Патрон замахнул стопарик, потянул носом и шумно выдохнул через рот.
— И что бы ты сделал не так?
— Переход от плановой экономики к рыночной — плавным, без скачков и шока.
Президент молчал, кувыркая бокальчик между пальцами, и это обстоятельство вдохновило меня на продолжение.
— Постепенно — сначала торговлю и сферу услуг. Есть желание, есть таланты — пожалуйста, открывай собственное дело и плати в казну налоги. Хочешь валенки катать или там, сортир кооперативный открыть — триколор тебе в руки. Дать слабину в этих отраслях и год-другой понаблюдать — как поведут себя новоиспеченные буржуи, как народ воспримет новшества. Потом фермерам в селах землю в аренду дать: пусть трудятся и богатеют — кто против? Ну, а с заводами и фабриками стоит повременить: общенародная собственность и основа государственной независимости — её абы кому и за так раздавать не след. Я уже не говорю об оборонке, энергетике и природных ресурсах.
— Нет у меня, Алёша, столько времени.
— Ликург одну жизнь прожил, а принявшая его законы Спарта — сотни лет, и процветала.
Патрон вздохнул тяжко.
— Ладно, что там теребить мёртвого осла уши — имеем, что имеем, и не знаем, что делать дальше.
Это он о стране или своей предвыборной кампании?
— Хотите ошибок избежать — советуйтесь с народом.
— Референдум?
— Форум, в интернете, на личном президентском сайте, по любому вопросу. Наберётся половина и чуть больше от числа проголосовавших, можно и рискнуть с идеей на практике.
— Я, брат, понимаешь, не того в компьютерах — ни бельмеса.
— Это не предлог, чтобы отказаться от идеи.
— Советы слушаю, но решения принимаю сам!
Патрон грохнул по столу, посуда подскочила, а могла бы и попадать — таким-то кулачищем. Может, то было предупреждение моей настырности, но я не унимался.
— Хорошо, другой вариант. Ставим вопрос на виртуальный форум — кого ты хочешь видеть президентом России? Смотрим показатели рейтинга — у кого выше, тот с портфелем.
— Своими руками отдать власть коммунистам? Ты насоветуешь.
— Народ поддержал вас при их свержения — откуда теперь сомнения?
— Рейтинг, говорят, упал.
— Значит, народ стал худо жить.
— Новое без мук не родить.
— Чтобы легче мучилось, надо знать, что получится.
Патрон потянулся за бутылкой и тяжело сопел, разливая в бокалы водку.
— Легко тебе сказать — это отпустить, то попридержать. Думаешь, я всегда делаю, что хочу? Нет, брат, Его Величество Протокол правит страной, а я при нём — марионетка, понимаешь.
Что-то новенькое. Покосился на Патрона. Сидит, склонивши голову, с тоскою смотрит в дно бокала. Белоснежный чуб свесился и качается в такт сердцебиения, нездоровым румянцем набрякло мясистое лицо.
— Протестовать не пробовали?
— А я протестую, — шеф щёлкнул ногтем по краешку тонкого хрусталя.
Слабый довод для протеста, подумал, а вслух сказал:
— За Протоколом стоят люди.
Патрон встрепенулся, ткнул в мою сторону пальцем:
— Умник. А то я не знаю.
Вооружился бокалом:
— Всё я знаю и всех. Кто они без меня? Шу-ше-ра. Но что толку менять — Протокол-то останется.
Патрон выпил.
— Что с ним делать? Не знаешь? Вот и я не знаю.
— Почему не знаю? — нацелил пульт на светящийся в углу телевизор, переключил на канал "Новости 24 часа", прибавил звук. — Знаю. Я — президент, передо мною вся страна и информация из первых рук, минуя фильтры аппарата. Смотрим — правим.
На экране шёл сюжет о безногом инвалиде. У бедолаги случился пожар — выбрались с супругой, в чём спали, а дом сгорел. С той поры уже шестой год живут в уцелевшем сарае. Сердобольные соседи утеплили его, печурку сложили, а власти безмолвствуют.
— Константин Иванович имеет статус блокадника, — вещал журналист в телекамеру. — Ему положено бесплатное жильё, да видно не про него закон писан.
— Суки! — прокомментировал президент. — Ты, Алёша, запиши координаты — завтра взгрею кого надо.
— Повезло мужику — сам Глава государства вступился. А скольким не повезло? Скольких не замечают местные власти, обходят вниманием столичные журналисты?
— Что предлагаешь? Ну, давай комиссию создам по делам ветеранов, чтоб..., — Патрон не придумал, чем заниматься новой административной структуре, будет ли она эффективнее существующих, и замолчал.
— Что предлагаю? Государство объявило себя ответственным за судьбы людей, отдавших здоровье на его благополучие — выделяются средства, тратятся, а константины иванычи ютятся в сараях. Причина — казнокрадство. Значит надо лишить чиновников возможности красть у ветеранов. Как это сделать? Удостоверения ветеранам заменить налоговыми полисами. Минуя бюрократов, владельцы этих гербовых бумаг обращаются к предпринимателям, и те в обмен на налоговые послабления берут на себя заботу о ветеранах. И дом построят, и квартиру отремонтируют, и лекарства купят, и за кордон свозят подлечиться. На двести тысяч помог старикам, четыреста сохранил от налоговых перечислений.
Патрон смотрел перед собой, барабанил пальцами по столику, никак не комментировал. А меня несло.
— Бюджет уменьшится? Согласен. Но сорок его процентов ежегодно разворовывается недобросовестными чиновниками — такие данные об уровне российской коррупции опубликованы независимыми закордонными исследователями. Так что в этом плане возможна даже экономия. И если сократить ставших ненужными бюрократов, то она — налицо.
Молчание Патрона становилось тягостным. Может, перегнул с новаторством? Как бы кондрашка старика не хватила — от неперевариваемости услышанного.
Проявил инициативу — наполнил бокалы, взял свой, пригубил.
— Хотите, случай расскажу из так называемых дорожных встреч?
Не дождавшись согласия слушать, продолжил.
— В Москву добирался в одном купе с парочкой из провинциального русского городка — ребята загорелые, с курорта. Он из серых бизнесменов, у которых большая часть доходов скрыта от налоговой отчётности. Она — сотрудница Собеса по делам сирот. Выпили, разговорились — они за свой семейный нескончаемый спор. И меня втянули в качестве рефери — кто прав, кто не прав.
Она, тыча пальчиком в мужа:
— Вот ты налоги не платишь, а мы едва-едва наскребаем средств, чтобы помогать сиротам. Ни совести у тебя нет, ни стыда.
— Стоп-стоп-стоп! — обвиняемый ткнул окурком в пепельницу. — Скажи мне, дорогая, сколько вас в отделе?
— Трое.
— А сколько потратили на ребятишек в прошлом году?
— Полмиллиона.
— Пятьсот тысяч сиротам и пятьсот сорок тысяч ваш общий годовой фонд заработной платы, верно? Так мне проще потратить миллион на проблемы малолетних бедолаг, чем кормить трёх дармоедов.
— Так не тратишь же. А не будь нас, что стало бы с сиротами?
— Не трачу потому, что в каждом деле должен быть интерес — на альтруизме далеко не упрыгаешь.
Я замолчал. Рассказ окончен, выводы делать слушателю.
Слушатель воспрял от ступора, прочистил глотку, опрокинул в рот бокал.
— Так, говоришь, интерес должен быть, дармоедов наплодили?
— В одной Москве их, наверное, больше, чем во всём Советском Союзе было.
— Больше или наверное? — Патрон ткнул в мою сторону пальцем. — Пользуешься непроверенными данными.
— Слухами, — кивнул, соглашаясь. Пришла горечь разочарования — перед кем изгаляюсь?
Шеф перехватил инициативу:
— Отвлечёмся от телевизора — есть проблемы общегосударственного масштаба, например, жилищная. Как её решать, Ликург ты наш военно-морской?
— Да проще пареной репы, — я без энтузиазма. — Снимаем все виды налогообложения с жилищного строительства и всех отраслей с ним связанных, например, производство строительных материалов. Деньги туда ринутся сами, деньги немалые, причём не только из России. Квартиры подешевеют — их ведь надо продавать. Два-три года, максимум пять, и нет проблемы. Возвращаем всё на круги своя.
— Так-так, любопытно, — Патрон опять забарабанил пальцами по столу. — Налоги тебе не нужны. А врачей-учителей чем кормить станешь? На что, понимаешь, армию содержать?
— У нас газ есть и нефть, электроэнергетика. Только не надо отдавать их в частные руки — вся страна строила, а кто-то даром прибрал.
Президент хмыкнул — не твоего ума дело — так надо понимать. И мне расхотелось метать бисер. Но шеф требовал ещё.
— Разрули с медициною проблемы.
— Всё бюджетное на налоговые полиса, минуя казну и чиновничество. Разве только силовые структуры с правосудием оставить в ведении государства.
— Всё ясно, — шеф встал, намереваясь уйти, и выглядел бодрее заявившегося. — Репопареный ты политик, капраз. А я уж было подумал....
Что он подумал, осталось загадкой. И недопитая бутылка водки подсказывала — что-то сегодня пошло не так.
— Билли.
— Браво, Создатель! Твоя мысль о налоговых полисах гениальна. Сам выдумал или спроворил где? Впрочем, знаю — сам. Нигде на практике такое не применялось, не упоминалось и в научных трудах. Известна страна, где народ освобождён от податей. Но там нефть. Там правит султан.
— Почему эта мысль так раззадорила президента?
— Так что ж ты хочешь от чиновника номер один?
— Чиновников назначают, а он избран народом.
— Не суть важно, как приходят во власть — важно, что она есть и любит поесть.
На следующий день со мной побеседовали. Подошёл зам по безопасности главы президентской Администрации и сквозь зубы:
— Ты, капитан, о карьере своей думаешь?
Какое тебе дело, думаю, а вслух:
— Каждый день.
— Хреново думаешь.
— Как умею.
— А не думал, что можешь загреметь отсюда прямиком на Новую Землю смотрителем маяка?
— Вот те раз! А я надеялся командующим Черноморского Флота.
— Вот-вот, белые медведи таких шутников и любят.
Но служба моя продолжалась, и избирательная кампания Патрона катилась по стране. Не помню, в каком городе пустился он в пляс перед восторженной толпой. Ладно бы русскую вприсядку — не получись, так народ зачёл попытку. А он что-то западное закрутил, и получился танец живота, рассмешивший публику.
— Видели бы вы меня двадцать лет назад, — посетовал седовласый танцор диско.
Двадцать лет назад ты с энтузиазмом строил коммунизм, который теперь так люто ненавидишь, с неприязнью подумал я. И, наверное, не один.
Перед днем, так называемого затишья, навестил меня
— Как думаешь, победим?
— Думаю, надо ли?
— Ты о политике или здоровье?
— Пробоины по обоим бортам.
— Не дрейфь, капраз, мотор выдержит — мы ещё таких, понимаешь, дров наломаем....
— А не выдержит?
— Задача — продержаться как можно дольше, чтобы не жалкая в стране была прослойка собственников, а целый, понимаешь, класс.
— Но ведь право на частную собственность прописано в новой конституции.
— Прописать-то прописали, но знаешь, как у нас в России — закон, что дышло....
— К чему коллизии, пока власть в руках? Кажется, Иосифу Виссарионовичу приписывают слова — не важно, как проголосовали, важно, как подсчитали.
— Вот на это я не пойду никогда: я — гарант конституции, а ты что предлагаешь?
— Как вариант.
— Таких вариантщиков под зад, понимаешь, метлой.
— Скоро уж и так, — я кивнул на ядерный чемоданчик, — мой срок подходит к концу.
— А потом не хочешь в мою команду?
— В качестве...?
— Правды-матки резотеля.
— Есть такая должность?
— Введём.
Мы чокнулись, выпили, поставили бокалы.
— Я море люблю.
— А я — русский народ.
Когда Патрон ушлёпал к себе:
— Билли, а может принять предложение?
— Ты же был советником.
— И не плохо получилось.
— Не скучны повторения?
— Понимаешь, жалок он в своих заблуждениях и одинок.
— Этот заблудший развалил могучий Союз и вогнал Россию в долги по самые помидоры.
— Весь мир живёт на инвестициях.
— Но не тех, что оседают в карманах чиновниках.
— Что предлагаешь?
— Пора сворачиваться.
— Нет, Билли, хочу знать результаты выборов. В конце концов, мы можем заключить пари.
— Согласен и ставлю против твоего Патрона.
Билли выиграл. Из восьми претендентов на первый пост государства мой Патрон оказался вторым с тридцатью процентами голосов против тридцати двух у кандидата от коммунистов. Они и вышли во второй круг голосования. У пяти кандидатов, оставшихся за бортом гонки, суммарно едва набиралось пять процентов. Но был ещё Генерал с семнадцатью процентами избирательских симпатий. Он мог обеспечить успех во втором круге любому из кандидатов, но не спешил определяться. Запаниковали молодые пиарщики из команды президента — если Генерал не внемлет щедрым посулам, значит, принял предложения коммунистов.
— Разгоню всех к чёртовой матери, — грозился Патрон, до белых костяшек тиская в ладони бокал.
— Коней на переправе не меняют, — буркнул, чтобы сказать что-то.
Но Патрон поменял. Однажды ночью явился трезвый и без водки.
— Огнестрельного не носишь? — покосился на мой кортик.
— К чему? Охрана кругом.
— Сейчас поедем без охраны.
Мой долг следовать за президентом, а не докучать ему вопросами. Пристегнул к запястью чемоданчик.
— Я готов.
Покинули загородную резиденцию и долго ехали ночной дорогой. Шеф держал возле уха мобильник и подсказывал водителю путь. Наконец фары нашего автомобиля осветили "Мерс", стоящий у обочины.
— Выходим, — это Патрон мне.
Мы пересели из нашего авто в таинственный "Мерседес" и оказались гостями двух подозрительных субчиков. Что в них подозрительного? А всё — начиная от внешнего вида и до внутреннего содержания. Не понравились мне эти люди. Тот, что за рулём, прятал глаза за тёмными очками, голову держал прямо и говорил глухим низким голосом — будто Фантомас из французского фильма. Второй весь извертелся, казалось, вот-вот боднёт кого-нибудь лысым черепом.
— С этим баулом и в сауну к девочкам? Хи-хи.... Ну, и работёнка у тебя, моряк.
— К делу, — сказал Патрон.
— Генерала мы прессанём, — заскрипел Фантомас в тёмных очках, — и коммуниста укоротим.
— Ваши условия, — голос шефа непривычно вибрировал.
Яйцеголовый открыл кейс на коленях, протянул президенту зачехлённые в файл листы.
— Это список подлежащих амнистии.
— Ясно. После инаугурации, — Патрон принял его. — Что ещё?
Лысый передал файл потолще, а его товарищ прокомментировал:
— Здесь изложены правила, согласно которым хотелось бы строить наши отношения в дальнейшем.
— Ознакомимся. Всё? — шефу не терпелось закончить тягостное рандеву.
— Об ответственности сторон излишне напоминать? — проскрипел таинственный водитель.
— Я — человек слова, — заверил Патрон.
— И мы в понятиях, — поддакнул вертлявый.
Визит в чёрный "Мерседес" шеф не комментировал, и вообще прекратил ночные посиделки. Мы колесили по стране, выполняя план агитационных мероприятий, а врачей вокруг Патрона стало больше охранников. Накаченный анаболиками он выступал перед народом с яростной одержимостью человека, стоящего у последней черты.
Тут и Генерал, наконец, определился — занял активную пропрезидентскую позицию. А соперник наоборот, сдал — сократил число публичных выступлений, подрастерял прежний пафос. Будто по инерции он ещё вёл избирательную борьбу, но с таким откровенным испугом на лице, что дивились сторонники и противники.