Поддельный шотландец 2

— Да бросьте, любезный, — лениво возразил я. — Я вам не дикий хайлендер, и прежде чем идти сюда заручился поддержкой многих достойных джентльменов, среди которых, кстати, есть и Кэмпбеллы. Так что всё будет совсем не так просто, как вы только что мне так живописно расписывали. По крайней мере о лжесвидетельстве вам лучше позабыть, чтобы не повторить судьбу своего отца. Правда вас в отличие от этого старого мятежника наверняка повесят. Что же касается упомянутой вами вскользь "груды золота"... Думаю, мне не составит труда доказать, что я не получал от Стюартов ни кната. Наоборот, я и явился в Эпин чтобы отдать Алану Брэку свой карточный долг в размере двухсот гиней. Так что, получается, что это я подкупил их? Уже после совершённого убийства? Не смешите мою шпагу!

Престонгрэндж с шумом захлопнул книгу.

— Я ведь предупреждал вас, Саймон, — сказал он. — Вы сыграли свою игру и проиграли её. Мистер Дэвид, — продолжал он, — поверьте, что вас не по моему желанию подвергли этому испытанию. Мне хотелось бы, чтобы вы знали, что я рад тому, что вы с честью вышли из него. Вы не поймёте почему, но этим вы некоторым образом оказываете услугу и мне. Если бы мой друг действовал успешнее, чем я в прошлую ночь, то оказалось бы, что он лучше знает людей, чем я. Оказалось бы, что мы не на своих местах, мистер Саймон и я. А я знаю, что наш друг Саймон честолюбив, — сказал он, слегка дотрагиваясь до плеча раздосадованного Фрэйзера. — Что же касается этой комедии, то она окончена. Мои симпатии на вашей стороне, и каков бы ни был исход этого несчастного дела, я сочту своим долгом позаботиться, чтобы к вам отнеслись снисходительно.

Это были приятные слова, которые заставили меня немного расслабиться. Впрочем, насколько я мог заметить, отношения моих противников были не особенно дружелюбны и даже слегка враждебны. Тем не менее было ясно, что это представление разыграли они оба. Мои противники хотели испытать меня всеми средствами, но я был искренне удивлён, что методику злого и доброго полицейского применяли и в эти времена... Теперь, когда уговоры, лесть и угрозы оказались тщетными, мне было ясно, что дело подходит к более решительным действиям. Но я не мог не дополнить свою позицию ещё парой слов.

— Главной своей целью в этом деле я считаю недопущение гибели невиновных, — твёрдо сказал я, — чего бы мне это ни стоило и чем бы не грозило.

— Хорошо, хорошо, — сказал Престонгрэндж, — постарайтесь спасти их. Если у вас найдутся веские доказательства, это вполне возможно. Но вы не должны сердиться на моего друга мистера Саймона, который действовал так, как ему было предписано. Если вы даже питаете неприязнь и ко мне за то, что я, присутствуя тут же, как бы поощрял его, это чувство не должно распространяться на невинных членов моего семейства. Им очень хочется почаще видеть вас, и я не желал бы, чтобы мои девочки обманулась в своих ожиданиях. Завтра они отправятся в Хоуп-Парк. Хорошо было бы и вам пойти туда. Но сперва зайдите ко мне: может быть, мне нужно будет сообщить вам кое-что наедине. Затем вы пойдете в сопровождении моих барышень, а до тех пор повторите своё обещание хранить тайну.

Я с удовольствием согласился, вежливо распрощался и вышел поскорее на улицу. Там, прижавшись к прохладной стене дома, слева от входа, нескоро перемотал неглубокий но обильно кровоточящий порез на правой руке. А вот не надо было дёргать без толку острый как бритва стилет раньше времени. И надо сделать ножны из более прочной кожи, потому что это просто смешно, рисковать пораниться при любом неудачном движении.

Как вдруг голоса двух ливрейных лакеев Престонгрэнджа, которые раздались на пороге его дома, привлекли моё внимание.

— Вот, — сказал первый, — возьми эту записку и отнеси её как можно скорей капитану стражи.

— Что же, опять требуют привести этого горского разбойника? — спросил второй.

— Вероятно, — отвечал первый. — Он снова зачем-то нужен ему и Саймону.

— Мне сдается, что мистер Престонгрэндж спятил, — заметил второй. — Он не может и пары часов прожить без Джеймса Мора.

— Ну, это не наше с тобой дело, — ответил первый.

Они разошлись. Первый пошел исполнять своё поручение, второй возвратился в дом.

Всё это явно не обещало мне ничего хорошего. Не успел я уйти, как они уже послали за Джеймсом Мором, на которого, вполне вероятно, и намекал мистер Саймон, говоря о людях, заключенных в тюрьму и готовых всеми возможными средствами спасти свою жизнь. Хотя нет, отец Катрионы уже давненько сидит в заключении и его свидетельство в Эпинском деле будет выглядеть фарсом даже для этого наивного времени. Скорее всего законникам нужны услуги его клана. Меня хотят убить или похитить? И когда? Завтра на прогулке? Придётся подготовиться к возможному столкновению.

Я быстро и наугад пошёл вперед, чувствуя настоятельную потребность в движении, воздухе и просторе.

VII.

Даже не знаю, каким именно образом я в конечном итоге вышел на Ланг-Дейкс. Это проселочная дорога, которая ведет в Эдинбург с северной стороны. Передо мной расстилался весь город, начинавшийся с замка, стоявшего на утёсе над озером, и продолжавшийся длинным рядом шпилей и крыш с дымящимися трубами, только кое-где прикрытый лесом.

Я задумался, не следует ли мне при случае подробно изучить местную тюрьму, на предмет возможности побега или даже её штурма. Эдинбургскую тюрьму Толбот я уже видел мельком, во время воскресной прогулки. Это далеко не Тауэр — сравнительно небольшое здание с остроконечной крышей расположено в центре города в окружении торговых лавок и обычных жилых домов. Содержится там не более полусотни заключённых, половина из которых должники или малолетние воришки, содержащиеся в основном на первом этаже и привлекаемые к тюремным работам. Второй этаж занимают смертники и опасные мятежники, содержащиеся в железных клетках. На третьем в основном содержат уголовников и политических, в отдельных камерах по три-четыре человека. Здесь, в частности, обитал сейчас Джеймс Мор МакГрегор. Этим заключённым уже позволялись кое-какие вольности, от свободного передвижения по этажу или внеочередной смены соломы в камере до тёплых одеял зимой или даже бутылочки виски, но только в обмен на живые деньги. Тюремщики, число которых не доходило и до полутора десятков, вовсе не являли собой образец неподкупности. А тот кто за медяк идёт на мелкое нарушение за золото сделает намного больше.

Хуже было то, что напротив тюрьмы были расположены казармы первого полка королевского шотландских стрелков, где красные мундиры ютились в изрядном количестве, только рядовых там насчитывалось около 850 человек. Они же служили конвойными при всяком перемещении узников между тюрьмой и внешним миром. Смешно сказать, даже малолетнего воришку в суд сопровождал конвой из четырёх солдат с сержантом, а знаменитых преступников иногда "выгуливала" полная конвойная рота с лейтенантом во главе! Почти сотня человек! Они наверно живой коридор устраивали. И нет, я не преувеличиваю, по отзывам очевидцев именно так совсем недавно вели на казнь последних выдающихся якобитов, в том числе и славного отца ублюдочного Фрэйзера Ловэта. Меня конечно такой почёт обойдёт стороной, по крайней мере если внезапно не вскроется дело с ограблением банка. Но, в любом случае, чтобы освободить узника в Эдинбурге потребуется целая армия. Или же невероятная наглость и везение. А уж тому кого поместят в камеры самого Эдинбургского замка о побеге можно даже не мечтать... Из чего следует донельзя логичный вывод: попадаться в руки местному правосудию крайне нежелательно. При угрозе подобного придётся реагировать крайне жёстко и сразу уходить в подполье. И ещё у меня куча легальных средств, которые сразу конфискуют. Надо подстраховаться, пока не поздно...

Я присел на берегу озера, там, где был подход к воде и росли камыши, погрузил руки в воду и смочил виски. Захотелось немедленно съездить в Куинзферри и Шос, чтобы повидаться с Аланом и Эйли, но и так было понятно, что вернуться к завтрашнему дню я не успею. Чем же заняться до вечера? Денег нормальных у меня при себе сейчас почти не осталось, за ними надо возвращаться в квартиру или идти в банк. Разве что хватит разок перекусить хорошеньео, но аппетита как назло нет. Я ещё раз осмотрелся по сторонам. Север Эдинбурга, значит рядом деревня где проживает дочь Джеймса Мора. Пусть он и заподозрен в предательстве, но это никак не отменяет данных мною ему обещаний. Кроме того, эта девушка, Катриона, надо признаться откровенно, зацепила меня гораздо сильнее, чем можно было бы ожидать от такого старого циника. До сих пор я не верил в любовь вообще, не то что в любовь с первого взгляда. Но теперь готов был поверить. Любовь — это такая душевная болезнь, вызывающая явные отклонения в сознании. Иначе почему у меня воспоминание образа этой девушки вызывает такой неоправданный логикой прилив тёплых чувств? Я вижу только два варианта, любовь или магия, но увы мне, во вторую я верю ещё меньше чем в первую. Любовь по крайней мере не отрицает законы физики, на которых держатся все миры...

Ходьба и мысли о встрече с Катрионой воодушевили меня, и во мне снова забурлила деятельная энергия молодости.

В том месте, где деревня Дин уходит в глубь долины и спускается к реке, я навел справки у мельника. Он указал мне ровную тропинку, которая вела на дальний конец деревни, к чистенькому маленькому дому, окруженному садом с лужайками и яблонями. Подойдя к садовой ограде, я увидел прогуливающуюся во дворе свирепого вида пожилую леди в белом платье, с мужской шляпой на голове. Чем-то она напомнила мне одну из героинь Фаины Раневской в каком-то полузабытом старом фильме, разве что по сложению была гораздо более сухощавой, чем упомянутая актриса. Но типаж был определённо схож.

— Что вам тут надо? — с подозрением спросила она, завидев, что я направляюсь прямиком в её сторону.

Я сказал ей, что пришёл сюда в поисках мисс Драммонд.

— И какое у вас может быть дело к мисс Драммонд? — сердито продолжала она свой допрос.

Я рассказал, что встретив девушку в прошедшую субботу, имел счастье оказать ей ничтожную услугу и явился теперь по личному приглашению молодой леди.

— Так вы и есть тот самый "добрый мистер Сикспенс"! — воскликнула она чрезвычайно насмешливо. — Хороший дар, нечего сказать, и какой прекрасный джентльмен! Разве у вас нет человеческого имени и титула, или вы так и окрещены Сикспенсом?* — спросила она.

Я вежливо назвал своё имя.

— Господи меня помилуй! — воскликнула она. — Неужели у Эбэнезера есть сын?

— Нет, — отвечал я, — я сын его старшего брата, Александра. И теперь я Шосский лэрд.

— Вам будет довольно трудно доказать свои права на поместье вашего дядюшки, — заметила она.

— Я вижу, что вы хорошо его знали, — сказал я, — и вам, вероятно, будет приятно узнать, что дела мои с ним улажены. Если точнее — он не так давно умер, поэтому уже не в состоянии чему бы то ни было возражать.

— Что же вас привело сюда, к мисс Драммонд? — продолжала она допытываться.

— Я пришел за своим сикспенсом, — ответил я. — В этом на самом деле нет ничего удивительного: как истинный племянник своего дяди, я просто обязан быть слегка скуповат.

— О да, вы не так уж глупы, — одобрительно заметила старая леди. — Я думала, что вы сущий теленок со своим сикспенсом, счастливым днем и памятью Балхквиддера. (Из этих слов я с удовольствием заключил, что Катриона не забыла нашего разговора.) Но всё это к делу не относится, — сказала она, резко меняя тему. — Должна ли я так понять, что вы собираетесь жениться на нашей девочке?

— Мне кажется, что вы слишком гоните лошадей, — сказал я весело. — Мы ещё не настолько близко познакомились, чтобы я вдруг стал строить столь далеко идущие планы. Тем более жизнь часто бывает такова, что мы предполагаем, а она располагает. Но направление ваших мыслей мне чем-то определённо нравится.

— Вы, как я вижу, за словом в карман не полезете, — продолжала старая леди, говоря одновременно как бы со мной и как-бы сама с собой. — Я, слава богу, тоже. Я была так глупа, что согласилась взять на своё попечение дочь этого мошенника, — прекрасная обязанность, нечего сказать! Но так как я взяла её на себя, то и буду выполнять по-своему. Вы хотите уверить меня, мистер Бэлфур из Шоса, что женились бы на дочери Джеймса Мора, даже если его повесят? Ну, а там, где женитьба невозможна, — там не должно быть и никаких ухаживаний, намотайте себе это на ус. Девушки легкомысленны, — прибавила она, качая головой. — И хотя вы этого никогда не подумаете, глядя сейчас на мои морщины, я сама была когда-то молода и даже очень красива.

— Леди Аллардайс, — сказал я, — полагаю, что я не ошибся? Вы, кажется, сами и спрашиваете и отвечаете сразу за нас обоих. Так мы никогда не договоримся. С вашей стороны жестоко допрашивать меня, человека, которому самому грозит возможная виселица, намерен ли я жениться на девушке, которую видел только один раз в жизни. Я уже сказал вам, что не так неосторожен, чтобы сходу брать на себя подобное обязательство. Но я всё-таки кое в чём соглашусь с вами. Если эта девушка будет и дальше нравиться мне — а я имею причины надеяться на это, — то ни отец её, ни виселица ни даже вы не смогут разлучить нас. Что же касается моей семьи, то у меня её нет. Я ничем не обязан своим родственникам, и если женюсь, то для того только, чтобы доставить радость будущей жене и себе, и больше никому.

— Я слышала подобные красивые слова, когда вас ещё не было на свете, — отвечала сварливо миссис Огилви, — и потому мало придаю им значения. Здесь надо многое принять во внимание. К моему стыду должна признаться, что Джеймс Мор мой родственник. Но чем лучше семья, тем больше в ней бывает повешенных и обезглавленных, — такова уж история несчастной Шотландии! Если бы речь шла только о виселице! Я была бы рада видеть Джеймса с веревкой на шее — по крайней мере, это был бы конец большинства проблем. Кэтрин хорошая девушка, у нее доброе сердце: весь день она терпит воркотню такого старого урода, как я. Но у неё есть своя слабость. Она теряет голову, как только дело доходит до этого долговязого, лживого, лицемерного нищего — её отца, до всех Грегоров, до политики короля Якова и тому подобного бреда. Если вы думаете, что могли бы руководить ею, то очень ошибаетесь. Вы говорите, что видели её только раз...

— Видите ли, я говорил с ней только раз, — прервал её я. — Но сегодня я опять видел мисс Драммонд из окна гостиной Престонгрэнджа.

Я так сказал потому, что желал щегольнуть своим знакомством с Генеральным прокурором, и тотчас же был наказан за своё хвастовство.

— Это ещё что? — воскликнула старая леди, внезапно нахмурив лицо. — Мне кажется, что вы и в первый раз встретились с ней у дверей прокурора?

Я ответил, что действительно это было так.

— Гм... — сказала она, а затем воскликнула брюзгливым тоном: — Ведь я только из ваших слов знаю, кто вы и что вы! Вы уверяете, что вы Бэлфур из Шоса, но, кто вас знает, вы можете быть и Бэлфуром чёрт знает откуда! Возможно, что вы пришли сюда за тем, о чём вы говорите, но возможно также, что вы здесь чёрт знает для чего ещё! Я достаточно предана вигам, чтобы сидеть смирно и не стараться помочь членам моего клана. Но я не позволю дурачить себя. Скажу вам откровенно: вы слишком много говорите о двери и окне прокурора для человека, который ухаживает за дочерью МакГрегора. Можете передать это самому прокурору, наверняка подославшему вас сюда. До свидания, мистер Бэлфур, — прибавила она, посылая мне воздушный поцелуй, — приятного пути туда, откуда вы пришли.