Рядом, буквально в двух шагах, в куче собственных кишок лежал толстяк, которому хлыстом вспороло живот. Больше всего он походил на раздавленный помидор. Чуть поодаль Сакура видела следующий труп, за ним — еще и еще.
— Добрые духи... да тут настоящая бойня! — вокруг с феноменальной быстротой, на какую способны лишь сообщества, чуждые всякой дисциплине и зиждущиеся на грубой силе, начала скапливаться толпа мужчин, вооруженных весьма разношерстно. Пьяные, озлобленные, они появлялись из домов и окрестных улиц, и сразу же начинали сыпать проклятиями, осматривая учиненный генином погром. Некоторые из них несли с собой факела и лампы, несмотря на то, что уличное освещение почти не пострадало от ударов хлыста. Огонь дрожал в стеклянных колбах, трещал на промасленной пакле, кроваво отражался в обнаженных клинках.
— К оружию, вольница! На нас напали!
— Напали? Кто напал?! Огонь? Пустынники?
— Катунийцы! Нордлинги! Задумали отомстить нам! А ну, парни! К оружию! Скинем паршивцев обратно в море!
Сакуру никто словно бы и не замечал. В открытом вечернем платье, с вплетенными в волосы цветами, ее почти наверняка сочли местной проституткой — из тех, что подороже. И то сказать — полулицы раскурочено, на дощатом настиле два десятка трупов — до шлюх ли сейчас?
— Стойте! Стойте, браты! Никакие это не нордлинги! Я только что из порта, там только шум слыхали, да ничего не видали. Тишь да гладь, корабли в доках стоят целехоньки!
— Врешь, собака! Бей его, парни! Это лазутчик! Провокатор!
— Уймись! Уймись, кому говорю! Оглянитесь вокруг, браты! Если это все катунийцы сотворили, что же они, мать их, за черти такие?!
Вооруженная толпа зашумела, заспорила, блеснули клинки, кого-то утихомирили, кто-то пополнил счет мертвым телам, но, в конце концов, коллективное мнение склонилось к тому, что катунийцы — варвары, шельмецы и негодяи — тут ни при чем. Следующая догадка, хоть и не вполне верная, возникла тут же, и было заметно, что она многим пришлась по душе.
— Демон! Один из демонов Укиё вырвался из клетки!
Кто-то сразу выразил сомнение — ему тотчас же указали на изувеченную улицу. И добавили, что катунийцам или кому-то еще, дабы устроить такое в центре Рифа (то есть почти за милю от порта, куда мог войти вражеский флот), необходимо было бы сперва научиться летать.
— Кто доверил Укиё право властвовать над Черным Рифом? Кто помог ему сбросить прежнего адмирала-префекта? Мы, браты, мы! Вольница! Нашим пособлением воцарился он на Рифе! И заради чего? Что, мы при нем лучше жить стали? Что, деньги у нас в карман не лезут? Поставили главным полоумного, вот и получили: не остров, а заповедник нелюдей! Дождемся, он нас всех на корм своим тварям пустит!
— Будто мы ему позволим!
— Раньше море высохнет! Долой подлеца!
— Козу ему! Кончилась его власть!
— Долой!
Выходило скверно. Допустим, Наруто одолеет Акацки, но что они будут делать дальше, если Мутэ Юдзи свергнут его же подданные? Сакура вообразила, как разъяренная пиратская орда, ворвавшись в особняк, распорядится Мирной и остальными служанками, и заскрипела зубами.
— Сакура! Ты что здесь делаешь?
Прямо над ней, на подрубленном навесе, в тени покосившейся вывески сидел на корточках Ямато. На нем были не обычные рубаха и штаны, а униформа охотника за головами — вроде той, какую он носил в Краю Рек, и Сакура опять пожалела, что одета не по-боевому.
— Ямато-сан! — девушка вспрыгнула к нему, и крыша под ними двоими опасно пошатнулась. — Здесь... Все эти люди...
— Без эмоций, Сакура. 'Все эти люди' — враги нашего государства. В борьбе с пиратами Край Огня потерял тысячи жизней и сотни кораблей. На каждого обитателя Рифа приходится по пять наших соотечественников, погибших в морских стычках. То, что Какаши-семпай благодаря личному знакомству с адмиралом-префектом, нашел для нас убежище на этом острове, еще не делает Укиё нашим другом.
— Но нам же не вечно сидеть на пиратском острове! Сегодня погибли уголовники, а завтра кто? Наши товарищи?..
В пиратской массе наметилось организованное движение. Идея насильственной смены власти получила резонанс так же быстро, как и родилась, но от Сакуры не укрылось, что на призыв немедленно воплотить ее в жизнь откликнулись далеко не все собравшиеся. Кто поумней, сразу понял, что спонтанное восстание обречено на провал, и от двинувшейся к особняку толпы по одному, по двое стали отставать, отделяться люди, тотчас же теряющиеся в переулках и подворотнях.
— Об этом после. Сейчас нужно догнать Наруто. Все говорит о том, что его хотят заманить в ловушку. Проклятье, да это так очевидно, что Наруто — набитый дурак, если не понимает!
— Ловушка... Да, я согласна. Но... я... — Сакура задумалась, подбирая слова. — Не вините его, Ямато-сан. Он только что пережил большой шок и... слегка разозлился...
— Шок? — недоверчиво переспросил дзеунин, как будто не зная, что для генина причиной шока становится любое потрясение сильней непредвиденного нарушения распорядка приема пищи.
— Акацки... убили Сайто.
Вообще-то, если говорить о врагах, то по своему статусу Сайто ничем не отличался от разбойников Укиё. Но не он сам, а наследие отца сделало его врагом Огня, и чисто по-человечески Сакура мальчика жалела. Ямато же новость принял сдержанно, и лишь нервно дернувшийся уголок рта свидетельствовал о том, что она его огорчила.
— Поспешим.
* * *
Преследовать убийцу было приятно. Наруто не сомневался, что вскорости его настигнет. Его агрессивный стиль боя, размашистые движения и любовь к долгим, требующим огромного напряжения сил прыжкам говорили генину, что противник более привычен к коротким победоносным схваткам, нежели к затяжным погоням. Из всех стратегий Наруто и сам признавал единственно оптимальной только бешеный натиск. Природа здорово посмеялась над ним, наделив тягою всегда и везде играть по правилам, хоть и на грани фола, но обделив всякой способностью к подвоху и любому предательству.
С недавнего времени генин начал находить в себе еще большее неприятие подвоха и предательства, чем прежде.
Не верилось, что бегство нукенина — признак его слабости. Он завлекал Наруто в ловушку. Не ту, где генину угрожали бы засада или подлый удар в спину, а такую ловушку, в которую мог бы угодить только одержимый демоном. И, сказать напрямоту, Наруто в нее уже угодил. И вдобавок оставался нерешенным вопрос, как убийство сопляка Хикавы сумело подействовать на него до такой степени, ибо прилив гнева, испытанный им на пляже, был сравним, а, возможно, и превосходил тот, что едва не стоил жизни Орочимару.
— Кругом одна западня и подстава, — проворчал Наруто, адресуя эти слова Кьюуби, — а тут еще ты.
'ЧЕМ НИЧТОЖНЫЙ КЬЮУБИ НЕ УГОДИЛ СВОЕМУ ЯСНОВЕЛЬМОЖНОМУ ПОВЕЛИТЕЛЮ?'
— Я был достаточно зол, когда этот сучий потрох делал из Сайто отбивную у меня на глазах. Ничто не мешало тебе пустить чакру мне в мозг безо всяких ограничителей и снова превратить меня в твое орудие. Но ты этого не сделал, и мне не верится, что из жалости.
'ПРИ ДВУХ-ТО ХВОСТАХ?'
— Не дури, это мы с тобой уже проходили. В кнуте твоей чакры больше, чем в пяти хвостах вместе взятых. Нет, воротник, тебе меня не провести!
'НУ И В ЧЕМ ЖЕ МОЯ 'ПОДСТАВА', КАК ТЫ ИЗВОЛИЛ ВЫРАЗИТЬСЯ?' — во внутреннем голосе Лиса сквозила некоторая напряженность, и генина внезапно осенило.
— Тут не подстава. Тут инстинкт самосохранения. На то, чтобы полностью освободиться, тебе нужно несколько минут, в течение которых ты занят преодолением печатей, а я теряю волю ко всему.
'ПО-ТВОЕМУ, В УКАЗАННЫЙ ТОБОЮ ПРОМЕЖУТОК ВРЕМЕНИ МЫ ОБА БЕЗЗАЩИТНЫ?'
— Нет. В прошлый раз, когда я повелся на твои подначки, высвободившаяся чакра разломала в щепки мост Небес и Земли. Сам Орочимару не рискнул приблизиться к нам, а уж эти убырки и подавно не сунутся. Но я знаю, что в какой-то части этого действа все-таки есть пара секунд, когда ты уязвим и беспомощен, и тебя можно брать голыми руками. За зад. — Что-то подсказывало генину, будто это непременно должно приключиться в момент аннигиляции последней печати на клетке Лиса. Той, что олицетворяла последний подвиг, жертву и, по сути, посмертие Четвертого Хокаге. Обосновать свою теорию он затруднялся, но парадоксальным образом почитал ее само собой разумеющейся. — И Акацки тоже это знают — так они и отловили семь других Биджуу. Но лучше чем Акацки и я это знаешь ты, воротник. По-отдельности они тебе не страшны: потому-то ты и попытался вырваться тогда, когда мы спасали Гаару, и потом, перед лицом Орочимару. Ну а двое скрутят тебя в бараний рог за миг до того, как ты войдешь в зенит силы. По этой причине ты ни за что не снимешь ограничения с потока чакры в мой мозг.
'ДЕРЖИТЕ МЕНЯ ТРОЕ! ВОН ОН КАК ЗАГОВОРИЛ! ЗНАЕШЬ, ТЕПЕРЬ МНЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО ВРЕМЯ, КОТОРОЕ Я ТРАЧУ НА ТРЕП С ТОБОЙ, НЕ ПРОШЛО ВПУСТУЮ. ТО ЛИ ТЫ НАУЧИЛСЯ СЛУШАТЬ, ТО ЛИ СЛЕГКА ПОУМНЕЛ'.
— С кем поведешься, — ответил генин, — от того и наберешься. Ума здесь ни на грош.
Нет, думается, катализатором для генина послужила вовсе не смерть Сайто. Наруто попривык к обществу царевича, но не был с ним в хороших отношениях. Его вывела из себя наглость Акацки, осмелившихся убивать людей — неважно, находящихся под покровительством Наруто или незнакомых ему — у него на глазах. Без его разрешения. Ему назло. Он пришел в ярость, но слово 'ярость' придумали люди, и потому оно, хоть и было близко по значению, не отображало его состояние. То варево, что бурлило в нем, было лишь бледным отблеском какой-то другой, грандиозной бури страстей, существовавшей вне его. Незамутненной, чистой, демонической. Источаемой Лисом.
Незамутненная чистота всегда манит, и привлеченный ею Наруто, может, и хотел бы понять Кьюуби лучше — ощущение сопричастности с тяжеловесными чувствами демона доставляло потрясающее удовольствие — но при любой попытке натыкался на преграду. Преградой была разница в их мышлениях. Источник ярости генина — убийство несчастного Сайто — ничуть не трогало Кьюуби. Демону, чтобы ненавидеть Акацки, не требовалось действий с их стороны, его приводил в ярость сам факт их существования.
Пятая Хокаге, Наруто, Орочимару, Райкаге и Гаара Песчанник вместе взятые не могли ненавидеть Акацки так сильно, как их ненавидел Кьюуби. Генин как раз перепрыгивал с крыши на крышу и чуть не свалился с края от мысли, насколько всепоглощающим было бы чувство, если б Лис кого-нибудь полюбил. Но демон не умел любить никого кроме себя.
Прохожие на улицах обращали внимание на погоню у них над головами и задирали кверху удивленные лица. В какой-то подворотне двое пиратов выясняли отношения в поножовщине, один на долю секунды отвлекся на пролетающий в звездном небе огненный силуэт и получил нож под ребра. Куривший у окна пьяный в дым мужик запустил в Наруто стеклянной пепельницей и промахнулся. Пацан лет тринадцати, починявший кровлю при свете керосиновой лампы, приветственно помахал ему с соседней крыши. Генин оскалил клыки ему в ответ.
Хлыст ужасно мешался — постоянно цеплялся и застревал. Наруто потерял счет домам, которые ненароком изуродовал своим оружием. Но всякий раз, когда он собирался его убрать, ему тотчас же начинало казаться, что разрыв между ним и нукенином сократился, и того уже вот-вот можно будет достать одним метким ударом.
Убийца, а следом за ним Наруто, вылетели на большую округлую площадь. То была первая площадь, увиденная генином на Черном Рифе и одна из немногих, которые здесь вообще имелись. Она выполняла функцию базара, причем, судя по пробиравшей до слез тухлой вони, базара рыбного. Электрические фонари бросали на пустые прилавки пятна дрожащего света, но на площади и в обступивших ее приземистых домах не было ни души. Одного взгляда вокруг хватало, чтобы понять почему: нанеся визит Укиё, Акацки разделились, и второй направился сюда. Именно на него загонял генина убийца. Базар хранил следы недавнего боя — скоротечного, но жестокого. Всюду лежали тела пиратов, человек тридцать или сорок — насколько разглядел Наруто — ни одного безоружного. Не иначе, нукенин, заявившись сюда, предложил местной публике убираться подобру-поздорову, а это, надо думать, несогласные.
Убийца сделал грациозный прыжок — как акробат под куполом цирка — и очутился в центре площади. Самостоятельно, без участия Лиса, Наруто так ни за что б не прыгнул, и потому ему оставалось лишь завидовать нукенину, демонстрирующему подобные трюки без особого усилия. Стиснув волю в кулак, генин ринулся на врага и уже в броске заметил, что попал внутрь
Малеванная чем-то, чуть больше, чем желалось Наруто, похожим на кровь, фигура охватывала всю круглую площадь. Генин видел небольшой ее фрагмент — остальная часть терялась за прилавками, но, кажется, это был треугольник, как-то умещенный в неровном, явно в спешке начерченном, круге.
* * *
— Ад и преисподняя! Это же Круг Десяти Клятвопреступников! Знак Спандарамета! — заверещал демон так, что Укиё, чтобы не оглохнуть, пришлось зажать уши ладонями. — Я думал, это искусство было утеряно людьми навсегда!
— Я пять минут назад в подробностях описал Ямато все то, чем ты сейчас так удивлен, — сказал адмирал-префект, — ты меня что, не слушал?
— Услышать — это одно, а вот увидеть самому... — Демон опять беспокойно заерзал на плече Укиё, и тот рывком цепи успокоил его. — Но... но... ритуал в Круге Десяти Клятвопреступников предусматривает привлечение целой команды священников! И... и еще нужна многодневная подготовка! И демон-проводник!..
— Это ложь, распространенная неудачниками, которые были неспособны провести ритуал своими силами. Акацки, как видишь, управились вдвоем.
— А кровь?! Хозяин, вы же не станете спорить, что для получения контроля над объектом прямого воздействия необходима его кровь? Откуда у ловцов-Акацки его кровь? Ставлю свою цепь... Ха, что цепь! Ставлю любой из моих всепроницающих глаз, что сияющий доспех Всеблагого не пробить ни оружием, ни ниндзюцу!
— Они уже ей разжились. Отняли у меня, — с неудовольствием сознался Укиё, — из хранилища лаборатории.
Демон поглядел на хозяина, выгнув одну из шей — Мутэ Юдзи знал, это никакие не шеи, а гипертрофированные и до невозможного деформированные глазные мышцы. Пустое занятие — пытаться представить себе такую анатомию в теории, если никогда не видел воочию. У людей подобного не бывает.
— Зачем она вам понадобилась, хозяин? — недоуменно спросил он. — Разве кровь сосудов Великих Хвостатых чем-то отличается от крови обычных людей?
— Считается, что нет, — протянул Укиё. — Но общепринятые истины на то и есть, чтобы их опровергать.
— И каковы были результаты?
— Ничего сверхъестественного. Анализы не выявили отклонений от нормы. Узумаки Наруто — обычный семнадцатилетний подросток, не больше 'бессмертный' или 'неуязвимый', нежели любой человек. Все способности, связанные с повышенным уровнем регенерации и самовосстановления организма, очевидно, принадлежат не ему, а Кьюуби.
— В таком случае... Зачем же вам потребовалось брать у него кровь в таких количествах?
