Время Обречённых-2

Корпус Авестьнова затаился в ожидании приказа к выступлению. Затаился подобно изготовившейся к прыжку рыси. В частях царит рвение и высокий боевой дух. Солдаты всё сильней ворчат на 'проклятое сидение в укрывищах' и жаждут наступать. Всё это Авестьянов воспринимал как должное, он и сам с нетерпением ждал приказа. И не желая сидеть сложа руки, сегодня утром выезжал на передовую рекогносцировать возможные участки ввода корпуса в сражение. Там же на передовой, на КНП начальника 9-й пехотной дивизии, ведшей бои в предполье одного из укрепрайонов, он воочию убедился, что нахрапом проламывать УРы — значит обречь войска на высокие потери. Избежать высоких потерь стремился и командующий 2-й армией генерал Малиновский, намеривавшийся начать штурм оборонительных позиций после тщательной и всесторонней подготовки. И подготовка к штурму шла полным ходом, в армейском тылу копились стягиваемые в кулак инженерные и огневые средства, на переднем крае проводилась разведка боем, истребительная авиация увязла в ожесточённых схватках за господство в воздухе, штурмовики и бомбардировщики планомерно бомбили фортификации. К счастью, командование фронта Малиновского не торопило. Но однако и тянуть резину не давало. Когда после рекогносцировки Авестьянов вернулся в расположение корпуса, его настигло распоряжение Родиона Яковлевича явиться в хутор Патрацкий, где размещался КП командующего. Явиться надлежало вместе с начальником штаба. В ту минуту Григорий подумал: ужель началось? Выдернул из вороха дел Колохватова и уступил просьбе полковника Старорусцева взять его с собой. А почему бы и нет? Марк Антоний вдоль и поперёк изучил предстоящий театр и мог пригодиться на совещании. Если, конечно, это будет совещание. А ещё подумал: скорее всего из его корпуса заберут некоторые соединения и передадут в усиление соседям, уж очень громоздок 18-й мехкорпус, трудноуправляем.

На Патрацком хуторе, в котором уже второй день располагался командный пункт 2-й армии, бурлило движение: носились посыльные и ординарцы; кашеварили походные кухни, соблазняя запахами всякого, кто имел неосторожность пройти поблизости; сапёры достраивали штабные блиндажи; суетились зенитчики, сгружая с открытых бортов ящики с боеприпасами; бегали с катушками связисты, а их коллеги из армейской искровой роты хаживали гоголем, заканчивая монтировать радиомачту, возвышающуюся над высокими дубами. Радиосвязь в Русской Армии считалась самой надёжной среди всех армий. Русские войска в этом отношении являлись первопроходцами, в 1915 году впервые в мире массово применив радиосвязь на Кавказском фронте.

В просторном блиндаже, уже достроенном и оборудованном, было душно и многолюдно. Здесь размещался узел связи и некоторые отделы штаба. В дом польских крестьян ходили лишь ночевать. Сам Малиновский предпочёл отдыхать на своём КП, дабы беззамедлительно реагировать на возможные изменения обстановки.

Скрипнула массивная деревянная дверь, Авестьянов вошёл в секцию командующего, доложился и позволил себе пробежаться глазами по убранству. Запах свежераспиленных досок, сколоченный без изысков стол, аппараты полевых телефонов, грубоватые стулья, на столешнице разложена карта, исчерченная цветными значками и цифирью, на самом краю две канцелярские папки с завязками и мелкобуквенным оттиском 'Раменская бумагопрядильная фабрика', за папками школьная точильница и перьевая ручка. Генерал Малиновский был один, тускловатый свет от закреплённоых под потолком на крючках 'летучих мышей' придавал его облику зловещие очертания. Казалось, командующий мрачен и взъярён. Но вот его губы тронула тень улыбки, стёршая все следы мрачности, и довольно бодрым голосом он произнёс:

— Вы весьма вовремя, Григорий Александрович. Взгляните вот сюда.

Авестьянов подошёл к столу и посмотрел на карту, отображавшую расстановку сил участков 2-й армии и соседней 1-й. Соседи, начав наступление севернее — частью корпусов из Сувальской губернии, а частью из Восточной Пруссии, заняли весь север Ольштынского воеводства, вбив клин между УРами Бартошицкой оборонительной полосы. И если при этом знать, что северогерманские корпуса захватили Бранево и Новый Двор, откуда в расходящихся направлениях подошли и к Данцигу, создав угрозу окружения польской армии 'Поможе', и к Эльблонгу, то становилось понятно, что ситуация для польского командования на севере страны создалась крайне опасная.

— Если верить нанесённой дислокации войск второго эшелона противника, — оценил Авестьянов, — то взломав стоящие перед нами УРы, мы создадим угрозу ударов как по Ольштыну, так и по тылам Бартошицкой полосы.

— Верно, — односложно ответил Малиновский и, помолчав, сказал: — Оснований не доверять данным воздушной и армейской разведки у меня нет. На текущий момент перед нами две сложности: насыщенность укрепрайонов огневыми средствами и британская авиация, действующая на усиление авиасил армии 'Ольштын'.

Авестьянов вновь посмотрел на карту, на которой была обозначена польская 6-я истребительная бригада. Силы бригады были установлены ещё до начала войны: две эскадрильи Р.7 и два дивизиона Р.11 — всего свыше семидесяти самолётов, да плюс к ним разведэскадрилья и три отдельные эскадрильи бомбардировщиков 'Карашь' и 'Лошь'. Но это лишь, так сказать, 'родная' авиация генерала Даб-Бернацкого, кроме неё армию 'Ольштын' прикрывали польские эскадрильи 'Бленхеймов' и англичане — не много, не мало две сотни самолётов всех назначений.

— Но скоро перед нами встанет и новая сложность, — дополнил картину Малиновский, — появление французских корпусов и авиации. В штабе фронта также считают, что стоит ждать появления и венгерцев.

— Мадьярам-то что здесь надо? — усомнился Авестьянов.

— Вот мы и посмотрим, — отрезал командующий. — Мне сообщено, что есть вероятность переброски двух-трёх корпусов Гонведа в усиление армий 'Познань' и 'Ольштын'. Французы, кстати, уже вошли в Кросно, Тарнов и Краков. В связи с этим, фельдмаршал Скоблин поставил нашей армии задачу начать борьбу за выход на оперативный простор не позднее чем через три дня. Через три дня мы начинаем штурмовать УРы. Из фронтового резерва нам придаются: первая дивизия ТАОН, вторая штурмгренадёрская дивизия и пепеляевцы.

'Внушает!' — подумал Авестьянов. Штурмгренадёрская дивизия — это действительно внушительная сила. Соединение, предназначенное для прорывов полевых фортификаций и уничтожения опорных пунктов обороны, имеющее на вооружении инженерно-сапёрные средства, защитные кирасы, огнемёты и штурмовую артиллерию. Штатная численность такой дивизии тоже внушала уважение — свыше двадцати девяти тысяч бойцов, обученных действовать в мелких и крупных штурмовых группах, в которых в первую очередь придаётся значение взаимодействию подразделений всех родов оружия. Пепеляевцы — тоже сила не меньшая. Так в войсках называли 1-ю Сибирскую штурмовую бригаду имени генерала Пепеляева, ставшую кадровой после Гражданской. Бригада уже лет восемь имела штаты штурмгренадёр. А узнай пан генерал Даб-Бернацкий об участии в операции 1-й дивизии ТАОН, одной из двух существующих в Русской Армии, он бы наверняка получил повод для весьма мрачных ожиданий. Дивизия, в чьём составе две бригады орудий сверхтяжёлых калибров и калибров особой мощности, должна сильно поспособствовать успешному штурму укрепрайонов. Именно так поспособствовала в недавнем прорыве Бартошицкой полосы 5-я бригада ТАОН, включённая в состав 1-й армии из резерва фронта вместе с 1-й штурмгренадёрской дивизией. Так ведь у соседей всего-то одна бригада действовала, а тут генералу Малиновкому сверхтяжёлой артиллерии вдвое больше дают! 'Значит, — подумал Авестьянов, — мы не имеем права застрять'.

— Как видите, — показал Малиновский на карте карандашом, — первая армия сумела раздвинуть горловину разрыва Бартошицкой линии на ширину более двадцати вёрст. Даб-Бернацкий стянул сюда девятнадцатую, тридцать восьмую и тридцать девятую пехотные дивизии, Ломжицкую кавбригаду, два полка тяжёлой артиллерии и все имеющиеся отдельные бронебатальоны. Все эти войска заняли заранее подготовленные рубежи. Под Бартошицей у поляков в резерве осталась только третья дивизия легионеров...

— А первый мехкорпус?.. Он что, не был введён в прорыв? — задал вопросы Авестьянов, не отрываясь от карты.

— Его ввели в бой раздёргано. Первый мехкорпус не успел вовремя сосредоточиться полностью. Полякам удалось отбить все атаки одиннадцатой бронебригады, а когда остальные силы корпуса вышли на исходные рубежи, было упущено время. В итоге завязла вся первая армия. Сейчас в горловине идут тяжёлые бои...

Авестьянов поскрёб гладковыбритый подбородок, перенеся внимание на участок 2-й армии. Три армейских корпуса — шесть пехотных дивизий и три артбригады упёрлись в УРы, обороняемые гарнизонами и всего лишь тремя польскими дивизиями. В 36-й и 44-й дивизии насчитывалось по тринадцать тысяч штыков и по сотне орудий, а 12-я по последним данным усилена свежими батальонами резервистов и танкетками. А ведь русская пехотная дивизия насчитывает около двадцати трёх тысяч солдат, сто восемь трёхдюймовых орудий, столько же сорокапятимиллиметровок и есть ещё миномёты. Сила! Да к ней корпусная артиллерия! Да, сила. И немалая. Но всё же за поляками тоже сила — они засели в укрепрайонах, чьи гарнизоны численно сопоставимы с двумя русскими дивизиями. Вот и выходит, что даже с прибытием штурмгренадёр и пепеляевцев решающего перевеса не создать. А ведь если всё-таки удастся прогрызть УРы, то армия 'Ольштын' не имея достаточных резервов, не сможет закрыть прорыв. Похоже, Даб-Бернацкий это понимает и наверняка просит подкреплений у резервной армии 'Модлин'. Дадут ли ему? Скорее всего — да. И неслучайно же так спешат французы и даже мадьяры.

— Ваш корпус, Григорий Александрович, вступает в дело, как только наметится успех у штурмгренадёр. Вам-то и предстоит вырваться на оперативный простор. Главное, надо успеть до подхода французов. Одновременно с нами нажмут и соседи слева — третья армия готовит удары по Ломжицкому оборонительному району, имея задачу отсечь оперативную группу 'Нарев' от основных сил противника... И я должен сообщить вам вот ещё что: в штабе фронта готовится решение о разделе вашего корпуса. Некоторые соединения и части будут переданы в формируемый девятнадцатый мехкорпус.

— Я ждал этого, Родион Яковлевич. Надеюсь, меня не шибко пощипают...

— Не шибко, — с улыбкой подтвердил Малиновский. — Понимаю, что трудно отдавать всё то, что сам создавал и спаивал... А приказ, думаю, получите после полудня... Кстати говоря, — командующий посмотрел на часы, — сейчас подъедут наши штурм-генералы со своими штабниками. Буду вводить их в курс наших дел и ставить задачи. Так что, Григорий Александрович, зовите-ка сюда Колохватова и Старорусцева. Мозговать начнём покамест за ваш корпус.

'За ваш корпус', про себя повторил Авестьянов. Давно уже Родион Яковлевич так не выражался на южнорусский манер. Григорию вдруг показалось, что в эти мгновения здесь в блиндаже слетели покрова последних лет и он, как прежде будучи командиром полка, оказался в Манжурии на КП начальника дивизии Малиновского...

За дверь Авестьянов шагнул под этим впечатлением.

Московский кремль, 24 августа 1938 г.

В четыре часа по полудню началось плановое заседание Высшего Совета РНС. В кабинете Верховного, где по давно установившейся традиции чаще всего проходили подобные собрания, помимо постоянных членов был приглашён начальник Генштаба генерал-фельдмаршал Казанович. Из завсегдатаев Высшего Совета на этот раз не смогли присутствовать правитель Финляндии Маннергейм, генерал-воевода Корпуса Внутренней Стражи Порыгин, а также председатель триады СОРМ, ЮНАРМИИ и ЮНФЛОТА Ф.Г. Протасьев. У Маннергейма накопилось немало безотлагательных дел в Суоми, требующих его личного присутствия в Хельсинки, Порыгин увяз в водовороте текущих мероприятий в своей вотчине, а Протасьев пребывал сейчас в командировке на Урале. На повестке сегодняшнего заседания стояло немало первоочередных вопросов, но главнейшим из них, по всеобщему одобрению, был признан вопрос сложившейся на настоящий момент стратегической обстановки на всех театрах военных действий.

Было душно. Плотно запахнутые светло-кремовые шторы в какой-то мере спасали от солнечных лучей и заодно не давали воцариться сумраку, как это бывало с прежними полувековыми шторами, из-за которых помещение затемнялось настолько, что приходилось днём включать электроосвещение. Приоткрытые окна едва ли способствовали свежести, на улице витал всё тот же разогретый сухой воздух; выручали тихо шелестящие вентиляторы, но и они были бессильны одолеть духоту полностью.

— Итак, господа, начнём, — сухо проскрипел Кутепов осипшим от жары голосом.

Его взор пробежался по лицам соратников, отметив, что многие, так же как и он сам, не выспавшиеся и выглядят точно выжатый лимон. Тихие покашливания, скрипы кресел, шелест машинописных листов и маленьких листиков записников. Атмосфера — деловая. Внимание собравшихся приковано к начальнику Генштаба.

— Прошу, Борис Ильич, — Верховный предоставил слово Казановичу.

Начальник Генштаба подобрался с завидной шустростью. Прошёл к большой настенной карте Европы, держа в левой руке закрытый записник, а правой выдернул из подставки указку. Несмотря на почтенный для военной карьеры возраст (этим летом генерал-фельдмаршалу исполнилось шестьдесят семь), и не смотря на давнее часто ноющее ранение и одолевающий ревматизм, он строго соблюдал офицерскую выправку, въедающуюся в натуру каждого русского офицера ещё с юнкерских или кадетских времён. В облике его присутствовали неизменная бородка и завитые усы, стать сухощава как и в молодости. Не будь седины и морщин и, конечно, зигзагов и жезлов на погонах, издалека его можно было принять за молодого офицера. Движения генерал-фельдмаршала отточены, слова выверены, указка при этом, как всегда при его докладах, ложится на плечо на манер сабли. Для тех, кто хорошо знал Бориса Ильича, не составляло труда представить его летами помоложе — словно бы он сейчас находится на постановке боевой задачи перед своими офицерами и унтерами в Японскую войну или в Великую. Или в Гражданскую, Кавказскую, Китайскую. Но конечно же не все в этом кабинете были офицерами действительными или отставными, в мыслях сугубо штатских членов ВС рождались иные образы. Да и не ставил Казанович боевых задач, он чётко по-академически проводил доклад о сложившейся стратегической обстановке на всех ТВД.

Большая карта Европы была утыкана иголочками с насажанными на тупые концы разноцветными треугольниками с номерами и знакографическими символами, сама карта исчерчена линиями, стрелами и обозначениями. Особо густо изрисованы Польша, обе — Южная и Северная Германии и русско-румынская граница, у которой сосредоточены готовые к броску 11-я и 12-я армии, ждущие своего часа в Подольской губернии и Бессарабии.

Румыния так пока и не вступила в войну и по дипканалам всячески оттягивает переброску русских войск по своим территориям. Бухарест выгадывает. Вроде бы союзник, но румынские политиканы политиканами и остались, даже после роспуска в апреле парламентской республики и провозглашения монархии во главе с королём Михаем I-м. При Дворе Михая осторожничают, очевидно ожидая на чьей стороне окажется военное счастье. И осторожничать они начали как-то резко — после пропуска русских воинских эшелонов в Югославию. И хорошо бы эта подозрительная осторожность продлилось недолго, дабы не случилось как в ту Войну, когда Бухарест ввязался в драку в 1916-м, осенью. В принципе, сложись ситуация как тогда, выжидание румын сыграло бы России в определённой степени на руку. Не зря же в германском Генштабе в шестнадцатом году была популярна горькая шутка, что немцам и их союзникам понадобится тридцать дивизий чтобы быстренько сокрушить Румынию, если она примкнёт к Антанте, и тогда эти дивизии прикроют Австро-Венгрию от русских войск на новом фронте; и также понадобится тридцать дивизий, если румыны выберут сторону Тройственного Союза, чтобы защитить Бухарест от России и тем самым тоже прикрыть Австро-Венгрию на этом направлении. Однако нынче ситуация несколько иная. Войска Одесского Военного Округа готовы пройти маршем по Румынии, включая бывшую венгерскую Трансильванию — и ударить по Венгрии с востока. Но если всё же Бухарест предаст, то сделать то же самое, но уже с боями на румынской земле. А пока что передовые русские корпуса под Измаилом, Бендерами, Бельцем и Хотиным бездействуют. И вынуждено бездействует 5-й воздушный флот, готовый поддержать наземные соединения с аэродромов под Кишинёвым, Болградом, Каменец-Подольским, Новой Ушицей, Проскуровым и с десятков других.