Президенту не представляли — не велика ерошка, офицерик при чемодане. Он лишь царапнул взглядом, проходя мимо. А через пару дней, точнее ночью нагрянул знакомиться. Выходит из опочивальни, полные руки стекла — водка, бокалы.
— Сиди, сиди, — на мой подскок. — Ближе тебя никого нет, а я и имени, понимаешь, не знаю.
А ведь верно подметил — один в спальне, охрана по периметру, только я под боком.
— Капитан первого ранга Гладышев Алексей Владимирович, — представился, принимая наполненный бокал.
— Только не говори, что не положено. Мне, понимаешь, врачи запрещают, но обычай требует. За знакомство!
Пустые бокалы встали рядом, Патрон взялся за бутылку.
— Я по-американски, а тебе, наверное, закусочка нужна?
— Обойдусь.
— Вот это правильно, так и отвечай. Надоели эти — господин президент, товарищ Верховный Главнокомандующий. Это я сегодня, а завтра пенсионер, понимаешь, и если теперь буду чванится, ты мне потом руки не подашь. Верно? Ты, Алёша, будь проще, по крайней мере, в обстановке, когда не требуется соблюдать букву протокола. Давай-ка выпьем, и ты расскажешь о себе.
В моём повествовании о средиземноморском походе президента больше всего возмутило поведение американцев.
— Как они посмели стрелять через вас? Могли, понимаешь, ответные действия спровоцировать. Вот была бы заваруха! Скажу Биллу, обязательно скажу при встрече — пусть за чуб оттаскает натовских хулиганов.
Литровая бутылка опустела.
— Продолжим или хватит? — Патрон потерял осмысленность взгляда. — Смотрю, капраз, в огне не горишь, в воде не тонешь, и водка тебя не берёт. А я, понимаешь, раскис — помоги, брат, в постельку, баиньки.
Служба не тяготила — никто не напрягал, меня просто не замечали ни простые, не официальные лица. А мне сохранять невозмутимость в любой ситуации — проще пареной репы. Стою в начищенной, отглаженной форме, сверкая регалиями, и чемоданчик в руке, как напоминание — если кому-то очень неймётся, то можем и того.... вразумить.
Патрон с опаской поглядывал на мою ношу, но и с гордостью.
— Мы с тобой, Алёша, гаранты — я конституции, понимаешь, а ты безопасности.
Я понимал, пил, не хмелея, водку и поддерживал диалоги. Наши ночные бдения становились нормой. Даже в загородной резиденции, в окружении домочадцев, он умудрялся обмануть зоркое око и пробраться в мою служебную комнату.
— По-шахтёрски чокнемся, — накрыл ладонью бокальчик. — Чтоб сверху, понимаешь, не капало и начальство не слыхало.
— Что говорят обо мне в народе? — Патрон выпил и настроился на благодушную беседу.
— Я как декабрист — страшно далёк.
— Шахтёры на асфальт сели, касками, понимаешь, стучат. Чего добиваются?
— Чего-то хотят.
— Ты не юли — пресса обо мне вон какие гадости пишет, и то не прессую. Режь, понимаешь, правду-матку в глаза.
— Правду-матку? В глаза? Ну, хорошо. Скажите, зачем мне, офицеру флота, нужна эта долбанная приватизация?
— Долбанная? — в руке Патрона дрогнула бутылка. — Ты что ж, не хочешь стать собственником?
— Собственником чего? Линкор с братишками оприходую?
— Ну, боевая техника — достояние государства, а вот фабрики и шахты, пожалуйста. Обменял, понимаешь, ваучер на акции и получай проценты с дивидендами.
— Я служу Родине и хочу получать зарплату, а после демобилизации — пенсию. К чему эти заморочки?
— Это всё от экономической безграмотности. Что говорить про страну, если офицер с высшим образованием ни бельмеса, понимаешь, в ценных бумагах!
— Вы предлагаете вместо учебно-тренировочных занятий читать матросам политэкономию?
— Ты сначала ею сам овладей.
— А я владею, но не книжными премудростями, а жизненным опытом. Встречался в портах с американскими, английскими моряками. Сходят на берег и начинают предлагать сигареты, зажигалки, порнуху и прочую дрянь. Скупают местные сувениры, и не на память, а чтобы выгодно перепродать в другом месте. Таких негоциантов хотите видеть под Андреевским стягом?
— Но дерутся они отменно.
— Техника замечательная, а душонки сплошь гнилые. Гоняли мы их в портовых кабачках.
— Да ты, Алёша, хулиган. Давай, понимаешь, за Андреевский флаг.
Частые возлияния не укрепляли Патрону здоровье — с сердечным приступом в очередной раз загремел в ЦКБ. Меня расквартировали в соседней палате, а шефа стали готовить к операции.
Явился глава президентской администрации:
— Какие будут указания? Может на время вашего отсутствия уступить ядерный чемоданчик премьер-министру?
— К чёрту! Позовите офицера.
Мне, явившемуся:
— Каперанга, крови не боишься? Будешь сидеть рядом, и смотреть, как меня режут. Всё ясно?
Ясно-то ясно, но когда Патрон уснул в операционной, врачи выставили меня за дверь. На несколько часов страна осталась без ядерного щита.
Президент очнулся от наркоза и потребовал к себе.
— Всё видел? Хреновый у меня мотор?
— Врачи лучше знают.
— Вот так помрёшь на полпути, и что со страною станется? Опять, понимаешь, коммунисты власть к рукам приберут. Нет, брат, только так и надо было идти — через приватизацию и шоковую терапию. Сейчас у нас складывается класс собственников, он своего не отдаст, без борьбы не уступит.
У меня иное мнение по этому вопросу, но разве поспоришь с человеком едва-едва выкарабкавшимся с того света. Размышлял, а не уступить ли шефу оптимизатор — Билли его мигом на ноги поставит. Но была заморочка — палата находится под неусыпным видеонаблюдением и мне не объяснить службе президентской безопасности свой широкий жест.
Шеф утомился и отправил меня восвояси. Дискуссию продолжил с Билли.
— Почему он?
— Не кумир?
— Да как-то, знаешь.... Человек неплохой, но этого мало, чтобы вывести страну из кризиса.
— Одна общая ошибка всех царей, королей, диктаторов и даже народных избранников — великое самомнение. Не может смертный человек — пусть будет он семи пядей во лбу — одной рукой строить, другой разрушать. Если призван Божьим промыслом свергнуть старый прогнивший строй, то исполнив миссию, уходи — строить новое позволь другим. Но героя точит самомнение, он цепляется за власть, пытается что-то сотворить и творит, как недоученный маг — козу вместо грозы.
— Это уже антигерой получается.
— И он им станет, если сейчас не уйдёт с Олимпа.
— Похоже, не собирается — о втором сроке заикался. И он его точно угробит.
— Ну, понятно, извечный вопрос — что после меня? А ничего страшного. Вселенная умрёт только для него и будет жить сама по себе. Так просто и почему-то недоступно. Может, ты ответишь, Создатель, почему, имея все для того возможности, не захотел править миром?
— По-моему, это скучно.
— День и ночь думать о благе других?
— Вот именно.
— Эгоистично, хотя хвалю за честность, которой не хватает твоему Патрону.
— Ты всех собак на него повесил, забыв, что в деле он не одинок — есть ещё команда.
— Челядь и толкает больного, не способного созидать человека на второй президентский срок.
— Это и есть пресловутые обстоятельства, управляющие нами? Печально.
— Коли всё уяснил — не пора ли вернуть каперанга Гладышеву его бренное?
— Подожди, Билли, давай попытаемся отговорить Патрона от второго срока — ему вреда не будет, а стране польза.
— Цель благородна, но наивна, потому что не исполнима.
Но препятствовать не стал.
Месяц после операции Патрон был на реабилитации и не грешил спиртным. Перебрались в Кремль. Президент в делах, я скучаю с ядерным чемоданчиком. И вот однажды....
— Советников, понимаешь, развелось! — Патрон грохнул литровую бутылку на журнальный столик, цапнул стакан, соседствующий с графином воды, наполовинил и опорожнил двумя глотками. — Будешь?
День едва склонился к закату — как бы ни время.
— Брезгуешь?
Пришлось налить в тот же стакан и выпить.
— Говорят, рейтинг у меня упал.
— И что предлагают? — у меня затеплилась надежда.
— Что предлагают? А ничего путного — выборы, понимаешь, отменить, ввести в стране особое положение до лучших времён. Кто бы их нам на блюдечке преподнес, эти лучшие времена.
— А вы что?
— Как же я, гарант конституции, её солдатскими сапожищами в грязь?
— Ну, а если в сторонку уйти по-тихому?
— Коммунистам власть отдать?
— Преемника протолкнуть.
— Где ты его видишь? Ни на кого нельзя положиться.
— Всё равно когда-то надо будет уходить.
— Вот отбарабаню положенных по конституции два срока и буду думать о приемнике. У тебя нет другой посуды? Придётся из одного.
Патрон налил, выпил, мне налил. Я взял в руки стакан:
— А если прокатят?
— Вот этого не должно быть, ибо обернётся крахом для страны.
— Она выжила после Октябрьской революции.
— Но какой ценой.
Патрон жестом потребовал посуду. Я выпил, передал.
— У вас есть план построения благополучного общества?
— А ты, оказывается, сомневающийся народ? — шеф поднял стакан на уровень глаз, будто прикидывая уровень налитого. — Пойми, голова садовая, президент — гарант конституции, а планы пишут те, кому положено. Вот ты — носитель ядерного чемоданчика, а знаешь, что у него внутри? Тебе это и не надо. Верно? Вот и мне.... Главное, понимаешь, чтобы каждый сидел на своём месте и добросовестно исполнял возложенные обязанности. Худо стало в стране, мыла не хватает — министра мыловаренной промышленности по шее. Новый придет, и дело поправит. Народ наш талантливый, ему особо не мешай, и он любую напасть переможет. Переможешь, капраз?
Присматриваясь к ближайшему окружению Патрона, гадал — кто из них советовал узурпировать власть? Наверняка люди бесперспективные, достигшие потолка и, стало быть, ограниченные. Таковых, казалось, нет — все при деле, суетятся. А потом замелькали в приёмной и окружении президента новые лица — молодые, напористые, так и брызжущие интеллектом, и я понял, все, кто был до них — устаревшие, выработавшиеся политики. Не дрогнувшей рукой Патрон отправил их на свалку и с новой командой пустился в предвыборную гонку.
Возникли сомнения, и я тут же их высказал Билли.
— Может ты ошибся на счёт однорукости президента? Ни его дело строить, ни его разрушать, его дело — подбирать и расставлять кадры. Новые люди сплошь юристы да экономисты — любую программу напишут и обоснуют.
— У тебя будет доверие к человеку, меняющему убеждения в зависимости от обстоятельств?
— Да, если его цель — служение конституции.
— А я думаю, народ не простит ему шоковой терапии.
— Это были временные и необходимые трудности.
— Глупец! Это надуманные трудности, от которых кучка людей из ближайшего окружения твоего Патрона весьма нагрела руки, кинув на рельсы его авторитет. Они не против, продержать его у власти и два, и три срока, но кроме отмены выборов ничего умней придумать не смогли. За то и уступили место новой команде. Но не обольщайся её грамотности — эти люди так же корыстны, как и предшественники. Президент игрушка в их руках, хотя действуют согласно уговору — они ему второй срок, он им доступ к богатствам страны.
— Страшно, Билли, становится страшно от осознания, что это правда. Неужели так будет каждый раз при смене власти?
— Увы, русский менталитет — когда законы писаны не в Конституции, а в циркулярах чиновников. Как они захотят, так и будет, так и суд присудит. Знаешь в чём американский феномен? Пришёл фермер Джон в дикую прерию, прогнал индейцев, вспахал и засеял, сколько сумел. А когда собрал урожай, подумал, зачем самому с дикарями царапаться, и нанял шерифа Билла. Тот по прерии аборигенов гоняет, Джон пшеничку растит — оба сыты и довольны. Но, заметь, никогда не забывали, кто у кого на службе. Вот так сложилась знаменитая американская демократия, которая стала основой экономического процветания. У нас же, от князей, царей — собирателей земли русской — до Советов депутатов изначальной была власть, чинившая законы, потом народ, их исполнявший.
— А казачество?
— Вольными землепашцами и разбойниками они были только поначалу, а потом легли под кнут царя и топор большевиков.
— Тогда стоит подумать над особенностями национальной демократии. Есть предложение на критику.
— Валяй.
— Проводим в стране всеобщую компьютеризацию и вносим в конституцию поправки — выборы всех выборных лиц отменяются, а вводится виртуальный рейтинг. На практике — встал селянин спозаранку, продрал глаза и к монитору. Хорош был вчерашний день — пусть нынешний президент дальше правит, голос ему. А вот губернатор промашку дал — тариф коммунальный подскочил, а он не уследил. Поищем-ка замену среди критиков. Вот этот, пожалуй, сгодится — голос ему. Районный глава дороги запустил — в отставку его. И сельского заодно. Пять-десять минут и готов общественный рейтинг любого чинуши. На Олимпе тот, кому народ доверяет. Они из кожи будут лезть, лишь бы сохранить его симпатии — что собственно и требуется.
— Забыл депутатов.
— А на хрен они нужны.
— Можно критиковать?
— Рискни.
— На какие шиши всеобщую компьютеризацию — бюджет, как сыр голландский, в дырах?
— На благое дело последнего рубля не жалко, на крайний случай заграница нам поможет. Зато, какая экономия на выборах!
— Народ надо обучить, а я уверен до трети населения просто не в состоянии постичь компьютерную грамоту.
— Е-рун-да. Две-три несложных операции. Ты просто плохо знаешь людей, а я уверен, щарбатые старухи, освоят все премудрости лишь бы иметь возможность отрывать главам головы.
— Такая чехарда чревата хаосом.
— А я бы рискнул. Пусть год поупражняются в деловой игре, а потом на полном серьёзе. Думаю, такая демократия всем демократиям демократия. По крайней мере, начальники будут застрахованы от ошибок, а народ от страданий.
— Пусть будет — убедил. Изложи мысль Патрону — порадуй старика. Только, думаю, напрасно — человек заряжен на борьбу и доверять судьбу свою и дела великие какой-то безликой массе, способной нажатием одной кнопки низвергнуть его в прах, не захочет.
— Стало быть, не видать нам светлых дней?
— А ты глянь на самураев — под батюшкой-императором кряхтят, а какие в экономике чудеса творят. Надо просто усердно работать. Впрочем, тебе ли не знать, как ленив русский народ?
Я обиделся за народ.
Однажды Патрон явился разобиженным на весь белый свет.
— Вот за что ненавижу свою работу!
И пауза. Наверное, ждал, поинтересуюсь — и за что? А я молчал, смотрел на литровую бутыль с водкой и думал о римлянах: истина в вине — они, кажется, придумали. Вот интересно — спохмела или в момент возлияния? Ну, не на трезвую же голову.
— Ты, капраз, знаешь, что такое Протокол? Это дисциплинарный устав президента. Того нельзя, сего нельзя, голову держи прямо и всегда улыбайся. Возят по прилизанным школам и приютам, подсказывают, что говорить, чью руку пожимать. А может мне этому сукину сыну директору не руку пожать, а в морду дать хочется? Вот и говорю, собачья у меня работка — не дай Бог, понимаешь, каждому.
— Многие хотят.
— Ты хочешь?
— Не то чтобы очень, но иногда возникают мысли — вот это я бы сделал не так.
