Под знаком Святой Софии - 2

— Это же, насколько гибкой, — думал он, — должна быть психика у девчонок, чтобы так себя вести, так быстро забыть обо всем плохом? Или это все потому что я дитя 21 века и слишком рефлексирую по любому поводу, а они, жители 15 века, еще не очень обременённые цивилизацией, относятся ко всему гораздо проще? Что-то вроде того — сегодня мне хорошо, и я на свободе, и катись к черту все, что было вчера!

В общем, две девицы под окном...то есть две чухонки, до отправки обоих к отцам, матерям, братьям, как бы были Даном пристроены, и чувствовали себя, несмотря на фингалы под глазами и временные трудности во взаимоотношениях со сверстниками — ну, никак не хотели их сверстники, предполагаемые сверстники, чтобы Мерене и Майму ими командовали — прекрасно и мал-мала даже участвовали в работе мастерской. К Семену младшему цепляться они перестали и Семена младшего, и его дружка Зиньку, задиристые девицы, бывшие почти на голову выше их, старались теперь "не замечать". Воинственную же Вайке они аккуратно обходили... Но в целом, как видел Дан, "шило в заднице" у Мерене и Майму никуда не делось, просто девицы, получив отпор у своих, как им казалось, ровесников, переключились-стали присматриваться к очень высокому для своих 15 лет Нежке, которого, девицы, вероятно, по причине его роста, принимали за гораздо более старшего парня, старшего, чем он был на самом деле и более взрослого, чем они, а также начали присматриваться к массивному Домажиру, который, действительно, был старше эстонок. Единственное, что, похоже, останавливало очередную "шкоду" девиц и не давало чудинкам "пуститься во все тяжкие" — недостаточное знание ими словенского языка. К Вайке, Мерену и Майму цеплялись на эстонском и Вайке, ясно, что понимала их, поскольку тоже являлась эстонкой. С Весантой, как сказала Дану Ждана, чудинки тоже говорили на своем языке, и та их также прекрасно поняла, а, вот, с Семеном младшим... Как выяснилось, там, как раз, во многом конфликт произошел из-за плохого знания девицами славенского языка. Чудинки вовсе не собирались, в тот раз не собирались, "наезжать" на парня, просто проходя мимо печей для обжига, где суетился Семен, белая блонда Майму, смотря на парня, обронила несколько словенских слов — как перевел, задним числом, объяснение девиц Дану Хотев... Наверное, лучше и точнее мог бы перевести объяснение девиц Седой Хирви, поскольку он, все-таки, в отличие от Хотева был конкретным эстонцем, но и так сошло. Тем более, что Мерену и Майму, почему-то, упорно избегали Седого Хирви, и избегали, как показалось Дану, вовсе не потому что подрались с Вайке... Короче, Майму, остановившись у печи, сказала, по-словенски, что-то вроде: — Печь большая, а пацан возле нее мелкий... — Во всяком случае, Майму была уверенна, как понял Дан, что, именно это, она и сказала работавшему у печи пареньку. Однако Семен младший, как выяснилось, услышал нечто совсем другое и, поскольку девицы с вызовом смотрели на него, немедленно огрызнулся. Да, еще и показал неприличный жест эстонкам. Ну, а дальше... Дальше, чухонские "дамы" истолковали жест Семена, абсолютно правильно истолковали, и сразу бросились на Семена. И быть бы Семену битому или, по крайней мере, исцарапанному, но ему на помощь пришел, выглянувший в этот миг из сарая, где расписывал сосуды, его дружок Зинька...

Впрочем, незнание языка отнюдь не мешало эстонкам вертеть задницей перед Нежкой и Домажиром, тем паче, что девицы прекрасно осознавали, что у них, девиц, есть чем вертеть.

И, раз уж упомянули конопатую племянницу Седого Хирви Вайке, стоит добавить еще пару слов о ней. Сейчас белесо-рыжая Вайке, как и Мерене с Майму, помогала жене Вавулы и Антонине кашеварить. Девчонка старалась, это видно было, но также видно было, что это не ее. Не привлекали племянницу Седого Хирви "домашние" дела. И работа в мастерской ее не привлекала. Лепить горшки, как Вавула с Яковом и малолетним Алексеем, или разрисовывать их, как Нежка с Домажиром и Зинька с Лаврином... И, уж, тем более, обжигать керамику, как Семен и его ученик — Семен младший, Вайке было тоскливо. Девчонка работала "не покладая рук", делала все, что ее просили, изо всех сил пыталась быть полезной, но Дан, и не только Дан — тот же Семен с Вавулой, обсуждая, время от времени, вместе с Даном свои проблемы, причем, не обязательно "производственные", и видя волокущую, по двору, за Аглаей свет Спириничной посуду или просто делающую что-то Вайке, не раз, как бы мимоходом, без всякой "задней мысли" отмечали, что не выйдет из племянницы, ковыляющего по мастерской эста, "домашней" хозяйки. Не те интересы у девчонки. Зато Дану очень четко врезалось в память, как "загорелись" глаза у племянницы Седого Хирви, когда она, как-то с раннего утра вместе с дядькой — видимо, эст решил показать Вайке, где живут мастер Георгий и тетя Антонина, а заодно и здоровенные, жизнерадостные бугаи... — вот, собирались стать молчаливыми, отстраненными от мирской жизни и посвященными богу монахами, пусть и воинами, а обретаясь постоянно с Даном, наоборот, превратились в радующихся жизни лбов... — из охраны боярина, но самое главное — сам боярин и очень красивая его жена с маленькой, по сравнению с Вайке, девочкой Ярославой, зашла на подворье Дана и застала "утреннюю разминку", махающих руками и ногами телохранителей Дана во главе с ним самим.

— В конце концов, — подумал Дан, — почему бы и нет? Амазонки были и до Вайке... Не она первая и не она последняя. А, там, как говорил один известный персонаж в будущем-прошлом — "...будем посмотреть". — И переговорил с Седым Хирви на предмет того, что он, Дан, не станет возражать, коль Седой Хирви решит приводить Вайке по утрам в усадьбу Дана на тренировки телохранителей и самого Дана. Но только по утрам. В остальное время Вайке пусть помогает Антонине и жене Вавулы готовить еду... Вся эта ситуация случилась, как и разговор, насчет племянницы, с Седым Хирви произошел еще до памятного нападения рутьеров на Дана. За три дня до этой стычки на дальнем вымоле. И с тех пор ежеутренне Дан "имел счастье" видеть с каким рвением и энтузиазмом окончательно "оклемавшаяся" племянница эста повторяла вслед за ним и Рудым, Хотевом и Клевцом все упражнения — с учетом своих, все-таки, девичьих и подростковых сил — направленные на растяжку и развитие физической силы и реакции, вела бой с тенью, отрабатывала удары ногами и руками и училась метать ножи — топоры метать Дан ей запретил, тяжелы, пока, они были для нее. Лишь суставы повредила бы. Оттого Дан и не сильно удивился, когда, услышав о драке девиц-эстонок с Вайке, узнал и о том, что Вайке "наваляла" им обоим. Он, наоборот, здорово бы удивился, зная немножко "безбашеность" Вайке и помня о том, чему племянница Седого Хирви даже за это короткое время успела научиться, если бы это было не так и она испугалась бы двух наглых, превышающих ее габаритами девиц. Однако разбираясь с подробностями случившихся в мастерской подростковых драк, хотя, какие там драки, так, небольшие стычки — разбираясь, потому что оставлять подобное без внимания было нельзя — во избежание превращения мастерской в территорию для выяснения подростковых обид, Дан, походя, и узнал — почему Мерене и Майму подрались с Вайке и отчего они обходили стороной Седого Хирви... Разумеется, как человек, окончивший университет, исторический факультет Гомельского государственного университета, Дан, кое-что, знал о междоусобных войнах эстонских племенных объединений-маакондов в эпоху до завоевания Эстонии немцами и датчанами. Но не подозревал, что ненависть к соседям сохранилась и спустя 200 лет после этого завоевания. Казалось, что уже вспоминать и о чем спорить? Столько лет прошло и у всех маакондов давно общий враг... Ан, нет. Общий враг "на потом", а сначала нужно достать скотину-соседа, убившего кабана в нашем лесу, пусть и по ошибке, хрен знат когда... Правда, без соседа с общим врагом уже не повоюешь, сил не хватит, зато за того древнего кабана отомстили...

Мерене и Майму принадлежали к мааконду, враждебному жителям Сааремаа — а,

именно с Сааремаа родом были и Вайке, и Седой Хирви. Поэтому, и за драку с Мерене и Майму, Дан наказал Вайке, как он объяснил девчонке — в отличие от тех же Мерену и Майму, племянница беженца с Сааремаа словенский понимала, дядя научил, хоть и говорила, по-словенски, столь же чудно, как и Седой Хирви — не потому что она дала сдачу набросившимся на нее двум девицам, а потому что она накостыляла и Мерене и Майму, исходя из соображений 200-летней давности, то есть потому что они обе родом из враждебного мааконда,

Дан просто отлучил Вайке на три дня от совместных тренировок. Для девчонки, с "энтузазизмом" являвшейся каждое утро на подворье Дана, это было серьезно. Остальным участникам драк, также с подробным объяснением "за что", и с полного одобрения Домаша... — оно, одобрение, прозвучало из уст Домаша, примерно так: — Слушай, я воин, который вынужден был стать гончаром, а теперь еще и купцом. У меня и так "крыша едет" от всех этих расчетов, перерасчетов и взаимозачетов с ганзейскими и нашими купцами. Разберись сам и с этими отроками, и с этими девицами, и не дури мне голову. В конце концов, ты этих девиц сам притащил... — Дан прописал... Семену младшему минус зарплату за тот день, чтобы он тоже сначала думал, а потом лез разбираться; Зиньке — ничего, потому что правильно поступил, заступившись за дружка; внукам белоглазого чудина Ульмига — тоже ничего, так как, как выяснилось, никакой драки там не было. Веетар просто обронил пару слов и обе девицы мгновенно отстали от Весанты; ну, а что касается Мерене и Майму... На следующий день после "чп"-драк, Дан утром, на дворе усадьбы, сразу после окончания тренировки — после того, как Дан, Рудый, Клевец и Хотев обмылись, заготовленной с вечера водой из колодца, и обтерлись рушниками-полотенцами — велел Хотеву привести к нему "на разбор" обеих девиц. Поставив еще зевающих — все обитатели усадьбы, кроме Дана и его телохранителей, только-только вставали — едва успевших сполоснуть лица... — мыться утром, как и споласкиваться после рабочего дня, являлось обязательным в усадьбе Дана. Дан терпеть не мог застарелый запах пота и всего остального, что мужского, что женского, что сопровождало этот запах. И ждать целую неделю, когда истопят бани на посаде — Дан подумывал уже соорудить собственную баню на участке — тоже не желал... — поставив, успевших сполоснуть лица и сделать всякие необходимые дела, эстонок перед собой и попридержав Хотева, велел ему переводить. Затем Дан, с помощью ижорца, четко и быстро разъяснил и Мерене и Майму, что не для того вытащил их из шалаша рутьеров, чтобы они устраивали ему концерт...э-э, драки в мастерской. И что оставить без внимания эти драки он не может, дабы впредь никому не повадно было учинять в мастерской подобное. Обе эстонки, переминавшиеся с ноги на ногу перед расхаживающим и одновременно, с распеканием девчонок, вспоминающим список своих дел на сегодня, Даном, с плохо скрываемым — ну, не научились девицы еще лицедействовать — выражением на лицах: — Вот, прицепился... — Нет, конечно, и Мерене и Майму прекрасно знали, еще Хотев им сказал, да, и сами слышали, ведь не глухие, что Дан знатного боярского рода и он не чета им. А с того дня, когда их отцы и братья нанялись в дружину Вигаря-младшего, они еще и прекрасно знали, что новгородский боярин — это нечто вроде ливонского или датского барона на их прежней родине. А баронов нужно опасаться — это у девчонок уже было вбито в подсознание. Завоевавшие Эстонию даны и немцы постарались... Но Дан вел себя со всеми в мастерской и в усадьбе настолько естественно, и работники мастерской вместе с жильцами усадьбы Дана — охраняющими боярина воинами, чудноватым мужчиной по имени — Георгий и редко улыбающейся женщиной — Антониной, вели себя с боярином тоже так открыто... — к тому же тот самый, охраняющий боярина и говорящий на языке маакондов, воин специально предупредил и Мерене, и Майму, что Дан, хоть и является боярином, но терпеть не может разные боярские "почести"... — что девицы быстро перестали воспринимать Дана, как того самого ливонского барона, завидя которого, необходимо становится тише воды и ниже травы. То есть, перед которым нужно изображать дурочек... В общем, обе девицы, переминавшиеся с ноги на ногу перед Даном и давно забывшие о том, что были у рутьеров в плену и о том, что, именно, хозяин этой усадьбы вытащил их из плена, явно не испытывали к Дану никакого почтения, кроме того, что он, все-таки, владелец этой усадьбы. И, потому, едва дождавшись перевода Хотевом его слов, тут же попытались, на своем, на чухонском, возразить Дану...наверняка, утверждая, что-то вроде того, "что они сами к нам полезли и, вообще, не виноватые мы...". Однако Дан вовсе не собирался слушать девиц, у него не было на это времени. Посему, он резко взмахнул рукой, как бы отметая все оправдания девиц, и, остановившись между Мерене и Майму, с неудовольствием бросил Хотеву: — Не переводи мне эту лузгу! — А, затем, нависая над чухонками — Дан был намного выше обоих эстонских дам — уставившись на них тяжелым, "приказным", взглядом, процедил: — Молчать! И слушать меня!

Девицы мгновенно, без всякого перевода Хотева, замолчав, словно ошпаренные, замерли чуть ли не по стойке "смирно", испуганно смотря на Дана.

— Вот, так и стоять, — буркнул Дан. И добавил, обращаясь к ижорцу: — Теперь переводи! — После чего, опять начав ходить — так ему лучше думалось, продолжил: — Мне не интересны ваши оправдания. Вы, как и те, кто с вами по глупости сцепился, будете наказаны. Вернее, они уже наказаны, а вы... — Тут Дан на минуту остановился и, снова посмотрев на чудинок — только, на сей раз, не "давя" их взглядом, произнес: — Поскольку взять с вас нечего и отрабатывать вас заставлять бессмысленно — то, что в мастерской нужно, вы просто не умеете... Да, и, — после секундной паузы, обронил Дан, — работают у меня не по принуждению, а, потому что интересно, и люди сами хотят работать. Остается одно, — здесь Дан, как бы, в очередной раз, сделал паузу, — выпороть вас! Но, — поспешил, сразу же, пояснить Дан, — вы, все-таки, девицы, и пороть мне вас не с руки. Поэтому... — Дан снова стал ходить, — поэтому... — И внезапно переменил тему: — Хотев, — расхаживая, Дан зацепил взглядом бывшего охотника, — еще на той седмице ходил на подворье ижорского валита. И узнал, что у боярина Вигаря-младшего, действительно, появились дружинники-эсты... — Дан остановился, замолчал, после чего, с неким внутренним сопротивлением — он уже раз десять пожалел, что пообещал девицам помочь найти родичей — сказал: — Я обещал помочь найти ваших родичей. Я нашел их, однако Вигарь-младший со своими новыми дружинниками уже давно отбыл из Новгорода в крепость Порхов. Вас же сейчас отправить следом за ним я не могу, у меня просто нет людей для вашего сопровождения, а одни вы туда...тоже не доберетесь. Лучшим выходом было бы пристроить вас к идущим в Порхов купцам или дождаться следующего обоза валита, направляющегося в крепость, однако вы не дали мне времени. Сегодня вы пойдете на подворье валита и пусть его люди сами разбираются с вами...

Неожиданно для Дана, обе чухонки бухнулись перед ним на колени... — Кажется, я переборщил с их запугиванием, — мелькнуло в голове Дана. — ...и, заливаясь слезами, начали просить его не отправлять их к ижорскому валиту, и, чтобы он позволил им у него дождаться купеческого или боярского обоза в крепость.