— Слышь, Перст, — простонал-таки я, — я руки освободил.
— И?
Вот, сука, у меня хоть что-то делается:
— И все, теперь с клетками надо разбираться, — язык еле ворочается, выталкивая слова.
— Ни черта ж не видно, — просипел коротышка.
— Кому как, да и ощупать теперь все могу, вдруг и замка-то нет.
К слову, зрение постепенно возращалось в норму, контуры бородача приобрели четкость, размытость почти исчезла и моему взору постепенно представал фак как он есть, во всей своей широкоплечей красе. Блин, такой себе шкафчик на ножках, как его только запихнули в клетку, вширь вдвое больше меня, даром, что ростом не вышел. Хотя, у них же это норма, у гномов-то, так что...
Кстати клетка оказалась вполне дерьмовенькой в плане темницы ввиду обычной щеколды да завязки на ней. Без возможности хоть что-нибудь разглядеть, да со связанными руками, да под зельем отравленным или чем они там спаивают подобных мне бедолаг — выбраться нереально. Так что все вполне логично. Кое-как извернувшись и поменяв позу и дотянувшись до створки, просунулся через прутья и выпал в осадок. С моей стороны просто не было видно, что там и как, лишь щеколда да кусок свисающей веревки, а по факту имелся весьма и весьма внушительный узел, тремя пальцами, просунутыми сквозь решетку который ну никак не развяжешь. И хоть ты тресни, ничего не сделаешь!
— Ну, что там? — подал голос гном.
— Хреново все, просто щеколда, но завязанная намертво.
— Не достаешь?
— Достаю, тремя пальцами...
Минута тишины и коротышка опять подал голос:
— И что будешь делать?
— А, черт его знает.
Следующие не знаю сколько минут, часов мы соблюдали полнейшую тишину, гном — замерев и превратившись в соляной столп, не буквально, конечно, а я — сосредоточившись на всяческом ощупывании и стирании пальцев о злополучный узел. Эти сволочи знали толк в своем деле, или я просто ни хрена в этом не шарил, но ни на ум, ни куда-либо еще ничего не приходило — в общем, швах!
— Эй, гноме, у тебя вообще никаких мыслей? Помрем же скоро, — наконец, вырвалось у меня, что толку самому рыпаться, коли ничего не получается, пусть тоже помучается.
Ответ пришел не сразу, но, все же, пришел:
— Помолись своим богам, человек, — по имени этот недоросток ко мне принципиально не обращался, — и смирись со своей участью.
Тьфу ты, фак — он как есть фак, палец средний, мать твою, коротышка уже давно сдался, а я этого все еще не понял. Ну и черт с ним, сам как-нибудь разберусь. Правая рука сменила левую и истязание продолжилось вновь, любое напряжение мышц сводило скулы, заставляя сдерживать стон, и лишь сила воли да страх двигали мной не позволяя остановиться. Оказаться уложенным на алтарь и получить вспоротое брюхо как-то совсем не хотелось.
Как ни прискорбно, но таки пришлось признать — с щеколдой мне не справиться. Не дается она мне, да и я слаб и немощен, тем более, после оказанной "помощи", что ж, остаетя только одно:
"Слышь, ты, чмо, давай, короче, кончай меня" — и приготовился к скорой кончине.
Секунда, другая, и ничего. Да что за хрень, ты что там, заснул, помошник чертов, наворотил дел и в кусты, как овтечать приходится? Вот ведь гад...
"Я не буду тебе помогать, сам понимаешь, какой риск, остаться навсегда в этом подвале мне совершенно не хочется"
Вот идиота кусок, то есть, сгусток, блин, тьфу ты, баран бестелесный: "Ага, а попасть на алтарь под жертвенный нож и во власть непонятно какого божества не хочешь? Не думаешь, что риск куда более велик пред очами подобной силы?" Собеседник задумался, а потом меня пронзила острейшая боль в районе позвоночника, и мир померк.
"Вы погибли"
Получено достижение "Посмертие одержимого"
Оба уведомления всплыли перед глазами почти одновременно, едва только смог разлепить глаза, застив и синее небо, и зеленые кроны над головой, и напомнив о том, что вообще произошло. Черт! Подорвавшись, я судорожно заозирался, пригнувшись и лихорадочно перебирая в памяти последние часы перед кончиной, и складывая картинку воедино. По всему выходило, что сгусток таки не "пережил" перерождения, его присутствие не ощущалось, исчезла слабость, ушло давление в затылке и неприятный зуд в мозгах. Мир праху твоему, надеюсь, ты возвратился назад, к себе в обитель мрака. Итак, драпать! Или...
Или вернуться и если не разобраться со всей этой деревенькой, что вряд ли у меня получится, так хоть попытаться гнома вытащить. И хоть коротышка не вызывал у меня каких-либо теплых чувств, но и помнить о своем таком не слишком достойном поступке как-то не улыбалось. Черт! Ну и, как быть — а ноги уже несли меня по единственной тропинке с кладбища, где я появился. По пути вчитался в полученную то ли плюшку, то ли очередное проклятие, но так ни черта и не понял:
"Посмертие одержимого: гибель одержимого сущностями всегда незавидна, и чем более могущественно вселение, тем страшнее посмертие"
И все, никакой конкретики, никаких цифр, короче, как всегда. Впереди показалась околица селения, мирный гомон которого вовсе не вязался со всем тем, что удалось узнать об этих, так сказать, "селянах", за последние часы. Ловушка для путников, доверчивых и неосторожных, таких как я, бедолаг прохожих. Застолье, душевные беседы и — погреб с клетками под конец, хорошо устроились, сектанты, мать их так! Поразмыслив, решил дождаться темноты и лишь тогда выдвигаться дальше. Предстояло сначала найти искомый погреб, ни разу не попавшись никому на глаза, пробраться в него и вызволить незадачливого гнома. А потом еще и умудриться свалить, неся его на себе, вряд ли коротышка после столь длительного заточения способен вообще переставлять ноги. Эх, ну куда я лезу, зачем мне это, ой, дурак...
До вечера оказалось всего ничего, сумерки пришли неожиданно быстро, просто краски со всех сторон слегка померкли, намекая на опускавшуюся темноту, и я понял — пора!
До первого двора буквально дополз на брюхе, оставляя за собой довольно заметную просеку, словно катком кто прошелся. Пассивка, мать ее так, делала из меня просто никудышнего лазутчика, трава не просто вминалась, а словно сливалась с землей, стиралась и вообще исчезала хрен знает куда. Да еще ровчик небольшой образовывался, неширокий, но наверняка довольно приметный, и это посреди густой, зеленой и молодой поросли — нормально? В общем, как ни прятался, как ни ютился по кустам и обочинам, а если бы кто-то был в округе, заметили обязательно, так что пока лишь везло, не моя заслуга. Муканье со стороны села почти прекратилось, видать, вечерняя дойка таки началась, сельский гомон стих до едва слышимого, перекрикиваний и разговоров слышно не было. Ко сну уже готовятся, что ли, по избам расходятся? Хорошо, меньше шанс нарваться на кого-то, и значит, пора переходить к основному — поиску злосчасного погребка.
Проблема была в том, что я никакого понятия не имел, как правильно это сделать, вернее, где и в каком доме он вообще может быть, и какие признаки на это укажут. Вдруг это вообще сарай какой-то на околице с другой стороны селения, а я ползаю тут на брюхе, причем зазря. Ладно, вариантов все равно не видно, так что начнем.
Для начала решил-таки обойти село по периметру, примериться, так сказать, благо, собак тут, почему-то, вообще не держали, лишь домашняя скотина да уйма котов, кошатники хреновы. Ну, будет вам, поплатитесь за это, удасться все и найду возможность — подапалю вас к чертям собачим, авось да сгорите!
Первые подгляды в окна ничего не принесли, комнаты без каких-либо намеков на подпол, ни крышек в полу, ни ковров, закрывающих дощатый настил, ничего. Но оставались еще помещения, куда хрен бросишь взгляд, закрыто, блин, а живые, здравствующие и пока не собирающиеся ложиться спать хозяева не позволяли провести более тщательный поиск. В уровнях-то я порезан, а они там не по одному сидят, минимум трое-четверо, семьями, да еще со двора голоса иногда раздаются. В общем, первый блин пока комом, и я ума не приложу, где искать, разве что пока продолжить на авось заглядывать в окна, а как в свои права вступит ночь — пойти на риск, пробираясь уже прямо в избы и, если что, моча этих гребаных сектантов на глухо. Если понадобиться, конечно, спать-то они явно будут порознь. Но что мне мешает с топором наперевес, к примеру, нанести визит каждой семье? Бррр, прям маньяком каким становлюсь, нет, не по мне, не хочу, да и не буду таким заниматься. Для самозащиты и если попадусь — да, а так увольте.
Следущие часа два, а то и больше, ничего полезного не принесли, разве что более детально ознакомился с расстановкой домов и попроверял все сараи, туалеты да подозрительные пристройки, не входящие в состав домов, а как бы вынесенные отдельно. В общем, пусто! А значит, таки в избе какой подпол, и вот только тогда, мать вашу, меня и осенило — твою за ногу, ну зачем тащить пленника через все село, когда тут тебе опоили, и тут же, в этой самой постройке и определили на временное "проживание со всеми удобствами". Ой, я баран!
Через десяток минут ноги вынесли меня к так радостно и приветливо встретившей меня домине, где подчевали и угощали, как родного, улыбались в глаза и соловьями рассыпались в благодарностях. У, суки! Тутошняя семья уже спала, я даже слышал мерное похрапывание у одного из окон, логично, луна уже высоко в зените, даже на убыль слегка пошла — самое то время видеть крепчайшие сны. Пробрался внутрь, тишина. Проверил одну комнату, вторую, зашел в спальню — мужик лежит, незнакомый, здоровенный что вширь что в верх, и совсем не похожий на того дедка. О, как! А дом-то, чужой, не к себе непись привел, не к себе, наверняка у них тут все оговорено заранее и именно сюда приводят "гостей", мать их так. Ладно, спи, гадина, спи, а я пока пошурую тут тихонечко, вон, еще пара комнатенок не разведана.
Стараясь ступать бесшумно, на цыпочках, подкрался к ближайшей закрытой двери и слегка нажал рукой. Еле слышно заскрипело, заставив недовольно поморщиться, но отступать не стал и — ничего, какой-то чулан с кучей полок со всевозможной кухонной утварью. Ладно. Подошел ко второй двери, та же ситуация, скрипит, сука, да гораздо громче, чем предыдущая. Храп внезапно пресекся и в доме наступила полнейшая тишина, сердце у меня екнуло, а в следующее мгновение события понеслись вскачь.
Благо, хоть темнота на моей стороне. Ага, щаз! Выскочившая из своей комнаты мужнина вполне сносно разбирала дорогу и, более того, прекрасно видела, куда бить. Замах, должен признать, был королевский, от души и, если бы попал, меня снесло бы как пушинку. Но, народная индейская изба, как говорится! Обратка вышла знатная, амбала согнуло вдвое, позволив мне еще пару раз приложить его по голове, выбив крит и уложив на пол окончательно. Жить непись еще будет, а вот встанет не скоро, дыхания почти не слышно, морда в смятку, вся в крови, видать, качественно пробил, мощно. Вон, даже не стонет, зараза сектантская, и оклемываться точно в ближайшее время не станет, так что сойдет.
За последней дверью, как и предполагал, был опять-таки небольшой чулан и — крышка в полу, с большим таким металлическим кольцом вместо ручки. Потянул на себя, та поддалась и пошла вверх, без скрипа, что удивило. Откинув ее полностю, облокотил о стену и бытро-быстро начал спускаться вниз, благо, ступеней оказалось не много, всего восемь. Думал, тоже скрипеть начнут, но нет, чудеса, мать их так!
Гном нашелся сразу, как и помнил по прошлому своему посещению: небольшая каморка да две клетки с пленниками, хотя сейчас пленник был всего один и выглядел куда хуже, чем чем запомнился по тому разу. Ладно, что у нас тут...
С зеколдой пришлось повозиться изрядно, даже наверх поднимался, за ножом, но таки разрезал злополучную веревку и принялся взваливать на себя коротышку, предварительно освободив ему руки и вытащив за ноги наружу. Сколько бородач пребывал без сознания, понятия не имею, но меня это вполне устраивало — меньше болтовни и задержек, больше дела и шансов улизнуть незаметно. Весила эта детина просто песец сколько, кабан, что б его, и как только моя спина все это выдержит? Крякнув и перехватив фака поудобнее, сделал первый шаг, ничего, терпимо. Поднялся наверх, удерживая на спине ценный груз, добрался до двери, согнувшись, чуть ли не в три погибели, толкнул дверь и... столкнулся взглядом с кошаком!
— Б
* * *
ь, — сорвалось облегченное с губ, меня аж трухнуло всего с перепугу, выходишь такой, а напротив две желтые светящиеся плошки, не мигают и словно в саму душу проникая, намекют, мол, видим, видим, что творишь!
— Пшел вон, котяра, — попытка пнуть животину успехом не увенчалась, отскочил, и я, в очередной раз чертыхнувшись, потащился дальше.
Не знаю, то ли с пропажей этого хренового сгустка ко мне вернулась удача, то ли просто настала белая полоса в бесконечной зеброидности жизни, но меня не то что не заметили, но и не попался никто ни разу. А что, сейчас часа два, а может и все три ночи, секатнты спят, наблюдая свои сектантские сны и наверняка радуясь тому, сколько они народу там на алтари кладут, выродки убогие. Хотя живут сладко, вон, домины и хозяйства какие, хорошо устроились. До околицы дошкандыбал уже на пределе сил, а гномяра как не подавал признаков сознания, так и неподает, жив, и то хлеб.
В первых же кустах на околице эту тушу мяса я и сбросил, с облегчением повалившись рядом и вытянув ноги, небо, как же намаялась моя тушка тащить этого увальня! Небось всю свою жизнь непися только и делал, что жрал да спал, забывая ср**ь, избавляясь от лишнего, центнер весу точно наел, кабанюка. Дышалось тяжко, все-таки порезка уровней дала себя знать, и прилично, то, что раньше казалось плевым делом, теперь воспринималось как реальная проблема.
— Эй, гноме, — шепнул я, ткнув его кулаком в бок, — просыпайся давай.
Но меня игнорировали. Полежал еще чуток времени. Повторил процедуру. Результат тот же, нулевой. Черт, пойти, что ли, реально там все поподжигать? А огонь где я возьму — в печь, что ли, какую заглянуть? Но уровни, епт, уровни, стремно как-то, так что нет, не пойду, не стоит оно того.
Остаток ночи занимался тем, что оттаскивал все еще бессознательного гнома подальше от села, за ноги, позволяя квадратной башке с растрепанной бородой беспрепятсвтенно вспахивать затылком землю, а иногда и подпрыгивать. Болеть, наверное, потом будет знатно, ну да и фиг сним, примем это за маленькую месть нелояльному ко мне типу. И так жизнь ему спас, пусть только попробует что-то вякнуть потом.
А утром — утром поднялся гвалт, да такой, что подорвал меня на ноги похлеще какой пощечины, в груди медленно зарождался страх. Бежать! Бажать, пока не поздно, ночью прятаться еще куда ни шло, но днем, на их земле, где противнику знакома, наверное, каждая кочка, да и след наш взять труда не составит, охотники, небось, есть. Черт, да просыпайся же, борода твоя лохматая, просыпайся! Я отчаянно лупил гнома по щекам, голова бедолаги мотылялась из стороны в сторону, грозя если не отвинтиться, то оторваться точно, но подлый гадкий фак будто смеялся надо мной, продолжая мирно посапывать.
— Да очнись же! — просипел я ему в ухо и уже в сердцах отвесил такую затрещину, что непись тут же охнул, мгновенно открыв глаза и широко открыв рот задышал, словно выброшенная на берег рыба. Тяжко задышал, мощно, будто перед смертью, в последний раз, — ну, наконец-то, руки в ноги и, если жить хочешь, деру!
