— Ага. В военное время. — Летиция прижалась к своему мужчине. — А тут...
— Вот что... — Решил я и начал вставать. — До темноты, успеем пройти пару километров. Не хочу ночевать рядом с побоищем.
Парочка переглянулась и согласно кивнула.
До темноты успели пройти все десять километров, наткнувшись на старую, асфальтовую еще, дорогу. И пусть асфальт уже пошел волнами и кое — где исчез под слоем листвы и грязи, идти было не в пример легче, чем по лесу.
Уже по темноте, сошли на обочину и, не разжигая костра — рухнули спать, понадеявшись на русский "авось", который, как всегда, не подвел.
Пусть мы и не выспались — как следует — зато первые лучи солнца разбудили нас лучше любого будильника и придали бодрости, на весь день. Особенной бодрости придали следы, чья глубина когтей уходила за пять сантиметров.
Зверь тихонько обошел нас, но не тронул, за что ему низкий поклон.
Завтракали мы на ходу, обедали — так же.
Мне не впервой выдерживать такой темп, а моим бывшим беглецам, прошедшим армейскую школу выживания — и подавно.
— Бе..к.ри.а — .0 км. — Поднял с земли пластиковый щит — указатель, Федор. — Интересно, точка с нолем, это сколько именно, километров?!
Прикинув, что за минувшие девять часов мы отмахали ну никак не меньше чем полста километров, махнул рукой.
— Чего гадать? Война план покажет. — Усмехнулся я. — В любом раскладе, пока дорога сносная, до ночи километров десять еще пройдем.
— Шустрый какой! — Голос из-за деревьев, заставил меня очень сильно напрячься. — А документики у вас, молодежь, в наличии имеются?
— Офицерская книжка, сгодится? — Я жестами заставил обоих инопланетян поставить баулы на асфальт и сесть.
Фигура, отлепившаяся от дерева, одетая в стандартный снайперский комбез, весь лохматый и потертый, держала нас на мушке хорошо знакомого мне пистолета "Форп", калибра 5.45. В зарослях — самое то. Винтовку с оптическим прицелом, человек закинул за спину и по форме приклада и длинному носу ствола, это был незабвенный "Карамультук" — ИЖ — 55418. У прадеда есть такое же. В зависимости от типа боеприпаса, а их почти десяток, можно и на слона сходить, и человечку, мозги наружу, выставить.
— Ишь ты... Майор контрразведки! — Человек не спешил убирать пистолет в кобуру, но, хотя бы, сдвинул ствол в сторону. — И, что же товарищ майор, контрразведки звездного флота Федерации, делает в закрытом заповеднике?
— Уношу ноги от неприятностей. — Откровенно признался я. — Что еще может делать такой типус, как я? Только брать ... попу в горсть и скачками, скачками...
Коротко усмехнувшись, человек убрал пистолет в кобуру, откинул капюшон комбеза и стянул маску.
— Юморист. А эти?
— Со мной. — Вздохнул я. — Тоже, скачками, скачками...
— Ну, а я — Вагнер, Петр Ильич. Егерь. — Представился мужчина и протянул руку для пожатия. Ладонью вверх.
Пожатие у Петра Ильича, было будь здоров!
Федька попытался его пережать, но... Прыгая и махая отдавленной лапкой, вызвал целую бурю смешанных чувств.
— Молодо — зелено... — Егерь добродушно взлохматил свой ежик на затылке и полез в карман, доставая оттуда тубу с кремом.
"Дорниак" — темно зеленая туба, которую ни с чем не перепутаешь.
И на земле, у Егеря, встретить такую... Нонсенс!
Поставка этой мази, ведется только в спецчасти и, совсем чуть-чуть, союзникам.
Например, у меня, "Дорниака", не было — не там служу.
— Откуда? — Вырвалось у меня.
— От верблюда! — Егерь помрачнел. — Будто сам не знаешь...
— Не знаю. — Покачал я головой. — Да и спросил — зря. Не мое дело. Прости, вырвалось, от удивления.
Петр Ильич внимательно уставился на меня и сердито щелкнул зубом.
Федька, намазав руку, замер столбом — действие этой жутко вонючей мази — мгновенное. В ее составе идет концентрат ТВ, с кучей вытяжек и химией, способной поднять мертвого из могилы.
Если кому-то захочется мазать мертвеца, дорогущим кремом, разумеется.
— Петр Ильич... Мне бы в город, попасть... Да ребят — пристроить, от чужих глаз — ушей, по дальше. — Несмотря на всю мою подозрительность, егерь вызывал у меня теплую симпатию. И пусть, я совершенно не понимаю женщин, не разбираюсь в лошадях и ничего не понимаю в собаках, но... Что-то мелькнуло у егеря в глазах.
— И, как на долго? Ребят, пристроить? — Петр Ильич, еще не зная ответа, уже приготовился что-то решать.
— Навсегда. — Отрубил я. — Даже чтобы я не знал — где они.
Федор и Летиция уставились на меня, как на врага номер один.
— Даже так... — Егерь усмехнулся. — Чудны дела твои, контрразведка.
— Лучше даже не знать, насколько — чудны... — Я почесал ухо. — Вам не знать, да и мне — забыть. А Вам, парочке — язык за зубы и молчок!
Оба засопели, сердито.
— Устроишь, Петр Ильич?
— Дьявол с тобой, устрою. — Махнул егерь рукой. — Есть варианты. Только годик — другой, пусть в заповеднике поживут. А там я их выведу.
— Вот и здорово! — Обрадовался я. — Спасибо, Петр Ильич. С меня причитается... Когда-нибудь...
— Не части. — Остановил меня мужчина. — Сперва, так сделаем... Этих, двоих, я к себе определю. Потом за тобой вернусь. Сядь в сторонке и не отсвечивай — спутник ходит раз в сутки, но... Чем дальше, тем свободнее. За час — обернусь. Потом увезу тебя, в Белокуриху, сдам в комендатуру. А там — сам выкручивайся.
— Выкручусь. — Я решительно почесал нос и замер. — Ильич, дай-ка мазь твою, чудодейственную...
"Дорниак", нанесенный на тыльную сторону ладони, махом вскипел и оставил после себя жуткие волдыри. И непередаваемую боль.
Клацая зубами, поливая руку из фляжки, вспомнил чудо-девочку Троле.
Она, таки, что-то сделала идеально.
Только иммунную систему — ушатала начисто!
И теперь, мало того, что у меня на что-то аллергия, так еще и с медициной будут проблемы!
От таблетки, предложенной егерем, я мужественно отказался — хрен его теперь знает, куда меня отправит тривиальный "анальгин"...
Флаер Вагнера, оказался припрятан почти в километре от дороги, под навесом из склоненных в шалаш, елей.
Очень даже здорово — сверху не увидеть, пока двигатель холодный.
Пока шли, волдыри полопались, и стало еще хуже — руку дергало и крутило.
Добравшись до флаера, Ильич достал из аптечки еще одну редкость — баллончик с псевдокожей и довольно хмыкнул, видя мои округлившиеся, глаза.
— У меня снабжение — лучше, чем на фронте! — Подмигнул он мне, заливая ожог белой пеной. — Все хотят свежатинки. А тут...
— Ох и выжига! — Расхохотался я. — Ох и пройдоха, ты, Петр Ильич!
— Алтайские, мы! — Гордо приосанился егерь, но не выдержал и расхохотался следом. — Не суди, хлопче. Жизнь здесь, не проще чем у Вас, там. И туристы у нас... Не простые... То из союзных, припрутся... То — вояки... Вот и экипировку, подкидывают. А остальное — вертимся. Привычные.
— Ильич... — Внезапно вступила в разговор Летиция. — А вояки, лет семь назад... Никаких, "побегушек", не устраивали?
Я, малость струхнул — уж слишком в лоб, задала вопрос девчонка.
— Семь? — Петр Ильич впялился сперва в лицо девушки, затем перевел взгляд в небеса. — Меньше знаешь — крепче спишь. Больше знаешь — "спи спокойно, Дорогой Товарищ"!
"Значит, бегали..."
Прощанье с моими спутниками по "Вишенке" — "Карталлеру", получилось быстрым — я пожал руку Федору, оставляя в его ладони маленький листочек с координатами моего прадеда и просьбой сообщить, как они устроятся.
Летиция меня обняла и расцеловала, уже сидя в кабине флаера.
Двери захлопнулись, машина приподнялась на метр от земли и скрылась из глаз, растворившись в еще пока, не по-осеннему, сочной и яркой, зелени.
Нахально забравшись в шалаш, сунул под голову баул и завалился отдыхать.
"... — У тебя, просто феноменальная способность притягивать к себе, хороших людей! — Капитан Матвеев, сидел напротив меня и стучал ручкой по столешнице. — Только, если хорошие люди вокруг тебя, то тогда, вокруг остальных...
Идея была понятна и продолжения не требовалось.
— Свободен, лейтенант. — Скомандовал Матвеев, отбрасывая ручку. — Через месяц, буду ходатайствовать, чтобы "звездочки" вернули. А пока — не обессудь, сам виноват!..."
А через девять дней мы получили сигнал из системы "Рашпиля"...
Шорохи леса, чистый воздух, тянущая боль в обожженной руке, плотный полог еловых ветвей над головой, баул, удобно смявшийся по форме головы — чего еще надо?
Правильно — пожрать!
Саморазогревающиеся пакеты, фляжка с водой и все. Всего делов — то, потянуть и повернуть, получив на выходе горячее блюдо.
На первое у меня был бигос, на второе — котлета, отчего-то, названная "по-киевски" и два сладких пирожка.
Сыто икнув, смял упаковку и убрал ее в баул — мусорить на природе не приучен. А на островах, за такое поведение, можно было и зубов лишиться!
После сытного обеда, навалилась дремота, и плавное течение мыслей перешло в другую плоскость.
От меня, офицера, ко мне — мальчишке.
Вроде и вспомнить, много чего, можно...
А присмотришься — и вспоминать — то нечего.
Побег мой, из дома, был скучен и прост — отправился в школу, а оказался на островах.
Директриса, взявшая за моду дергать учеников на всяческие олимпиады и прочие шоу, выдрессировала учителей настолько, что моё заявление, что Катерина Максимовна направила меня на олимпиаду, даже никто не проверил!
Вот и нарисовалось у меня пара часиков, которые и были моей форой.
Как выяснилось, форой у меня было не пара часиков — весь день!
Директриса, со своего поста слетела серебристой рыбкой — постарался дед.
В отместку, по словам Ольги, нашу семейку песочили все психологи, до которых дотянулись руки отдела образования.
"Собачья свалка", вышла знатная!
Искали даже на дне реки, будто я мог пойти и утопиться!
Блин, они бы еще меня на школьном чердаке, поискали — вдруг я повесился!
Правда, переодевался я, действительно, на чердаке и аккуратно повесил форму на плечики, сказывалось вбитое родителями, воспитание.
Ничего, острова быстро превратили меня в шалопая и выдергу!
Сунувшая свой нос в мой шалаш, кошка, с мявом вылетела и шмякнулась в заросли ежевики — не надо меня пугать! Я ведь, от страха и пукнуть могу!
Судя по кисточкам и бакенбардам, обидел я рысь...
С одной стороны, стало очень стыдно... А с другой — нефиг лезть, когда человек тащится!
Шорох приближающегося флаера, словно волшебный сигнал, прогнал всю мою замечательную сонливость.
Петр Ильич, уже избавившийся от своего комбеза и восседающий за рулем в обычном камуфляже, потерял толику импозантности, зато приобрел — значимость. На плечах его, выделялись погоны полковника и петлицы 4-го, отдельного, полка горных егерей "Росомаха".
"Эти" слов на ветер не бросают...
Забросив баул в кузов и устроившись рядом, приготовился к долгой поездке.
— Слышь, майор... — Полковник Вагнер вывел флаер на дорогу и замер, обдумывая что-то свое. — Если я, тебя, высажу на окраине... Нормально, будет?
— При допросе, один ляд все всплывет... — Скривился я, понимая, что ждет меня ментосканер и многочасовая беседа. А то и многодневная. — Сам понимаешь...
— Не верить никому... — Полковник зло ощерился. — Вот не люблю я вашего брата! Гады, вы...
— А варианты — есть? — Примирительно вздохнул я. — Если есть — озвучь! Я рад буду! Тут и так — война. Союзники — обижаются, что мы им не помогаем, а если и помогаем, то не так. И истребители у нас дороги и поставки — путанные. И слова своего, федерация не держит. Что-то я забыл? А, да! Секретами не делимся! Все одно к одному! Легко не любить разведку — контрразведку... Только гавно, подбирать кому-то надо!
Вместо примирения, получилось оправдание.
Полковник, хлопнул меня по плечу.
— Вы не одни, кто хлев выгребает, разведка. А, по обидам союзников... — Ильич почесал сломанное ухо. — Есть им на что обижаться. Поверь, есть. Сам, не раз натыкался... Вот, например, ты знаешь, сколько стоит истребитель "Игла"?
— Два миллиона, триста восемь тысяч. — Мгновенно ответил я.
— Дудки! — Рассмеялся Вагнер. — Это для Нас — два ляма. А, для союзных — три восемьсот. А к нему — еще и ракетки, надо прикупить. Да мастеровых, обучить, да пилотов — натаскать! А еще — запчасти! Вот и воют, союзники. Пойми, майор... Святых нет. А война — самая лучшая кормушка. Не удивлюсь, что она до сих пор длится, только из-за своей выгодности.
Я пожал плечами. Прадед, очень часто говорил: "Ищи кому выгодно!"
А он — далеко не дурак!
Полковник, принимая мое молчание, за повод продолжить беседу, сперва сбросил скорость, а чуть погодя и вовсе, съехал на заросшую кустарником обочину и остановился.
— Был у нас в части, прапорщик. Ухмаждаков, Ибергали Тауледович. Достать — продать — купить — Мастер! На складе порядок — комар лазейку не найдет. Пил — дико. До "белочки", пил. В прошлом году, навестил меня. За два месяца — ни грамма — ни пригубил! Спрашиваю: "Чего, тогда, на складе пьешь?" А он — "не пью. Заливаю".
Сделав себе в голове заметочку, задумчиво начал гонять ТВ по крови, уже рассчитывая, как бы мне к этому Ибергали, подобраться.
Флаер дважды качнуло и повело.
— Майор! Охренел! — Вывел меня из задумчивости вопль Вагнера. — Чего творишь, зараза!
Вернувшись из раздумий, огляделся. "Охренел" и "Зараза", это еще было очень мягко сказано.
"Троле, девонька — идеалистка! Пусть тебе икнется!"
Флаер стоял посреди дороги, идеально ровной и чистой, в радиусе десятка метров, словно некто, прошелся шлифовальным кругом.
Это явно не Ф-7!
Это уже тянуло, как минимум, на О-3!
А оно мне — не надо!
Наша градация псивозможностей, это словно попытка запутать врага — излишней информацией.
Вроде бы, Ф-7, это — круто!
Ан нет. Ф-7 это уровень водителя профессионала, умеющего водить в придачу ко всему, еще и самолет. Ф-43 Гермеши — уровень летчика — испытателя, космонавта. Вообще, Все согласные буквы, не взирая на цифровые индексы, это лишь... Несколько выше среднего. В моей семье, ниже индекса "Т", детей не было. Благодаря воспитанию, обучению, опыту, к тридцати годам, все члены нашей семьи получали Гласные буквы — это уже уровень, приближенный к гению. У Ольги, например, И-17. Прадед — Е — 4. С буковкой "А", из трехсот миллиардов разумных, существует всего трое. И о десятке мне рассказала Троле, пока мы путешествовали по "Вишенке". И держаться от "А", надо как можно дальше. Во избежании...
Моего Ф, хватало на истребительную авиацию, без командных должностей. В пехоте — до полковника, включительно. В науке — СНС. Академиком мне не стать.
И вот теперь — такая подляна!
Вагнер, качая головой, развернул флаер и молча газанул в сторону города.
— Простите... — Криво улыбнулся я.
— Идиот... — Полковник скривился. — Такой выброс! Его с любой точки — засекут!
— Что не делается — все к лучшему! — Мне в голову пришла гениальная мысль. — Скажем, что в этом месте я и появился!
— Сам сказал — сканер все покажет!
