— О, я планировал провести один эксперимент. Переливание крови.
— Кому? Себе?
Укиё снисходительно хмыкнул.
— У нас с Наруто-куном разные группы крови, и это едва ли осуществимо. Нет, не себе. Демону — кому-нибудь из моего зверинца. Разумеется, я не стал бы рассказывать подопытному существу, ЧЬЯ кровь ему вводится. По его реакции на вливание крови Узумаки — если б такая наличествовала и проявилась в каком-либо необычном поведении или изменении самочувствия — я сделал бы вывод, оказывает ли заключенная в нем духовная составляющая Кьюуби необратимое воздействие на клетки организма дзинчурики. По своей идее такой эксперимент до оскорбительного прост и примитивен, но не нужно недооценивать его зна... Эй, не дергай цепь, ты мне руку оборвешь! Я не тебе ее собрался переливать! Утихомирься!
Во внутреннем кармане одеяния Укиё разразилась треском миниатюрная рация.
— Мутэ-сама, — сказала она мужским голосом, теряющимся в шуме помех. — Это Касимо, докладываю, как вы и приказывали. На мосту собралась толпа: человек пятьдесят или семьдесят — точнее не скажу. К ним непрерывно стекаются все новые люди, но пока численный перевес на нашей стороне. Ломают ворота тараном, слышите?
— Да, очень хорошо.
Со стороны моста доносились мерные глухие удары и несмолкаемая ругань, но пока что ворота держались. Судя по тому, что их ломали, а не пробовали попросту перелезть, какое-то количество защитников там еще оставалось.
— Велите атаковать сейчас?
— Велю, — разрешил адмирал-префект. — Пощады не давать. И поспеши: после визита Акацки у меня здесь такой бардак, что я не берусь сказать, сколько у меня бойцов, и как долго мы протянем.
Пообещав исполнить все немедля, Касимо отключился. Демон, позабыв про Всеблагого и его загонщиков, долго созерцал расслабленное лицо хозяина, затем изрек:
— Не надеюсь ни в коей мере, что встревожу вас этим известием, но подчиненные того, кого вы назвали Касимо, еще только готовятся к атаке, а ворота уже не выдерживают. Причем, когда они рухнут, их защитники, коих осталось семь человек, наверняка сбегут.
— Помнишь сентябрьский мятеж? — вместо ответа спросил Укиё.
— Как много я могу из него помнить? — с укоризной сказал демон. — Стены моего узилища обшиты серебряными зеркалами: нарочно, чтобы ослепить мои глаза.
— Добро тебе, а кто тогда пытался под шумок сбежать из клетки?
— Пытался — не значит сбежал. А не сбежал — так не исключено, что и не пытался вовсе.
— Ну и лукавая же ты тварь, — вздохнул Укиё, — когда-нибудь скормлю я тебя моим нингё, Юи и Нане. Погляжу, как они разорвут тебя напополам.
Демон не воспринял угрозу хозяина всерьез. Плотоядные нингё и из-под палки не притронутся к мясу демона, но отнюдь не это придавало ему уверенности. Он знал, что адмирал-префект ценит его выше чем обоих нингё
— В сентябре меня приперли к стене. Я не был беспечен, но, как выяснилось, я не был и подготовлен. Тогда соотношение сил было, мягко говоря, не в мою пользу, и вопреки этому я не только удержался, а еще и укрепил свои позиции. На Черном Рифе хватает горячих голов, готовых из любого происшествия раздуть мятеж, но не все обладают пониманием того, когда это стоит делать, а когда — нет. Это то, чего в нашей среде невозможно избежать. Когда запахло жареным, те, кто поддерживал меня в борьбе против предыдущего адмирала-префекта, и те, кто поддерживает меня сейчас, уяснили всю непрочность своего положения в отсутствие моего покровительства. Моя голова не слетит одна, малявка. Я утяну в Нижний Мир пару десятков, а то и с полсотни высокопоставленных капитанов, коим даже отречение от моего имени не принесет спасения. А они не хотят в Нижний Мир, и потому пускай хоть весь Черный Риф подымается против своего владетеля, у меня все равно найдутся в городе люди, собственной жизнью заинтересованные в том, чтобы любое восстание задавить в зародыше. В прошлом году этим и закончилось. Сегодняшние же беспорядки сравнимы лишь с кабацкой дракой, не более. Ни один уважаемый капитан, какой бы ужасной участи он мне ни желал, не замарает в них руки и уж наверняка не примет участия в их организации. Для таких дел у меня имеется Касимо. Пусть он и не капитан, но он полностью лоялен мне, а его штурмовые команды отлично укомплектованы и организованы. Он справится за пять минут.
* * *
Он не обознался — нукенин взаправду пил кровь.
Наруто подумал, что это его кровь, но мысль об этом показалась ему какой-то смесью горячечного бреда и прибаутки из дешевого бульварного чтива, и он тут же выдворил ее из головы, даже не зафиксировав в памяти. А стоило бы. Красная жидкость, еще недавно бежавшая по его венам, хлынула в горло седовласого. Он проглотил немного — не больше двух скромных глотков, а остальное с отвращением выплюнул. Процесс, судя по его лицу, не приносил ему ни малейшего наслаждения. Внутри у Наруто, где-то в районе желудка, возник странный резонанс, как он подумал, с организмом убийцы. Гортань покрылась свербящей поволокой, во рту возник острый металлический привкус.
Нукенин по-прежнему не сходил с места. Кожа его из молочной чудесным образом вдруг сделалась черней самой черноты, как у заправского негра с Юга, вроде тех, что они встречали в Каваго.
'ОСТАНОВИСЬ!'
Пусть поздно, однако Лис разгадал намеренье противника. Кьюуби прожил долгую жизнь — долгую по меркам демонов, а с точки зрения людей так и вовсе бесконечную. И нельзя сказать, что она была скупа на схватки с сильнейшими ниндзя Востока, но такой технике ему противостоять не случалось. Три секунды ушло у него на анализ ситуации и еще полторы — на разработку стратегии. И не одной, а не менее двух дюжин различных вариантов поведения с учетом всех известных и предполагаемых факторов, в том числе и вероятное вмешательство в схватку еще двух или трех бойцов Акацки... но все они годились только для него, Кьюуби, а не для его тупоумного дзинчурики, которому он все равно не успел бы ничего объяснить. Круг его возможностей ограничивался правом лишить дзинчурики своей силы, плети и багряного доспеха, что было для демона абсолютно неприемлемо, ибо привело бы Узумаки даже не к пленению, а скорее к смерти.
И сильнейший в мире демон взбесился от бессилия, теряя разум и лишая его своего носителя.
Почерневший нукенин отшвырнул пакет. На плеть, несущуюся к нему, сшибая и разбивая прилавки на площади, он взирал с напускным безразличием. Хидан утер с губ остатки крови, почесал нос... а затем, нагнувшись к помосту, подобрал какой-то острый вороненый штырь и вогнал его себе в ногу повыше колена.
— Эхх...
Наруто захлебнулся болью и криком. И непониманием, как он, самый привычный к физической боли человек на земле, может испытывать такие мучения. Потеряв контроль, он, вместо мягкого приземления, плашмя рухнул на доски. Через его бедро — он поклялся бы — рывками протаскивали велосипедную цепь, жгло так, что ни встать, ни сесть.
Седовласый издевательски скалился в двадцати шагах от него. Имей сейчас генин холодный и трезвый ум, он еще бы мог соотнести манипуляции седовласого и сообразить, насколько его, Наруто, действия могут быть губительны для него же самого. Но Кьюуби — что случалось с ним редко — пребывал в форменном бешенстве, он буйствовал в своей клетке, рвал и метал, заражая дзинчурики гневом и яростью. Не понимая, что собирается испепелить сам себя, Наруто набрал в грудь побольше воздуха и приготовился обдать противника струей раскаленной плазмы.
К счастью для него, а заодно и седовласого, второй боевик Акацки, чьего имени Наруто не знал и о чьем присутствии догадывался лишь смутно, оказался расторопней. Перед лицом генина возникла мясистая ладонь. Не рука, а именно ладонь, болтающаяся на каких-то длинных блестящих жгутах. Но все это Наруто успел различить лишь мельком — ладонь вышибла из него дыхание каменной оплеухой. Дзинчурики частично отвел удар, но не удержался и повалился навзничь. Второй удар обрушился на него сверху. Не растерявшись, генин наотмашь дал кнутом, намереваясь перерубить им жгуты, поддерживающие атаковавшую его ладонь. Жгуты уходили влево, за прилавки, и дальше куда-то вдоль стены длинного приземистого строения — вероятно, хозяин левитирующей руки прятался внутри или за углом. Багровый кнут со свистом вспорол воздух, но удар цели не достиг, потому что правая рука Наруто, с которой сбегал, струясь, поток тугого пламени, внезапно исчезла. Наруто непонимающе уставился на нее — рука была на месте, но в его самоощущении ее заменила вспышка и последовавшая за ней пульсирующая бездна боли. Убийца лишил его второй конечности.
'Ч-что... что это?'
Акацки должны были быть довольны своей работой. Следующий удар лишит его боеспособности, а еще один — прикончит, хотя они и не сделают этого прежде, чем вынут из него демона. Сцедят будто заварку с чая — как сцедили Шукаку с Гаары. А Наруто, даже если останется жить, будет медленно тлеть заживо, наблюдая, как с концом его существования приходит и закат старого Востока, на смену коему придет новый мир, скроенный по лекалу Акацки.
Кулак падал на него сверху. Речи о том, чтобы как-то заблокировать атаку уже не было, и Наруто, навалившись на здоровую ногу и удерживая равновесие здоровой рукой, оттолкнулся и послал себя в полет — подальше от центра фигуры.
Как бы затасканно это ни звучало, но приходилось признать, что удача оставила генина. В том месте, куда он приземлился, старый помост напрочь прогнил. Нога ухнула в щель, брызнули трухлявые доски, и Наруто, проломив их своим весом, с воплем полетел в наполненную запахом нечистот темноту. Ему в лицо ударила вода, но за секунду падения он каким-то чудом все же успел набрать в грудь воздуха, что его и спасло, потому как подняться на поверхность ему не дали. В груди вспыхнула и заныла боль от тупого удара, словно кто-то от души сунул ему кулаком по ребрам. Наруто всхлипнул, в рот хлынула горькая вода. Однако неожиданно пришло и облегчение: нога и рука все еще отдавались болью, но она стала терпимой, и конечности вновь обрели подвижность. От спазма он непроизвольно открыл глаза и тут же захлопнул их обратно — слизистую невыносимо ело от грязной воды с примесью солярки, человеческой мочи и какой-то тухлой слизи, о природе которой генину не хотелось думать. Вокруг плавали разлагающиеся огрызки и объедки, перемешанные с бурой смесью из мазута и экскрементов. Каждый раз, когда Наруто делал гребок, стараясь перевернуться наконец головою вверх и всплыть, его рука либо натыкалась на дерево или пластмассу, либо тонула в чем-то склизком и подозрительно живом — и это было хуже всего, потому что неведомая слизь сразу обволакивала ее до локтя и начинала стремительно карабкаться вверх, к плечу и шее. Дважды или трижды генину приходилось останавливаться и стряхивать с себя этих отвратительных созданий — если эти создания действительно тут жили, а не были плодом его помутившегося рассудка.
Оказалось, инерция от прыжка отправила его гораздо глубже под воду, чем он предполагал. Сколько бы он ни выгребал, поверхность упрямо отказывалась приближаться, и когда Наруто уже почти потерял надежду на спасение, что-то грубое и жесткое внезапно обвило его вокруг туловища и повлекло наверх. Генин ощупал нежданного спасителя и, ощутив под пальцами занозистое дерево, увенчанную не то ушами, не то рогами приплюснутую голову, зубастую пасть, успокоился.
Слава духам, он не одинок в этом мире. И Кьюуби тут ни при чем.
Деревянный змий Ямато выдернул его из зловонной жижи, протащил сквозь какую-то дыру, оцарапавшую Наруто острыми краями, и отпустил. Генин мокрым мешком плюхнулся на пол, схватил воздух, закашлялся, выхаркал слизь изо рта и носа, но вместе с возможностью дышать к нему пришло и обоняние, а вместе с обонянием — брутальный запах нечистот, в которых он едва не утонул. К горлу комками подступила тошнота, но выучка взяла свое. Первое, что сделал Наруто: продрал слипшиеся глаза и нашарил взглядом брезгливо отстранившегося от него капитана Ямато.
— Все хорошо, Наруто, — сказал он, — это я.
Это он. Не галлюцинация и не созданная Акацки фальшивка, а настоящий Ямато, спасший ему жизнь.
— Спасибо, Ямато-сан, — прохрипел генин, поднимаясь на коленки. От непереносимой вони его обильно вытошнило и, когда он, опустив глаза, понял, в чем измазан с ног до головы, вытошнило снова. Как только он прикончит эту парочку, а конкретно — утопит там, откуда сам только что выбрался, он целый день... нет, два дня из бани не вылезет!
— Наруто, хватит. Хватит. Все. Блевать будешь потом. Бой еще не окончен.
Что верно, то верно. Обнаружив сзади себя стену, Наруто тотчас обессилено навалился на нее спиной и огляделся вокруг. Он находился в помещении с высоким потолком и задрапированными стенами, совмещавшем, очевидно, функции спальни и рабочего кабинета. В дальнем углу стоял письменный стол, рядом с Наруто располагались платяной шкаф и кровать. В левой стене были прорублены четыре больших зарешеченных окна, одно из которых пересекала поперечная отметина от его хлыста. Свороченная решетка вывалилась наружу.
— Наруто, сконцентрируйся, — настойчиво произнес дзеунин, — у нас новая вводная.
— Какая нахрен вводная? — мотнул головой Узумаки. — Сейчас я вылезу на улицу и накостыляю этим перцам по первые числа. За Сайто! И за то, что меня в говно макнули! Где они? Их нет на площади! Эх, куда-то попрятались! Ничего... подпалю пару халуп, живо их выкурю...
Площадь, не считая перевернутых и переломанных прилавков, была пуста. Пустовал и круг, и треугольник внутри него. В проломе, оставленном Наруто, поблескивала в рассеянном свете фонарей грязная вода.
— Нет, Наруто! — шикнул на генина Ямато, пододвигаясь вслед за ним к окну. — Не смей направлять на Акацки тот луч, что использовал в боях с Орочимару и со мной! Ты здесь все спалишь!
— Да и гори оно, черт бы с ним! Ничуть не жалко!
— У нас сделка с адмиралом-префектом! Наруто, ты должен убить обоих Акацки, причинив городу наименьшие разрушения. ... Главное — не повреди ни одного корабля!
Ого! Уж вводная, так вводная! Да тут везде корабли!.. Куда ни плюнь — эсминец, а то и целый крейсер. На худой конец — баркас там какой-нибудь или шлюп.
— Как, по-вашему, мне это исполнить?!
— Прояви смекалку. Ты же элитный боец Деревни. И я, и Сакура будем поблизости и вступим в бой, как только убедимся, что не помешаем тебе.
'Твою мать, — подумал генин, — нашел время брать заказы!..'
— И что мы будем с этого иметь?
— Уже поимели. Изволь меня выслушать. Внимательно!
Ямато принялся что-то ему втолковывать, но Наруто воспринимал его с трудом. Все мысли генина крутились вокруг убитого Сайто и Сакуры, которая бродит где-то рядом и, конечно, тоже будет убита, если ввяжется в драку с этими ребятами в черном и красном. Включаться в речь дзеунина он стал лишь тогда, когда тот сам заговорил о Сакуре. Получалось, что боевик с косой неким покуда неизвестным методом установил с ним специфическую связь, причинявшую телу генина страдания, равнозначные тем, что получал сам Хидан — так звали седовласого. Наруто не удивился: ему доводилось становиться свидетелем применения и еще более необычных техник. Не вызвал у него особых переживаний и рассказ об анормальной жизнестойкости хиданова организма вкупе с такой скоростью регенерации, какую не мог обеспечить даже Кьюуби. Помнится, у Орочимару на службе состоял человек, способный вытаскивать из тела кости, перестраивать и видоизменять их прямо по ходу боя и даже расстреливать врага суставами своих пальцев. Мгновенная регенерация — цветочки по сравнению с таким.
