Хозяйка логова

Когда пожилой господин Тикелл вывел меня на задний двор почтового отделения к огромному черному ящику, вручил сопроводительное письмо и сказал: 'Забирай', я долгие пять минут открывала и закрывала рот, не зная как выразить глубину моего 'признания' в словах.

— Да как вообще... откуда он здесь появился? — Обернулась я к директору отделения, а его уже и след простыл, лишь задняя дверь хлопнула. — Чтоб тебя, Инваго Дори! — в сердцах бросила я и открыла конверт. Что примечательно адреса отправки на нем не значилось, лишь место прибытия, адрес и моя новая фамилия ЭлЛорвил Дори.

'Здравствуй, родная, — гласили первые строки письма, не обремененного ни именем роднюли, ни датой отправки. — Знаю, ты сердишься на меня за долгое молчание...'

Сержусь — неподходящее выражение, я скорее зла и не за молчание, а за умалчивание. Создается впечатление, что ему было невероятно сложно предупредить меня о болезненности поцелуев, о посылках, об обозах, о том, что оставленные деньги придется потратить на пересылку, ибо даже один день постоя десяти или двадцати вампиров, выльется в копеечку... а я уже губу на них раскатала, явственно представив, что приобрету для "Логова". Но больше всего меня раздражало незнание истинных причин, которые двигали тарийцем, однако письмо не могло их обозначить. Исполненное нежности и сожаления за разлуку оно было адресовано возлюбленной, а никак не невестке. Я не смогла дочитать, всхлипнув, сложила тонкие листы и только сейчас увидела на обратной стороне имя отправителя и адрес в пылу войны сокращенный до номера округа 1.24.56 Данирш. Последний тарийский городок перед границей с Вдовией время первой военной компании в наши горы, когда Таллик сорвался со скалы и сгинул в пропасти... Это было письмо потеряшки, вполне возможно последнее, так и не достигшее адресата.

— Ну и тварь же ты, Дори! — я развернула листы, желая убедиться в своей догадке, и обомлела, письмо теперь начиналось со строк: "Здравствуй, Торика...", более того оно состарилось, на бумаге появились пятна, на краях трещины, на сгибах просветы, словно бы я в ожидании супруга сотни тысяч раз перечитывала эти строки. И я бы перечитывала. Это послание невозможно было отложить в сторону и забыть, разорвать, сжечь, оно грело душу и не столько словами: 'милая моя, нежная Торика', сколько фактами: 'Не могу уснуть... Брежу твоими поцелуями... Слышу твой голос... Неоднократно пытался свернуть на зов, даже не замечая, что впереди скала или пропасть... Каждый раз поднимая взор к небу, вспоминаю твои глаза... Прости меня. И заклинаю, дождись. Я не смогу без тебя...'

Красиво, жаль не мне, пусть и адресовано Торике ЭлЛорвил Дори. Так с этим разобрались, очередная качественная подделка. Я вытерла глаза, немного постояла, вглядываясь в снежную даль за пределами заставы, а затем с новыми силами тщательно осмотрела конверт и листы письма. Иных посланий поверх бумаги больше не было, даже марка никакой новой информации не несла.

— Просто прекрасно... А с посылкой что делать? — я обошла черный ящик по кругу, мысленно прикидывая, с какой стороны его открывать и в раздумьях прикоснулась к дереву и в который раз за час оторопела. Оно было теплым, мало того оно еще и дрожало. Помянула добрым словом мага Сато Суо, стянула перчатку с правой руки и прикоснулась к посылке. В следующее мгновение прозрачный камень в кольце — подарке от хранителя рода Дори, потемнел, а ящик с хлопком сжался до размеров небольшого сундучка и завис на уровне моей груди. Я давно так не пугалась, до икоты, до мороза прокатывающегося по телу от затылка до самых пят, до черных точек перед глазами... Хотя нет, если сравнивать, то ночной кошмар был пострашнее. Правда и теплые дрожащие посылки радости тоже не вызывали.

Вот и спрашивается, тяжело было предупредить? Записку оставить? Передать сообщение через Гилта! Увалень!.. Чтоб его!.. Заморозило, к полу припечатало, изжарило! Я подхватила ящичек, не превосходящий по весу и трех килограмм, и пошла к своей кобыле. Мартина мне обрадовалась, а вот посылке — нет, и стоило мне ее отвязать, как наглая кобыла сбежала от меня с громким ржанием.

— Стой! Стой... Мартина! — топнула ногой с досады и позвала ее повторно: — Ко мне, ко мне сказала!

А в ответ довольное ржание и легкая трусца по направлению к 'Логову'. Эта зараза доберется до него за пять минут, а я два часа потрачу.

— Скотина! — я пнула ближайший сугроб, глухо ругая строптивое животное не вовремя вспомнившее о своем норове. — Овсом не накормлю, сушеное яблоко не предложу, соли пожалею. Гадина гривастая!

— Волчица?! — я обернулась к окликнувшему и постаралась не скривиться. Тасор Галжский бывший мой... помощник. Когда-то давно мечтала, чтобы он моим мужем стал, пусть и не законным, но родным, а он лишь в любовники метил. Обидно, досадно, ну и бес с ним. Улыбки флирт и поцелуи сроком в неделю, закончились едва я узнала о его несовершеннолетней невесте из Заснеженного. Видите ли, пока она там приданое готовит, он тут форму поддерживать не забывает. Козел, как есть козел, два года прошло, и все равно обидно. Не дура, не уродина, и не привлекла. И что прицепился-то теперь? Глаза горят, улыбка так и светит, неужели супруга на сносях, а форма пропадает зря.

— Как поживаешь? — Я молча сверлю его взглядом. Раздобрел, порыжел пуще прежнего, бороду отрастил, чтобы скрыть второй подбородок. На щеке шрам появился, на клин похожий с одного края тонкий, с другого толстый, словно бы ножом порезали в драке. Во всяком случае, Тасор так всем говорил, однако я от постояльцев знаю, что это жена на него отцу пожаловалась, и тот зятька напоил и отбил всякое желание супругу унижать.

— Тебе что, жить негде, в 'Логове' решил заночевать?

— Нет... — ответил он с заминкой.

— Есть нечего?

— Да как бы... — усмехнулся моему предположению, бороденку свою поскреб, сверкнув на зимнем скудном солнце тремя перстнями, унизывающими пальцы. — Я жизнью доволен.

— Тогда чего ко мне прицепился? — А он взглядом начал косить по сторонам, не услышал ли кто, как его внимание отвергают.

— Да просто давно тебя не видел.

— Еще бы столько же, а лучше вдвое больше. — Перехватив свою ношу крепче, решила обогнуть его сани и двойку впряженных в них лошадей. Он не дал, прицыкнул, и холенные черные жеребцы преградили мне дорогу. Правда, затем, словно беду почуяв, отшатнулись, чуть не свалив Галжского с саней. Я тихо хмыкнула, от подарков Дори один лишь только прок, жаль, людей они не отпугивают. Бывший помощник менее чем через минуту меня догнал, приноровился к шагу и пошел рядом.

— Что ж ты сразу огрызаешься, я ж всего-то спросить хотел...

— Что? Спрашивай, ну... — поторопила умника, при этом чуть ли не срываясь на бег. Как ни странно, но мне нахамить хотелось не меньше, чем убежать. И, наверное, проделать все это разом, все же стоило, подумала я, едва услышав:

— Говорят, ты замуж вышла. — Я остановилась в легком недоумении, что это за тональность проскользнула в голосе Галжского. Не то жажда наживы, не то похоть, не то зависть к чужому счастью.

— Вышла. И что?

— За тарийца... — Вот это было сказано уже с презрением.

— Ну и?

— Знатного рода...

— Так и есть, — я криво улыбнулась, ожидая, когда он перестанет ходить вокруг да около и меня задерживать. Посылка неприятно оттягивала руку, напоминая о том, что малый вес со временем 'становится' все тяжелее и тяжелее.

— Фамилию его со своей соединила... — прошипел.

— Ага.

— Пять лет назад! — выдохнул он со злостью, словно бы я ему кровный враг. Бровью не повела, улыбнулась ехидно, ведь чувствуется мозоль у мужика не хилая, но наступила на нее не я.

— Кажется, кому-то во время волны бракосочетаний, на обряде делать было нечего, в храме в уголке сидел, надписи на алтаре читал, года высчитывал. — С удовольствием проследила за тем, как он изменился в лице и невинно вопросила: — Кстати, а кого ты 'замуж' выдавал?

— Не твое дело! — и рявкнул так, что сразу стало ясно — их гостиницу в Заснеженном тоже какому-то тарийцу отдали. А так как управленцев там три мужика и лишь одна женщина, значит...

— То есть жена у тебя нынче двоемужница, а нахамить ты решился мне.

— Ее вынудили, а ты... по собственной воле вышла за врага!

Вынудили — не подходящее слово. Я точно знала, что тарийцы прагматично предлагали владельцам имущества несколько вариантов дележа и уже те решали, как поступить. И то, что он называет принуждением, вряд ли было худшим из решений. Но сказать это я не успела, неожиданно оказалась схваченной за шею и прижатой к шершавой стене в ближайшей подворотне. Здесь было темно, неприятно пахло, видимо кто-то не успевал по нужде добежать до дома, и еще здесь было чуточку страшно. Потому что невменяемый Галжский одной рукой меня держал, а второй расстегивал мою одежду, попутно шаря по телу и грубо сжимая все подвернувшееся.

И вот стою я и понимаю, что расслабилась. Действительно, непозволительно расслабилась, выйдя замуж за потеряшку. Уверовала в хранителя рода, в честность Дори, в силу его нелюдей и всеобщее подчинение им. Ведь пока Гилт здесь был, никто, ни одна сплетница, ни один зубоскал меня не полоскал и помоями не поливал. И вот на тебе, потеряла бдительность и волчью хватку, из 'Логова' уехала без оружия, а возвращаюсь без... коня. Одним словом — потеря, под стать неведомому супругу. Подумав об этом, посмотрела на идиота рыжего покачала головой. И чего он своими поползновениями добиться хочет? Напугать? Глупость! Все ж знают, что у него с недавних пор не стоит, а у его жены чешется, кстати, именно от нее все и знают.

— Тасор, убери руки. — Не внял, грудь мою сжал сильнее. — Тасор, не доводи до греха. Хранитель рода Дори тебе все конечности оторвет, но жить оставит. — Ослабил хватку, засопел. А глаз не поднимает, взирает на кружева нижней сорочки, и меня вниманием своим морозит. — И чего ты взъярился, что у нее теперь тариец в супругах?

Не ответил, что ж продолжим.

— Подумаешь, воин, подумаешь, сильный... он будет далеко, а ты всегда рядом. — Со вздохом самолично убрала от себя его руки, начала застегиваться. — И вот что, хватит стесняться, сходи к лекарю, возьми от своего недуга лекарство...

— Он еще не приехал. — Оборвал меня увалень рыжий и отошел на шаг.

— Приехал. Лекарь Томис как раз в моем 'Логове', вполне возможно сидит сейчас в харчевне и наслаждается арией, — вспомнила о медам Тюри, потерла уши и уже совсем другим тоном обратилась к бывшему... помощнику. — Кстати, за глупость твою, я конфискую сани, а ты пройдись, проветрись. Прогулка от тяжелых дум хорошо помогает.

До 'Логова' Галжский не дошел. Пока я наслаждалась быстрой ездой на санях, вдыхала морозный воздух и радовалась кротким солнечным лучам, смущенно проглядывающим сквозь серую дымку неба, мой бывший помощник калечился. Вернее, как гласила записка, отправленная к лекарю, Тасор скользил на льду, падал и... ломал руки, ноги. В процессе возможно задел и голову. Иначе не объяснить, где он лед нашел и почему отказался ехать к лекарю в 'Логово', когда местные хранители правопорядка вытащили его из сугроба. Вернее даже, идиот рыжий зарекся переступать через порог моей гостеприимной обители и когда-либо подходить к ней ближе, чем на километр. Наверное, узнав об этом, мне следовало расстроиться, но я лишь рукой махнула и отдала сани спешившему на помощь Томису.

Подхватив посылку, я легкой походкой направилась к крыльцу и, уже занеся ногу над ступенькой, остановилась. Мартины в конюшне не было, седло и уздечка есть, строптивицы нет.

— Что за напасть... — только решила проверить стойло, как на меня из-за поворота выбежала взмыленная беглянка. Глаза как блюдца, грива дыбом, хвост дугой, я думала, она меня сейчас затопчет и не заметит, но кобыла заметила и, более того, обрадовалась. С диким ржанием затормозила, плюхнувшись на круп и выпрямив передние ноги. Знать не знаю, как ей удалось завернуть, но упертая скотина с наглым норовом оказалась позади, лбом прижалась к моим лопаткам, захрипела.

Причина ее страха и забега вокруг харчевни оказалась здесь же через секунду, злой оборотень в порванной куртке, со снежной 'шапкой' на голове, которую как перья украшали древесные шепки. Ох, чует мое сердце, кто-то влетел в сугроб возле дровяницы и основательно ушибся.

— Асд! Какая радость, как добрался?

— Замечательно, — по слогам процедил он, стряхнул шапку, повел плечами и медленно пошел на меня. — А ты как добралась на своих двоих? Она же тебя сбросила и сбежала, я правильно понял.

— Не сбросила, но оставила, — я покосилась на Мартину и чуть не подавилась словами. Кобыла взирала на меня как на предательницу, не забывая при этом косить взглядом на оборотня. Невольно забеспокоилась: — А что такое? Ты хочешь ее проучить?

— Да, — перехватил мой взгляд и быстро исправился. — Нет, что ты... только и хотел, угостить вот этим, чтобы она тебя из-за посылок больше не бросала. — В ладони оборотня появилось яблоко, маленькое красное, с виду сладкое.

Взяла яблоко протянула кобыле, она им, не брезгуя, тут же захрумкала и на ноги поднялась.

— Ну и чего ты ей яблоко не дал, напугал, заставил вокруг харчевни побегать?

— В глотку затолкать хотел, как первые два для понимания, — как на духу выпалил Асд, и кобыла закашлялась. — Видишь, она теперь больше понимать начала, а сейчас еще поумнеет, и будет у тебя...

— Говорящая лошадь! — выпалил вышедший на крыльцо Тимка.

Минута молчания. Мальчуган в немом восхищение взирал на Мартину, я на нее же с ужасом, а вот Асд на мальчишку с неодобрением.

— Какой, говорить! То же мне, выдумал. Да, чтоб эта дурында заговорила, нужно демону душу заложить или даже две! И то не факт, что кобыла хоть слово скажет, при ее-то интеллекте. — Оборотень забрал у меня посылку, хлопнул беглянку по возмущенной морде и послал ее в стойло. — Иди с глаз долой, пока не получила. А ты, — перст указующий и взгляд грозящий он обратил на Тимку, — марш в зал и на улицу ни шагу без шапки.

Я с удивлением проследила за тем, как лошадь и сорванец удалились от места встречи, а до того хмурый Асд, вдруг расплылся в улыбке:

— Покормишь?

— А, так там только разогреть... — вспомнила я о наличии блюд и услышала невероятное:

— Нас двадцать семь и все очень голодные.

3.

Двадцать семь!

Я убью Дори. Нет, я линчую Гилта! Уж этот гад явно знал, когда прибудет обоз, или догадывался. Хотя, чего далеко ходить, вон Асд сидит в столовой, уж его-то я стукнуть могу, за то, что он не предупредил о скором явлении!

С этими добрыми мыслями вышла в зал и села напротив оборотня. Его сотоварищи по переходу через горы уже поели и наслаждались сладкими булочками с компотом, благосклонно улыбались мне и подмигивали моим помощницам. Девчата на них внимания не обращали, слаженно убирали со столов, не поднимая взгляда на новых постояльцев. Устали, это было видно невооруженным взглядом, я и сама начинала клевать носом, а на дворе еще не вечер. Сейчас им всем ванну приготовь, комнаты протопи, кровати расстели, вещи разнеси, разложи... чтоб их! Когда постояльцы прибывают по двое-трое каждые два часа, справиться легче, но когда вот так — гурьбой и нам приходится бегать, как белкам, сложно. Тороп и Тимка уже растопили камины в шести комнатах, где новоприбывшие будут спать по двое, осталось еще пять, где гости разместятся по трое. И пойдем мы с девчатами набирать для них ванны, таская воду в ведрах от кранов, что стоят в каждом коридоре. Я могла бы радоваться, своей прошлой прозорливости и тому, что каждую комнату оснастила натопителем от камина и канализационным сливом, но как представлю восемь ведер на постояльца так дурно и становится. Ведь в преддверии снегов мною наняты четыре хрупкие помощницы, а не толпа здоровых мужиков.