Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Даже не знаю, — протянул Химик, — слабоумие и отвага всегда найдут своих зрителей!
— Шагают бараны, бьют в барабаны, — презрительно сказал Историк, — в крике никогда не родится истина. Крик — звуковая иллюстрация верности при этом способе массовой манипуляции. Куда ушли сто пятьдесят лет прогресса? Через три революции и сто пятьдесят лет страну снова ждет страх и ненависть от профессиональных агитаторов.
— Ты же понимаешь почему, — спокойно проговорил Химик, — и как это закончится.
— Уже закончилось, — ответил Историк, поворачивая литую бронзовую ручку двери с двуглавым орлом, — и больше не повторится.
* * *
Парадный вход Аничкова дворца, заспанный Жорик, не проснувшийся даже после утреннего завтрака, матушка в мундирном платье 11-го уланского Чугуевского полка, камер-лакеи, казаки Конвоя Е.И.В. Наследника, Радциг, накидывающий шинель на плечи и поданная карета.
Ох, — не сдержал восхищенного вздоха Химик, — нет в голове я "помнил" про карету, но в действительности какая же она красивая!
Историк остался менее восприимчив к роскоши.
— А я видел уже, — объяснил он свой секрет, — на музейной выставке 'Дежурная конюшня' Царского села. Поскольку она была отреставрирована — выглядела как новенькая, а этому оригиналу перед нами десять лет как не крути, вот первое впечатление и перебивает нынешнее. Но скажу так: на фоне всех этих расшитых золотом и бархатом императорских карет — оставляет самое приятное впечатление. Строгий внешний дизайн: белое и черное, золотой только царский вензель и эта нашлепка на колесной оси, своеобразный прародитель автомобильных дисков, на которой выведено гордое "К. Неллис". Колеса, впервые, на гуттаперчи — очень плавный и тихий ход. Фонари по бокам от дверок. Диванный салон в карете из кожи, мягкого светло-кофейного цвета. Мария Фёдоровна предпочитала эту карету до конца своего пребывания в России. Ты лучше на эту морду глянь! — воскликнул, внезапно, Историк
Оная морда в серой шинели армейского сукна, с бородой и в фуражке как раз вытягивалась во фрунт перед коляской, а его подчиненные открывали ворота дворца на Невский проспект.
— Пристав Хоменко, — пожал плечами Химик, — на мутанта из отряд самоубийц не похож. В чем его суперсила? В бороде?
— Сей любопытный типаж, — сказал Историк, — проживая на зарплату пристава, оставил после своей смерти три миллиона рублей.
— Ни... чего себе, — потрясенно выругался Химик, — это же сколько в 21 веке было бы?
— В зависимости от того по какой методике пересчитывать, — начал прикидывать Историк, — от полутора миллиардов до двух лярдов четыреста миллионов.
— Так, а участковый пристав в табели о рангах это же седьмой класс? — спросил Химик, — как её перевести в нашу классификацию.
— Армейский подполковник, — сказал Историк, но Хоменко был статским советником, это выше полковника, но ниже генерал-майора.
— То есть полковник Захарченко покруче будет Хоменко? — с юмором спросил Химик, — как девять лярдов против двух?
— Девять? — поднял воображемые брови Историк, — Тридцать с лишним миллиардов рублей — лень считать. С зарубежными счетам на которых нашли двадцать два лярда плюс недвижимость, дело полковника Захарченко — это вообще за гранью разумного. Хоменко — жалкий сопляк, которому еще копить и копить лет двадцать до своей смерти. Но это предтеча Захарченко и потому нам интересен. Ходила байка, что Александр Третий как то решил проверить расходы своего императорского двора. Пошел инкогнито на базар Гатчины и купил воз дровишек за десять рублей. Приехал с возом в дворец вызвал министра уделов графа Воронцова-Дашкова и спросил за какую цену покупает дрова царский двор. Оказалось, воз за триста рублей. Видишь схему?
— Жизнь-боль, — грустно сказал Химик, — Россия какой-то вечный День Сурка. Меняется только дата в календаре и размеры взяток. Что с этим делать?
— Тут один ответ, — философски сказал Историк, — построить нормальное правовое государство. А нормальное государство то, в котором заработать легче чем украсть. Мы такое и построим, но увы не сразу. Сначала придется строить милитаристское государство — первая мировая неизбежна. В общем, терний столько, что звёзд пока не видать.
— Так что наш Хоменко, — напомнил Химик, — жених он завидный, но есть ли у нас план на третьего зайца? По внешнему виду — это еще тот кабан!
— С таким грузом на совести живется нелегко, — скорбно и в тоже время с надеждой произнес Историк, — облегчим Хоменко ночные бессонные будни. Более чем уверен, все нити хищений проходят именно через него. Это своеобразный дон Корлеоне Аничкова дворца. И пусть у него не три миллиона рублей сейчас, но за десять лет службы в дворце миллион уже нахапал, как миниум. Перераспределим нечестно нажитые деньги в пользу Николая — спасителя нации, с помощью средства от бессоницы.
— Морфия этому господину, — подхватил Химик, — и обыщем его квартиру в Аничковом дворце!
* * *
Карета неспешно катила по Невскому к Мойке, укачавшего Жорика снесло к Николаю и он дремал, уткнувшись щекой ему в плечо. Мария Фёдоровна весело болтала на французском о чем-то с фрейлиной, в окошечко на задней стенке кареты обернувшись можно было увидеть двух казаков Конвоя Е.И.В., неотступно следующих за экипажем.
Химик вспомнил вчерашний разговор. Тайна четвертого зайца оставалась нераскрыта!
— Ой, да брось тайна, — прочитал его мысли Историк, — у нас чувство симбиоза нереальное, вплоть до телепатии. Я не бьюсь в истерике — откуда? Как и почему? Лишь потому что это ничего не изменит. Я просто не успел подумать про четвертого.
— Слишком мало данных, — согласился Химик, — остается только ждать. Да и для меня предстоящий заяц, прямо сейчас, интереснее умозрительных теорий.
— О, четвертый заяц не совсем заяц, — задумчиво сказал Историк, — я бы назвал его скорее слоном. Человек, оказавший влияние своей теорией на само понимание предмета математики. Наживший этой теорией множество врагов и это ирония судьбы. Ведь если отбросить врагов
— Ни слова больше! Эта теория так и называется — теория множеств, — перебил его Химик, — так отлично, вербуем Кантора по приезду в Данию к старикам своей минералогической коллекцией? Он тоже увлекается камешками?
— Совпадение? Не думаю! — пошутил Историк, — на самом деле Кантор тащил за скрипку. Но, коллега, спросите: кем был Паниковский до революции?
— Хм, кем был Кантор в детстве? — улыбаясь, спросил Химик
— Как и многие приличные люди Кантор был гимназистом, — ответил Историк, — посещал вместе с братом Петершуле на Невском проспекте, так называли лютеране свое Немецкое училище при церкви. И очень даже вероятно, что выходя утром на занятия в доме на одиннадцатой линии Васильевского Острова, здоровался со своим соседом — Пафнутием Чебышёвым.
-Да ладно, Кантор мог быть русским математиком? — потрясенно сказал Химик, — и даже учиться у Чебышёва!
— Скажу больше, — продолжил Историк, — три поколения Канторов верно служили России: профессора права, музыканты, его дед, например — первый скрипач Петербурга, фрейлины и купцы. Сам Георг Кантор, после нападок на его теорию и на него лично, рассматривал возможность поступления на русскую дипломатическую службу как российский подданный.
— И что опять, что пошло не так? — разгорячился Химик
— К тому времени у Кантора уже были приступы душевной болезни, — уклончиво сказал Историк, — возможно, это сыграло свою роль. Он глубоко религиозный человек, а почтенные профессора называли его — "развратителем молодёжи". Есть от чего впасть в уныние. В общем, нам нужна подписка на "Journal für die reine und angewandte Mathematik". Это такой немецкий журнал для детей и молодежи где в 1874 году вышла статья Кантора "Об одной теореме из теории непрерывных многообразий".
— Я в упор не понимаю роли камешек, — признался Химик, — ты что на их примере собрался Кантору показывать.
— Ну, — протянул Историк, — у нас там практически идеальный треугольный Амазонит с треугольной же дырой почти посередине.
Химик задумался.
— Похоже на то треугольник Серпинского, — осенило его, — двумерный аналог Канторова множества на плоскости если рисовать на бумаге.
Историк согласно угукнул.
— А еще, в поисках камешка Николай внезапно понял: все побережье — это рекурсия. Можно найти камешек, вдающийся в море, как береговая линия сверху. А если, -Историк напыжился, — рассказать, что чем меньше масштаб линейки, которой мы измеряем береговую линию, тем длиннее становится береговая граница, это эффект Ричардсона, то все. Кантор будет есть у Николая с руки!
— Ты не похож на Историка, ты слишком много знаешь, — подозрительно сказал Химик, — кто ты и что сделал с его носителем?
— Ричардсон, первый кто подал заявку на эхолокатор и гидролокатор, — успокоил его Историк, — так что, знаю я его по долгу ученого. Про эффект я читал мельком, но в нашем положении, как ты уже заметил, малейшая когда-либо прочитанная информация всплывает сразу.
— И это немного пугает, — буркнул Химик, — словно мы два поисковика, Гугл и Яндекс, правда с ограниченной функцией. Но эффект Ричардсона — это уже фракталы, до которых, в реальности, еще лет сто. А там уже и теория рекуррентных множеств, короче — я с ума сходить сейчас не хочу! Пусть Кантор сходит.
— Именно, коллега, — потер воображаемые руки Историк, — именно. А наша задача сделать Канторово схождение с ума качественно и во благо Родины. Маманька наша — квасной патриот маленькой Дании, везде протежирует своими соотечественникам и вовсю ненавидит немцев. Пойдем к ней, расскажем как датчанина Кантора обижают эти немецкие юберменши и отправится Георг первым рейсом в Императорский Санкт-Петербургский университет на кафедру математики. Я гарантирую это.
-Да, — с уважением сказал Химик, — русский математик Кантор это... Он замолк, подбирая сравнение... — Как парочка авианосцев к уважухе за государство, — нашелся он.
— В нашем случае, броненосцев, — поправил Историк, — но уже не парочка, а штук пять. Хотя вряд ли кто сейчас это понимает, но оно и к лучшему.
* * *
Карета мягко притормозила у угла белого трехэтажного здания с широкой надписью сверху 'Фотографы Их Императорских Величеств 'Левицкий и сын'' казаки спешились и один из них открыл дверь кареты, помогая выйти цесаревне с ее спутницей.
— Потом здесь сделают государственный музей печати, — меланхолично прокомментировал Историк, — а сейчас это ателье и личной дом короля фотографий Сергея Левицкого. Хотя дом он вроде уже продал.
— Неплохой дом у короля, — сказал с любопытством Химик, — еще в прошлом году он был двухэтажным. А продал зачем?
— На Невский опять переедет, — ответил Историк, — начинал он работать там, затем уехал, фоткал во Франции семейство Бонапартовых, вернулся в Россию десять лет назад по личной просьбе императрицы.
Внутри дома гостей встречал лично хозяин, невысокого роста, округлый, начинающий седеть, мужчина с роскошными бакенбардами, в пенсне и мужчина лет тридцати, с внимательным взглядом, ранней залысиной и острой бородкой.
— А, это его сын, — сказал Историк, — видел его на портрете Репина, они кореша — учились вместе в Академии художеств. Рафаил Левицкий — наш, кстати, будущий личный фотограф.
— Ваше императорское высочество, — склонились синхронно Левицкие, но продолжил естественно, один глава семейства Сергей Левицкий, — павильон готов к съемкам, позвольте пройти в помещение.
Сам павильон был пристройкой к дому со стороны Волынского переулка, с широкими окнами и был разделен на несколько залов. Несмотря на достаточную освещенность вовсю светили лампы. Было жарко.
— Никенька, Жоржик, — позвала Мария Фёдоровна сыновей, — становимся у портика делаем общую фотографию
— Ого, — удивился Историк, послушно вставая справа Марии Фёдоровны — нам не придется ждать пока подготовят пластину для съемки? Там же минут пятнадцать процесс занимает. Просвети, Хим?
Хм, — лекционным голосом начал Химик, — в специальном зажиме при помощи мела, растворенного в смеси воды и спирта, поливают пластину, затем удаляют излишки коллодия с углов, потом для создания светочувствительных галогенидов серебра в слое коллодия пластина погружается в раствор нитрата серебра. Хотя в Англии уже насухую в порошке бромжелатина вместо коллодия делают.
Старший Левицкий суетился возле громоздкого ящика с желтым медным объективом, видимо наводя резкость.
— Царская семья ценит время, — изрек Химик, — за пятнадцать минут послали лакея предупредить что едут. Поэтому Левицкий и сказал что все готово.
— Прямо физически представляю как Романовы убивают Ждуна, — оценил Историк. — Жестоко и цинично. Ногами.
Быстрым шагом в павильон зашел Рафаил Левицкий, неся в руках кассету и подошел к камере.
— Ваше императорское высочество, позвольте предупредить вас о начале съемки, — любезно сказал Сергей Левицкий, — прошу вас некоторое время не двигаться.
— Сейчас Рафаил побежит с кассетой в другую комнату, — продолжил лекцию Химик, — в ней стоит окно со специальным желтым стеклом, выльет проявитель на пластину, и через пятнадцать секунд прибежит обратно и засунет пластину в ванночку, что уже приготовил его отец.
— Благодарю вас, ваше императорское высочество, — сказал старший Левицкий, а младший вынурнул из-под черной накидки и быстрым шагом отправился туда, куда предсказывал Химик.
— А Сергей Левицкий сейчас насыпет в ванночку волшебного порошочка, — вещал Химик, — то есть тиосульфата аммония. Лучший закрепитель для фоток. Ну и все — через минуту в ванночке будет негатив, его покроют лаком и напечают фоточки.
— Ваше императорское высочество, прикажете делать одиночные фотографии? — спросил старший Левицкий
— Да, конечно, Сергей Львович, — ответила Мария Фёдоровна, — Никеньку сделаем первым, уж больно он хорош в гусарской форме.
— Поручик Навальный, раздайте патроны директор Грудинин, седлайте коня — ехидно пропел Химик.
— Согласен, немного нелепо, в семь лет получить прапорщика, то есть корнета в кавалерии и форсить обер-офицерским мундиром, — покладисто согласился Историк, — но есть и обратные примеры. Вот герцог Бернгард Саксен-Веймарский надавал по щам самому генералиссимусу Валленштейну в битве при Лютцене. А был он тогда в звании полковника. Не форма красит человека
— А место, — внушительно сказал Химик
— А должность папеньки, как всегда было в России, — веско произнес Историк, — да и деду приятно будет увидеть внука в форме своего подшефного полка.
* * *
В карете обратно по возвращению домой Мария Фёдоровна преспокойно достала из сумочки фрейлины нечто печатное, при виде которого Историка едва не хватил удар.
— Матерь Драконов, — сказал он восхищенно, — нет, я всегда знал что Дагмар — модница, но чтобы читать журнал мод! Из Штатов! За октябрь месяц!
— Это не журнал мод, — презрительно высказался Химик, — это некрономикон какой-то. Ты на название глянь: "Godey's Lady's Book". Книга божественной Госпожи. Сектанская фигня. Увезет нас мамка к мормонам и заставит кукурузу сеять.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |