Наемник 2

Ламил чуть помолчал, убедившись, что возражений больше нет. Когда молчание затянулось, он принялся выкрикивать имена тех, кому предстоит отбивать наседающих мертвецов, пока остальные восстанавливают силы, тех, кто дежурит после них и так далее.

— ...Наломать веток, чтобы для костров на всю ночь хватило! — кричит десятник. — Развести костры, а то скоро руку свою в этой темени не увидишь!

Вскоре лес озарился оранжевыми всполохами пляшущего пламени. Ребята не жалели дров, лишь бы света было побольше. Игра теней, отбрасываемых языками огня, еще более оживляла этот лес, и без того наполненный мертвой жизнью. Твари все лезут и лезут, разбиваясь о стену щитов вокруг лагеря. Несмотря на усталость, засыпать никто не спешил. Только Нарив, лишь окинув происходящее взглядом, улеглась и тут же задышала ровно. Я, как и остальные, слежу за неутихающей странной битвой. Кое-кто, не выдерживая, присоединяется к строю, вкладывая и свою лепту в истребление лезущих мертвяков.

— Вам колыбельную спеть, эльфово отродье? — разоряется Ламил. Десятнику пришлось лично вытаскивать доброхотов из строя, чуть не швыряя их на землю к кострам. — Если я говорю спать, значит вы должны закрыть свои поганые глаза и захрапеть так, чтобы эти распроклятые мертвяки сами порассыпались от вашего храпа, да на сотню шагов боялись подойти! Или вам кто-то за лишнего мертвяка прибавку к жалованию обещал, конские дети?

— Заснешь тут, когда Ламил так орет. — буркнул Молин, пытаясь примоститься поудобнее у огня. Взгляд моего друга все время возвращается к тем, кто стоит на страже. Впервые вижу его недовольным тем, что кто-то приказывает спать.

— Нарив вон заснула же. — ответил ему Баин, столь же беспокойный, как и Молин.

— Она будет спать, даже если сейчас из-за деревьев сотня эльфов выскочит. — чуть подумав, Молин усмехнулся, — А после, вскочит, да и порубит их всех на куски. Да, Алин?

— Смотри, как бы она тебя не порубила. — мое настроение никак не хотело улучшаться. Хотя, с чего бы ему быть хорошим в этих обстоятельствах? Жуткий лес, странные звуки, раздающиеся из темноты, мертвецы, беспрестанно лезущие на нас...

Вздохнув, я извлек из своего мешка кусок хлеба. Щит превратился в удобный стол. Лишь после того, как я положил на него хлеб, вспомнил, что этим щитом уже успел разбить несколько костяков. Молин, впрочем, если и осознал это, как я, не обратил никакого внимания. Быстро отломав себе кусок хлеба, он принялся с наслаждением жевать. Глядя на него, я понял, как проголодался. С новым вздохом, и сам принялся за пищу.

Ночь прошла ужасно. Не стоит и говорить, что, несмотря на окрики десятника, я, как и все остальные, кроме Нарив, так и не смог заснуть. Чуть ли не с радостью я встал в строй, когда подошла моя очередь. Короткий отдых пошел на пользу. Тело слушалось гораздо лучше, но продолжалось это недолго. Вскоре руки и ноги снова налились свинцовой тяжестью, разум затуманился от монотонной работы. Движение — удар — шорох — удар... Разум замечал угрозу уже автоматически, без участия сознания, а тело, так же автоматически, реагировало. Но, даже когда меня сменили в строю, сон не шел.

Не менее ужасно прошел и следующий день. Тело, так и не отдохнувшее, выжимало из себя последние силы. Вперед и вперед. Прочь из проклятого леса! Страха уже нет. Только жуткая усталость и звериное желание бежать хоть куда, лишь бы выбраться из леса, обуздываемое огромным усилием воли. Напор тварей, если и ослабел, то лишь чуть-чуть. Как мы пережили эти дни и ночи, проведенные здесь? В прошлый раз, когда мы прошли через этот лес, все было намного проще. Возможно, потому, что тогда наш отряд был втрое больше, чем сейчас. Три сотни, сменяясь, действуют гораздо эффективнее, чем сотня. И времени на отдых у каждого тогда было больше. Было страшно, жутко... Но было легче.

И еще день, и еще ночь, и снова день... Мы потеряли троих, не выдержавших напряжения. Что с ними сделали окружающие нас мертвяки, я не знаю, но их крики еще долго будут звучать у меня в ушах. Когда спереди шепотом передали, что уже виден просвет в деревьях, означающий конец этой пытки, у меня вырвался вздох облегчения. Он взвился в воздух в хоре таких же вздохов, словно огнем пробежавших по колонне вслед за новостью. Только что мы еле двигались, с трудом переставляя ноги, и вдруг я замечаю, что колонна резко набирает ход. Мы почти бежим. Настолько, насколько способен бежать человек, проведший дни и ночи практически без отдыха, в атмосфере постоянного страха, исходившего здесь, казалось, от каждой веточки мертвых деревьев вокруг и от каждой песчинки мертвой земли под ногами, постоянно следящий за тем, что происходит по сторонам и отбивающийся от жутких существ. Вот и я разглядел впереди пятнышко света — веселое яркое пятнышко на фоне вечных сумерек. Молин бежит рядом со мной, попутно отмахиваясь от все лезущих мертвяков. Уже давно — кажется, вечность — я не слышал его шуток. Не отстает и Баин, с хрипом вгоняя воздух в грудь, и возвращая его обратно. Нарив бежит чуть впереди. Судя по ее виду, воительница бежит лишь потому, что бегут все вокруг. Чтобы не отстать от остальных. Не раз за последние дни у меня мелькала мысль, что эта женщина способна пройти сквозь проклятый лес в одиночку, походя расправившись со всеми здешними тварями. Я не слышал от нее ни одной жалобы, хотя вокруг не переставали сетовать на судьбу крепкие, повидавшие всякое мужчины. Признаюсь, я и сам не раз проклинал все вокруг, проклинал себя, ввязавшегося во все это дерьмо, Молина, благодаря которому мы попали в роту Седого... Прочь все мысли! Лишь бы добежать до все растущего впереди просвета!

У самой опушки строй рассыпался. Один за другим, мы стрелами вылетали из стены деревьев, спотыкаясь, падая, но вновь поднимаясь и продолжая бежать, хотя страх резко исчез, едва нас коснулись солнечные лучи. Подальше отсюда! Я нагнулся, чтобы помочь подняться упавшему Молину. Оглянувшись назад, я содрогнулся. Ведь нам снова придется пережить все это! Обратный путь... нет! Я не хочу об этом даже думать! Подальше отсюда!

Только когда лес остался в пяти сотнях шагов за нашими спинами, сквозь гул крови в ушах, я расслышал хриплый, исполненный усталости окрик Ламила:

— Стой! — он даже не присовокупил никакого ругательства, что уже само по себе показывало, насколько десятник измотан. — Стой!

Кое-кто, услышав команду, упал на землю, едва замедлив шаг. Кто-то промчался еще несколько шагов, прежде чем заметил, что бежит в одиночестве. Весь наш отряд, тяжело дыша, развалился на мягкой траве луга. Я смотрю в неестественно, волшебно голубое небо, на котором сияет расплавленным золотом солнце, и вбирая в легкие необычайно вкусный, свежий воздух.

— Как стадо. — пробормотала Нарив, садясь рядом.

Она неодобрительно глядела на наемников вокруг, без сил валяющихся на земле.

— Ребята просто устали. — из последних сил ответил я. Даже для собственных ушей, мой голос прозвучал, как писк новорожденного котенка. — Отдохнем чутка...

— Два часа на отдых. — раздался голос десятника.

Он не установил никаких караулов. Даже Ламил понимал, в каком состоянии сейчас люди. Десятник просто сплюнув, бросив еще один взгляд на лес позади, и повалился на землю рядом с остальными. Лишь Нарив осталась сидеть, то неодобрительно поглядывая на людей вокруг, то обозревая окрестности. Она что, из железа? На этой мысли я погрузился в блаженную темноту. Разум, поддерживавший столько времени тело вертикально лишь усилием воли, отключился, будто кто-то задул свечу.

— Подъем! — пинок в бок привел меня в чувство. — Развалились тут, как стадо овец на выгуле! — рядом вскрикнул Молин, которого тоже приголубил сапог десятника. — Встать, сукины дети!

Неужели два часа уже прошло? Чувствуя, будто мое тело за эти часы мгновенно прожило сотню лет, покряхтывая, я поднялся. С третьей попытки. Да и то, с помощью Нарив, заботливо потянувшей меня за плечо вверх. Более-менее утвердившись на ногах, я помог подняться друзьям. Некое подобие строя, кривого, до невозможности, в котором половина бойцов едва стоит на ногах, вызвала презрительный плевок Ламила и новую тираду, в которой десятник сравнивал нас с просто умопомрачительным количеством самых разнообразных, в большинстве своем — неприятных, существ.

— До гор, — десятник кивнул вперед, на туманные вершины, виднеющиеся вдали, — три стражи хода. — он посмотрел на солнце, едва приблизившееся к полудню. — Сейчас я буду распределять караулы. До темноты остаемся здесь. Путь продолжим, когда стемнеет.

— Чего по темноту ноги ломать? — недовольно спросил кто-то. Скорее всего, отозвавшийся был из баронских. Никто дургой, хорошо зная нрав десятника, не посмел бы спросить такое. Еще и столь недовольным тоном.

— А того, Колин, что мы на этом растреклятом лугу, как на ладони. — принялся объяснять Ламил ласковым-ласковым тоном, обычно предвещающим тому, кому адресовались его слова, какое-нибудь увлекательное времяпрепровождение, вроде закапывания сортиров, вышагивания во всем снаряжении целый день под солнцем, или полную ночь в карауле. — А те, эльфом да бараном деланные, гномы сидят в горах. И видят они, Колин, что б тебя, очень далеко. Если у тебя шлем проржавел, да ржавчина в мозги попала, то я тебе объясню, — ласковый тон Ламила начал переходить в крик, — что нас всего сотня, — он поправился, — меньше сотни... и на такой проклятой тарелке, как этот луг, да еще уставших, нас не составит труда окружить и поотрывать ваши тупые бошки даже грязным крестьянам с вилами. Так что, Колин, тащи свою задницу в растреклятый караул, пока я лично не оторвал ее тебе, да не погнал пинками! Или, клянусь всеми проклятыми эльфами этого долбанного мира, я лично оторву тебе голову, да заброшу в тот проклятый лес, из которого мы только что еле выползли! А вместо тебя назначу командовать какого-нибудь свинопаса, у которого вдосталь мозгов в черепушке, чтобы понять, что нам надо по темноте добраться незамеченными до проклятых гор и занять там оборону в каком-нибудь ущелье!

Впервые за долгое время я заметил на лице Нарив улыбку. Молин хихикнул — но тихонько, чтобы — не приведи Дарен! — этот смешок не долетел до ушей Ламила. Баин едва слышно присвистнул.

— Как он его! — шепнул Молин. — Аж заслушаешься...

— То-то ты заслушиваешься, когда он тебя так... — прошептал я в ответ.

— Заслушивается. — подтвердил Баин. — И даже специально нарывается на неприятности.

Глядя, как баронские нехотя расходятся вокруг лагеря, мы снова попадали на землю.

— Хорошо, хоть не нас погнали в караул. — Молин зевнул так, что хрустнула челюсть. — По-моему, я сейчас и десяти шагов не пройду. Ноги гудят-то как...

Баин просто отвернулся и тихонько засопел, провалившись в сон. Я же только покачал головой. Увидев, что никто не спешит поддержать разговор, Молин вздохнул и тоже улегся.

— Если бы я не видела вас в деле, — сказала вдруг Нарив, присаживаясь рядом, — то решила бы, что оказалась среди каких-нибудь новобранцев.

— А ваши легионы, — подумав, отозвался я, — как бы они прошли через тот лес?

Нарив задумалась.

— Да, тяжело там пришлось. — наконец кивнула она. — Наверно, ты прав.

— Мы сражались с эльфами. Но видеть ходячих мертвяков нам еще не приходилось. А они еще и лезут, как мошки на огонь. Мы их бьем, а они все лезут... Интересно, скольких мы убили... — я задумался о том, можно ли убить мертвеца, но ничего не придумав, продолжил, — Сколько их вообще в этом лесу осталось?

— На обратную дорогу нам хватит. — Нарив посмотрела на лес. Она молчала не менее трех мгновений, так, что мне уже показалось, что разговор окончен. — Знаешь, мне и самой очень не хочется туда возвращаться.

— Нарив! — я пораженно посмотрел на нее. Эта женщина шла и сражалась тогда, когда остальные уже еле держали щиты. Казалось, она вышла на прогулку в сад, а не идет по наполненному тварями лесу. Ей не хочется туда возвращаться? Смягчившись, я дотронулся до ее руки. — По тебе и не скажешь, что тебе тяжело там пришлось.

— Я — воин, — пожала плечами она, — жрица Роаса. Я должна была пройти и прошла. Но это не значит, что мне по нраву было все, что происходило.

— Так же, как и у нас. — кивнул я. — Мы тоже должны были, и тоже прошли. Только, глядя на тебя в лесу, я никогда не сказал бы, что тебе там тяжело. А мы... Мы не жрецы. Пусть ребята жалуются, пусть падают без сил, когда все закончилось... Но они выполнили свою работу.

— Выполнили. — согласилась она. — Достойно выполнили. — женщина улыбнулась. — И ты, кстати, держался достойнее многих.

— Если вы не заткнетесь и не дадите поспать, то я... — раздалось приглушенное бурчание Молина. — Сколько можно языками чесать!

Хитро подмигнув Нарив, я вытащил из мешка круглый сухарь, и беззаботно произнес:

— Кстати, я тут тоже решил живую черепушку из леса. — Молин зашевелился, — Лови!

Сухарь, пролетев по воздуху, шлепнулся прямо на голову моего друга. С тонким вскриком тот тут же стряхнул его с головы и вскочил.

— Ты что... — его взгляд зашарил по земле, а нога поднялась, чтобы раздавить страшный череп. Но под ногами был всего лишь сухарь. — Да я тебя... — Молин бросился ко мне.

— А ну заткнись! — послышалось со стороны. Недовольные шумом ребята принялись оглядываться на нас. — А то я тебя самого...

Даже десятника привлек шум. Я заметил, что Ламил поглядывает в нашу сторону. Молин застыл в полушаге от меня. Я, схватившись за живот и хохоча во все горло, повалился на землю. Рассмеялась и Нарив. Чуть погодя, к нашему смеху присоединился и сам Молин — любитель подшутить над кем-нибудь, он никогда не обижался всерьез на чужие шутки. Так мы и сидели на земле, хохоча и не обращая внимания на возмущенные возгласы вокруг.

* * *

Когда мы наконец достигли гор, я уже совсем запыхался. Мало того, что Ламил все поторапливал отряд, наказывая бежать быстрее, так десятник еще и злобно шипел на любой посторонний звук, будь то вырвавшееся проклятие споткнувшегося наемника или звон кольчужных колец. Оказалось, все эти предосторожности были совсем нелишними — едва опустилась ночь, все заметили множество огоньков, зажегшихся тут и там на скальных стенах. Заметили ли нас часовые Подгорного королевства при свете дня? Ведь с той высоты, где горят костры караулов, плоский, как стол, луг должен просматриваться до самого леса. А может, я недооцениваю расстояние. В любом случае, до своей цели мы добежали без всяких препятствий, если не считать таковыми ночной бег, да усталость.

Как только, вместо мягкой, чуть пружинящей травы, под ногами все чаще стали попадаться камни, движение замедлилось. Здесь ничего не стоит споткнуться и получить, как минимум, хороший ушиб.

— Стой! — приказ десятника шепотом передали по цепочке.

Тяжело дыша после того, как пробежали почти всю ночь, наемники замерли.

— Медленным шагом. — вновь пронесся шепот, перепархивающий от одного наемника к другому.

Глядя под ноги, хотя рассмотреть что-то практически невозможно, мы двинулись дальше. Пологий подъем становиться все круче. Трава постепенно исчезает, и, вместо ее тихого шороха, под ногами уже хрустят мелкие камушки. Кто-то, споткнувшись, громким шепотом помянул Эльзиара. Под моей ногой вывернулся крупный булыжник, с грохотом полетев назад. Сам я устоял на ногах лишь благодаря тому, что Баин вовремя подхватил меня за руку.