Хеймскрингла(черновик)

Второй раз я уже сам хотел этого, ждал, желал этого. А потом, вроде, как-то забылось. Одно, другое, то, се, работа. И снова я оказался над большой водой. К югу от базы, там ребята "Грэга" шурф брали, нас это тоже интересовало. Летели над морем Гуда. Какой-то блеск, отражение на воде и я "полетел". Ну, а третий здесь, на посадочной полосе.

— Ага,— сказала начальник базы,— значит, третий уже без воды. А скажи-ка мне, мил человек,— спросила, неожиданно, она у фиолетовобородого Лувэна,— что сам ты по этому поводу думаешь? Мысли же какие-то бродят в голове?

— А нет у меня никаких мыслей,— отрезал геолог,— представляешь, нет! Только вот... одна уверенность. Голая уверенность. Ты, вот, послушай — голая, пустая планета. Ни шиша на ней нет. Ветры скалы рушат, горы с землей ровняют.. Земля вперемешку с водой. И вулканы остывающие. И больше ни-че-го. Ни-че-го. А кажется, все время кажется, стоит повернуться и... Сады, цветы, парусники на волнах, люди...

— И это оттуда?— уже сама зная ответ, непонятно зачем спросила Мадо Ружич.— Паруса белые... люди. Красиво. А, впрочем... Контакт?

— Скажи, Лувэн,— обратилась она снова к геологу,— на кого ты еще думаешь — кто еще может быть, кроме тебя,— Мадо на секунду замолчала, подыскивая нужное слово, — подвержен этому?

— Не знаю, Мадо,— ответил геолог,— не знаю. Но, скорее всего, это не Рима и не Клу. Они постоянно со мной и я бы заметил, будь что неладно.

— Так, так,— подытожила начальник лагеря.— Подведем итоги. Изолировать тебя я не могу, ты и сам это понимаешь. Есть ли на базе еще такие как ты — тоже неизвестно. — Мадо остановилась. — Ну, ладно. Остановимся, пока, на этом.— Мадо встала с кресла.— Мне пора. А то,— и мадам начальник бросила взгляд наружу, через открытые двери глейдера,— а то на дворе уже ночь и наш, нетленной милостью, преподобный администратор, скорее всего, уже бог весть что несет обо мне по всему лагерю.— И Мадо снова выглянула наружу.

Там, на воздухе, уже в полном мраке, сверкали огоньки фонариков, откуда-то прорывалась музыка и слышались кое-где, отзвуки недавнего скандала — недовольное бурчание, усталое поругивание и журчание остатков "помоев", словесных, выливаемых друг на друга.

— Слышишь,— Мадо повернулась к геологу...

— Что именно?— спросил геолог.

-... клипсы музыкальные я у многих видела, но чтобы кто-то протащил сюда целиком всю игрушку, это для меня новость. А, впрочем,— медленно, с заламываньем рук над головой, с вызовом, с удовольствием потянулась Мадо, юбка и блузка потянулись вслед за хозяйкой, очертив ее фигуру,— хорошо сегодня как. Тихо, тепло, ни дождя, ни ветра, — и весело блеснув белыми зубами, сказала: — Единственный приличный вечер за последние две недели.

— Мадо,— остановил, собирающуюся уйти начальницу базы Лувэн,— Мадо, я раньше никогда не задумывался... Мадо, что со мной будет, что будет с Хьюком?

Мадо Ружич, так и не дойдя до дверей, обернулась.

— Честно? Не знаю! Я начинаю бояться этой планеты, Лувен,— очень серьезно произнесла начальник базы,— падающие из космоса контейнеры, вмешательство в геннокод.., это не планета, это берег, берег динозавров. — И совсем неожиданно, совсем по детски, озорно подмигнула Лувэну:— Но ты мне еще нужен, геолог. На вилах у черта. Вместе веселей будет.

Мадо ушла, Лувэн подошел к дверям. За бортом зияла непроглядная ночь. Он немного постоял, посматривая на звезды, такие большие, яркие отсюда, с этой планеты, кажущиеся здесь неимоверно близкими и позвал дежурного по стоянке.

Вид у молодого физика был взъерошенный и недовольный. Парень явно пытался где-то уснуть и геолог ему мешал, хотя инструкция, самолично составленная Трехугольником и после определенной внутренней борьбы одобренная начальником лагеря, строго-настрого требовала от дежурного всю ночь бдеть, ползать по объекту и не в коем случае, ни в коем, не смыкать осоловелых глазенок. Лувэн скептически глянул на парня, на его сонные очи, в которых уже плавали паразиты сновидений, правда, скрывать нечего, одни кошмары — огромный валун и верхом на нем давешняя химичка. Девица гоготала похабно и тыкала перстом невероятных размеров прямо физику в "фейс" и все норовила его, "фейс", подпортить. Мужик какой-то плешивый, черноусый, по собачьи яму рыл, во все стороны землю раскидывая и воровато оглядывался, а рядом контейнер стоял с надписью -"Народное добро" А мужик, время от времени, вскидывался и начинал орать:— Ня дам!!! Увесь парламент ператрахаю, а ня дам!

Лувэн собрался было сразу доверить судьбу глейдера дежурному, но еще раз посмотрел на его сновидения и передумал.

— Ты, часом, не больной? — подозрительно спросил он у физика.

— Нет, кажется, нет, — ответил опешивший от такого вопроса и, оттого, сразу проснувшийся юноша.

— Да-а, а ты уверен? — еще более подозрительно поинтересовался геолог.

— М, вроде, это, да — замямлил физик.

— Тебя как зовут?— спросил Лувен у физика..

— Шаул.

— Ты вот что, Шаул,— произнес Лувэн,— обязательно сходи к врачу, вот, прямо сейчас и сходи. Я пойду, а ты загонишь глейдер на подземную стоянку и сразу к врачу сходи. Хорошо?

— Хорошо, — сказал, ничего не понимающий, физик. — А зачем к врачу?

— Так надо, — проникновенно сказал геолог и обнял парня за плечи. -Ты еще молодой, ты еще можешь вылечиться. Так что, обязательно сходи, хорошо?

Дежурный, перестав окончательно, что-либо, соображать, молча кивнул головой.

Обретя уверенность в том, что он сделал благое дело и в этом помог обществу, избавив его от больного человека, Лувэн отпустил дежурного. Через несколько минут, закончив все дела, геолог покинул глейдер. А еще через пару минут, катер уже стоял на подземной стоянке.

После бурного окончания дня, ночь, как и положено, прошла тихо, хотя утро началось обычно. Ветер притащил с собой на базу небольшой паршивый камнепад из небольшого паршивого вулкана, взорвавшегося где-то, за тридевять земель, в каком-то небольшом паршивом месте, Всего несколько сот камней. Естественно, не запросто так, а чтобы поставить гузяк какому-нибудь недоделанному обитателю базы. Потом, конечно, пошел дождь. Походил-походил по лагерю, плюнул — как раз в высунувшего голову наружу Радина попал — и пошел дальше, к зацепившимся за острые пики скал плотным, густым облакам. Целый табор этих, на фоне светлого неба, не слишком больших, белых, с темным по краям, облаков собрался у торчащей вверх высокой скалы. Было похоже, что облака готовятся в дальний путь и местом сбора выбрали эту скалу именно за ее рост, за то, что на ее далеко вытянувшемся вверх пике с удобством можно было всем устроиться. Впрочем, чернеющая породой, скала сильно смахивала на дылду-переростка, на которого навалилось что-то сверху мягкое, вязкое и тяжелое, давит, зараза, и не дает голову поднять.

Дождавшись пришедшего ветра, облака снялись со скалы и, не с кем не попрощавшись, поплыли туда, куда собирались. Этот же ветер, прогнавший дождь из лагеря, вначале собирался прекратить и камнепад, но, в последний момент, видимо, передумал, возможно, тому виной и не вовремя выползшие из своих укрытий люди. Один их внешний вид вызывал у природной стихии такие приступы дикого хохота, такие приступы — такие маленькие, плюгавые и ходят на каких-то отростках — что ветер всенепременно старался пришибить кого-нибудь из них при каждом удобном случае — так произошло и на этот раз и, вместо того, чтобы прекратить камнепад, ветер тут же прикатил, в помощь мелким камням, еще пару тяжеленных валунов с ближайшей горы.

— Вот невезуха,— тоскливо пожаловался массивной стене в своей комнате профессор Треда. Профессор присматривался из окна спальни, через защитный колпак, к погоде снаружи. Часы показывали 7 утра по местному времени. Треде еще предстояло опустить свои волосатые ноги с кровати, на которой он сидел и почесать свою мощную мохнатую грудь, таращась в окно и считая камешки, пролетающие мимо. Ему еще предстояло одеться, зайти в пищеблок, то бишь столовую, увидеть там желтую физиономию лагерного врача, повадившегося к Треде садиться за стол — заскочить в лабораторию и в пол-девятого быть на совещании у Мадо. Все эти утренние манипуляции Треда не любил, да и, действительно, здесь было мало приятного — тащится с утра по подземным коридорам, вдыхать запахи разной степени вонючести — с вентиляцией что-то не то сделали и работала она теперь хреново, а единственный, кто брался ее починить, был Радин, — запахи, стекающиеся в коридоры со всех лабораторий и это вместо того, чтобы еще часок-другой поваляться в постели. Впрочем, все зависело от погоды — если на улице светило солнышко и на голову не сыпались булыжники, то профессор бодро вскакивал навстречу утренней прохладе, делал несколько акробатических па-де-де и быстро отправлялся по делам, то бишь совершать утренний "намаз", утренний ритуал, шагая по вымощенным гранитом дорожкам базы. При этом мощная профессорская грудь ритмично двигалась туда-сюда, впуская в себя воздух и выпуская его обратно, мягкие соломенные волосы "пилювали" на прическу и расползались по всей голове, а желтые кошачьи глаза довольно жмурились, радуясь светилу и хорошему дню. Но когда лил дождь и камни размером с кулак Треды молотили в дверь, генетику сразу начинало казаться, что лучшее начало трудового дня — это, вообще, не вставать с постели. Однако, дело есть дело, Треда еще немного посидел и начал одеваться.

Едва спустившись в подземный переход, генетик сразу же столкнулся с несущимся сломя голову Трехугольником. Ярко выделявшийся своим непревзойденным балахоном, бывшим чем-то средним между пижамой делового человека и саваном покойника, Трехугольник и не заметил бы Треду, не положи тот ему на плечо здоровенную лапу-руку. Ошалелые глазки чиновника поерзали туда-сюда, вверх-вниз и по сторонам и, в конце концов, сфокусировались на фигуре генетика.

— Ты-ыи кто?— поинтересовался Трехугольник, уткнувшись лицом в живот Треды.

— Треда,— ответил генетик.

— А я хто? — неожиданно спросил чиновник.

Генетик наклонил голову и заглянул в глаза Трехугольника. Вроде, не придуривается.

— Администратор Бабах.

— А-а,— вяло сказал администратор,— знаю, знаю,— и всплакнул:— Шлюп, глейдер, казенное имущество пропало,— затем бессвязно выкрикнул:— Трое в трансе, Лувэн исчез... .— Не докончив фразу, чиновник попытался вырваться.

— Что, что ты сказал?— удивленно переспросил генетик, однако Трехугольника не выпустил.

Чиновник снова сказал: — Лувэн исчез.— И, наконец, придя в себя, попросил:— Ручки-то поганые убери,— и брезгливо повел жирным плечиком.

Треда убрал руку.

— Пшли,— быстро скомандовал главный администратор,— по дороге расскажу.

Треда торопливо зашагал за Трехугольником.

— Радин с тремя недоумками,— затараторил чиновник,— заперся на ночь в лаборатории и до утра колупал найденное Лувэном вещество. Где-то, в районе полшестого, его сотрудники, причем все трое сразу, взяли и отключились полностью и понесли чистую ахинею. Что-то о загробном мире, о страшном суде и так далее — я не в курсе. Радин, весь в слезах и соплях, прибежал к Мадо, поднял ее с постели и пытался в одном неглиже тащить к себе в лабораторию. Мадо, умничка, привела его в чувство и заставила рассказать все по порядку. Затем разбудила меня и стала звонить Лувэну, отправив этого гения-полудурка Радина назад в лабораторию и приказав ему ни в коем случае не мешать впавшим в транс олухам нести ахинею, а буде они попытаются сбежать куда-либо, удерживать их на позициях любой ценой, до подхода главных сил, то есть, самой Мадо.

— И как это Радин, с испугу, не сунулся под камни,— пробормотал Треда, слушая Трехугольника.

— Обделаться-то он обделался,— не отвлекаясь от темы, по ходу дела, пояснил чиновник,— но не псих же он — самоубийца. Так вот,— продолжил Трехугольник,— Лувэн пропал. Я только что от него. Мобильник валяется, на столе кавардак — что совсем на него не похоже, кровать не расстелена. Словом, что-то непонятное. Вероятно,— поделился Трехугольник своими соображениями,— Лувэн эту ночь вообще не спал. Мадо сейчас допрашивает двух его мерзавцев — помощников. Они всю ночь где-то пропадали -утверждают, что были в гостях у дам, а под утро приперлись в лагерь, дежурный их заметил. Сделали запрос на спутники, пусть проверят окрестности базы. Хьюк тоже исчез. Последний раз его видели вчера вечером.

— Вот это да!— аж подскочил генетик.— И что, он тоже не спал ночью?

— Не знаю,— не сбавляя шаги, пожал плечами чиновник. — Я не проверял.

— О, блин,— внезапно чертыхнулся он, запутавшись в полах своего балахона и, чуть, не упав и, без всякого перехода, сообщил Треде:— Кажется, мы проскочили мимо поворота к Мадо.

Треда оглянулся. Ответвление от основного хода, действительно, осталось в нескольких метрах позади них.

Неожиданно внутри балахона администратора мигнул зеленый огонек и во все стороны сыпанул веер ядовито-зеленых лучей. Через секунду отчаянно заверещала какая-то животина, похоже, прятавшаяся у чиновника в балахоне.

Треда с недоумением уставился на Трехугольника.

— Не думал я, что ты способен держать домашнего любимца,— сказал он чиновнику.

— А я и не держу, — гневно блеснул очами администратор,— это мобильник. — И вытащил из-за пазухи нечто большое и ушастое. Нажав на кнопку с надписью "Прием", гордо пояснил:— Новенький. Сам программировал!

— А-а, сам программировал — протянул Треда, — понятно.

— Алло,— важно произнес Трехугольник, взирая на генетика.

— Бабах,— раздалось из телефона,— Бабах, Треду не видел? Треда исчез тоже!

Трехугольник, прикрыв рукой мобильник, глянул осторожно на профессора генетики.

— Бабах,— настоятельно потребовал голос начальницы лагеря,— я не слышу.

— Да, здесь я, здесь,— слыша, что это Мадо, произнес Треда.

— А может мне он тоже кажется, а на самом деле его нет,— забормотал себе под нос администратор базы, опасливо косясь на генетика.

Треда инстинктивно прислушался к страданиям чиновника...

— Не понял. — зловеще сказал генетик. — Что значит нет?

Администратор моментально нажал на ушастом кнопку "Отключение микрофона".

— Трехугольник, твою мать! Как это нет? А я кто? Мираж?— заорал генетик на Трехугольника.

— Да, здесь он, здесь,— злорадно сказал чиновник, опять включая микрофон — Слышишь, как надрывается,— и направил ушастика на Треду, нажав еще и кнопку "Видео". Изображение скандалящего генетика ушло к Мадо.

— Ну, хвала всевышнему,— успокоилась Мадо,— а то еще и Треда...

Ушастик в руке Трехугольника пискнул и — Треда успел зажать уши руками — радостно захрюкал, как молодой поросенок, давая этим знать об окончании разговора.

— Шуточки у тебя,— буркнул, недовольно, генетик,— тоже мне клоун в пижаме.

— Сам такой,— бойко ответил чиновник.— Это за телефон и, вообще, нечего отключать все на ночь.

— А, дьявол,— спохватился генетик,— и в самом деле,— и зашуршал по всем карманам униформы.— Куда ж я его дел,— бормотал растеряно Треда, ощупывая униформу в поисках отключенного на ночь и засунутого куда-то мобильника.