В месяц мы "ловили" два, три корабля.
Оттого и были у меня "игрушки" дороже, тяжелее и опаснее, чем "игрушки" моего напарника: мне приходилось разгуливать по захваченным бортам, а Мишту, "всего-лишь" их захватывать, для меня, сидя в "безопасной сторонке".
Мелочь, пустяк, вроде бы, а зная его... Лишь система выживания в бою, имеющая полный доступ ко всем, без исключения, возможностям корабля, оказывалась нашей союзницей.
В самом конце войны, когда нашими наработками стали пользоваться все союзники, кому было не лень, Империя сменила коды доступа, а затем и вовсе отказалась от системы выживания, неприятно удивив, рвущих себе на груди тельняшки, идиотов.
К этому времени мы уже захватами не баловались, перейдя на новый уровень и рассчитывая операции, а не выходя на них. "Амталл" стал нашим домом.
Да.
А потом, меня и вправду двинули коленом под зад, прав был Мишт.
Оттого и обиделся я на весь белый свет и рванул домой, не дожидаясь... Ничего не дожидаясь! В жизни своей я никогда не уходил на "запасной аэродром", начиная новую страницу сразу набело, без черновиков и долгих мыслительных препирательств с самим собой.
— Жанна хочет свадьбу на Земле. — Мишт вновь забегал пальцами по своему любимому планшету, прошедшему с ним все годы, от А и до Я. — Останешься?
— Нет, дружище! — Я помотал головой, одновременно разминая шею и отгоняя сон. — Хочу, что бы ты остался в моей памяти, как веселый, жизнерадостный разумный, а не сумасшедший жених, прямо на глазах превращающийся в "мужа" и отца семейства! Однако, поздравления прими, от всей души. Ну и подарок, куда же без него...
Из тайника под своим сиденьем достал тяжелый "Бяшт" и перекинул напарнику.
— На Удачу, напарник!
— Са Прае проболтался... — Мишт старательно рассматривал монету, предпочитая на меня не смотреть. — Они пересобрали нас с тобой, так что... Будь осторожнее с дагрийками, у нас очень сложные свадебные церемонии и отцовство — очень серьезный шаг!
У меня отвалилась челюсть, тяжело стукнувшись о колени, отскочив и собирая теперь, пыль с пола.
— Ну, а если все-таки "залетишь", милости прошу ко мне, за объяснениями и добрым советом. Если очень попросишь, с радостью стану рядом с тобой, в день церемонии! — Ехидная улыбка Его Высочества, осветила рубку "Мышки" не хуже светлячка. — Так что? На свадьбу придешь?
— Теперь — точно нет! — Замахал я руками и вдруг до меня дошло! — Мишт. А наш "восьмилап" тебе не сказал, так, случайно, в качестве "проболтался", ваши детки унаследуют от обоих родителей или только от одного?!
— Тоже понял? — Мишт легко соскользнул с кресла. — Обоих, Плат. Обоих!
— Так вот, какие вы, Адам и Ева... — Пробурчал я себе под нос, уже засыпая. — Прико-о-о-о-о-ольно...
Поспать мне дали целых три часа!
И, вот теперь, завтрак. В очень дружественной компании, пышущей юмором, благостным настроением и вселенской любовью.
"Восьмилап" снова пытался что-то сказать, поймав меня перед завтраком, но...
Слушать не хотелось.
Мой контракт закончен.
За эти 25 лет я так наговорился с ним, что теперь не грех и помолчать, обоим!
Оливия старательно прятала взгляд в тарелку, Мостовой усердно давился булками с вареньем, а я... Я любовался.
В кои-то веки столько сразу, в одном месте, знакомых лиц!
Пусть не все из них мне приятны, некоторые малоприятны, а кое-кто и вовсе не приятен, завтрак показался мне совершенно чудесным, по семейному теплым и милым.
Еще бы Йари не рвалась так откровенно наружу, увидав виноград, было бы вообще все идеально!
Со вздохом, спустил рабыню с поводка — пусть попасется, запасая энергию на черный день моего противника.
А в том, что противники у меня найдутся, сомнений, почему-то, не было: все три часа сна, я бегал, нырял до одури в бесконечно чистую воду и выбирался на заваленный плавником, берег заброшенного океана, над которым, гордо развернув крылья, парил дракон. Иссиня-черный дракон, с шипастым шаром на хвосте и алыми всполохами на кожистой перепонке крыльев.
Казалось, еще мгновение и я вспомню, как ее зовут, что ей от меня надо и почему на ее гибкой шее сидит это странное, гадкое, остроухое существо, в руках которого — тонкий жезл с сапфировым набалдашником, испускающим острые лучики.
Визг Оливии, вырвал меня из состояния "воспоминание", переводя в состояние "шо такэ", минуя состояние полного осознания происходящего.
— Заткнись. Пожалуйста. — Попросила Йари, старательно "выцеливая" понравившуюся ей, ягодку. — Или я тебе язык отрежу. И прижгу, чтобы новый не отрос!
Угроза возымела действие — в Йари полетел стакан, следом бокал с водой, завершала очередь глубокая, порционная тарелка, по странному стечению обстоятельств — пустая.
Стакан вернулся Оливии точнехонько в лоб, пролившаяся вода окутала часть стола плотным белым паром, а тарелка, пролетев облачко, финишировала мне в переносицу, ломая и без того мой многострадальный нос, не отличающийся совершенством форм.
Будь бросок чуть сильнее — моя мечта продолжить путешествие в одиночку, могла стать совершенно реальной, только, в то путешествие, я как-то торопиться больше не хотел.
Мой самоубийца себя изжил.
Ругался Юрьев, ругался Мостовой, даже Кахонка, в полголоса сетовала на девушку, прикладывая к растущей на ее лбу шишке, холодное блюдце.
Йари, понимая, что пожрать ей не дадут, гордо вернулась на свое место, попутно остановив мне кровь и мурлыкнув, словно наглый котяра, только что вернувшийся с прогулки, на которой уверенно мочканул трех голубей и поцарапал нос соседскому барбосу, сдуру сунувшему нос в щель между воротами и землей.
Обожаю свою рабыню!
Думаю, через полгодика мне осточертеет ее независимость и я с удовольствием познакомлюсь с симпатичной нашанной, желательно — золотистого окраса, "бешеной" и... Будь что будет!
Прислушался и удивился: Йари тихонько посапывала, откровенно уснув и забив на своего, пораненного по ее вине, между прочим, хозяина!
Непорядок!
Но, так сладко сопела, элементаль моя, огненная, что найти в себе силы и рявкнуть, выдергивая из сладких объятий Морфея — просто не захотелось. Пусть дрыхнет, потом отыграюсь.
Приняв решение, открыл глаза и чуть не улетел со стула — на столе передо мной пританцовывал странный дроид, мелкий, серебристый и о десяти ногах.
— Скажите "А-а-а-а-а!" — Мишт принялся хохмить, тыча в меня пальцем. — Он всегда боялся докторов! Даже когда сломали нос, "рисовать" ему новый профиль пришлось именно мне!
— Это правда. — Расстроил я всех, ожидавших другого варианта истории. — Только, не забудь упомянуть, что единственным доктором на этой планете был старый, мертвецки пьяный Шшати, ничего не знающий о нашем с тобой виде... Уж лучше Ты, мой старый друг и напарник, чем боевая оса с налетом в 44.000 часов, в зоб укушанная сладким вином.
— Можно подумать, мы с тобой были лучше... — Мишта потянуло на воспоминания, а значит, все стало очень скучно, предсказуемо и серо. — Были бы трезвыми — не полезли бы в драку!
— Зато с такими людьми познакомились! — Я мужественно стерпел прикосновения паучка к собственному носу, неожиданно теплыми лапками. — Мы же только из-за них, потом, от активных операций и ушли!
— Ага. "Людьми"... Это ты "медвежат", людьми называешь? Или осу, которая тебя чуть на шип не посадила, когда ты ее "красавицей" назвал?
Наши с ним перепалки, для посторонних полные экспрессии и романтичных воспоминаний, для нас самих отличнейший способ сказать то, чего другим понимать не стоит.
Планета Алит-8 по каталогу Империи, оказалась для нас с Миштом серьезным орешком: вокруг нее вертелось сразу 27 разномастных верфей, строя десятки кораблей в сутки. Устроить на ней диверсию — мечта любого разведчика. Для нас, самое сложное заключалось в том, что называлась планета по каталогу Империи, а принадлежала нашему Союзу. И верфи эти, переводили сюда не просто так, а в качестве стратегического запаса одного из наших, собственных, главнокомандующих.
Устроив ту грандиозную пьянку, растянувшуюся на одиннадцать дней, нам удалось, взамен подыхающих от черного похмелья инженеров, "впихнуть" на места, своих людей, которые и "умыкнули" с орбиты дюжину верфей, в неизвестном направлении.
Главнокомандующий наложил на себя лапы, мы вернулись на "Амталл" лечиться, а верфи вынырнули на самой границе Союза, наполнив своим, самым ходовым товаром, самый лихой люд, стремящийся скорее разведать, что там, за границами обитаемого пятачка.
Война закончилась, а лихой люд надо чем то занять.
"Закон фронтира", все совсем как в "Трассе 60".
Паучок, накрыл своей невесомой тушкой мой нос, замер, уколов обезболивающим и хрустнул, выправляя повреждение.
Соскользнул на пол и зажег транспарантик: "Нос сутки не трогать!"
— Мишт рассказывал, что у вас на "Амталле" есть голова чернокожего, в банке со спиртом. — Жанна подалась вперед, разыгрывая кончиками пальцев на столе, целую фортепианную гамму. — И, что ты... Каждый раз тщательно протираешь банку и любуешься этой головой...
Оливия сделала вид, что ее сейчас стошнит, но вместо внимания, дождалась лишь одноразового стаканчика, от Кахонки и слов: "Делай сюда, если что..."
Прикоснувшись пальцами к носу, наткнулся на совершенно ледяную нашлепку, к тому же стукнувшую меня током!
— Знаешь, Жанна... Любой из нас, увидев эту голову, протер бы с банки пыль и долго любовался, чувствуя, как глубоко дышится чистым воздухом!
— Так... Какого негра вы замочили? — Не выдержал далеко не толерантный и оттого симпатичный мне, капитан "Арии".
— Ну, для начала, скажу сразу — это не негр! — "Обломал" я присутствующих. — Альгедийцы, от сильного страха, либо белеют — чаще всего, либо становятся чернее цвета своих глаз.
— Мишт не говорил, что это альгедиец! — Жанна с укоризной посмотрела на жениха, который очень скоро станет ее мужем и будет во всем виноват, совершенно официально.
— Да, это альгедиец... — Я замер, предвкушая следующую фразу, уже готовую сорваться с моего языка. — И вы, Жанна Владимировна, его прекрасно знаете... Так же как и я, и еще восемь человек, подписавших "договор переселения". Это — ХРН-Тб. Помните такого, Евгений Романович?
— Ты его...? — Терехов отставил в сторону стакан с чаем.
Пришлось признаться, что — увы — не я.
— Интересно, капитан "Амталла" продаст трофей? — Жанна задумчиво откинулась на спинку стула. — Думаю, это будет чудесный подарок Его Императорскому Величеству, Милу I!
— Длона Ангерп будет горд преподнести в качестве подарка... — Начал было разливаться соловьем один из дипломатов, от "союзной" стороны.
— Длона Ангерп будет горд послать далеко и длинно любого, кто попытается надавить на него! — Мишт очень точно описал ситуацию одной-единственной фразой. — Трофеи — это святое! Но я попрошу его прислать точную голограмму, головы... В этом он мне не откажет.
Самоуверенность Мишта меня просто поражала! Для начала — трофей был добыт совершенно не нами! А во-вторых... Я очень просил капитана, не расставаться с "банкой" и не разрешать ее "фотографировать". Было еще и в-третьих, самых противных: дипломатическая службы Альгейды могла обидеться за такое отношение к ее "верным слугам" и устроить нам маленький дипломатический кризис.
Длона, выслушав мои соображения, заверил, что поступит именно так, как я и просил — мстительность серокожих давно вошла в поговорку, предупреждая всех, мало-мальски разумных.
— Что, Оливия, если речь идет не о чернокожем человеке, уже не тошнит? — Не удержался я от укола в демократическое воспитание и толерантность ко всему живому. — Ай-яй-яй... Как не стыдно, красавица?
— Плат... Вот, не русский ты, человек... — Терехов "отмер", получив интересующую его, информацию. — Вечно норовишь попрыгать по живому, в раскаленных башмаках. Стукнуть, побольнее. Ущипнуть, съязвить, уколоть, в конце-концов! Добрее надо быть. Проще...
— Ну, уж нет! — Замахал я руками, отгоняя последнее слово. — Проще... Да ну, его, это "проще"... Еще народ потянется, не приведи звезды!
— И это заявляет Вирвидор! — Пафосно ткнула в меня указующим перстом, Тамара Вадимовна. — Ты же просто обязан собирать вокруг себя...
— Я обязан "собирать", а не "отбиваться от всех униженных и оскорбленных"... — Несколько более резковато, чем следовало, ответил я. — Я обязан собирать тех, кто слышит, а не тех, кто предпочитает, что бы слушали только его.
— Ага. Я понял: Вирвидор, это Миннезингер, во! — Капитан Солев радостно вытер пот со лба.
— Скорее — Боян... — Вздохнула Жанна, уставившись мне в глаза, словно пытаясь прочесть в них что-то, что написано крупным шрифтом, но на непонятном языке. — Таэль ало алият!
— "У мудрого вечно болит голова" — Перевел я старинную фразу альгедийцев, уже давно употребляющуюся, как ругательство. — Если болит — значит, она еще есть?
За все время нашего разговора, меня не оставляло чувство, что за нами кто-то наблюдает, пусть осторожно, украдкой и с изрядной долей радостного внимания нашим словам, но... Анализируя каждое произнесенное нами слово и раскладывая фразы по полочкам, методично и неотвратимо. Так квалифицированная горничная, не задумываясь, подравнивает в ряд полотенца в ванной и стопочки белья в шкафу — умение идеала.
Вот и за нами наблюдал "идеал".
Будь внимание менее пристальным — не обратил бы ни малейшего внимания.
— Жанна... Управляющий кристалл или компьютерная система? — Я замер, оценивания уровень испуганно переметнувшегося в сторону, внимания. — Или не всех "клопов" выловили?
— Кристалл. — Ответил за Жанну капитан. — Не доверяешь?
— Недоверие — мать безопасности. — Сорвалась у меня с языка старая французская присказка и Мишт согласно кивнул головой.
Сделав над собой усилие, плюнул и отказался от поисков наблюдателя — мне здесь "крутиться", максимум сутки, а дальше пусть сами прыгают. Мишт медведь ученный и воробей стреляный, меня понимает с полуслова, а значит, кому-то очень не поздоровиться.
— Жанна Владимировна, если Вы не возражаете, после обеда, если капитан Мостовой разрешит мне забрать "Мышку", хотелось бы покинуть Ваш гостеприимный корабль!
Не знаю, с какого перепуга меня переклинило на "высокий штиль", но улыбки на лицах появились вполне закономерные и очень открытые.
— "Мышка" и так твоя... — Ромм тяжело вздохнул. — Может, все-таки с нами?
— Не-а. Земля и так далеко с краю. Так далеко, что не сделать еще пару шагов и полюбоваться тем, что Там... Глупо и не достойно ни Человека, ни Вирвидора...
— Ты не будешь возражать, если я составлю тебе компанию? — Оливия выглядела напуганной и одухотворенной одновременно, всем своим видом доказывая, что кровь в ее жилах далеко не водица...
— Ты не поверишь — Буду! И очень сильно. — Я поставил крест на всех девичьих мечтах, разом превратившись для окружающих "еще в того м-ка, отказавшего девушке". — Я не езжу в Тулу, со своим самоваром... И в монастыри, особо не лезу... Так что, попрошу не...
Оливия опустила голову, а когда ее подняла, то, к моему удивлению, на ее глазах не было слез. Пусть и не было улыбки, но в колодцах ее души уже зрело зернышко, самое важное для любого разумного: понимание.
