Дэвид Вебер "Первая победа" (Миры Хонор 7)

— У него такое же постоянное приглашение. Я знаю, почему он не принял это, и, полагаю, действительно не могу его винить. Это больно, но я не думаю, что кто-то мог ожидать, что он открыто порвет с мамой. Наверное, это достаточно болезненно, что мы с ним отправляем так много писем туда и обратно, в то время как с мамой никогда этого не делаем. Если он решит приехать, то я буду вне себя от радости, увидев его, но не поставлю его в положение, когда ему придется выбирать между мамой и новым недвусмысленным приглашением от меня.

— Хорошо. — Он поцеловал ее в макушку и крепко прижал к себе. — Хорошо. Хотел бы я найти способ исправить это, Элли. Я действительно, действительно хочу.

— Я бы тоже хотела, чтобы ты мог, — печально сказала она. — Но ты же нейрохирург, любимый. Очень хороший врач, но все же нейрохирург, а не волшебник.

Гриль-бар Хуанг Хей,

башня Шэдоу Три,

город Грендель,

планета Беовульф,

сентябрь 1858 года п.в.

— Ты ведь понимаешь, что это, вероятно, единственное заведение в Шэдоу Три, где разрешено курить, не так ли? — спросил Каспар Бентон-Рамирес-и-Чоу.

— Это преувеличение, — ответил его сын, набивая трубку свежим табаком. — В трех четвертях ресторанов и баров Гренделя разрешено курить.

— Может быть, но не табак.

— Что чертовски нелепо. — Жак Бентон-Рамирес-и-Чоу раскурил свою трубку. — Это не темные века противораковой вакцины, и пассивное курение большинства других продуктов с гораздо большей вероятностью повлияет на твое суждение.

— Я просто говорю, что когда вернусь домой, твоя мама только понюхает и поймет, что я тусовался с тобой. И тогда она спросит меня почему.

— Нет, — ответил Жак. — Она не собирается спрашивать, почему ты водишь со мной дружбу. Она собирается спросить, почему ее не включили в список. А может, и нет. Она поймет, о чем мы болтали, папа. Как думаешь, она захочет открыть эту банку с червями?

— Вероятно, нет, — вздохнул Каспар, глядя в свою пивную кружку.

— Папа, это глупо, — гнев расстроенного Жака был очевиден. — Достаточно плохо, что мама даже не пишет письма Элли, но она говорит, что с тех пор, как Элли и — конечно! — Альфред "изо всех сил старались не приглашать меня" в гости, даже сейчас, когда Элли беременна, они, очевидно, все равно не хотят о ней слышать. Я указал, что у нее было постоянное приглашение в течение многих лет, и ее ответом было то, что если они недостаточно заботятся о том, чтобы специально пригласить ее снова именно сейчас, то, очевидно, они изначально никогда не относились к этому серьезно. Она говорит, что не будет "ползти" к ним на коленях, если они так к этому относятся. А теперь она наотрез отказывается даже обсуждать со мной Элли!

— Ты ожидал чего-то другого? — поднял голову его отец. — Ты думаешь, она уже не знает, что ты сказал бы? То, что ты уже произносил больше раз, чем я могу сосчитать? — Он поморщился. — И я почти каждый раз соглашался с тобой. Но ты знал мать всю свою жизнь. Только не говори мне, что тебя все это удивляет!

— Что это продолжается так долго? Честно говоря, да. — Жак покачал головой. — Я имею в виду, знаю, что она упрямая, и знаю, что Элли тоже упрямая. Но это!..

У него был такой вид, словно он хотел плюнуть на пол, и Каспар фыркнул.

— Мы с твоей матерью долгое время были связаны по обоюдному согласию, сынок, и я тоже никогда не видел ее такой замкнутой. Но я потратил много времени на размышления об этом. Хочешь, чтобы я высказался по этому поводу?

— Пожалуйста, — сказал Жак.

— Хорошо, во-первых, она искренне не может понять, почему Эллисон выбрала моногамию, особенно так рано. Но я сомневаюсь, что у нее были бы проблемы с этим, если бы Элли просто осталась дома и заняла подобающее ей место в "семейном бизнесе". Она этого не сделала. Она также не собирается менять свое решение и возвращаться домой, и твоя мама это знает. Но она не хочет — не может — признаться в этом самой себе, и это не просто упрямство. Конечно, это большая часть проблемы, но это также причиняет боль. По ее собственному мнению, все, что она когда-либо говорила об "ошибках" Эллисон, продиктовано любовью. Поэтому, когда Элли отвергла ее "совет", она отвергла и ее саму. Она отвергла любовь своей матери в пользу какого-то йеху из такой звездной нации выскочек-нуворишей, как Мантикора.

— Папа!..

— Я не говорил, что Эллисон действительно это сделала. Я сказал, что именно так это видит твоя мама, и это не то, что даже я могу с ней обсуждать дальше. И поскольку она обвиняет Альфреда в том, что он "заманил" Элли в моногамию и "запер ее" внутри пределов мира, она также обвиняет его в том, что Эллисон отвергла ее. Хотя, честно говоря, я думаю, что еще одна важная причина, по которой она так сильно зациклилась на этом, — страх.

— Страх?

— Жак, ты точно знаешь, что эти ублюдки делали с Эллисон, — мрачно сказал Каспар, — и я десятилетиями был вице-президентом планетной Лиги борьбы с рабством, так что я тоже знаю. Мы не можем лгать себе об этом, как бы нам этого ни хотелось, но у твоей мамы нет нашей проницательности, и она никогда по-настоящему не признавалась, насколько это было ужасно. Или как глубоко внутри она напугана тем, что это может повториться. Она не может признать свой страх, не столкнувшись лицом к лицу с реальностью, а не признав страх, она не может согласиться, что по крайней мере половина ее искреннего гнева проистекает из отказа Элли остаться дома, где люди, которые ее любят, могли бы обеспечить ее безопасность. Или что настоящая причина, по которой она злится на тебя, заключается в том, что ты один из тех, кто должен защищать Элли здесь, а вместо этого помогаешь "подвергать ее риску" в Звездном королевстве!

— Я сказал, что ей нужна консультация по этому поводу, но она просто отмахивается от меня, а раньше она никогда этого не делала. Вот почему я знаю, насколько глубок на самом деле ее отказ бороться с этим. И именно поэтому, как бы иррационально это ни было, мы с тобой оба знаем, она до чертиков обижена на Альфреда. Она не может принять любовь Элли к нему — тот факт, что она выбрала его, когда твоя мама настаивала на ином, — не признавшись себе, из чего Альфред вытащил Элли. Что касается ее, то ты тот, кто действительно спас ее, когда прибыл туда на штурмовом шаттле. Опять же, потому что, если она когда-нибудь признает то, что сделал Альфред, ей придется по-настоящему столкнуться с тем, что случилось с Элли до того, как он туда попал.

— Я не думал об этом с такой точки зрения, — медленно произнес Жак.

— Что ж, значит, вас двое, — сказал Каспар с горькой улыбкой. — Потому что она, черт возьми, тоже уверена, что нет. Во всяком случае, не с тем первоклассным мозгом, который, как мы оба знаем, у нее есть. И я не удивлен, что ты не подумал об этом, потому что последнее, что обычно делает твоя мать, — это иррационально, а это настолько иррационально, насколько это возможно.

— А как насчет тебя? — спросил Жак, откидываясь на спинку стула и снова раскуривая трубку.

— Насколько я понимаю, Альфреду Харрингтону можно неограниченно доверять, — просто сказал Каспар. — Я знаю, что он сделал, и для Элли, вероятно, безопаснее на Мантикоре, чем здесь. И мы с ней обмениваемся письмами каждую пару стандартных недель. — Глаза у него были несчастные. — Я действительно жалею, что не принял приглашение навестить их, но твоей маме и так больно каждый раз, когда мы просто обмениваемся письмами. Если бы я действительно поехал, это было бы похоже на то, что ее бросили — покинули — и не одобряют все, кто должен был бы ее любить.

— Это просто смешно. Никто ее не "бросал" и не "покинул"!

— Я не говорю, что кто-то это сделал. Но именно так она себя и чувствует. Я ненавижу это почти так же сильно, как ненавижу ее отказ самостоятельно обратиться за какой-либо консультацией, но не могу найти способ изменить это. Какой-то должен существовать. Показывает твоя мама это прямо сейчас или нет, она слишком сильно любит Эллисон, чтобы не было другого выхода. Но будь я проклят, если знаю, какой это выход, Жак.

Поместье Харрингтон,

графство Дювалье,

герцогство Шэдоу Вэйл,

планета Сфинкс,

двойная система Мантикоры,

октябрь 1859 года п.в.

— Так ты все еще уверен, что это хорошая идея?

Альфред Харрингтон улыбнулся, вытирая правой рукой пот со лба Эллисон, в то время как она сжала его левую обеими руками так, что побелели костяшки пальцев. Она стиснула зубы, тяжело дыша, пока схватка не ослабла, затем откинула голову назад.

— Кажется, припоминаю, как ты думал, что это было бы хорошей идеей, пока мы занимались всей подготовительной работой! — едко сказала она.

— О, я все еще думаю, что это прекрасная идея! В конце концов, это я вытираю пот и поучаю, а не кто-то там, на поле, так сказать.

— И я заставлю тебя заплатить за это замечание.

— Просто даю тебе возможность сосредоточиться на чем-то помимо схваток. Видишь, какой я добродетельный?

Эллисон издала несколько сдавленный смешок и покачала головой.

— На самом деле, если я не упоминала об этом раньше, для такого невыносимого хама, от которого забеременела невинная и ничего не подозревающая молодая женщина, ты не слишком жалок.

— Успокойся, мое трепещущее сердце! — Альфред покачал головой. — Не уверен, что смогу вынести всю эту бурную похвалу.

Она снова рассмеялась, затем еще раз, нежнее сжала его пальцы, прежде чем отпустить их. На данный момент.

Оба они, как родители их будущей дочери, были врачами, и где-то около двух третей или трех четвертей их друзей — и практически все их коллеги по профессии — также были врачами, которые работали в двух лучших больницах Звездного королевства Мантикора. Возможно, это две из лучших больниц во всей исследованной галактике. Таким образом, весь дородовой уход, о котором могли мечтать будущие родители, был легко доступен. И они этим воспользовались.

Но Альфред на этом не остановился. Учитывая решимость Эллисон родить своего ребенка в том же доме, в котором родился он сам, он получил разрешение своих родителей установить гравитационные плиты в северном крыле. Как уже заметила Эллисон, обширный "фермерский дом", который защищал столько поколений Харрингтонов, определенно отличался просторностью. Особенно по меркам уроженки Беовульфа.

Жилье в таком городе, как Грендель, обычно было стесненным и имело тенденцию быть... компактным. Не из-за дороговизны, учитывая, что современные строительные технологии делали строительные проекты, к которым ни один фараон не прикоснулся бы, относительно недорогими как с точки зрения рабочей силы, так и ресурсов. Нет, проблема заключалась просто в физическом пространстве. Башни, подобные тем, в которых выросла Эллисон — или такая, как Карлтон Локателли сегодня, — поднимались прямо вверх, а не расширялись из-за ограниченной площади, которая позволяла это делать. Такая башня, как Локателли, вмещала население докосмического городка средних размеров или даже небольшого города в здании, основание которого составляло всего двести метров в поперечнике. Она достигала этого, разместив своих обитателей друг на друге и разместив коммерческие этажи с магазинами, ресторанами, библиотеками, ночными клубами и всеми другими мыслимыми поставщиками услуг, которые были удобно расположены для ее жильцов. Но даже в такой просторной квартире, как у Эллисон и Альфреда, редко было больше ста пятидесяти или около того квадратных метров фактической площади. Были исключения, особенно в роскошных башнях, но по большинству стандартов их жилье определенно было роскошным.

С другой стороны, поместье Харрингтонов представляло собой идеальный квадрат со стороной двадцать пять километров. Практически все эти шестьдесят две тысячи гектаров оставались девственными лесами, и Харрингтоны намеревались сохранить их в таком виде. Несмотря на это, на протяжении веков было достаточно места для расширения первоначального дома и прилегающих к нему теплиц. Даже самые высокие его части были не более трех этажей, но он был по меньшей мере в десять раз больше их квартиры в башне Локателли. Северное крыло, которое на самом деле было самой старой частью дома, могло похвастаться всего одним этажом и площадью около двухсот квадратных метров. Пару поколений назад его переоборудовали в гостевое крыло, поскольку, помимо всего прочего, в нем все еще была собственная кухня, и Ребекка с Александром настояли на том, чтобы официально сделать его своим для Альфреда. Тот факт, что в нем был всего лишь один этаж, упростил установку гравитационных плит — хотя это все еще требовало много конструктивных работ, — означавших, что Эллисон могла оставить свой личный антигравитационный блок в шкафу, не подвергая себя полному воздействию гравитации Сфинкса.

Это было не такое уж незначительное соображение для женщины, которая была беременна больше стандартного года.

Она могла простить Альфреду довольно многое, когда бы ни подумала об этом. Кроме того...

— О-о-о! Руку! — сказала она, протягивая руку, и опять схватила его за левую кисть, когда начались новые схватки.

Когда схватки у нее только начинались, все было совсем не плохо. На самом деле, у нее был еще больший дискомфорт из-за несварения желудка, и она отправилась на прогулку — с Альфредом с дробовиком на плече, — а затем вернулась домой и долго принимала душ, чтобы помочь себе расслабиться. Но это было пятнадцать часов назад, что, по ее мнению, было достаточно давно.

На самом деле, она была более чем готова к тому, что их дочь изменит ее внешность. Она бы ни за что не пропустила свою беременность. Момент, когда она впервые почувствовала шевеление ребенка, навсегда останется в ее памяти. Прислушиваясь к сердцебиению ребенка. Чувствуя, как она двигается со все большей и большей силой. Чувствуя ее толчки. Лежа в постели рядом с Альфредом, положив голову ему на плечо, они оба слушали биение ее сердца. Даже в те дни, когда их непослушный отпрыск решила станцевать джигу на ее мочевом пузыре. Все это — каждое мгновение — было тем, чем она будет дорожить вечно. Возможно, она чувствовала бы себя по-другому, если бы страдала от утренней тошноты, которая все еще слишком часто была уделом беременных женщин, хотя этот пульсерный дротик минул ее.

Но теперь...

Она крепко держала Альфреда за руку, тяжело дыша, затем снова откинулась назад, когда схватка наконец ослабла.

— С интервалом в четыре минуты, милая, — сказал он ей тогда. — Последняя длилась пятьдесят семь секунд. Время, как ты думаешь?

— Возможно, — ответила она, все еще тяжело дыша. — Во всяком случае, я на это надеюсь! Это тяжелая работа!

— Мне об этом говорили, — весело сказал он, активируя свой унилинк и вводя код.

— Да? — произнес чей-то голос.

— С интервалом в четыре минуты, продолжительностью пятьдесят семь секунд, — ответил он. — Моя нетерпеливая супруга предполагает, что, возможно, тебе пора появиться, Джессика.

— Уже в пути, — ответила Джессика Харрингтон. — Ждите через пятнадцать минут.

— Скажу ей, чтобы набралась терпения.

— Если ты это сделаешь, она убьет тебя. Что оставило бы меня только с одним братом. Самым умным, — язвительно сказала Джессика. — Конец связи.