— Что?
— Ситтирра! Мне надо его спасти!
В её глазах что-то дрогнуло.
— Ситтирр? Темнейший?!
Смысла вопроса я не поняла, но на всякий случай кивнула. Она побледнела, вздохнула и тихо сказала:
— Проходи.
По зеркалу побежала рябь, и в нём распахнулась дверь в темноту.
— Иди, — повторила она, — И спаси его, хорошо?
Пожелав самой себе удачи, я медленно ступила во тьму...
И снова — падение. Боги, насколько же она глубокая, эта Грань?!
На этот раз падение было мягким. Я рухнула на гору из взбитых подушек в шикарной комнате, освещённой свечами. Их блики плясали в хрустале бокалов, а волосы мои кто-то нежно перебирал пальцами. Потянувшись, я обернулась.
Он сидел рядом, совсем взрослый, и в неверном свете он совершенно не был похож на человека. Лицо бледное, продолговатое, с высокими скулами. Брови надломленные, темные, черные волосы с редким сребристым проблеском седины. Глаза громадные, темно-зелёные у зрачка, чёрные ближе к краю, с раскосыми кончиками. Пальцы тонкие, ловкие, бледные. Мягкие, как туман или иллюзия...
— Сит, это ты? Живой...
Он только чуть улыбнулся:
— Я б не сказал, скорее почти мёртвый... Тани, солнышко, я понимаю, это глупый вопрос, но я его задам уже в сотый раз за три жизни: почему ты меня никогда не слушаешь?!
Я изумленно моргнула:
— Ты о чём?
— Я тебе ведь сказал, прямым текстом причём: не рискуй ради меня! Было такое?
Я вздохнула:
— Сит, а я тебе в сотый раз отвечу: позволь мне решать за себя!
Он закатил глаза:
— Тани-Тани... Сколько лет нужно, чтоб ты поумнела?
— А ты? Сколько тысяч лет нужно, чтоб ты исправился?
Он улыбнулся:
— Тани, уходи. Пожалуйста. Иди и выздоравливай!
Я улыбнулась:
— Сит... Давай обойдёмся без глупостей, а?
— Тани... Ты не думала о том, что будет лучше, если на Ситтирре все кончится?
— Сит, ты о чём?!
Он покачал головой:
— Тани, Тани, сколько же раз ты задавала мне этот вопрос?! Послушай, мы бегаем по замкнутому кругу, который пора порвать. Сейчас — идеальный момент, чтоб поставить точку. Я умру, и нас не будет. Будешь только ты. Сколько можно проживать отраженную жизнь?
— Хочешь сказать, я тебе надоела?
— Нет, малышка. Я просто стараюсь предостеречь тебя...
— Спасибо. Предостерёг!
— В Бездну твоё упрямство! Это Грань, а не курорт!
Я вскочила:
— Я иду дальше!
В громадных очах полыхнуло синее бешенство:
— Нет! Я не позволю! Там же чистое безумие!
Я пожала плечами:
— Если б ты мог решать, то не стал бы уговаривать!
Он выругался.
— Ты не хочешь освободиться?
Я хихикнула — стало отчего-то крайне весело:
— А ты?
Вздох:
— Не хочу.
Я кивнула:
— И я тоже. В конечном итоге, что нам мешает разорвать этот круг, если ты останешься в живых?
Он рассмеялся:
— Мне мешаю я. Если ты сейчас меня спасешь, то никуда от меня не денешься!
— Молчи, малявка! Тоже мне, герой-любовник! Меня не переубедить!
Он улыбнулся и поднялся одним слитным движением, мигом оказавшись в шаге от меня:
— Что же, удачи, любимая. Вдруг что — зови! — заявил он и поцеловал меня! Я так опешила, что не сопротивлялась, а потом стало всё равно. И захотелось остаться на этих подушках, наплевать на всё и ловить мгновение... Но он растаял, как призрак, оставив на губах знакомый привкус, а я поняла, что стою, обнаженная, в толпе пёстро наряженных людей, лица которых скрывали маски. Играла навязчивая музыка, и они танцевали под эту глупую мелодию, постоянно путаясь в странных нитках, обвязавших его конечности. Стоп. Нитки?! Боги, да это ведь куклы!!!
Я тихо вскрикнула. Словно в ответ на мой возглас музыка стала громче, а куклы задвигались быстрее. Неожиданно с одной из них слетела маска, и я взвизгнула:
— Сан?!
Существо с лицом принца Лассана полностью повернуло ко мне голову, и я зажала самой себе рот рукой: на меня смотрели стеклянные глаза, а рот был зашит толстыми чёрными нитками.
Я осторожно попятилась. Не понимаю, ничего не понимаю. Сан не умер, потому его тут быть не может. Но что значит эта немая кукла?! Повинуясь наитию, я кинулась к танцующей с ним девичьей фигурке и сорвала скрывавшую его белую маску. Как я и предполагала, на меня глянула Хани. Ну, если можно так назвать ужасно изуродованную куклу с нарисованными глазами, из которых катятся слёзы...
Я стиснула зубы. Я хочу знать, кто ты, кукловод! Тихо рыкнув, я кинулась сквозь эту жуткую толпу, стараясь не обращать внимания на жутко хромающую девушку, танцующую с эльфом в центре зала. Я не хочу знать, что у неё под маской...
Выбравшись из толпы, я стёрла выступившие слёзы и запрокинула голову. Нитки, управляющие куклами, уходили вверх, к небольшому балкончику, теряющемуся в тени. К нему же вела винтовая лестница в углу зала. Не сомневаясь ни секунды, я кинулась к ней. Я хочу, наконец-то, узнать, кто кукловод!
Ступеньки, ступеньки... Я давно потеряла им счёт. Уверена, что балкончик намного выше, чем кажется снизу! Ещё поворот — и ступеньки ныряют в темноту. Я замерла на миг — и испуганно шагнула на тонкий серпантин лестницы, по бокам от которой распростёрлась бездна. Я шла, глядя, как уходят вверх тяжелые спирали, висящие в пустоте. Что ж, кем бы ни был кукловод, он там, наверху, и я туда доберусь!
Я шла очень долго. Изредка подвешенная в пространстве лесенка начинала шататься, и я ползла по ней, судорожно цепляясь за ледяные ступени. В конечном итоге, когда мне уже начало казаться, что все мои старания пусты, впереди замаячил свет бального зала.
Я ступила на балкончик и замерла, разглядывая кукловода. Он был хрупок, его пальцы в черных перчатках лениво перебирали нити, а лицо скрывал капюшон. Когда я вошла, он кивнул мне, откинувшись на спинку роскошного кресла, и было в этом нечто такое знакомое, что у меня защемило сердце...
Кукловод устало покачал головой и тихо сказал голосом Кин:
— Что ж... Садись, коль пришла!
У меня внутри всё оборвалось. Всхлипнув, я неверяще прошептала:
— Тётя? Нет! Это сон, правда?! Это не ты!
Она вздохнула:
— Тан, малышка, сядь, пожалуйста...
И вот тут меня прорвало. Я завизжала:
— НЕТ!!! Ты — не Кин!!! Сними капюшон, тварь! Слышишь?! Я хочу видеть твоё лицо!
Лёгкое пожатие плеч — и чёрная ткань бархатистой волной сползает по рыжим волосам, красиво блеснувшим в отсветах пламени.
— Нет... — шепнула я и попятилась, глядя в громадные чёрные глаза на по-детски юном лице. Она печально улыбнулась:
— Сядь, малышка, пожалуйста.
Я, слизнув с губ слезы, мешком осела на ковёр, разглядывая рыжеволосую девочку в белом платье лет пятнадцати от роду.
— Кин, — со стоном позвала я, — Ты ведь живая. Почему ты в царстве мёртвых?
Она улыбнулась:
— Девочка моя, вспомни Ночь мёртвых. Помнишь, тебя тогда удивило, почему я, живая, открываю бал? Помнишь, что я ответила?
— Ты сказала, что давно уже продала душу демону... но, этот демон — ррат! Всего лишь танец!
— Не совсем. Видишь ли, в тот день, когда мой нынешний муж проклял меня, я хотела умереть. Я была за шаг от бездны, но меня спас привидевшийся мне сон. Я увидела странное существо в хрустале. Оно представилось Рратом, сказало, что больше мне знать не стоит, и предложило сделку.
— Но они не могут говорить...
— Я слышала его мысли... Так вот, к чему это я? Как он и требовал, я сбежала от Лассана, пришла в Лассат, и мы с этим шестируким уродом заключили сделку.
— Боги великие, Кин! Зачем?
Она усмехнулась:
— Видишь ли, он пообещал мне ребёночка. Он говорил, что у меня будет дочь, если я сделаю, как он велел! И говорил, что выживешь ты, и говорил, что у я рожу ребёнка, буду любить и буду любима!
— Что выживу я?..
— Тан, не будь наивна. Твоя мать умерла не просто так, её убили шестирукие, поскольку, родив тебя, моя сестра лишилась покровительства Богини.
— Но почему?
— Не знаю, ревность, наверное. Богиню моя сестра раздражала, она была не такая, как мы: чересчур правильная, чересчур разумная — но именно у неё родилась ты, Тан. За это Ханнирра возненавидела мою сестру. И вот, шестирукий предупредил меня, что твоей матери суждено умереть, и тебя убьют тоже, что детей у меня не будет, а маги скоро вытеснят нечисть из мира, тем самым положив начало конца. Что мне оставалось? Ведь он обещал исправить всё, кроме смерти сестрёнки. Скажи, что б ты сделала на моём месте?
Я вздохнула и тихо сказала:
— Я не знаю, Кин. Мне страшно даже подумать о том, что я могла очутиться на твоём месте... А что именно ты должна была сделать?
— Тан, прости меня...
— Ой, без сантиментов! Ты заменила мне мать в своё время, так что я тебе уже всё оптом простила. Ну? Что ты должна была сделать?
— Поднять восстание, восстановить Ириду, вернуть власть Тьмы, выйти замуж за Императора... — она вздохнула и замолчала. Я тихо спросила:
— И всё? Кин, ради этого он не стал бы предлагать помощь. Было что-то ещё, верно?
— Да, — вздохнула она, пожевав губами, — Было кое-что. Шестирукий предсказал, что родишься ты. Он велел проследить, чтоб ты... чтоб ты встретилась с Темнейшим!
У меня отвисла челюсть. Помолчав, я тихо сказала:
— То есть это всё, от начала до конца — театральная постановка?! Причём сделанная всего лишь для того, чтоб свести меня и Сита?
Лёгкое пожатие плеч.
— Да. Именно затем я позаботилась о том, чтоб перед тем ты познакомилась с Эрраром. Я не хотела, чтоб ты увлеклась темнейшим, как того хотел шестирукий...
— Если не хотела, значит, не стоило верить его бредням. Он ведь врал, Кин!
— Тани, он не врал. Он клялся своим хрусталём, слышишь? Я заставила его повторить клятву в разных вариациях. В конечном итоге, речь шла о моей душе.
— Ты действительно продала душу?
— Я наполовину мертва. Половина моей души живет на Грани. Тут осталась та самая пятнадцатилетняя девочка. А на поверхности осталась Киннирра, кукловод Древних.
Я тихо вздохнула и сжала её руки в своих руках.
— Кин, тётя, не переживай. Я вытащу тебя отсюда, слышишь?! Я спасу Сита, а потом спасу тебя.
— Меня не нужно спасать, Тани, — тихо сказала рыженькая пятнадцатилетняя девочка, — Просто прости меня!
Я наклонилась вперёд и крепко её обняла:
— Я давным-давно простила тебя. Знаешь, наверное, я просто умею прощать...
— Да, малышка. Умеешь, — она улыбнулась сквозь слёзы, — И я рада, что тогда заплатила такую цену. Мне не жаль... А теперь — иди, — она указала на узкий проход, спрятанный за портьерой, — И спаси собственное проклятие, Таннирра.
— Он — не проклятие. Я изменю судьбу!
— От судьбы не убежишь!
— Я убегу, — шепнула я и поцеловала девочку с рыжими волосами, которая некогда отдала ради меня душу, — И ты тоже. Я сама уговорю шестирукого снова вернуть тебя!
— Глупость! Даже не думай!
Я улыбнулась и скрылась в очередном чёрном проходе.
И снова — полёт сквозь тьму, вязкую и холодную, как морок. На этот раз он длился дольше, и я успела даже подумать: интересно, кто теперь? Какого веселого мертвеца подкинет мне Грань? Право, я ничему уже не удивлюсь...
И снова я упала, на этот раз — на холодный мрамор пола. Несколько вдохов — и я осторожно приподнялась, в очередной раз оглядываясь по сторонам.
Вот это да... Громадный зал с высокими сводами, но с пробитым потолком. В него виден кусочек тёмно-синего, почти чёрного, неба, с которого, кружась в медленном танце, летят снежинки. Капризный ветер относит их к углам зала, где они и оседают на высоких снежных сугробах. Я вздрогнула, заметив, что на белой глади кое-где алеют подозрительные пятна. Поёжившись, я тщательно осмотрела то весёлое местечко, куда меня занесло.
Без сомнения, некогда зал был роскошен. На стенах виднелась прекрасная мозаика, теперь, к сожалению, осыпавшаяся, поржавевшее и зазубренное оружие служило дополнительным украшением ниш за треснувшим стеклом, а полуистлевшая ковровая дорожка вела к стоящему в конце помещения золотому трону. Там, кутаясь в дырявое манто, сидела молоденькая девушка и с любопытством разглядывала меня. Заметив, что я её заметила, она радостно заявила:
— Привет! Мерзкое местечко, мать его! Тебе оно тоже снится?
Я нервно хихикнула и подошла ближе. Ох!
— Ох них...! Как ты на меня похожа! — выдала девушка, отбросив назад прядь вьющихся тёмных волос, — Такая же смуглая. Обижают, наверно?
Я опешила:
— С чего бы?.. Слушай, а где мы?
Она вздохнула:
— Не знаю, — и заговорщицким шёпотом добавила, — Думаю, во всем Сфинкс виноват.
Я моргнула. Ой, повезло! Даже на Грани я нарвалась на шизофреничку. Ладно, с психами надо говорить осторожно:
— Ты хочешь сказать, тебя убил Сфинкс?
— Не-а, какое там! Сфинксы — они как паразиты! Если я умру, она тоже умрёт! Оно ей надо?
Я тихо вздохнула. Бедная девочка, наверно, её просто забили камнями за юродивость. Жаль, молодая, яркая — и абсолютно сумасшедшая...
— Считаешь, я спятила? — вдруг спросила она и расхохоталась, увидев выражение моего лица, — Брось! Я нормальная. Просто я нашла проклятый кулон, Шоколадного Сфинкса, и меня начали преследовать эти сны.
Ой-ё... втройне бедная девочка! Сфинксы — это страшно! Нахмурившись, я ещё раз осмотрела зал.
— Власть... — сказала я задумчиво, — Ты жаждешь власти?
Она пожала плечами:
— А кто её не жаждет?
Я кивнула:
— Вот, а во снах ты видишь, куда это желание приведёт. Нравится?
— При чём тут власть? В этом грёбаном зале холодно, пусто и страшно.
— Ты сидишь на троне. Поверь, там всем холодно, пусто и страшно.
Она покачала головой:
— Из какой ты семьи, проповедница?
Я пожала плечами:
— Я — Жрица. А что, есть претензии?
— Нет, просто ты явно из благородных, по говору слышно, да и повадки холёные.
Я, прищурившись, присмотрелась к ней:
— Ты двигаешься не хуже. У тебя поставленный голос, правильные жесты и холодные глаза. К тому же, тебя выбрал Сфинкс. Так что не паясничай, ты тоже не проста!
— Ну, сейчас я почти у цели, но знаешь, кем я была? Помоечной крысой, с которой никто не считается. Вот ты наверняка купаешься во власти — вот тебе на троне и холодно. А для меня власть — единственный ответ на все вопросы. И я стану принцессой, слышишь? И Тарр пожалеет...
Я нахмурилась:
— Кто такой Тарр?
Она дёрнула плечами:
— Не важно. Тот, для кого я была недостаточно хороша! И я уже завтра выйду замуж за принца, исполню свою мечту, стану принцессой...
— Ему назло?
— Нет, судьбе назло! Я ненавижу эту сумасшедшую суку с прялкой, которая одним даёт больше, чем другим! Она несправедлива и жестока. Впрочем... это не важно.
Я смотрела на эту девочку с полными боли глазами, которой явно нужна была совсем не власть, и чувствовала горечь. Деточка, сколько же нужно времени, чтоб ты поняла, что твоя мечта — обычный замок иллюзий, что вскоре она развеется, оставив после только такой вот зал, но уже в твоей душе...
