боковой юг живой, — ставим жестянку и сосем все с той стороны.

— Стаг, мне бы твой оптимизм, все-таки, — Квемго ухмыльнулся.

Иллой, осторожно ступая по каменной чешуе, отошел вправо и осмотрел грузовик по противоположному борту.

— Если верить лампочкам, справа все три по нолям.

— Верить лампочкам... Ты, Ил, сколько уже во Флоте? Ладно, время! — Квемго отошел от обрыва. — Вниз, и дефект. Без дефекта яйцами не звенят. Стаг, знаешь такую поговорку?

— Квем, не умничай, — Иллой вернулся. — Такой поговорки нет. Короче, молимся богу базовых. Дышит хотя бы один — дело в шляпе.

— Главное, чтобы они не стали, с таким уклоном, — сказал озабоченно Стаглем. — Ты говоришь — там предохранитель какой-то? Если уклон большой, мы их не сдвинем?

— Стаг, видишь — у тебя там циферки, в уголке?.. Это телеметрия пространственной конфигурации. Уклон — три с половиной градуса. Внешняя магнитная подвеска держит до четырех с половиной. Именно поэтому мы еще здесь, и о чем-то еще рассуждаем. Если хоть один базовый жив — дергаем банки на брюхо и доталкиваем до стрелы, мизинчиком. Все, вперед! Время!

Стаглем повернулся к танку и сцепил с нагрудного клапана пульт. Танк вскрылся, будто огромный жук, освобождающий из-под панциря крылья. Вылетела стрела и стала удлиняться, поворачиваясь перпендикулярно обрыву; одновременно с противоположной стороны вышел противовес.

Стаглем провел тест траектории, по которой контейнерам предстояло перебираться в грузовой отсек танка. Затем свернул грузовую стрелу и вытянул подъемник; флуоресцентно-желтый цилиндр гондолы смотрелся предметом из другого мира — здесь, в царстве тусклых серо-фиолетовых форм. Стрела подъемника застыла над бездной; гондола остановилась, мягко покачиваясь на подвеске.

Стаглем подошел к обрыву и проследил как гондола опустилась на стодвадцатиметровую глубину и замерла в нужном месте. Затем зафиксировал координаты и вытянул гондолу обратно. Затем передал пульт Квемго, который должен был оставаться наверху и контролировать автоматику.

— От тебя требуется только одно, — завершил Стаглем. — Как только она тормознет — ветер, просев, толчок — сразу в красную пимпу и дальше руками. Сволочь умная — знает где пухнут воронки, но иногда — слишком. Так что не расслабляйся. Ил, "морду" на рожу и вниз.

Иллой вытащил респиратор-кондиционер, зафиксировал на лице, опустил на глаза панель стереомата. Стаглем надел свою "морду", надвинул стереомат, и направился к гондоле, которая ожидала на чешуистой грани обрыва. Квемго прошел за ними, проследил как они забрались внутрь и закрылись, тронул пульт. Желтизна цилиндра мягко оторвалась от серости склона. Гондола перелетела грань бездны и двинулась вниз, под матово-серебристый занавес стен.

— Квем, норма, — вполголоса отчитался Стаглем. — Скоро будем.

— Чистого Поля, — прозвучал в шлемах голос.

— Не скучай и никого не бойся, — усмехнулся Иллой. — Если что, мы тут недалеко.

— Не скучайте и никого не бойтесь, — отозвался Квемго. — Если что, это я тут недалеко.

Иллой смотрел вверх, наблюдая как скала отжимает угрюмое небо в сторону. От каменной пудры воздух здесь был резкий и плотный, детали воспринимались только метров на десять. Все остальное мерцало призрачно, неправдоподобно, обманчиво, и стена — которая стремилась кверху, играя изгибами складок, — казалась нематериальной, казалась пепельно-синим огнем. Узкие языки огня трепетали, искрясь черно-сапфировым блеском.

— Красиво, — сказал Иллой.

Стаглем, который смотрел вниз, наблюдая насколько точно устройство следует траектории, хмыкнул.

— Красиво будет там в брюхе.

— Вы про что? — прозвучал Квемго в шлемах.

— Про космическое искусство. Словами не передашь. Спускайся и посмотри.

— Как-нибудь в другой раз. А вы там поосторожней.

— Не парься, — Стаглем хмыкнул. — Не первый раз замужем, как говорится, — он хлопнул карабин по излучателю.

— Стаг, знаешь, что делают на Флоте с воронами?..

— С какими воронами?

— Которые каркают.

— Приехали, — перебил Иллой.

Гондола мягко клюнула мрачный темно-шоколадный борт. Иллой и Стаглем ступили на полированную поверхность. Они оказались на площадке размером сто сорок четыре на сорок два метра, ограниченной по сторонам рифтами килей. Корпус машины заклинило идеальным образом — почти строго перпендикулярно стенам разлома.

— Вот тебе повезло, все-таки, — хмыкнул Иллой, шагнув по искореженной полировке. — Только, боюсь, за такое везение придется расплачиваться. Чьей-нибудь задницей.

— Да, да, накаркай ему, — отозвался Квемго, наблюдавший за театром действий с высоты ста двадцати метров. — Твоя очередь.

— Я, кстати, не каркаю. В Академии, между прочим, я был лучшим в том числе по метафизике вероятностей.

— Вот как? — Квемго ухмыльнулся. — У физиков, значит, есть такая вот дисциплина? Очень круто! То есть ты, значит, и в оракула можешь сыграть? Что же ты себе вероятности не просчитал? Метафизик хренов. Сидел бы, копался в гадости своей абстрактной. Тепло, светло, мухи не кусают. Крысы не ползают.

— Я копался в своей абстрактной гадости. И что?

— Что "что"?

— Что накопал? Толку?

— Что "толку"? Пошел бы, например, в СГК ту же? Там получают не меньше, ты в курсе? А таким тупым бошкам как ты — и вообще в люди выбиться можно.

— Квемго...

— Ищи теперь правду жизни, в гробу этом.

— На самом деле? — хмыкнул Стаглем. — Где она, твоя метафизика? Шакал недоделанный. Квем, наводку. Ну и жарко же тут!

Стаглем вытащил из гондолы вакуумные присоски и протестировал юбки, прилепив устройства к горячей обшивке.

— Иллой, время, — позвал он, надев присоски на колени и локти. — Пяль барахло, лезем быстрее!

— Только, Стаг, не перепутай где лево, где право, — хихикнул наверху Квемго. — У тебя и так мозги набекрень. А крен сто восемьдесят, хи-хи-хи.

— Квем, — отозвался Стаглем со злобой. — А что делают на Флоте с умниками? Видать, ничего, раз ты еще жив и умничаешь? Ч-черт, я уже мокрый насквозь.

Стаглем, шагая растопыренными в "примочках" ногами, добрался до киля. Перекарабкался через гребень, опустился на четвереньки, вцепился юбками в композит корпуса и начал осторожный спуск. Развернувшись ногами вниз, он двигался по вогнутой плоскости борта.

— На месте! — сообщил он, перебравшись через боковой рифт и застыв у пульт-сенсора аварийного шлюза. — Ил!

— Я здесь, — Иллой спустился с другой стороны шлюза.

Стаглем навис над пульт-сенсором будто оранжевый паук над добычей — зелененьким светлячком. Набрал универсальный код, которым вскрывался любой аварийный шлюз в аварийном статусе. Пульт-сенсор задумался. Через пару секунд диафрагма бесшумно исчезла в кольце. Наружу вырвался угрюмый и тусклый, но уютный здесь в каменной темноте свет аварийного статуса.

— На самом деле, — хмыкнул Стаглем. — После такой мясорубки, дверца — как в лимузине.

— Мне это очень не нравится.

— Сейчас что именно?

— Что как в лимузине. Не ясно?

— Ясно, ясно. Только я уже все озвучил. Просто так отсюда не отвалюсь.

Марево, над которым зависли Иллой и Стаглем, было такое плотное, что казалось — чуть опустись, вытяни ногу — и ступишь на упругую пыльно-серую твердь. Свет из-под облаков не лился, не падал, а опускался — вязко и медленно, просачиваясь, пропитывая каменный воздух. Полированный корпус грузовика отражал этот свет тускло-масляным блеском.

— Квем, мы заходим, — Иллой ступил в кольцо.

Стаглем перелез через обод кольца и ввалился в шлюз. Они прошли неатмосферную камеру, двинулись по стволу аварийной эвакуации, и через девять метров оказались в центруме. Впереди, в тридцати шести метрах, в противоположном торце находился аналогичный ствол, ведущий к правому шлюзу. Слева и справа в полумраке резервного освещения растворялся левый килевой ствол. Иллой разглядывал тоннель с мальчишеским интересом — стены, пол, потолок, который сейчас, в перевернутом борте, стал для них полом.

— В тридцать пятой я тоже не был, — ответил он на усмешку Стаглема. — А здесь, оказывается, такая аскеза, что... Даже посмотреть не на что.

— А на что тебе здесь смотреть? — Стаглем отвернул "примочки" в стороны, чтобы не мешали идти. — Смотреть будем в трюме.

— Как видишь, Квем? — Иллой подрегулировал фиксатор стереомата, который стал съезжать с потной кожи. — Сигнал?

— Норма. Я тебя ненавижу. На твоем месте должен быть я. А ты бы и здесь потыкал в пимпу.

— Ну да, — Стаглем хмыкнул. — Это тебе не твой четвертак.

— Ты, кстати, в курсе, что на ней не тошнит?

— Ну, не совсем не тошнит, — Иллой отвернул свои "примочки". — Но на порядок меньше, это так. Схема принципиально другая, критика меньше, и...

— Давай хоть сейчас без физики, — перебил Стаглем.

Он свернул налево и, с оружием наготове, двинулся вглубь. Углы ствола, квадратного в сечении, были скошены так, чтобы линии световодов по этим углам прятались в трапециевидных нишах. Получались приподнятые платформы, по которым можно было передвигаться не различая того, что под ногами — пол, потолок или стены. Свет равномерно сеялся по серо-зеленой поверхности, оттеняя неярко-флуоресцентные пиктограммы. Стаглем шел медленно, ожидая подсказки навигатора, который в приближении нужного вывода должен был дать сигнал.

— Стаг, ты как неродной, — Иллой догнал Стаглема, указывая стволом на разметку. — Выводы контроллеров должны быть круглые в радиусе всей Галактики. В этом плане ничего нового здесь не будет. Хоть на тридцать пятой, хоть на триста тридцать пятой. Расслабься.

— Клянусь Полем, — прозвенел в шлемах Квемго, — но здесь уже столько всего такого!.. Неужели новая схема требует столько нового барахла?

— Квем, ты в курсе — на нее переучиваться полгода.

— В курсе... Один тренажер — два месяца. "Левый вынос тангенциальной шахты ПФБ", — это что за зверь?

— А вот тебе — "Левый вынос накопителей 400-Б, до третьей зоны не контровать"? — Стаглем хмыкнул. — Накопители не контровать — это как?

— А вот и оно, — засмеялся Иллой. — "Левый демпферный сток ТНГ, север-тропик, крайне опасно". Стоки, Квем, есть даже здесь.

— Не ожидал? — хихикнул Квемго у себя наверху. — Весь наш мир, Иллой, сток.

— В общем, да, — сказал Стаглем с некоторым уважением. — Какой-то зверь, слей меня дьявол.

— Да, Стаг, — хихикнул Квемго. — Это тебе не твою полигонометрию триангулировать. Боец недоделанный.

— Квем, — Стаглем посмотрел вверх. — Хватит уже, наверно? Я тебе демпфер прочищу, все-таки.

— Я тоже, — Иллой подтолкнул Стаглема. — Давай только сначала отсюда свалим.

— На тридцатых никаких ПФБ нет, — отозвался Квемго. — А накопители на тридцатой по сто пятьдесят, и без зон еще там каких-то. Просто не контровать. А здесь, значит, можно и контровать, но только после третьей, значит, зоны. И что это за зоны такие на накопителях?

— Все-таки, не контровать накопители — это как? — Стаглем хмыкнул. — Что значит "не контровать" в смысле накопителей? Я ничего здесь не понимаю.

— Ну, это неудивительно... Зато, надеюсь, теперь ты понимаешь — куда мы сунулись.

— Квем, ты, кажется, сам...

— Я вас сейчас убью, — перебил Иллой. — Реально убью. Мы уже здесь, и сейчас будет контроллер. Заткнулись, оба!

— В общем, — закончил Квемго, — на этой железке надо перейти раз двести, чтобы хоть что-то сообразить.

— Здесь еще ерунда. Влезь, например, в чайник... Базовой подготовки не хватит чтобы просто что-то прикинуть. Говорю тебе — схема принципиально другая.

— Немного в курсе. Копался в доках... ГПП вообще не такой. Я так понял — для этой модели они его сделали с нуля, вообще.

— Разумеется! Стереометрия поля совсем другая, не забывай. Потому что масса такая не нужна, не забывай. Вот и не тошнит. Тридцатый двойной — просто катамаран из двух двадцать пятых, с двойным чайником. Вообще — тупик схемы. А это машина новая, принципиально, и другая. Два индуктора — значит две оси, парафаз, первичная установка вообще не такая, и, опять же, слабее. Греть как на тридцатой ничего не надо.

— Машина здоровее во многом.

— Это так, — Иллой кивнул. — Только Континуум подвержен симметрии. Это выйдет боком в чем-то другом. Причем неизвестно — что в конце окажется здоровее. Почему с ними тянули почти десять лет? Вот это меня крайне интересует.

— И почему все-таки выпустили.

— Да, это тоже.

— Странно вообще, — хмыкнул Стаглем, — что сосунков берут в этот пылесос. Вот что, например, значит "не контровать" здесь вообще? На тридцать пятых?

— А ты знаешь что значит "не контровать" на чем-то еще? — Квемго хихикнул.

— Квем...

— Пока что я понимаю только вот это, — Иллой указал вперед, на блок-переборку, сверху которой светилось "БП КЯ Э СП", а снизу — то же самое вверх ногами. — Блок-переборка, комм-ярус, экватор, север-право. Ну еще, конечно, демпферный сток ТНГ.

— Здесь, — сообщил Стаглем в ответ на сигнал навигатора.

Они остановились около круглого вывода, обозначенного нужным кодом. Рядом рдела красная точка в желтом кружке.

— Ну что же, — Стаглем хлопнул ладонью по индикатору, — посмотрим, как твоя штуковина лопает помидоры.

Иллой расцепил нагрудный клапан и вытащил коробку анализатора. Прибор всосался в точку маленькой квадратной пиявкой. Стаглем замер; "примочки" на локтях и коленях сияли зелеными огоньками готовности, в полумраке ствола казалось — весело и беззаботно.

— Ну? — Стаглем занервничал. — Что он так долго?

— Стаг, повторяю тебе еще раз. Не нервничай. Береги нервы. Сегодня они тебе пригодятся...

Иллой снял анализатор с сенсора. Точка теперь горела тревожно-желтым. Иллой накрыл золотой глаз рукой, ладонь озарилась зеленым, вывод вскрылся.

— Долгих тебе лет жизни, — ухмыльнулся наверху Квемго, обращаясь к неизвестному создателю анализатора — который Иллой бережно спрятал обратно.

— Ловкую все-таки штуку придумали, — откликнулся Стаглем, и в голосе его опять прозвучало некоторое уважение.

— Не всем же шакалить ящики, — хихикнул Квемго.

— Ловкую, — сказал Иллой без выражения. — Эта штука из Разведки, если не знаешь.

— И что? Лил я на твою Разведку.

— Какой-то тон у тебя неубедительный, Стаг.

— Мне интересно вот что, — отозвался Квемго. — Зачем этим ребятам нужны такие вот штуки? Интересно, без шуток. Что они с ними делают? На самом деле — как они у них там используются?

— Ясно — не ящики там шакалят.

Стаглем запрыгнул в вывод; Иллой за ним. Они двинулись по темному ходу, и через шесть метров выпали в полумрак контроллера. Гиробаланс пульт-капсулы перевернул ее так, что по отношению к полу она висела теперь вверх ногами; зато в ней можно было работать, словно борт находился в положении-норма.

— Доступ-ноль, — усмехнулся Иллой. — Тут и без него за год не разберешься.

— Трюмы, Ил, — Стаглем подошел к капсуле. — Только трюмы.

— Квем, наблюдай, — Иллой осматривал набор управления. — Пульт-капсула другая. Модули на других местах — надо еще разбираться. Дудка... Дудки, то есть...

— Лопни твой чайник. Замолчи! Не терзай меня.

— Ладно, ладно, — Иллой улыбнулся. — Сольем банки — купишь себе такую.

— Дурак. Ты, вообще, знаешь сколько она стоит?

— И знать не хочу. Тратить такие деньги, когда можно... Ладно.

— Когда можно что?

— Ладно, без физики.

— Ну, вот и заткнись.

Иллой поднял стереомат на шлем и полез в пульт-капсулу. С трудом просунувшись в кресло — в такелаже, с оружием, в "примочках" на локтях и коленях, — он накрыл ладонью красный огонь на пульт-сенсоре. "ВС: 0" — вспыхнуло на мониторе.

— Ну, хоть не минус-один. Простой аварийный отказ.

— Ну и жара, — Стаглем расцепил шейный клапан, поднял стереомат, утер потную переносицу.

— Не то слово, — Иллой, который тоже был мокрый насквозь, кивнул. — И мне это не нравится.

— Жарко? — ухмыльнулся Квемго. — А не суйся где тебе делать нечего.

— Квем! — Иллой стукнул себя по колену. — Ты меня достал уже, честное слово! Ну укороти же язык, умоляю. Ну сейчас хотя бы заткнись!

— Что-то горит?

— Дудки, Квем.

— Дудки? До них девять метров. Или сколько там? Как же надо гореть?

— Без понятия. Тридцать пятая, Квем. Контуры инверсированы... Пока даже не предположу. Только вот начинаю понимать, реально... Что все это — адская дрянь! Стереометрия контуров — там каждый сантиметр... Чуть сдвинешь — критика... — Иллой осматривал мониторы, разбираясь в немногих понятных данных. — В общем, зря мы сюда сунулись. Надо было сразу в отвал. РСА, ноль, — прочитал Иллой новое сообщение. — Первый резерв тоже дохлый. РСБ — тоже в ноль.

Стаглем стоял за креслом, нервно наблюдая за тем, как Иллой набирает команды.

— РСВ, ноль, — зачитал Иллой, покосившись на Стаглема.

— Странно, странно... Брюхо-то целое! Где же пробой?

— Не нервничай, Стаг. После такой мясорубки не скажешь наверняка.

— Не знаю... Какой толк тогда в двойных килях, с этими вашими продольными переборками, если скорлупа цела, а резервы дохнут как мухи?

— Стаг, толк очень простой, — отозвался Квемго. — Тридцатая, тем более двадцать пятая, бахнулась бы пополам и улетела на километр вниз. А тридцать пятая висит сейчас здесь, в пределах подвески, и ты сейчас шаришь контроллер, причем с вероятностью, что трюм, хотя бы один, в плюсе. Доступно? Так что заткнись, и...

— И не нервничай, — перебил Иллой, — говорю — в какой уже раз? Пробую крайнюю... Во-о-от. РСГ, статус-один. Легче? — он обернулся на Стаглема. — Смотрим что у нас на шлюзах. Начнем по порядку...

Пальцы двигались по клавиатуре, и каждый раз, когда на мониторе возникали ноли, Иллой сдержанно комментировал:

— Север базовый, ноль. Север по правому, ноль. Север по левому, ноль. Север — в ноль целиком. Смотрим экватор. Экватор базовый, ноль. Экватор по правому, ноль. Экватор по левому... Ну-ка... Что он так долго думает? Но ведь думает... Экватор по левому, ноль. Экватор — за ним.

— А, может, он врет?

— Может, и врет. Но идти проверять, Стаг, мы не будем. Я лично не буду. А тебе, если желаешь, вымпел на шею.

— Юг, Иллой?

— Щупаем юг. Юг базовый... Ого! Конечно, не шесть миллионов, но все же.

На мониторе вспыхнули строчки:

РС Г — ОС: ТЯ: ЮТ: ПТ: Ш:

БШ 0; ЛБШ 2; ПБШ 0

РС Г — ОС: ТЯ: ЮТ: ПТ: Л:

Л СЛ 0; Л СП, 0

Л ЮЛ 2; Л ЮП 1

— Как меня достали все эти буковки, — Стаглем не мог сдержать возбуждения.

— Отличник теоретической и боевой подготовки, — хихикнул Квемго.

— Квем, когда мы закончим, — отозвался Стаглем со злобой, — я с тобой все-таки разберусь.

— Придурки, — вздохнул Иллой.

— Хотя бы один! — Стаглем стукнул кулаком в стенку пульт-капсулы.

— В общем, южный живет. Теперь смотрим дорогу. Сейчас-ка... Север дохлый вообще, весь.

— Переборки, Ил?!

— Справа... Мертвые все. Слева... Живая одна единственная, и как раз по ярусу. Стаг, сегодня твоя элонгация! Ты приносил жертву богу южных тропиков?.. Если нет, то очень напрасно... А то как повезет, так и развезет... Переходим в экватор. Дырки... Живые! Экватор вообще дышит неплохо. Ну, это понятно.

— Хорошо дышит юг, — хмыкнул Стаглем, наблюдая за показателями статусов, которые выводил на монитор Иллой. — И мы туда доползем.

— Подожди, Стаг. Подожди. Дефект еще не прошли. Посмотрим что нам откинет твой юг... На экваторе дырки живые, все четыре. Спустишься.

— Поднимешься? Мы вроде как вверх ногами?

— Без разницы. Можешь поверить мне как специалисту. Пространство — оно как бы везде пространство... Что в лоб, что по лбу... Переборки... Живые. Обе!

— Да уж, — отозвался Квемго с заинтригованным восхищением. — Машина действительно неубиваемая!

— Ну да... Уже можно сделать такой вывод. Трюм-ярус... Дохлые, обе. Здесь... Живые, обе! Марш... Живые, обе!

— Вот я и в юге! — воскликнул Стаглем и еще раз ударил кулаком в пульт-капсулу.

— Ну, положим, ты пока здесь, в контроллере. Дырки... Шахты живые, все четыре. Стаг, не прыгай. Советую не забывать. Что это может значить. Восемь живых шахт по дороге... — Иллой снова обернулся к Стаглему.

— И что? — тот положил ладонь на приклад карабина.

Иллой отвернулся к монитору.

— А мне-то что, кстати? Я ведь пока тут посижу. Это ты там будешь играть в войнушку.

— Ты тыкай, тыкай. А я как-нибудь разберусь.

— Только жертву ни в коем случае не забудь... Так, трюм. Проводка, разумеется, не отвечает... Надо лезть и смотреть на месте — что как. Может быть так, что двоих не хватит. Так что, Квем...

— Я в статусе, Ил. Но вы сначала поковыряйте.

— Поковыряем. Надеюсь, сам дефектор не глючит. А теперь самое главное. С чего надо было и начинать, вообще-то, — Иллой посмотрел на Стаглема, и вывел на монитор новые данные. — Калоши ушли не все.

— Ну да, — ухмыльнулся Квемго. — В общем, в воронку за трудностями.

— Все, заткнулись же, наконец! — Стаглем стукнул в стенку теперь прикладом. — Квем, ты заткнулся первый! Жребий, жребий!.. Я двинул.

— Стаг. Тебе все ясно.

— Мне все ясно. Я двинул. Жди звонка.

Стаглем утер с бровей пот, надвинул стереомат, вышел в темный тоннель контроллера и зазвенел такелажем. Выпрыгнул из вывода в коридор.

— Ку-ку! Не скучай.

Иллой также надвинул стереомат на мокрую переносицу, и переключился на передатчик Стаглема.

Стаглем двигался по левому килевому стволу. Через шесть метров северный тропик закончился. Стаглем остановился, и вгляделся зеленый сумрак за блок-переборкой. Иллой, сидя в контроллере, видел все глазами (вернее, стереоматом) Стаглема — диафрагма, собранная наполовину, в стене рядом сенсор, тревожно мигающий желтым. Стаглем одолел барьер, очутился в экваторе, двинулся дальше — к кольцу вывода в центрум. Остановился, осторожно выглянул из кольца, огляделся.

Слева — вывод ствола шлюза эвакуации. Шлюз мертвый; сенсоры мигают красным. Впереди — левый килевой, перекрытый следующей блок-переборкой. Яркие в сумрачной глубине точки мерно мигают желтым. Стаглем повернул голову вправо; по южной стене центрума — вывод ствола реактора; дальше вправо, по северной — вывод ствола генератора первичного поля. По обеим, рядом с кольцами стволов, — шахт-ниши, где скрывались вертикальные лестницы и шесты для экстренного сообщения между ярусами.

Стаглем вернул голову влево. Индикатор статуса шлюпа, рядом с выводом эвакуации, сиял сочным сапфиром.

— Левой нет, здесь норма.

Вернул шлем вправо — такая же ярко-синяя точка сверкает у противоположной шахты.

— Правой тоже. Здесь калоши в отвале, пусто.

— Стаг, ты большой мальчик. Они доползут, если потребуется. Ты видел сколько живых переборок.

— Кстати, насчет переборок, — Стаглем посмотрел вперед, в перспективу ствола, в мигание статусов переборки. — У тебя там, кажется, был нолик?..

— Он и сейчас здесь.

— Глючит, сука?

Стаглем быстро пересек центрум-экватор и углубился в ствол. Миновав двадцать семь метров, он оказался у блок-переборки, но только чтобы убедиться в худшем. Подошел к правому сенсору, накрыл индикатор рукой. Огни мерно пульсировали.

— Дохлый, сука! Дьявол, что за придурки эти кретины? Сколько ситуаций, когда что ноль, что один — все в один демпфер! Ожидайте, доступа нет. Неопределено, доступа нет. Потеря контроля, доступа нет! Какая хрен разница?

— Стаг, статусы проходят на самом первом семестре, — отозвался Квемго. — Там подробным образом объясняется какая хрен разница. Уж первый ты семестр закончил?

Стаглем не ответил. Он ударил в сенсор прикладом, перешел к левому, накрыл сенсор там — также безрезультатно.

— Стаг, ты как мальчишка, хи-хи.

— Нет, Квем, почему, — вступился, наконец, за Стаглема Иллой. — Как раз та ситуация, когда надо тыкать в дурку. Тем более, здесь столько всего с нуля... В общем, тупо подошел, тупо ткнул, тупо прикинул. Вращай грабли, Стаг.

— Прочеши мне все переборки еще раз, все равно.

Иллой потыкал в клавиатуру, сообщил:

— Правая здесь — в ноль. Трюм-ярус — в ноль обе. На дудках — обе второй. Все по-прежнему. Стаг, не парься. Сначала двигаем по дефектору, никуда не деться, и тыкаем на местах. Спускайся, гм, вверх и вращай грабли налево, в правый.

Стаглем вернулся в центрум, свернул влево, подобрался к шахт-нише и стал спускаться в марш-ярус — ярус маршевой тяги, верхний ярус на машинах с атмосферным форм-фактором. Зависнув над кольцом люка, он внимательно оглядел центрум-экватор марш-яруса — глазницы шахт-ниш, красные огни у лифтов, угрюмые кольца стволов.

— Чисто. Дьявол, вот ведь жара здесь! Слушай, может, поэтому био не работает? Играем тут в жмурки.

— Это у нас не работает.

— Да не парься ты так! Никого нет. И не будет.

— Я не парюсь. Просто одна калоша в ящике. Это то, что знает дефектор. И это вдобавок к тому, что остальные могли уйти не в комплекте. Статусы по экипажу, как ты понимаешь, могут врать. Тем более, если био в ноле...

Стаглем отлепился от лестницы, выпал из кольца шахт-ниши, свернул влево и одолел двадцать семь метров, которые отделяли его от кольца правого килевого ствола. Здесь, в торце центрума, мигали такие же синие точки.

— Минус восемь, — продолжил Иллой. — Это по идее. Может быть и минус ноль. Бывало такое... Стаг, не в курсе?

— Заткнись.

Ствол вперед, палец на спуске, Стаглем выглянул в пространство тоннеля. И сразу отпрянул назад, за угол.

— Так вот, Стаг, понял?

— Что делаем?

— Теперь ты у меня спрашиваешь?

— Заткнись! Что делаем?

— Дай посмотреть.

Стаглем осторожно высунулся из-за угла. Впереди, метрах в пятнадцати, лежал человек в серо-зеленой форме, в цвет облицовки. Он не подавал признаков жизни. Бросалась в глаза неестественность позы — человек лежал на спине, раскинув руки; одна нога отброшена к центру тоннеля, другая откинута вдоль стены; головы не видно. Стаглем, с каждым шагом смелея, подошел к лежащему. Обошел, наклонился.

— Видишь?..

Голова застыла в желобе световода, под таким углом к телу, распростертому на приподнятой плоскости, что вопросов не возникало. Стаглем наклонился. Белое лицо было страшным — замороженный взгляд, странным образом не потерявший мысли.

— Перелом основания черепа, — отозвался Иллой. — Насколько я в этих вещах разбираюсь.

Мертвый солдат лежал в сумраке мертвой машины; нашивки и фалеры безучастно мерцали в глухом аварийном свете. Стаглем оглядел полоски, звездочки, стрелки. Выпрямился, продолжил дорогу. Миновал открытую здесь переборку и вступил в южный тропик. Дошел до центрума, изучил пространство, чуть отошел от тоннеля.

— Жара достала, — Стаглем приподнял шлем и утер лоб над стереоматом. — Уже не помню, когда и где так пекся... Я на месте. Поднимаюсь... То есть спускаюсь, — он пересек центрум и нырнул в шахт-нишу. — Кран-зона... Законопачено. У тебя что?

— У меня то же самое. Давай дальше, в балюстрадный. У меня норма.

— Балюстрадный... На месте. Подожди! Ты видишь?

— Открыт?

— Да! Открыт! Нараспашку!

— А у меня единица.

Стаглем помолчал, вслушиваясь в глухой сумрак.

— Глючит?

— Глючит.

— Ил, мне это не нравится!

— Не может быть, Стаг. Мне это тоже не нравится, и уже давно, как ты в курсе. У меня здесь — желтый, один.

Стаглем посмотрел вверх и вниз. Тусклая полоса световода падала в глубину. Наверху, в шести метрах, находился люк балюстрады южного полутрюма. Сенсор мигал зеленым — люк был открыт.

— Ну что, вперед? Или все-таки отвалим, Стаг? Предлагаю в последний раз.

— А как же жертва? — хихикнул Квемго. — Богу южных тропиков?

Стаглем вскарабкался к люку и осторожно выглянул на балюстраду. Медленно осмотрел все, что с этой позиции было видно.

Слева тянулась плоскость южной трюм-стены. За ней находился трюм-узел — узкий параллелепипед поперек корпуса, по торцам которого располагались боковые трюм-шлюзы. Они использовались для операций в неатмосферных условиях; в положении-норма они висели под потолком трюма, в кран-зоне, по обоим бортам, между шахтами. Теперь они лежали у Стаглема под ногами. Как и сообщал дефектор, правый боковой шлюз был в статусе — на трюм-стене у балюстрадных люков горели желтые точки.

Справа открывалось пространство южного полутрюма. Верхнее и нижнее перекрытия сводились тремя колоннами на равном расстоянии друг от друга — так, чтобы везде оставались стандартные девять метров, нужные для контейнеров.

Стаглем миновал люк и оказался на балюстраде. В положении-норма балюстрада полоской балкона соединяла люки под потолком трюма. Сейчас она превратилась в своего рода подиум над кран-зоной — которая раскинулась на весь трюм своей системой провода контейнеров.

Теперь это хозяйство было у Стаглема под ногами, а контейнеры — над головой. Ему оставалось одолеть балюстраду и добраться до противоположного люка, где во мраке сияла красная точка левого базового шлюза — единственного в статусе. Стаглем еще раз оглядел интерьер — полоса балюстрады, люк-рама, выбитые из гнезд манипуляторы, какое-то крошево между колоннами. Тишина и спокойствие.

— Только бы дефектор, сука, здесь не наврал, — Стаглем посмотрел на рдеющий огонек.

— Здесь по-прежнему. Минус-один.

— Готовь свою эту дрянь. Из Разведки.

— Она, Стаг, всегда готова. Тебе — курсовый плюс-один.

Стаглем перевесил ствол на спину, оттопырил "примочки", которые все время сворачивались и мешали, выбрался на балюстраду, двинулся.

Он миновал половину дороги, когда мрак рассекся фиолетовой молнией. Луч полоснул по стене в полутора метрах от Стаглема. Вспоротая обшивка зардела во тьме. Звонкий треск рассыпался глухим эхом.

Стаглем ухнул с балюстрады камнем, метнулся к колонне, едва не разбив колено о палец сорванного манипулятора. Новый выстрел почти опалил ботинок. Стаглем скрючился за прикрытием и заорал, растирая ногу:

— Дьявол! Откуда?! И кто?!

Иллой вскочил в своей капсуле, брякнув стволом о пульт.

— Стаг, умер! Не двигаться! Снимай окуляры! Дай посмотреть!

Стаглем сцепил стереомат, притиснулся к краю колонны, высунул из-за угла. Иллой не успел обозреть даже полтрюма. Стаглем отпрянул назад — неведомый стрелок влепил в колонну новый разряд, в ладонь от стереомата.

— Я понял! Этот урод — наверху, правый внутри! Вот урод, почти в центре! Ил, я встрял, по-тяжелому! Шаг в сторону — и я дырявый!

Стаглем перебрался к другому углу и, немного помешкав, высунул ствол. Разряд не задержался ни на секунду. Неизвестный стрелок контролировал весь плацдарм. Стаглем припал спиной к горячей колонне.

— Ил, я попал. Я попал! А это все ты, идиот, накаркал!

— Заткнись! Умер! Я вижу где он торчит. Вдвоем снимем как сосунка!

— Быстрее! Быстрее! Быстрее!

Иллой вывел на монитор статусы всех люков и выводов, которые обслуживали южный полутрюм южного тропика.

— Стаглем! Живы только два балюстрадных, и базовый. Если там только он — сиди и не парься! Снимем как сосунка!

— Время! — занервничал Квемго у себя наверху. — Иллой! Нам еще войны не хватало — сейчас!

Тишину расколол еще один залп. Стаглем, теряя самоконтроль, высунулся из-за колонны, и снова чуть не получил разряд в шлем.

— Стаглем, сидеть! — заорал наверху Квемго. — Что за дурак! Иллой, бросай его в демпфер, и валим!

— Не понял?! Бросай его в демпфер?!

— Молчать! — заорал Иллой, и выскочил из пульт-капсулы. — Пробуем снять! Сейчас буду!

— Ил!.. Я попал. Мне никуда не добраться. Ни туда, ни сюда. Он меня видит насквозь.

— Сидеть! Буду через минуту!

— Тварь ведь — ждал пока я доберусь до центра! Ни назад, ни вперед. Тварь! Я попал. Ил, мне конец. А это все ты, идиот, накаркал!.. Ну и жара здесь...

— Все-таки я накаркал?! — рассвирепел Иллой. — Ах ты...

— Ил, заткнулся сам! — крикнул Квемго. — Пошел!

Иллой выглянул из ствола и осмотрел тоннель — зелено-стальной сумрак; угрюмые полосы световодов плавятся в жаркой мгле. Он спрыгнул на потолок и помчался к экватору. Добежал до первой шахт-ниши, спустился, высунул шлем из кольца, обозрел центрум марш-яруса. Сцепился с лестницы, свернул вправо.

Здесь, как отметил Стаглем, было гораздо жарче. Респиратор защищал от взвесей в воздухе, но не от липкого жара — дышать стало труднее. Если дефектор не ошибался, левая блок-переборка здесь также была доступна; Иллой не хотел смотреть на мертвого офицера, и подбежал к левому килевому. Замерев у кольца, точно как Стаглем с другой стороны, Иллой убедился, что переборка открыта и дорога свободна. Он пронесся сорок два метра и очутился в центруме южного тропика.

— Стаг, я на месте. Только слева. Перехожу к правому, за тобой.

Он пересек центрум наискосок и просунулся в шахту. Взлетел на шесть метров, и замер на лестнице, сжавшись за кольцом балюстрадного люка.

— Стаг, внимание! Собрался!

— Готов! Ну!

Иллой не успел даже высунуть ствол. Разряд полоснул по люк-раме, прямо перед глазами, полыхнув с такой стремительной яркостью, что фильтры оптики запоздали. Иллой отпрянул — едва не опрокинулся навзничь и не ухнул в глубину шахты.

— Ай! Разбил локоть! С-сука!

— Дьявол! Я даже не вскинул! Ты как?

— Разбил локоть! Сучья рама... Он пасет весь веер. И пока чистит веером, его не закрючишь.

— А если он нас слышит?

— Ну да. Био не работает, но что прослушка — не факт... И кто знает, кстати, какая прослушка на тридцать пятых? Итак, раз, два...

На счет "три" Иллой здесь, у входа на балюстраду, а Стаглем внизу, за колонной в середине южного полутрюма, высунули из-за прикрытий стволы. Ответом был хлесткий веер — в люк-раму и в грань колонны. Иллой снова отпрянул, Стаглем слипся в комок.

— Сволочь! Не экономит!

— Стаг, еще раз! Я его почти прочитал! Раз, два...

Еще один веер; разряд, предназначенный Иллою, ударил в люк-раму прямо перед лицом. Рассыпались искры; фильтры оптики снова чуть запоздали; Иллой зажмурился. Однако мгновения между разрядами ему хватило, чтобы засечь, почти напротив колонны, у противоположной стены, накал излучателя — технологический артефакт, который полностью не маскировался. Угасшее через полсекунды мерцание выдало невидимого стрелка — если он в палубной форме, никакому прибору не отделить его от теней неосвещенного трюма.

Иллой скоррелировал трассы разряда — стволы раскаленного воздуха, лохматые белые шпаги в поле стереомата — с точкой накала. Страж многомиллионного груза засел напротив единственной рабочей шлюз-зоны.

— Он там и есть, Стаг!

Прикрыв глаза, Иллой на пару секунд расслабился. Помассировал, успокаивая, горящую кость на локте.

— Стаг! — позвал он, оглядывая доступный из кольца фрагмент полутрюма. — Без толку. Ребята, которые ляпают ящики, свой хлеб не даром жуют. Был бы пролет для банок хотя бы метра на два меньше, а так... Он держит все первый. Бессмысленно. Даже если мы сунемся идеально, Стаг, он снимет обоих. Мы просто не успеваем. Тактика.

Стаглем молчал.

— Квем! — позвал Иллой. — Тебе придется спуститься.

— Я уже понял. Стаг, куда жать?

— Подожди, Квем, — перебил Иллой. — Левый на двойке, но это — дефектор. Сначала я иду, смотрю левый, и смотрю что мы там сможем сделать. Или не сможем.

Иллой, стуча "примочками" о перекладины, спустился к люку в центрум южного тропика. Перед тем, как спрыгнуть на потолок, он помешкал, оглядывая глазницы шахт-ниш. Готовый в любую долю секунды влепить разряд, он проскреб, спиной к южной стене, вправо двадцать пять метров, и юркнул в левую по борту шахт-нишу. Снова взлетел на эти шесть метров, замер на лестнице, накрыл ладонью зеленый огонь. Люк вскрылся.

— Стаг, норма. Я вишу в левом. Повтор. Собрался!

Дальше ситуация развивалась с зеркальной точностью. Иллой не успел высунуть ствол, как очередной разряд влепился в люк-раму. Иллой также отпрянул, также чуть не опрокинулся навзничь и чуть не сорвался в шахту.

— Стаг! Повтор — в ноль. Его не закрючишь. Мы гости... Сидим, ждем Квемго.

— Дьявол! Нельзя оставлять точку без вахты!

— Ну, сиди. А я пойду.

— Ил! Пробуем еще раз!

— Стаг, повтор — в ноль! Сидишь, ждешь — пока мы с Квемго его не замкнем! Сидишь, не суешься, понял?

— Ил!!! Пробуем еще раз!!! Ну!!!

— Ну, давай еще раз. Ты знаешь сколько у него еще под крышкой? "Сволочь, не экономит"... А если локалка не в ноль? Мало ли что по дефекту?

— Пробуем еще раз!!! Ну!!! Раз, два...

И снова, Иллой здесь, у входа на балюстраду, а Стаглем внизу, за колонной, высунули из-за прикрытий стволы. Ответный веер выжег мрак полутрюма между левой колонной и правой люк-рамой. Даже несмотря на то, что здесь расстояние было почти в два раза больше, стрелок занимал такую позицию, которая давала ему полное преимущество. Снять стрелка можно было только взяв его в клещи — притом что кто-то должен быть за пределами зоны веера.

— Стаг, ты знаешь, что такое стереометрия? — отозвался Квемго без обычной язвительности. — Веер у него девяносто градусов. Нужны двое, желательно с полуторным упреждением. Стаг, а ты знаешь что такое полуторное упреждение? Это значит, что угол между двумя атакующими должен быть сто тридцать пять градусов минимум. Иначе, на таком удалении, он перекрошит хоть полкогорты, на балюстраде.

— Не знаю как Стаг, а я знаю, — Иллой облизнул пересохшие губы. — Говорю еще раз — бессмысленно. Здесь все просчитано до миллиметра. Он все видит, все видит первым, полбалюстрады в веере! Твоего, Квем, упреждения у нас нет. Бессмысленно! Он снимает нас всех. Дятел нашелся!.. Он видит всех сразу! И у нас, все равно, мало времени. Мы уже должны были открыть базовый!

— Ну пообещаем ему долю тогда!

— Стаглем, ты уже сбрендил?! — расхохотался Квемго. — Он что — дурак?!

— Он не дурак, он верноподданный. Червяк из сопровождения, — Иллой ударил подошвой в перекладину лестницы. — Нашелся тут праведник! Сам пяткой в могиле, а туда же!

— Потому что свои уже в радиусе, — сказал Квемго. — Он уже видит госпиталь, ленточку, все такое. Поэтому, Стаг, — какая доля?! Предлагай ему хоть ядро Галактики! Я спускаюсь. Пока есть время!

Пока поднималась гондола, пока Квемго опускался вниз, молчали. Наконец Квемго нарушил тягостную тишину:

— На точке. Пялю примочки.

— И осторожно! — Иллой переключился на Квемго. — Смотри затылком! Чувствуй задницей!

— Не нервничай.

Квемго повернул голову, проверяя разогрев карабина. Затем посмотрел влево, где борт машины загибался вниз, в марево пропасти. Потом задрал голову в небо, потом опустил под ноги. Иллой увидел рваную борозду — жирно-серебряная начинка, вывороченная из-под блестящей черно-шоколадной корки. Квемго подбежал к рифту киля. Еще раз посмотрел в небо — Иллой увидел тусклый разрез, стиснутый мраком скал. И в этот момент чуть не оглох.

Зуммер, после минут томительной тишины, вонзился в барабанные перепонки раскаленной иглой.

— Квем, ни с места! — Иллой чуть не сорвался в шахту. — Стаг, сидишь, не суешься! Сидишь, не суешься, — понял?!

— Заткнись! — тон Стаглема звякнул остервенением. — Гнида, колено разбил, уже опухает... С-сука, ур-род! Ну замочить же его!..

— Ил, быстрее! Быстрей, ну ты где!..

Иллой ухнул вниз, едва касаясь шеста, вывалился из шахт-ниши, перелетел через центрум, нырнул в вывод ствола. Несся по мрачным тоннелям — пока, наконец, насквозь мокрый, раскаленный как кожух рабочего излучателя, не оказался у исходной точки их экспедиции. Прошел шлюз, выбрался на кольцо, поправил "примочки", присосался к обшивке, закарабкался вверх.

Желтый цилиндр, ярко-веселый в царстве пыльного мрака, оторвался от черной плоскости и неторопливо заскользил вдоль складок стены. Перемычка борта растворялась в каменной бездне. Квемго нервно барабанил пальцами по замку гондолы. Иллой поднял стереомат и зажмурился — здесь было уже светло. Край обрыва медленно приближался. Наконец, покачиваясь на блоках, гондола замерла над пропастью в метре от зыбкой кромки обрыва. Иллой — Квемго за ним — спрыгнул на скользкую чешую породы, упал на колени, вскочил, отбежал, задрал голову и стал оглядываться.

Над противоположным склоном, над цепью угрюмо-золотых гор, в серо-фиолетовом небе горела яркая точка. Иллой вернул стереомат на нос.

— Три двести. Будут минут через двадцать... Квем, этого барахла, — он дернул ремень карабина, — нам не хватит!

— Я так и знал, что этот урод работает на два фронта! Какого хрена вообще мы это затеяли?!

— Квемго! Теперь-то?.. Но почему он так быстро?..

— А ты его крючил? На что ты вообще надеялся?

— Квемго, заткнись. Мы с тобой здесь из одного стока. Сначала попробуем договориться.

— Ну что же, попробуем, — Квемго воткнул приклад в камень и уставился в небо, в яркую звездочку борта. — Договориться. Шакалы, в демпфер. Ясли какие-то!!!

— Снять пушку с борта.

— Так договориться, или пушку с борта?

— Стаг, обстановка?

— Без изменений, — немедленно отозвался Стаглем из бездны. — Дьявол, вот связался я с вами!..

— Тебя никто за киль не тянул, — сказал Иллой, сдерживаясь. Он рассматривал на максимальном увеличении плато, где закончила траекторию белая точка. — Выползут через пятнадцать минут. Два ствола, пульсатор в танке... Если у них то же самое...

— А если не то же?

— Давай отвалим. Еще пятнадцать минут.

— Отвалим?! — заорал внизу Стаглем. — Вас не понял, повтор?!

— Заткнись. Ты уже покойник, давно.

— То есть?! Не понял, повтор?!

— Квем... Сидим, ждем.

— Тут деньги, живые деньги!!! — заорал Стаглем с остервенением. — А мы этого недоноска не смогли завалить?! Сидим и ждем!

— Стаг! — процедил Иллой, сдерживаясь. — Спускаюсь и тебя убиваю. У меня еще пятнадцать минут.

— Втроем бы мы его снесли! Еще пятнадцать минут! Связался с уродами!

Иллой уселся на модуль-трак, поднял стереомат, утер потную переносицу, уставился в противоположный склон. Квемго свалился рядом, уткнул ствол между коленями, закрыл глаза.

Солнце мягко светило сквозь полосатое облачное одеяло. Далекая цепь гор спокойно искрилась матовым золотом. Гондола спокойно покачивалась, придавая картине сонную умиротворенность. Было жарко, но после гнетущей духоты пропасти, после жары в коридорах грузовика здесь ощущалась прохлада и свежесть. Иллой вытянул ноги, откинулся на кронштейн модуль-трака, закрыл глаза.

— Уже четыре часа, — сказал, наконец, Квемго. — На все договоры, на все погребальные церемонии. В общем, как не повезет сначала...

— Везет тому кто везет, — Иллой разлепил глаза. — Везет не таким растыкам как мы. Жребий... Жребий жизнь не определяет. Везет таким засранцам как наш товарищ. Засранец, не засранец — для "везет" без разницы, главное — не болтаться как... — он махнул в сторону севшей точки. — А мы... В общем, если уж в проруби, куда ни мочись — в любую сторону против ветра. Ладно... Десять минут каникулы.

Через десять минут Иллой вскочил.

— В ящик!

Забравшись в машину, он включил разогрев пульсатора. Танк показался именно там, где ожидалось. Оранжевый жук выполз из-за поднятия, заскользил вниз по склону, срывая ручейки мелких камней. Иллой будто посмотрел в зеркало, отразившее их собственное прибытие (только танк у гостей не в пример свежее и чище). Гости, не докатив до обрыва, остановились. Прозудел зуммер.

— Здесь Ил Угрюмый.

— Разумеется, Ил, разумеется, — отозвался хорошо знакомый голос.

— Тсамм, где ты болтаешься? Мы тебя заждались.

— Ух, какая у тебя страшная пушка. Не брось меня Космос. Что же ты не стреляешь?

— У меня, видишь ли, появилась причина, которая мешает замочить тебя не отходя от стока. Это во-первых.

— А есть еще "во-вторых"?

— Слушай внимательно.

— Ну, слушаю.

— Что ты знаешь про "В" сто-тридцать-пять сорок-сорок?

— Так я тебе и сказал?

— Повторяю, у меня есть причина, по которой я не свалил тебя сразу как только ты выполз в точку. Даже допуская, что за тобой привалит еще пара железок. Что ты знаешь про "В" сто-тридцать-пять сорок-сорок? С кем ты дергаешь? Кто твой крот?

— А кто твой?

— Я — с Мерзавцем.

— Вот как? Значит, он уже продал тебе, когда спрашивал я? Надо было ему давно выжечь кольцо. Старею?

— Мерзавец оказался мерзавцем, а первый был я — в любом случае. Ну?

— У меня есть свой человек, в Главном. А что?

— Мой человек там, внизу, встрял.

— То есть? — голос Тсамма напрягся. — Ты хочешь сказать...

— Да. Я продефектил...

— Отставить, я не про это! Ящик что, цел?!

— Можешь представить... А ты что, сверху не видел?

— Нет конечно! Или у меня есть время на обход? Ты в курсе когда пришел первый сигнал?

— Я рассчитывал часа на четыре — четыре с половиной. Пять максимум.

— Пять максимум, — Тсамм усмехнулся. — Так что — ящик цел?!

— Он не упал до самого, собственно, дна. Подойди, посмотри. Почти рядом — сто двадцать метров. Застрял между стенами, перпендикулярно, три с половиной градуса.

— Понимаю. Всё в кучке. Не ползать на брюхе, как водится... И, значит, внутри?..

— Живой не только хлам, как бы сказать. Одного, со свернутой шеей, я видел лично — в правом стволе, в экваторе, в марше, юг-правый. Второй засел как раз напротив единственной зоны, которая дышит. Все остальные в ноле, а ломать, как ты сам понимаешь...

— Понимаю. — Тсамм помолчал. — Дефект?

— Без дефекта, видели сами. Минимум калоша в коробке.

— Я рассчитывал на мокрое место в обычный радиус. Ковырнул сколько успеешь — и не запачкался. А теперь, если все правда, я — курс три ноля и в отвал. Что крыс, что червей я обожаю так же сердечно, как ты. А они будут здесь через три часа. Если там кто-то сидит, все три часа мы будем сверкать лампочкой. Черви стреляют не хуже крыс, как ты, кажется, хорошо знаешь.

— Тсамм, послушай, — Иллой облизнул губы. — Ящик встрял кверху брюхом. А здесь — гомо.

— Вот как? — отозвался Тсамм не сразу.

— Если снять этого идиота, останется только вскрыть базовый. Таким образом, нам остается только договориться. Вас трое?

— Трое... Слушай, а вдруг ты все выдумал? Хи-хи-хи. Сейчас мы спускаемся...

— Перестань! Мне чуть не снесли голову, двадцать пять минут назад! Мой человек сидит как ящик в капкане! Нас тоже трое. Оставляем по вахте и спускаемся вниз. Я здесь, вы со своей стороны. Авария север-лево вскрыта. Пробираемся к южному, стекаем в брюхо, снимаем кретина. Обе дырки открыты. Троих он уже не схватит — слишком большой угол, даже для веера из такой точки.

Тсамм долго молчал — похоже, советовался.

— Ил, — раздался, наконец, голос. — Общий дефект?

— Поляры утеряны. Север, экватор в ноль.

— Что дефектор? Пара?

— Две ошибки. В трюме зеленый. Видел сам, но не тыкал.

Тсамм снова замолчал.

— Ил, — вернулся, наконец, он. — Я в отвал. Три часа. Железка у меня с собой тоже обычная. Пятьдесят шесть тысяч на рыло — за такую войну? Это, кстати, если сливать буду я. Ты сольешь по тридцать восемь, не больше. Ты кто такой, вообще? Шакал нашелся. Ил, прости меня Космос, зачем ты вообще полез в это болото? Это не твое место.

— Так. Еще тебя не хватало. Еще ты мне будешь тут сток продувать?

— Это не твое место, Ил, хоть рухни. Я в отвал. А ты всегда хотел и в массу, и без пакета. Сейчас выбирай сам что получаешь — массу, или пакет.

— На связи.

Иллой отключился от Тсамма. Затем отключился от Стаглема.

— Квем, только не умничай. Только без шуточек.

— Мы реально должны за все это барахло, — Квемго оглядел интерьер кабины. — А считать ты умеешь. Хоть считать-то...

— Стаг?

— Что "Стаг"? Он тебе кто — контубернал? Да он и сам напросился. Уже давно напрашивался. Вот пусть и торчит, как диспоз.

— Но нам реально ничего не сделать.

— Иллой, ты дурак. Человек сам выбирает себе судьбу. Стаглем ее выбрал. Видишь, ему так хотелось лезть в эту чертову блохоловку, что даже мой рэндом заколдовал, — Квемго стукнул пальцами по браслету. — Залез — пусть и сидит. Ты сколько во Флоте? Шесть лет? Многому научился? Контуберналов — да, не бросают, нигде.

— Барахло? — Иллой также оглядел интерьер.

— Предлагай ему все, за исключением. За жестянку торчим не по-детски. Ну?

— Тсамм, — включился Иллой, — мне семьдесят. Остальное можешь свернуть в трубочку и засунуть, например, себе в задницу.

— Тебе семьдесят. Это уже на двоих — я так понял? Зачем тебе такие деньги? На связи...

Тсамм отключился. На этот раз пауза затянулась. Иллой уже извелся, когда в уши, наконец, вонзился голос:

— Ил! Анус я тебе поджарить сумею, ты в курсе... Давай.

— Сам тоже не забывайся. Я свои тридцать пять отстреляю как надо.

— Ты хороший стрелок, Иллой, я знаю. Будь у меня такая же задница как у тебя, которая все чувствует за парсек... У тебя для такой задницы слишком много мозгов. Они мешают тебе ей пользоваться, правильно. А то был бы ты сейчас капом на бочке, не меньше. Хи-хи-хи.

— А ты бы кем был? Ты думаешь, я не...

— Ил, мне вот интересно, без шуток, — как тебя сюда занесло, сейчас-то? Скажи кому, что ты сейчас здесь, в такой-то жопе, с анализатором — никто не поверит ведь! Ты что, реально надеялся поднять такие деньги? Какие тебе там нужны?.. Сколько тебе нужно, кстати? На жизнь — так десятки хватит под крышку. Тебе особенно. Десять тысяч, Иллой, это нормальные деньги. Спутник не купишь, но домик на озере, всякого барахла для девчонки... Ил, у тебя есть девушка? Нет? Нет. А зачем ты вообще во Флот двинул, кстати? За все время так и не рассказал, кстати. Во Флот, бывает, бегут от несчастной любви. А ты от какой, алхимик?

— Тсамм, у меня тут есть уже...

— Ладно, прошли, невозврат... Я у тебя, понятное дело, в точке?

— И палец у меня на пимпе.

— Принял. Только не нервничай. Хи-хи-хи, — Тсамм отключился.

— "Зачем ты вообще во Флот двинул, интересное дело?", — ухмыльнулся Квемго. — Хи-хи-хи. У нас это называется "крючить левый диапазон".

— Квемго, хватит, ну хватит! Массу прошли, невозврат. Нам бы сейчас...

— Ладно, больше не буду. Честно.

— Стаг, — включился Иллой. — Обстановка?

— Вы где, уроды?! Мне здесь уже надоело!!!

— Стаг, мы спускаемся!

Иллой с Квемго напряженно следили за тем, как танк Тсамма подползает к обрыву. Вот он затормозил. На чешуистую плоскость высыпались три фигурки — Иллой по-прежнему не мог отвязаться от ощущения волшебного зеркала, которое с опозданием отражало их собственную активность.

Тсамм со своей командой так же осторожно подобрался к пропасти; так же покачали шлемами, так же посверкали стереоматами, так же вернулись к танку. Иллой без труда узнал Тсамма по выправке. (Служба и тренировка, усмехнулся про себя Иллой, разглядывая оппонента в полном увеличении — презрительный изгиб рта, жесткие линии подбородка; даже стереомат блестит с холодной насмешкой. Ну ничего, сволоченыш, не у тебя одного выправка. Не у тебя одного жесткие линии подбородка.)

Вышла стрела, отделился противовес. Гондола повисла у кромки обрыва, покачиваясь в ритм коллеге напротив. Тсамм обернулся анфас; протяни руку — схватишь за нос, если бы не сто шестьдесят метров пропасти. Тсамм усмехнулся — представляя, наверно, как Иллой разглядывает его из своей кабины.

— Иллой! — он включился. — Твой ход.

Иллой уступил Квемго наводчик пульсатора, схватил второй карабин. Открыл дверь, спрыгнул на модуль-трак, снял ногу, чтобы соскочить на камни. И чуть не оглох. Квемго в кабине вздрогнул так, что ударился коленом о пульт. В уши вонзился хрип — Стаглем заорал так, что сорвал голос:

— Тв-вари!!! Уроды!

Серия глухих ударов, вопль снова:

— С-суки! Ил, тут еще! — снова стук. — Меня поджарили, Ил! — Стаглем сорвался в хрип. — Меня поджарили, Ил! Они в люке! Там же! Откуда мы! На балюстраде! Ил, мне конец...

Иллой спрыгнул, выпрямился, кинул взгляд через пропасть. Тсамм смотрел на него, выжидая, и было видно, что он заметил странность в действиях Иллоя.

— Ил! — Стаглем охрип и теперь сипел. — Ил, я за кран-балкой... Ил, ну снимите же их!

— Иллой? — напряженный возглас Тсамма. — В чем дело?

— Ил, мне конец! Ил, меня поджарили, Ил! Рука, бок...

— Стаг! — очнулся, наконец, Иллой. — Не шевелишься! Мы спускаемся! Лежишь как мертвый!

— Я уже мертвый, урод...

— Иллой! — Тсамм, как показалось, встревожился. — Твой, внизу? В чем дело?

— Давай вниз, Тсамм, вниз! Ну! Квем, бутылку!

— Иллой, — сказал Тсамм жестко. — Я спрашиваю — в чем дело?

— И-и-ил! — Стаглем сипел еле слышно. — Я весь мокрый... Кровь... Ну снимите же их... Ил!..

— Стаг, держись! — закричал Иллой. — Держись, тебе говорят!

— Иллой? — Тсамм замер на краю обрыва. — Твоего срезали? Ну включись, идиот! Срезали? Я в отвал!

— Тсамм! — Иллой, наконец, включился. — Во-первых, я не знаю, в чем дело. Во-вторых — ты что, струсил?

— Иллой, — разозлился Тсамм так, что взмахнул руками. — Ты глупый, тупой сосунок! Ты понимаешь что такое живой борт?! В войнушку играй без меня!

— Тсамм, базовый в статусе! Тсамм, мне нужны деньги! Тсамм, мне больше негде их взять!

— Ил, у тебя ума палата — но ты такой дурак! Во-первых, зачем ты связался с Мерзавцем? Ты что, первый раз замужем?

— Тсамм, я тебе отдаю шесть банок! Девяносто две тысячи! За такие деньги можно повоевать! Тсамм, я тебя знаю четыре года!

— Я тебя тоже. Не будь ты таким идиотом... И святошей, что хуже раз в триллион... Вперед, Ил, и помни — без глупостей, — Тсамм хлопнул по излучателю карабина. — И без нервов.

В руках по стволу, Иллой ворвался в гондолу. Тсамм с напарником погрузились в свою. Квемго, синхронно с оператором-оппонентом, двинул "бутылку" вниз. Серая синева камня поползла вверх, оттесняя мутное небо. Гондола подалась влево; Квемго вывел стрелу до предела, чтобы опустить гондолу прямо к выводу аварийного шлюза, — рискованно, но надо было спешить. Вдобавок, Иллой сможет запрыгнуть в шлюз из гондолы, в то же время наблюдая как Тсамм со своим человеком лезет на "примочках" по борту.

Снова обжигающий треск обшивки, вопль:

— Ил! Они бьют по кран-балке! Ил, теперь мне точно конец!

— Стаг!..

— Второй на балюстраде... Тот же люк, где и я... Я под балкой... Меня зажали... С-с-сука, вот больно... Второй там же, на балюстраде... Дьявол... Связался я с вами...

Из пыльного мрака возник черный полированный борт. Гондола остановилась, закачалась напротив зеленого огонька. Снова ствол коридора, снова тусклые световоды, снова мрак в глубине центрума.

Тсамм со своим уже мчался по килю. Добежали до метки, проверили юбки "примочек" — зеленые огоньки заморгали в полумраке веселыми светлячками. Тсамм возвышался над пропастью как оранжевый монумент — ствол Иллою в грудь. Второй, такой же худой и длинный, опустился на четвереньки, пополз. Добрался до шлюза, пауком впрыгнул в проем, обернулся, выставил ствол. Иллой держал под прицелом обоих — левым стволом Тсамма, правым фигурку в кольце, — физически ощущая взгляды сквозь безучастный блеск оптики. Тсамм начал свой спуск. Вот он внутри.

— Квем!

Пауза — вязкая, изнуряющая — сто тридцать метров подвески — наконец гондола устремляется к шлюзу.

— Тсамм! В центрум — ну!

Гондола врезалась в борт, прозвенев захватом контейнеров. Иллоя бросило в шлюз — он едва устоял на ногах. Оранжевые фигуры в шлемах ожидали в девяти метрах.

— Налево, — скомандовал Иллой.

Тсамм обернулся спиной, двинулся по стволу. Напарник — за ним, боком, спиной по стене, не опуская оружия. Вслед Иллой.

Перешли блок-переборку, дошли до центрума. Тсамм обозрел узкий пенал — спокойно.

— В правом, я говорил, мертвый, — сообщил Иллой. — Свернул шею. Видно, дергал к калоше.

— Не повезло. Идем левым.

Тсамм пересек центрум наискосок, остановился у правой южной шахт-ниши, обернулся — оптика сверкает в полумраке резервного света, зеленые светляки "примочек" мигают. Напарник прошел вперед к левой. Иллой свернул за угол и перебежал к правой северной, напротив Тсамма. Шахта, полоса световода, лестница — горячие шершавые перекладины, удобные и успокаивающие; стержень шеста, пиктограммы, выводы; наконец — люк в центрум марш-яруса.

— На месте.

— Иллой, без нервов.

Иллой выглянул из-за кольца. По южной стене та же картина — кольца шахт-ниш, два шлема, две полоски стереоматов. Он соскочил первым, не спуская стволов с обоих. Опять эта загадочная жара — наверху было гораздо прохладнее; пусть вентиляция яруса "в ноль", все равно слишком жарко — неестественно жарко. Тсамм со своим вошли в левый ствол, Иллой вслед. Выводы, люки, красные точки статусов, где-то мигает желтым; панельные швы, неяркий флуоресцент пиктограмм; тусклые желоба световодов по углам ствола. Прошли блок-переборку. Последние двадцать один метр. Кольцо в центрум.

— Стаг! Обстановка?

— Ты где?!

— Здесь, левый север. Нас трое.

— Придурок! Надо было разделиться в экваторе! Что за тактика! М-м-м...

— Заткнись! Где они?

— Второй в люке, урод... Лезь в левый... Замкнуть его оттуда, и через шахту... Вас же трое!

— В чем и проблема! Тактик нашелся. Тсамм!

Тсамм выглянул из кольца, оглядел центрум. Отошел назад. Разбежался и прыгнул, тусклой кометой, к шахт-нише напротив. Но двенадцати метров центрума Тсамм, каким бы прыгуном ни был, разом преодолеть не смог. Ему пришлось приземляться и отталкиваться еще раз.

Тсамма спасла выучка, тренировка, отработанный контроль антуража — Иллою оставалось завидовать. Тсамм сгруппировался настолько компактно и быстро, что разряд только тронул подошвы. Доли секунды, на которую накопитель оборвал импульс, Тсамму хватило чтобы достать до шахт-ниши и скрыться.

Лохматая белесая шпага погасла. Тсамм — слева, через пенал центрума; окаменел за черным кольцом. Тсаммов напарник — напротив; впластался оранжевой кляксой в серую зелень стены.

— Стаглем, он уже здесь! В северной право!

— Ну мочите его, мочите! А потом этого, этого!

— Расслабься... Наш ход, Тсамм!

Тсамм подтянулся на перекладинах лестницы, скрылся в толще нижнего (для положения-норма) перекрытия центрума. Долгая пауза.

— Иллой, я в точке. Пробую зону.

Приглушенный хлопок разряда (Тсамм). Еще один, тише (тот, в трюме? или второй, из шахты?). Четкая, спокойная реплика Тсамма:

— Иллой, ни с места. Он там же.

Серия выстрелов, блики на стенах шахты, стук приклада по перекладинам, пауза.

— Иллой, червяк в норке. Пошел!

Спиной вперед, Иллой пересек центрум, влип в южную стену — сегмент, недоступный из южных шахт-ниш. Теперь веером одного ствола он контролировал обе северные, другим — напарника Тсамма.

— Тсамм! Я в точке.

— На балюстраде. Вернее, почти. Сижу на люк-раме как сраный петух. Шаг вперед — меня режет второй, но этого я закрючил. Торчит где-то внизу, в кольце... Вернее, вверху — в комме, или на марше — ты понял... Действуй!

— Стаг! Обстановка?

— Ил, я никого не вижу!.. Я под балкой... Но первый мочит все так же... М-м-м... С-с-сука... Режет всю балюстраду...

— Держись! — Иллой облизал губы под респиратором, мокрым и отвратительным. — Тсамм!

— Я здесь, Иллой. Твой ход! И если будешь нервничать...

— Тсамм! Мой упал, всё!

— На него никто не рассчитывал. А вот ты стреляешь как надо. Хочешь, скажу одну вещь? Лучше всех кого я знаю. Кретин, я поэтому и пошел!.. Поэтому очень тебя прошу — не нервничай!

Иллой поднял ствол в левой руке. Он чувствовал, что развоплощается — следить одновременно за оппонентом, за шахтами, за всем центрумом сразу — нереально. Кто и откуда может еще здесь возникнуть — привидение с клинком плазмы?

Напарник Тсамма отделился от левого северного кольца и устремился наискосок, мимо Иллоя, к правой южной шахт-нише — чтобы замкнуть второго противника снизу. Иллой весь превратился в чувство. Скулы ныли от напряжения. Пот просачивался под фиксатор стереомата (старое барахло!) и раздражал до остервенения. Иллой вдруг осознал, что не дышит — дыхание остановилось.

Человек Тсамма успел добраться только до середины центрума. Когда он оказался на линии с правой северной шахт-нишей, в кольце люка мелькнула тень.

Нервы — и тренировка — сыграли с Иллоем злую шутку. Человек Тсамма опоздал на долю секунды — Иллой, падая вбок, разрядил оба ствола разом.

Пространство, только что занятое его телом, пересекли два разряда. Лучи схлестнулись, словно сражаясь за первенство рассечь Иллоя на куски. Треск пробитой обшивки смешался с животным воплем. Оранжевая фигура разошлась как по шву. Иллой на самом деле не понял — понять было нельзя — чей же разряд, из трех?!

— Тсамм! В какой, к черту, норке?! Их тут целый клубок! Какие, к черту, калоши?!

Тсамму потребовалась секунда, чтобы собраться, хмыкнуть:

— Количество пайщиков сократилось.

— Тсамм, говорю — я не понял!..

— Да заткнись. Третья точка ствола... Теперь мы вдвоем.

Иллой посмотрел на две части тела. Одна упала в середине центрума, другая, диким образом пролетев три метра, шлепнулась на потолок и проскользила еще столько же.

— Тсамм, — Иллой облизал сухие горячие губы, — Еще один червяк — север-право.

— Принял. Иллой, вперед.

Иллой, не отрывая спины от обшивки, перебрался к правой южной шахт-нише, юркнул в кольцо, замер на горячем металле. Жизнь теперь зависела не от реакции и мастерства, а от того — мог ли кто-то из уцелевшего экипажа скрываться в шахтах, пронзавших машину по всей высоте. Тридцать метров стиснутого пространства, где наколоть на спицу луча может любой сосунок — вслепую.

Иллой вдруг ощутил тихую панику. Ему вдруг как-то по-странному четко и ясно подумалось: вся затея — вздорный, несуразный, отъявленный бред — такой же, как вся его жизнь последние годы. Шакал доморощенный — не то слово! Идиот, мальчишка! Но почему? Почему? Чем мы хуже других? Тсамм — сволочь! Сколько ящиков нашакалил? Не посчитать. А я в кои веки собрался... Квемго, кретин, — со своим жребием. Надо было сразу валить — живой борт! Вообще, вся ситуация, — дикость!

Иллой снял шлем, повесил на ствол, медленно высунул в шахту. Глупая старая шутка сработала безотказно. Разряд ударил в кольцо. Искры рассыпались с жарким треском.

Иллой зажмурился от яркой вспышки (почему так быстро упал элемент стереомата — значит, поля с локали все-таки не было?). Иллой вернул шлем на мокрую голову. Новый разряд ударил в кольцо, с другой стороны (если так — хорошо; элементы у червей не бездонные, — но почему тогда молчал дефектор?) Луч бил под острым углом — бил из левой северной, напротив шахты, в которой скрывался Тсамм (почему не определил такую-то вещь, как падение плотности локального поля?!).

— Ах, ты сволочь! — заорал Иллой, оглушенный и осатаневший.

— В чем дело?!

— В чем?! Треснул из левой! И я понял — это еще один! Как в учебнике!

— Где?!

— Напротив тебя! Тсамм, в отвал!

— А ты уверен? Что это не галлюцинация?

— Ты, кретин, еще шутишь?

— Иллой, ты точно в норме? Орешь как червяк над шаром. Или в синдроме, всё?

— Заткнись, идиот! — Иллой рассвирепел — нервы закончились.

— Я просто знаю, что ты неврастеник. Как ты во Флоте столько сумел, вообще? Если свалишь отсюда живым, послушай совет старшего — хотя бы по званию. Отправляйся в Ноль-три-один и пройди нормальную рекуперацию. Там еще не от таких синдромов лечили. Скажешь — от Тсамма, присмотрят как надо... У нас дыра в тактике. Не хватает точки ствола. Сейчас ты пасешь обе северных, так? Выползаешь, сочишься по мертвой зоне. Правый ствол в веер на обе. Левым — свое кольцо. Твой держит первого в трюме. Я держу своего и первого в трюме отсюда. Как понял?

— Стаг! — переключился Иллой. — У нас потери.

— Ил... Забери меня, Ил... Связался я с вами... Забери меня, Ил...

— Стаг!

— Ил... Я здесь, совсем рядом... Забери меня, Ил...

— Стаг! — Иллой стукнул кулаком в кольцо, облизал губы под респиратором. — Стаг, у нас тут, похоже, три червяка! Стаг, включись! Тсамм в левой — держите! Локалка упала, он только на элементе!.. Еще один веер — и он сдохнет!

— Я здесь, рядом... Забери меня, Ил...

— Квем! Обстановка? Квем! Что молчишь? Стаг!

— Ил... Я здесь, рядом... Я рядом... Ил, заберите меня... Заберите меня отсюда!!!

Иллой снова ударил в кольцо — так, что чуть не разбил костяшки.

И тут все исчезло.

Резервный свет — тусклый, полупризрачный — угас в абсолютную ночь. Остался стук сердца, осталось дыхание, остался грохот в ушах, тихий звон такелажа, по-страшному четкий в глухой пустоте.

— Тсамм! Стаглем! Квемго!

Мертвый шлем, мертвая оптика. Иллой положил один ствол на кольцо, стянул с потного скользкого носа стереомат. Иллой даже не представлял, что темнота может быть такой — когда нет вообще ничего, ничего даже такого, в чем эта темнота может быть — никакого пространства, в котором она может существовать. Только металл кольца под рукой, только дыхание, только молот в ушах.

— Тсамм! — заорал он в жуткую пустоту, вцепившись рукой в обод кольца под бедром — единственное, что осталось от мира.

Респиратор лез в рот мерзким кляпом. Иллой стащил мокрую маску, задохнулся, хлебнув будто горсть сухой раскаленной пыли — гарь обугленной облицовки, характерный чад излучателей, сладкая вонь поджаренной плоти. И ничего вокруг — ни верха, ни низа, ни права, ни лева. Иллой направил ствол в шахту, нажал спуск — ничего. Он жал и жал мокрым пальцем. Карабин превратился в игрушку, у которой закончилась батарейка.

Ему стало страшно. Что происходит? Что за новые штуки на тридцать пятой? Или — всё, правда синдром?

Где-то в стороне в кольце балюстрадного скрючился Тсамм. Где-то выше умирал Стаглем. Почему никто не стреляет?!

— Тсамм! Квем! Ну не молчите, уроды!!!

Иллою показалось, что его перенесли в какую-то другую вселенную. Нет изувеченного грузовика, нет наверху яркой гондолы, еще выше нет Квемго, а их собственного борта, скрытого где-то там за каменным парапетом, не было вообще никогда.

И никогда в жизни Иллою не было так вот страшно, так по-животному жутко — чтобы хотелось заорать во всю глотку, и броситься вон — хоть куда, но только бы вон отсюда.

Иллой сидел в пустоте, вцепившись в кольцо люка шахты. Он пытался собраться с мыслями — но они тоже исчезли, вместе со всем пространством.

Вся затея — глупость, тупость, идиотизм. Почему Тсамму всегда и везде везет? Чем он так отличился перед судьбой? Или, чтобы всегда и везде везло, надо быть таким засранцем? О его "подвигах" всем хорошо известно.

Почему никто не стреляет? Иллой вдавил курок. Почему никто не стреляет?

Он с тоской подумал о последних шести годах. Квемго все-таки сволочь. И Тсамм — сволочь. Все сволочи. Надо было идти в Разведку. Ведь звали! Чуть ли не уговаривали. Перестали. Шесть лет — в сток.

Но Тсамм — сволочь! Размотал снаряжение всей когорты — раз. Пустил налево аперту с заливкой на пол-легиона — два. Присунул ящик с довольствием для сосунков в Два-ноль-два — три. И каждый раз выходит сухим из воды. Почему? Демобилизовался по передозу. Чтобы у этой лошади — передоз? Великий Континуум.

Кто и зачем прикрыл их работу? Беспрогрессная масса — это тебе не "полигонометрию триангулировать" (Квем, старик, где ты там?!). Но даже того, что успели... Мысль, радуясь, что ее, наконец, перестали планомерно душить, понеслась "в неизведанное". На тридцать пятых — индукторы с ПРП, парафазным резонансом Поля. Контуры инверсированы. Ввод серии со спаренным вектором тяги откладывали почти десять лет. В конце концов, понятно, ввели — столько денег, понятно, и времени... Но СВТ — палка даже не о трех концах.

Видимо, это судьба. Везет всяким Тсаммам, всяким прочим кретинам, всяким разным уродам. Борт должно было размочить в лепешку. Когда дергают с фазы, а рядом верная точка, по-другому никогда не бывает. Втроем-вчетвером по-другому и не шакалят! Нет — полезли в борт на три пятых целый! Да еще тридцать пятый! (Значит, слухи не всегда — вранье; вон какой крепкий, сволочь. Но что оставалось делать? Других сейчас не было. Глухо на ближайшие месяцев шесть.) Умирать не страшно — а вот так, безмозглым жуком в жестянке, просто совестно.

Ну заорите, хоть кто-нибудь! Уроды.

И все-таки. Они были уверены, что беспрогрессный климакс именно так опасен? Жаль, не удалось еще раз встретиться с Энхгемом — он явно что-то недоговорил. Иллой сцепил зубы и простонал. Он вдруг сейчас, именно здесь и сейчас, понял — насколько бешено интересно и значительно дело, которым он занимался. Которым ему следует заниматься — и насрать на всю эту хрень.

А-а-а! Надо бы заорать, но страшно. Страшно — как в детстве, когда спастись можно только спрятавшись с головой под одеяло. Только бы не свалиться с кольца, сразу погибнешь — утянут в ужасное нечто. Поле... Ужасное Нечто.

Тсамм, сволочь, это ты во всем виноват. Все тебе мало. С тех пор как сорвал, за эти два года сдернул, со своими головорезами, три (если не четыре) ящика. Зачем тебе такие-то деньги?! И куда они у тебя уходят?! Прикинуть — только за четыре года на Внешнем награбил и наворовал столько!.. Да мне бы хотя бы одну двадцатую...

Ладно! Решение возникло, оформилось и окрепло в мгновение. Пока обойдемся без собственной лаборатории. В Разведку. Наплевать что там и как, что про них говорят. Физика — она и на Внешнем физика. А нас больше ничего не интересует. Ведь правда не интересует! Что за дурак. Только бы выбраться. Выбраться! Был бы индуктор один — ничего бы этого не случилось. Но их два. Инверсивные устройства вообще могут работать только по два, только парой. Но как? Как это произошло технически? Что именно нужно сделать с устройством? Чтобы случилось такое. Великий Континуум! Иллой прикинул (хотя бы пару приборов сюда!), какой интенсивности грянет коллапс, и ему стало нехорошо.

И ведь звали! Иллой в злобе треснул ладонью в кольцо. Горячее! Еще бы. Невольный — и суеверный — страх перед этой Стихией смешался с какой-то мальчишеской гордостью — надо же! Я, похоже, единственный физик в Галактике! Который побывал в этом, реально! Приборов сюда, хотя бы...

Бюджет слили, что называется, "в самый нужный момент". Когда, наконец, все стало так получаться! Ну суки ведь, суки! Когда вдруг нашелся даже какой-то кретин (в очень хорошем смысле), который дал денег на экстрем-резонатор! Потратил немалые деньги, неизвестно зачем, неизвестно на что. (Мало ли чудаков в Галактике, ладно.)

Тсамм, конечно, не трус. Засранец, ворюга, наглая сволочь — но не трус, и не предатель по-настоящему. Может быть, поэтому такой, сволочь, везучий? Ну не может так быть. Не может быть, чтобы человеку везло по жизни только-то потому, что он смелый и никого не кидает (в целом). Или может? Не может. Или может? Нет, не может. Тогда в чем дело? Эх, еще бы года полтора-два работы, и...

Иллой почувствовал, как вся его сущность, которую он старательно (и с известным успехом) давил, душил, убивал, все эти шесть лет, вдруг в один миг воскресла, вспыхнула, и вытеснила из головы всякую дрянь. Великий Континуум! То, что упал стереомат, то, что упала связь, — объясняется без натяжек. Такое бывало, и было даже на его памяти (не говоря о том, какие ползали слухи). Но маркировка! Маркировка, которая в планетарном режиме должна светиться всегда! До тех пор, пока существует магнитное поле планеты! Все эти циферки, точки, полоски, все эти квадратики, треугольнички...

Вот оно и случилось — существовавшее только в абстракции, как иллюстрация математической модели. Фазовая инверсия Поля! Вообще-то самое страшное, что может случиться! Иллой облизал пересохшие губы. Сколько еще протянут индукторы (которые теперь работают как собственно "анти-индукторы", как некие ужасные накопители)? На сколько хватит их, хм — термина нет! — емкости? Сколько они смогут "сосать", прежде чем плотность в контурах превысит порог Постоянной? Прежде чем Поле в локальной полости "схлопнется", и барионная материя в первичном радиусе саннигилирует?

Почему все молчат? Что с ними творится? Живы? Похоже, он все-таки зацепил недоноска — когда тот сунулся в люк, в центруме. И Тсамм — наверняка подпалил своего недоноска, когда торчал в балюстрадном. Вообще непонятно — они что, не догадываются, что соперник оглох и ослеп точно так же?

Только бы выбраться!

Жуткая пустота лопнула криком. Иллой подпрыгнул и едва не сорвался в шахту. Карабин вывалился из руки и ухнул в бездну, звякнув о перекладину. Нервы закончились — Иллой сорвался с кольца и выскочил в пространство центрума. На четвереньках, едва осознавая себя, ринулся через центрум к стволу напротив. Наткнулся на половину трупа — компаньон Тсамма — липкая лужа горячей крови, острые кости на срезе — Иллой вляпался в месиво едва ли не носом.

Заорал — перескочил через половину тела, поскользнувшись ладонью в луже. Вскочил на ноги и рванул — как не бегал никогда в жизни. Карабин болтался, бил в бок — Иллой не замечал его. Он не думал о том что мог свернуть себе шею, как давешний солдат в стволе — и споткнулся об него. Пролетел, вытянув руки, — упал, напоровшись на ствол — чуть не проткнул живот. Аромат горелого мяса, смешанный с вонью обшивки, догнал, обволок.

Иллой вскочил, шагнул в сторону, наткнулся на горячую, такую вдруг приятную стену. Это просто великолепно! Грандиозно, невероятно! И — страшно, страшно, страшно! По сути явления, это — надругательство над Континуумом! И Континуум таких вещей не простит.

Иллой направился к центрум-экватору, скользя ладонью по швам. Стыки плит едва ощущались, кольца проявлялись характерным рельефом. Блок-переборка, северная половина сегмента ствола; наконец, кольцо — вывод в центрум-экватор. Шаг вправо — люк лифта — пульт-сенсор — шахта. Иллой не успел нашарить ногой перекладину, как по стволу снова пронесся вопль, едва различимый, и от этого еще более жуткий.

Спасаться! Времени мало, мало! Оно еще есть, но — эти чувства ничем не убить, сколько ни издевайся над собственным "я" — мало! Минут двадцать, максимум тридцать. Число инверсии у этих индукторов велико — но конечно.

Вытянутой рукой Иллой определил люк и вывалился в центрум-экватор комм-яруса. Сверху, из глубин лабиринта, из невещественной тишины, донесся очередной смутный крик. Иллой перелетел центрум, влип в северную стену, двинулся вправо, нащупал кольцо левого килевого, углядел отблеск, проникший в следующий центрум из шлюза — и помчался во тьме так, будто за ним гналась стая призраков.

Он ворвался в камеру шлюза. Гондола висела себе перед кольцом, как ни в чем не бывало, покачиваясь над бездной, такой замечательно серой, такой мило-угрюмой, такой пыльно-приветливой. Иллой выпал в гондолу, прижался шлемом к стенке, едва переводя дыхание. Не от бега в свинцовом жару — от непонятного ужаса. И все же!

Он сбросил на нос стереомат. Задрал голову — привычные, такие приветливые и дружелюбные стрелки, цифры, визиры, шкалы — сто тридцать метров, до стрелы, там наверху. Все правильно. Корпус и будет до какой-то поры экраном. Но это продлится недолго.

— Квем! — заорал Иллой. — Квем, что у тебя?

Квемго не отвечал.

— Квем, что у тебя?! Обстановка?! Урод!!!

Иллой включил подъемник с пульта в гондоле. Шлюз ушел вниз, борт растворился во мраке. Обрубок грузовика остался в бездне. Желтый цилиндр возносился к серому небу.

Иллой выпрыгнул на каменную чешую. Оглядел танк, впившийся модуль-траками в зыбкую плоскость, и вскрикнул — Квемго лежал под кронштейном.

Соскальзывая с чешуин, бросился к танку. Лобовой экран вскрыт — след пульсатора не спутать ни с чем. Квемго лежал белый как полотно. Только здесь Иллой подумал, что лично его давно следует подстрелить с того края. Повинуясь запоздавшему инстинкту, шмякнулся за модуль-трак. Ничего не происходило. Тогда он юркнул в танк, в запах жженой брони.

Никто не стрелял. Иллой вгляделся в противоположный склон. Сквозь мелкую сеть трещин экрана было видно, что у противника дела обстоят совсем никуда. Если здесь чисто, все кроме изувеченного экрана, то машину с той стороны можно "лить в сток". Передние модуль-траки, лобовой экран, створ пульсатора — в хлам. Стрела и противовесы остались нетронуты; подвесная система — как свежая, на мачте стрелы — зеленый огонек готовности. Только поднимать гондолу из пропасти уже некому.

Квемго лежал под кабиной, ничком, откинув руки назад. Иллой спрыгнул на плиты, наклонился, пощупал на горле пульс. Квемго был жив. Иллой перевернул его на спину, и Квемго очнулся.

— Вставай!.. Не хватало, чтобы тебя подстрелили!..

Иллой помог Квемго подняться и присесть на кронштейн модуль-трака. Квемго стянул стереомат и покалеченный шлем, протер глаза, потряс головой и уставился на кровавые пятна. Иллой только сейчас заметил, что перемазался как мясник, когда там, в жутком мраке, вляпался в половину трупа. Он с отвращением оглядел окровавленные ладони.

— Тсаммов напарник... То ли я его, то ли червяк... Веришь — не понял.

— Верю, видел. Вот как раз после, — Квемго хихикнул, — меня этот и треснул. Дурак, влепил весь накопитель одним разрядом, хи-хи-хи. Я даже не помню как выпал. Возьми салфетки, в аптеке... Так что у вас там случилось? Башка гудит, сволочь... Где Стаглем? Где они? Ты один? В чем дело?

— Квемго, потом! Надо валить. И быстрее! Индукторы.

— Тридцать пятая серия? — Квемго растирал шею, морщась. — И что за хрень? Куда делся сигнал? Физик несчастный, объясни идиоту что там случилось.

— Пока ничего не скажу. Но Квем! Стволы! Казалось, какое отношение к Полю? А маркировка, сволочь такая? Ты можешь себе представить?

— Все мы под Полем ходим, — Квемго хихикнул.

— Кстати, что ты там говорил про Внешний, несколько лет назад?

— В смысле? А-а... Точно не знаю. Какая-то хрень с куполом. Ну так что, валим?

Квемго вскочил, пошатнулся, ухватился за кронштейн.

— С куполом?

— А что? Причем здесь купол? Или я что-то не понимаю?

— Так что с куполом? Подробнее, Квем! Что за ерунда с куполом?

— Так валим, или как?!

— Принцип первичной генерации там такой же. Свои только векторы контроля объема. Здесь векторов контроля объема нет, но есть ось маршевой тяги. А так как здесь две оси маршевой тяги, и парафаз... Квем, такая беда может произойти только с такой машиной. Стереометрия контуров. Ты понимаешь?!

— Что?

— Если бы здесь была одна сагиттальная компонента, то крути ее как угодно. Понимаешь? А их здесь две, и на парафазе! Понимаешь?!

— Я не понимаю что я должен вообще понимать. Я понимаю, что нам надо сваливать! Или уже не надо, теоретик?

— Две компоненты, парафаз, резонанс здесь не только по базовым пикам! По всем экстремам, по всем до последнего! Ну, в этом-то смысл парафаза! Ты понимаешь? Поэтому и не тошнит же! А внизу — первичный, в накале! Нет, ты понимаешь? Ты понимаешь что это значит?

— Какой ты дурак, — Квемго повернулся к кабине. — Рухнуть мне с фазы! Кстати, — Квемго развернулся и махнул рукой на противоположный откос. — Что будем делать? В девять жизней ведь не расплатимся.

— Квем! Надо валить!

— Проснулся.

— Квем, жара эта на ярусе... Стереометрия, Квем! Особо увечить индукторы не требуется. Можно сдвинуть на полметра, меньше! Физика, ты понимаешь, одна и та же! На Внешнем радиусе, в Центре, хоть в заднице.

— Вот заладил. Ты в этом точно уверен?

— Да! Хватит двадцати сантиметров. При такой длине базы осевой угол...

— Я не про это. Я про физику, в заднице?

— Квем!

— Сколько еще протянут?

— Квем! Такого еще не было! Нигде, никогда!.. Ты... Полчаса протянут.

— Жалко машину, — Квемго посмотрел вдаль, куда упала звездочка Тсаммова борта. — У Тсамма жестянки всегда на славу... Были. Он это дело любит... Любил.

Иллой, который тоже повернулся, чтобы влезть в танк, развернулся опять.

— Тысяч сорок. Можно бы расплатиться не только за этот, — Квемго указал в пропасть, — но еще пару свалить?

— Ничего мы валить больше не будем. Я завязал. Передоз.

— Да ты и не развязывал толком, кретин, — Квемго ухмыльнулся и утер со лба пот. — Ил, я успею.

Иллой навел трансфокатор на стрелу, тоскливо торчащую из убитого танка, осмотрел блок-противовес.

— Подъемник норма... Только я сам. Полчаса, я уверен, есть. Индукторы здесь, говорю тебе...

Иллой отцепил "примочки", швырнул в танк и, рискуя покатиться на зыбкой плоскости, метнулся к гондоле. В третий раз за сегодня Иллой опускался в эту жуткую бездну. Он погружался в каменный мрак, и чувствовал, что энергия и невозмутимость покидают его — на этот раз окончательно.

Он удивлялся себе самому — он даже не предполагал, что в человеке может скрываться такой страх. Страх именно инстинктивный, страх намного сильнее воли — страх, который одушевит подсознательные фантомы до степени самых реальных аффектов. Он пронесся эти сто сорок четыре метра и юркнул в чужую гондолу так, словно за ним гналось настоящее привидение. Он вдруг подумал, что такой непонятный страх не может иметь эндогенной причины. Поле... Все мы "под Полем ходим".

Наверху Иллой вывалился на камни, радуясь холсту серого неба и кляксе тусклого солнца за облаками. Танк Квемго изуродовал от души. Иллой подскочил к разбитой кабине — фигура в оранжевом костюме, по которому расползались кровавые пятна, размазалась по сидению. Иллой, преодолевая брезгливость, протянул руку, расцепил клапан, выудил ключ.

— Живем, Квем! Отваливай.

Он побежал вверх по следам модуль-траков. Добравшись до гребня, за которым чешуистый склон превращался в усыпанную валуном равнину, он обернулся. Квемго свернул машину, и танк оранжевым паучком карабкался в гору. Иллой помчался дальше.

Впереди маячила цепь скалистых холмов. След танка скрывался в расселине — Иллой ворвался в теснину. Поворот вывел Иллоя на площадку, как будто специально созданную для парковки — идеальный крохотный порт, метров ста сорока в поперечнике, окруженный каменным парапетом со створками для отвода парковочных артефактов, — площадка почти такая же куда сели они.

В центре площадки Тсаммов борт дружелюбно мигал зелеными огнями готовности. Иллой промчался по парковочной зоне, взметая облака обугленной пудры камня. И только здесь, около шлюпа среднего класса (такого уютного и домашнего после всего этого кошмара), он почувствовал, наконец, спокойствие и уверенность. Залетел в рубку, упал в кресло, сорвал с мокрого носа стереомат, перевел дух. Включил инициализатор, прошел пост, снял блокировку с клюз.

— Квем! Я на месте. Все шуршит.

— Ну и как?

— Без комментариев. Давай нашу сольем, а эту оставим себе.

— И потеряем двадцатку как минимум?

— Но такую отдавать жалко! Ведь леденец какой-то!

— Ладно, решим...

— Отваливаюсь через девять минут.

— Рву.

Иллой, испытывая ни с чем не сравнимое наслаждение от ауры отлаженного борта, с умилением наблюдал за курс-монитором, где набухали столбики резерва тяги. Вот они пересекли полоску нижнего хода.

— Иллой! Увидимся на небесах.

Вдалеке среди серых скал вспыхнула белая звездочка. Отделилась от каменной плоскости, закарабкалась вверх, подобралась к облакам и растворилась в лохматых потеках солнца. Иллой следил за цифрами — три тысячи, пять, десять. Тридцать — засиял синий квадратик. Квемго набрал нужный метраж и теперь готовился под орбиту.

Резерв тяги вышел на верхний ход во всех трех каналах. Иллой повел сектор тяги — зеленые столбики заспешили за красными. Уровни резерва и секторов хода пересеклись — ударил гонг, и машина мягко оторвалась от площадки. Гулкий тяжелый рокот раскатился вокруг. Иллой набирал высоту.

Он вышел за облака — безбрежное море серебристого жемчуга, ослепительного здесь наверху, под фиолетовым небом и колючей звездой. Черная пропасть, черный обрубок мертвого борта, черные коридоры — все это показалось чем-то несуществующим. Все это, все — вообще все. Действительно — Иллой словно проснулся, чтобы сбросить оцепенение, выбраться из лабиринта мерклых видений, обнаружить, что мир — это бескрайнее сияние облаков под ногами, и над головой — ослепительная звезда.

Иллой собрался выходить под орбиту, когда монитор внешнего поля взбесился. Заверещал контроль общей стабилизации; контроль резерва каналов забился тревожным зуммером — борт скачком перекинул ресурс на защиту контура планетаров. Белизну облаков прожгла точка невероятной яркости, сверхновая, соперник существующему светилу — соперник злее, ужаснее. Доля секунды — и точка раздулась в настоящего сверхгиганта, вспучившись куполом яростного огня. На миг снежно-фиолетовый мир растворился в белой бесплотности. Купол тихо угас, уступив бесконечности облаков и неба, на котором уже сверкали звезды.

— Ил?!

— Я был прав. Сейчас там дыра километра в четыре.

— Я чуть не свалился. Признайся, ты все нарочно устроил?

— Квем! Все сгорело, клянусь черной дырой! Начинаю новую жизнь. Честное слово.

— Клянусь черной дырой. Нахватался. Я наверху, Ил. Топи.