— "Кто ходит по лесу,
Насмотрится чуда.
Насмотрится чуда,
Но только об этом,
Ни слова, покуда..."
— Да, в одном из прыжков мы и повстречали эльфов. И противостоящих им, Фэйри...
— Эльфы никогда не воевали с Фэйри! — Возмущению Анны не было предела. — С вами, да. Воевали. Но фэйри...
— В войне между вашими, Анна, предками и фэйри, мы стали союзниками ваших предков. — Миша поставил чашку на столик и потянулся за булочками. — Мы выбрали не ту сторону. Наша доверчивость и наивность, граничащие с глупостью и преступной не внимательностью, едва не стоили нам полного уничтожения. Эльфы использовали нас и наше вооружение...
— Малка пробралась в лагерь, чтобы убить Каставиэля-Дин-Мираннон... Каково же было ее удивление, когда знаменитым эльфийским полководцем, раз за разом, разбивающим армию фэйр-с-тинн, оказался обычный с виду, человек. — Лесли прижалась ко мне плечом, отчего-то подрагивая. — Отец готовился к бою на смерть, когда эта маленькая чертовка притащила Мишу к нам в палатку, прямо на военное совещание. Небеса едва не лопнули от воплей наших генералов!
— Да, было очень шумно. — Миша рассмеялся. — Но тебя там не было, это я могу сказать точно!
— Меня тогда "штопали" после "удара с небес", расколовшего столицу на две части. — Лесли прижалась еще сильнее, от избытка эмоций. — Бесполезно. Отцу и матери пришлось призывать силы, которые всегда были своевольны. Вот так я очутилась в "серебристой паутине", в состоянии "не смерти".
— Ты жива, ты дышишь, пока рядом он. — Михаил качнул понимающе головой. — Смело и... Страшно. Я бы предпочел смерть, такому состоянию...
— "Удар с небес"... — Я покатал на языке поэтичное название, начиная догадываться, что за ним может скрываться. — Удар с орбиты?
Миша помрачнел, а внезапно появившаяся рядом Ханна — телепортируется она, что-ли, к своему мужу?! — уселась на ручку лавочки и прижалась к нему плечом, точно так же, как ко мне прижималась Лесли.
— Горячие головы были среди любых наций. — Ханна, тяжело вздохнув, невесело улыбнулась. — Когда наши союзники нас обманули, "горячими головами" был произведен один-единственный выстрел.
— Мы понятия не имели, что творим. — Миша достал из воздуха запотевшую бутылку водки и на столе, тут-же, как по заказу, материализовались граненые стопки. — Зачем творим и все наши силы пасовали перед святой верой наших союзников в собственной непогрешимости. Да, Ситаль... И телепата можно обмануть, если беседует с ним человек искренне верующий в свою правоту. Страшно это, оказываться оружием, выкованным против всех, разом.
С одной стороны, мне хотелось верить в рассказ Ханны и тоску Миши, но... Моя собственная история, история моего мира и всех событий, уже неоднократно ставило все с ног на голову, открывая такие подробности, которым лучше спокойно лежать в семейных склепах и государственных архивах. Раз верили — значит, хотели верить.
— Очень, хотели. — Ханна протянула мне стопку. — Потому и обманулись.
— Оставим прошлое — прошлому. — Анна вертела в руках стопку. — Кто старое помянет — тому глаз долой!
— А кто забудет — тому оба. — Что же, видимо и в этом мире не все знали, что есть продолжение у старого присловья. Анна, например, совершенно точно — не знала. Ханна и Миша, кстати, тоже. Иначе выглядели бы менее удивленными и шокированными.
— Вот, Малка так и живет. — Лесли почесала бровь. — Продолжая ненавидеть эльфов всей своей душой. У убивать при встрече.
— Но... — У Анны, судя по виду, что-то не сошлось. — Я ведь тоже — эльф! А у нас с ней, разногласия случаются, конечно... Но убивать меня...
— Анечка... Из тебя эльф, как из Ситаля — лесоруб. Нет, пару деревьев он свалит. Но третье дерево завалит его самого. Долери и то имеют больше поводов называться эльфами, чем ты, со всей своей родословной, длиной в десяток поколений.Все эти ваши, длинные уши, тонкие кости, зоркие глаза и быстрая реакция... — Лесли изозобразила руками струйки дыма, разносимые ветром. — Фикция. За внешней схожестью — сумма генетических мутаций, выращенная из шаблона.
— Там, в Танчене, это были эльфы? — Иногда Анна меня поражает своим умением из пары разрозненных фактов сплести тонкое кружево истины.
Лесли, вместо ответа, только покачала утвердительно головой.
— А Керрам? — Меня начал одолевать зуд исследователя, раз уж тайны лезут наружу такими темпами. — Он — кто?
— Цивилизация Суттары катилась в закат, когда фэйри открыли двери. Став богоподобными, его сородичи утратили смысл и вкус к жизни, хотя и позаботились о планете, в меру собственного понимания. — Лесли быстро опрокинула стопку себе в рот, выдохнула и прикрыла рот тыльной стороной ладони, пряча гримасу. — К нашему приходу, на планете почти не осталось жителей. Так, несколько сотен... Эльфам мир понравился, и они попросили у нас доступ. Самим им, жить на Сутарре было не комфортно, но у них всегда было кого переселить из своего мира, в чужой. Сперва они отселяли молодые семьи, потом — неуживчивых, а Сутарре достались генетические копии, чье единственное призвание — сделать мир удобным для своих создателей. И их надсмотрищики — долери.
— Долери — наша родня! Пусть и дальняя... — Анна, наконец-то, осмелилась выпить водку из своей стопки и, судя по ее удивлению, в стопке было что угодно, только не сорокаградусная.
— Именно потому, что долери — ваша родня и начались неприятности, превратившиеся кошмар для фэйри. — Лесли сжала стопку так, что та разлетелась вдребезги, осыпая меня стеклом. — Долери отказались воспринимать вас, как рабов, как вьючный скот, как бессловесных тварей... И попросили нас, закрыть дверь для эльфов.
— И вы — закрыли, не взирая на все договоренности... — Ханна восхищенно покачала головой, отдавая дань уважения и восхищения. — А потом прилетели мы...
Глава 34
— Вашество! Вашество! — Пожилой фэйр, спешащий изо всех сил за своим Императором, совершенно не смотрел себе под ноги, не смотрел по сторонам, да и вообще, кроме прямой спины своего Повелителя, ничего не видел. — Ваша дочь... Она... Ваша дочь...
— Глинн, ближе к делу! — Его Величество шумно высморкался и спрятал платок в карман. — Я знаю, что моя дочь — именно моя дочь, а не чья-нибудь еще... Что она опять натворила?
— Она все рассказала! — Глинн выдохнул. — Все-все-все рассказала... Всем.
— Что же, раз рассказала, значит, нашла нужным рассказать. — Его Императорское Величество расправил плечи. — Значит, прошло время молчать и пришло время — рассказывать!
— Но... Но, ведь... Это же — катастрофа! Люди узнали, что это мы, мы, а не эльфы, способны путешествовать между мирами, открывая двери на планеты и проходя коридорами в другие измерения и этажи! — Глинн икнул. — Что же теперь будет, Вашество?
— Ничего. Вселенная не рухнула, когда первый из нас прошел по тонкому лезвию между жизнью и смертью. Не рухнула она и тогда, когда мы впервые увидели других. Когда впервые поссорились с богами. Когда боги заперли нас своим проклятьем — мы стали открывать двери для других, но и тогда Вселенная не поспешила упасть в обморок, прикрывшись девственным румянцем...
Его Величество замер на каменной площадке, встречая рассвет нового дня.
И, что самое удивительное, он не видел отличия этого рассвета от тысяч рассветов, что в его жизни уже были. И, совершенно точно знал, что и последующие тысячи рассветов не будут отличаться чем-то значимым, уникальным и неповторимым.
Не рассветы открывают двери в неведомое.
Не рассветы...
* * *
**
Четыре апельсина, завернутые в полотенце, гарантированно выбивают дух из любого...
Одно слово — убивает или возвращает к жизни...
Посаженная в землю семечка может сгнить, а может вырасти в подсолнух, наблюдающий за бегом Солнца.
Я наблюдал за исчезающим за поворотом, Брейдарком и чувствовал, как разрывается внутри меня нечто, что я давно считал изжитым своей судьбе, душе, памяти.
Три селения, "живые души", аксинцы — белостенный город начал оживать, наполняясь детским криком, шумом пока еще мелкого, базарчика и воплями торговок, которые еще неделю назад и думать боялись, что оторвутся от такого привычного, крестьянского, хорошо налаженного быта.
Шесть Башен, взметнувшихся к темным небесам Сутарры, кромсали ночь ярким светом, привлекая к себе внимание мелких насекомых, любопытных людей и множество неприятностей, от мелких, типа зубастых зверюшек, охочих до сладкого мяса эльфов, людей и прочих слабых разумных и до крупных, вроде той армии, что пришла к нам пару недель назад, встала перед воротами и громко стучала в них тараном, пока, на свою голову, не проломила.
Могу, конечно, ошибаться, но, кажется, среди магов осаждающей армии, промелькнул Лоттан.
Не уверен на все сто процентов, но некто, очень похожий на него драпал от города быстрее собственного визга, когда могучий таран, укрепленный и усиленный магией, пролетел сквозь арку ворот, растворился в серебристом зеркале Дороги и вылетел, через минуту, за спинами наступающей армии, легко снося со своего пути всю живую и не очень, силу противника.
После третьего "кольца" таран выглядел страшным куском бревна, окровавленным, усеянным кусками белых костей, частями боевых шлемов, обломков лезвий и обрывков ткани, еще недавно бывшими чьей-то одеждой.
На Танчен тоже напали, но там было не так страшно — согнанные с земель крестьяне, проскользнувшие в тихой, ночной атаке через незамеченный портал, "финишировали" в минеральном озере, наполняя пещеру своими воплями страха и удивления.
Тех, что выплыли, Керрам отправил в Брейдарк, под утроенный присмотр всего нашего свежеиспеченного войска.
Хорошую мы, с Мишей, защиту придумали, ничего не скажу.
Лесли тоже довольна — чем больше народа крутится в ее владениях, тем больше ее сила. Даже если народ попал на "Дорогу Драконов" совсем не по своей воле, мою богиню это не волнует.
С реки на нас тоже попытались напасть — появилась еще одна "лайба", команда которой, сгоряча, обвинила нас в уничтожении предыдущей. Но там уже все "разговоры-разъяснения" взяла на себя Анна и я осталя не у дел.
Если честно, я вообще остался не у дел.
Оттого и стою сейчас на палубе "лайбы" с романтичным названием "Соломинка" и пялюсь в пустой берег, сбежав из Брейдарка под покровом темноты, пока никто не взял меня под белы рученьки и не потащил на очередной совет. На котором я, бывший Властитель Воспоминаний, бывший журналист, и просто — Потерявший имя, пятая нога собаки.
Время героев, время лихих наскоков и личного знакомства с богами — остаётся в легендах быстрее, чем успевают постареть безусые подростки, восторженно слушавшие сказки о чудесных странствиях и фантастических боях.
"Уходить надо раньше, чем затлеет бумага..." — Я развернулся спиной к берегу, мысленно помахав огням башен. Быть может, будь я чуточку более наивен, искренне бы считал, что совершаю либо неведомый подвиг, либо неведомое предательство, оставляя город тем, кто разбирается в городских делах намного больше, чем я. И, уж если говорить правду, как на духу, сильно сомневаюсь, что таки уж "никто-никто" не заметил моей подозрительной суетливости, лихорадочных сборов и разговоров с капитаном "Соломинки".
А телепаты, скажем прямо, меня просто отпустили, признавая мое право идти своей дорогой.
Вот, ведь все понимаю головой, но на сердце все-равно катается ледяной камушек, нет-нет, да и перекрывающий ток крови и жалящий своим острым холодом в самые нежные эмоции.
— Хороший капитан, видя, что команда корабля справляется и без него, строит для себя новый корабль. Плохой — собирает новую команду. — Соломенноголовый, двухметровый в плечах, чуть расплывшийся от возраста, капитан "Соломинки", весело мне подмигнул. — Не всем быть капитанами, Ситаль. Кто-то должен промерять фарватер, записывать шум ветра, сравнивать звезды вчера и завтра. А кто-то — просто должен идти вперед.
— Скорее, бежать вперед, со всех ног... — Я сладко потянулся и зевнул, предвкушая сладкий сон в заранее снятой каюте, оплаченной до "самого победного конца". — Только, я пока не могу понять, чего хочу больше: бежать или владеть собственным ресторанчиком...
— От которого ты так быстро сбежал, что прихватил в дорогу лишь тощий рюкзак?! — Аймэн Вальсий погрозил мне пальцем, намекая на что-то, о чем я, видимо, не знал. Хотя, скорее всего, должен был. — Бежал так стремительно, что оставил в городе оружие, довольствуясь парными кинжалами на поясе? Ситаль... Так бегут либо те, кто представляет, что именно их ждет... Либо те, кто вообще не представляет, что его ждет!
— Философ, блин... — Вырвалось у меня, совершенно случайно.
— Это все река, человече, это все река. — Аймэн по-дружески ткнул меня большим пальцем в ребра, коротко хохотнув. — Доберешься с нами до ее предела, будешь смотреть на мир чуточку иначе. А, если, соберешься вернуться — мир без реки станет совсем пустым. Так что, разберись в себе самом, чего ты хочешь больше — счастья, покоя или открытий и — действуй!
Широкая спина капитана, обтянутая выгоревшей кожаной курткой, растворилась в темноте, переходя на другой борт, откуда доносилось заунывное треньканье, словно некто пытался учиться играть на балалайке в полной, глобальной, кромешной темноте. И, потому, совершенно не попадал по струнам!
Убил бы!
Надеюсь, окно моей каюты выходит на другую сторону!
Иначе, я за себя, совершенно точно, не ручаюсь!
Спустившись на целых пятнадцать ступеней вниз, прошел по корилору, освещеному странными хрустальными шарами, дающими синеватый, мертвящий все вокруг, свет. И, вновь не удержался, коснулся светящегося стекла. Ледяное! Градусов восемь-десять по Цельсию, вот ей-ей!
Впечатленный, дотопал до двери своей каюты, открыл ключом и кинулся открывать иллюминатор. Как ни странно, но тоже — круглый, словно во всех временах, мирах и параллельных пространствах живут одни и те же ученые, совершающие одни и те же, открытия.
Жаль, что в этом мире пока еще не придумали кондиционер — в комнате было удивительно душно, темно и пахло благовониями, на которые у меня совершенно неадекватная реакция: вместо умиротворения и благосности, у меня начинается жуткая ангина и насморк, заливающий все вокруг полуметровым слоем слизи.
В довершении праздника, "бренчатель на балалайке" оказался-таки, с моей стороны!
Впустив в каюту струю свежего, речного воздуха, пусть и отдающего тиной, но зато полного живительного кислорода, прислушался к "бреньканью", решая для себя дилемму: высунуться в иллюминатор прямо сейчас и вежливо попросить игрока заткнуться, или честно дать ему поиграть на моих нерах минут десять-пятнадцать, выйти на верхнюю палубу и поджарить его, вместе с инструментом?
Победило миролюбие.
Отойдя от окна, защелкнул на месте стекла "москитку", полюбовался на лунную дорожку, разрезающую мелкую речную волну и утекающую на дальний берег, да и, почти без разгона, не раздеваясь, в сапогах и плаще, всей своей драгоценной тушкой, вырвавшейся на свободу, рухнул на комковато застеленную койку.
