— Анатолий Васильевич Садовой.
.... Рамкулов позвонил.
— Что же вы, Алексей Владимирович, ноги мне пилите?
— Ты о чём? Слушай, не люблю по телефону — подъезжай.
Он приехал, придвинул к себе чашку кофе, а мне сунул газету.
— Шикарно живёте, господа новаторы и бизнесмены, — вертел головой Рамкулов, восторгаясь моим офисом.
— Ну, что тут, что? — мне не хотелось листать газету.
— А вот объявление: "НБЭ" требуются руководители и рабочие строительных специальностей. Это как понимать? Ещё один шараш-монтаж в городе? Хватит ли нам работы?
— Мне хватит.
— Если не секрет....
— Не секрет — шлаколитые дома.
— Да у меня кирпичных целые улицы не проданы.
— Твои дорогие.
— Кто заказчик?
— ГРЭС. Для своих рабочих — комфортные, доступные дома на земле.
Рамкулов мрачнел от слова к слову. Хлебнул остывший кофе и не в силах проглотить выплюнул в чашку.
— Пойду.
— Сидеть. Слушай предложение — продавай мне свою базу и переходи в "НБЭ" главным строителем. Будешь специалистом при деле с кругленьким капитальцем на сберегательной книжке.
Рамкулов поднял взгляд полный тоски:
— Капиталистическая акула пожирает мелкую рыбёшку?
— Время частных контор уходит в небытиё — настала пора синдикатов, концернов, холдингов. Это надо понять, если желаешь двигаться дальше. Иначе скорое банкротство и ожидание пенсии в должности — ну, в лучшем случае — прораба.
— Ну, хорошо, — Рамкулов встрепенулся. — Есть время? Поедем, прокатимся.
Это был Н-ский завод ЖБИ (железобетонных изделий), с некоторых пор не работающий, но ещё охраняемый. Мы нырнули под шлагбаум, а из будки по трапу сбежал сторож.
— Куда прётесь? Вот я собак спущу.
— А я их перестреляю, — Лёвчик извлёк из подмышки шпалер и бахнул вверх для демонстрации. — И тебя заодно.
Сторожа будто ветром сдуло.
Изрядно мы поблукали меж огромных корпусов.
— Смотри, смотри какая махина! — восторгался Рамкулов. — Шесть силосов двухсоттонников — это тысяча двести тонн цемента зараз. А вон ещё такой же комплекс. Подъездной железнодорожный путь. Вон цех фундаментных блоков. Этот — плит пустоток. Там — панельных, стеновых. Здесь сварочный цех — арматуру собирать. Вон боксы транспортного цеха. А это мастерская ОГМ.
— К чему твой оптимизм?
— Такая махина простаивает. Вот он холдинг, вот он синдикат. Алексей Владимирович, запустишь завод, пойду под тебя, хоть распоследним прорабом.
— Договорились, — я протянул Рамкулову руку. — Кто собственник?
— Чёрт его знает. Где-то в области концы надо искать.
— А прежнее руководство здесь? Поехали, навестим.
К вечеру мне стал известен нужный адрес. На следующий день рванули с Лёвчиком в губернию. Звонок Сан Саныча застиг, когда мы рыскали по областному центру в поисках строительного треста.
— Есть тема — приезжай, обсудим.
— Я в городе, сейчас подъеду.
Через полчаса пожимал Смотрящему за областью пятерню в его штаб-квартире.
— Говорят, ты круто развернулся в Н-ске, — Сан Саныч подлил мне кипяточка в чашку.
Глядя на хозяина, замочил четыре пакетика чая.
— Приезжай, покажу.
— Конечно, конечно, будет время — подбегу. А здесь чего творишь?
— Да так, дела фирмы.
— Я тебе вот что скажу, Лёшенька — много ты для себя стал делать, о Движении забыл. Макс говорит, его в Положенцы опять толкаешь. Так дела не делаются. Не ты его снимал, ни тебе и ставить.
— Откуда ветер дует, Сан Саныч? У нас с Максом всё на мази — мы просто поделили обязанности, а дело делаем одно.
— От ваших дел никакой прибыли. Ничего не вносите в общак, давно уже.
— Ты же сам разрешил.
— Я разрешил, я и запрещу. Короче, со следующего месяца начиная..., — он озвучил сумму, которую нам следует возить из Н-ска в областной общак.
Выйдя из штаб-квартиры губернских гангстеров, взял в холодильнике у киоска бутылку ледяной кока-колы и махом выпил.
— Жадность фраеров губит. А, Билли?
— Ты о чём?
— Ты же бухтишь, что мы помогаем дурь таскать из-за кордона. Вот и прикроем лавочку.
— И не боишься?
— Ты ж со мной. Иль сам боишься?
— Я с тобой, но дай мне слово — как жареным запахнет, когти рвём.
— Договорились.
От могучего некогда треста остался пшик и забытая вывеска у входа. Многоэтажный корпус забит какими-то конторками, фирмачками, магазинчиками — грязь и суета. Только с помощью коменданта удалось отыскать осколок бывшей строительной империи. В незавидном кабинетике два джентльмена — а по сути, трестовские душеприказчики — резались в шахматы.
— Н-ский ЖБИ? Да-да, есть такой. Вы приходите завтра, мы отыщем документы и по цене поговорим.
Попробовал возразить:
— Я из Н-ска — мотаться не резон.
— Вам завод нужен? Тогда завтра.
Подали свои визитки, и снова склонились над доской, азартно щёлкая часами — играли пятиминутку.
Не приняли меня ребята. На свою беду....
Новый звонок Сан Саныча настиг в виду Н-ска.
— Ты где?
— К дому подъезжаю.
— А вернись-ка — дело есть.
На стоянке у штаб-квартиры меня поджидал чёрный джип. Из него бритоголовый:
— Перелазь, Сан Саныч ждёт.
— Я на своей.
— Тогда не отставай.
Промчались одевающимся в неоновые рекламы городом, потом просёлком через поле, лес. В свете фар на берегу озера предстала взору жуткая картина. Шахматисты со связанными руками и разбитыми в кровь лицами стояли на коленях, а вокруг бандюки.
Сан Саныч:
— Что ты от них хотел? Заводик в Н-ске?
Цапнул одного за вихры:
— Подпишешь документы?
— Да пошёл ты! — трестовский патриот рванул свой чуб из лап Смотрящего.
— Дерзишь, сучонок, — Сан Саныч царапнул пятернёй его лицо и отошёл в сторону.
К связанному шагнул боец и ударил в лоб молотком. Глухой стук стали проламывающей кость и шорох упавшего в песок тела — ни крика, ни стона. Бойцы подхватили под руки безжизненное туловище и затащили в воду. Толкнули, и оно поплыло, не утонув — спина средь водной глади обозначилась бугорком.
— Подпишешь документы? — Сан Саныч подошёл ко второму.
— Да, да, да, — тот затрясся, закивал головой.
— Вот и ладушки. — Сан Саныч бойцам. — Развяжите его.
На капоте серебристого "Вольво" развернули бумаги, подтащили к ним обезножившего трестовца.
— Я зачем здесь? — спросил Сан Саныча.
— Ты ж завод у них хотел сторговать, а я тебе его даром подгоню. Только все свои канители в Н-ске под Движение поставишь. Ясно? На нас работать будешь — хватит своеволить. Ну что там, подписаны бумаги?
— Всё о кей, шеф.
— Иди, Лёшенька, пришей дурика. Шпалер есть или пером управишься?
— Ты это оставь, Сан Саныч — так дела не начинаются. Хотите мне ментов на хвост посадить?
— Да кому они нужны? Кончай, ребята.
Там, возле "Вольво", кто-то вскрикнул или всхлипнул — звук был приглушён и короток. Опять захлюпало под ногами бандюков. Тёмный силуэт тела погрузился в воду и пустился в последнее плавание.
Сан Саныч подал мне папку с документами.
— Бери, владей, богатей — о нас грешных не забывай.
Сел в "Лексус":
— Домой. Ты как?
Лёвчик передёрнул плечами:
— Нормально. Доедем.
— Суки! Выследили нас и ребят повязали.
— Похоже.
Тон Билли был минорным.
— Твоё пребывание в Зазеркалье становится губительным для людей. А ведь мог их спасти. Испугался? Дело пожалел? Не узнаю тебя, Создатель, — какую-то суету ставишь выше человеческой жизни.
— Слушай, помолчи, без тебя тошно, — снял оптимизатор и сунул в карман.
В ящике стола лежит оптимизатор. Давно лежит. С того памятного визита к Смотрящему за областью. Я боюсь цеплять его на руку. Боюсь.... нет, ни воркотни, нравоучений виртуального друга, а очень недружественной акции. Боюсь, он отключит моё сознание и умыкнёт из Зазеркалья. Это для него — порядок вещей, и никаких комплексов по поводу моих мнений и желаний. Он лучше знает, что мне надо. Тиранит своим оптимизатором, водит, как малыша на помочах. Попробуй, поспорь.
Но ведь я знал, что однажды решусь на это — сниму серебряный браслет и буду жить самостоятельной жизнью. Буду принимать и переваривать пищу, уставать на работе и огорчаться непогоде, кричать на подчинённых и радоваться успехам, как мальчишка. Жить нормальной жизнью смертных людей. Бояться простуды и киллеров, любить жену и изменять ей с секретаршей (нет, лучше с замом по кадровой политике). К чёрту бессмертие, если оно не даёт полного и красочного мироощущения. На весах — бесконечная череда вялых, безыскусных, бесцветных лет, и короткая, но яркая, как падение звезды, жизнь. Куда склониться?
Выбор очевиден. Но чего-то не хватает. Может, аргументов оппонента?
Это стало ритуалом. Каждый вечер подниматься в кабинет, открывать стол, доставать оптимизатор и вести бесконечные дискуссии с, увы, бессловесным собеседником.
— Прости, Билли, ты был хорошим другом, а я нет — всегда спорил, поступал наперекор и только твоя мудрость, твой такт и терпение выручали меня из многих передряг. Вправе ли вот так с тобой расстаться? Наверное, нет. Наверное, это не честно и не порядочно, но извини, ты сам дал повод. И не раз. Давай позагибаем пальцы. Это ты погубил Мирабель, заставив отдать мне оптимизатор. Это ты убил Костика, лишив его рассудка. Ты позволил (если не сам явился автором идеи) заточить меня на раскалённом Меркурии. Ты издевался над моим сознанием, не давая душе встретиться с Венерой. Мало? Да ты, по сути, завладел моим телом и, подавляя сознание, диктовал свою волю, направлял стопы, ни мало не заботясь, что я думаю обо всём этом. Теперь у меня есть все основания не доверять тебе.
Что? Без оптимизатора я состарюсь и умру?
— Но меня не страшит смерть — достаточно лет за плечами, и дел. Я не хочу пережить Катюшу, а мечтаю отплясать на её свадьбе и передать дела зятю. Растить внуков, открывать им основы мироздания. Ведь это так умильно, когда забавные крошки смотрят на тебя, открыв ротики, и внимают с доверием каждому слову. А потом.... Потом можно и приказ отдать — всем долго жить....
Не поспешил ли с отказом от бессмертия?
— Сколько мне лет? Страшно подумать — здешние люди столько не живут. А вдруг моё тело, лишённое поддержки оптимизатора, стремительно постареет? Начнут забиваться кровеносные сосуды, отмирать клетки, органы общения с внешним миром прекратят жизнедеятельность. Глухой, слепой.... Проснётся однажды Наташа, а рядом.... Нет, не труп даже — прах. Удручающая картина. Только к чему такие крайности?
Это эксперимент.
— Только эксперимент. С оптимизатором и здесь жил, как там, полубогом (ну, богом-то ты, Билли). А вот без него, без серебряного браслета на запястье смогу ли выжить и состояться в Зазеркалье? Вон Люба своим умом и упорством таких высот достигла — неужто я жиже замешан? Скажешь, два разных мира — и здешний со своими особенностями. Согласен — рискованно, опасно, с адреналином через край, но надо. Для чего? Для удовлетворения честолюбия? Может быть, а может и не быть — сам не знаю. Пусть будет эксперимент без первоначальной цели. По окончании мы обязательно сядем в грозу у камина и всё детально обсудим на предмет, как относиться к параллельным мирам, и можно ли извлекать из них пользу для нашего, реального....
А вдруг случится непоправимое?
— Но разве может что-то случиться, если оптимизатор вот он, только руку протяни. Мы всё легко вернём на исходные позиции. Ты, конечно, простишь (а куда тебе деваться?) и продлишь мою грешную до бесконечности. Как это картинно: на смертном одре, в окружении рыдающих домочадцев, последняя воля умирающего — принесите оптимизатор. Защёлкну на запястье, и дёрнем вместе к звёздам — в наш реальный земной рай. Да, именно так — прожить теперешнюю жизнь и вознестись, когда уже нечего будет дать своим близким в этом мире кроме бренных останков....
А как же они?
— Здесь, в Зазеркалье, бушуют грозы, родившиеся над океанами, извергаются вулканы, и трясётся земля. Людские страсти, как непокорные стихии, вырвавшиеся из берегов бытия, захлёстывают сознание и интеллект, побуждают убивать, грабить, насиловать. Я не имею права оставить без защиты близких людей в этом клокочущем недобрыми страстями мире. Перенести их в реальность, райскую действительность? Подарить бессмертие? А почему нет? Там, под защитой оптимизаторов, в обществе нормальных людей мы будем жить вечно. Катюша вырастет, у неё появятся дела и друзья. Она выйдет замуж и подарит нам внуков. Мы с Наташей будем им рады. А потом они вырастут, и у них родятся наши правнуки. И мы с Наташей будем им рады. Так будет продолжаться вечно....
Итак, в ящике стола лежит оптимизатор. А я дышу, живу, работаю и люблю, ненавижу свои слабости и борюсь с ними. Мне очень не хватает Билли — его критики и советов. И физической поддержки оптимизатора.
Стал уставать. Уставать от нагрузок. В конце особо напряжённых дней донимают головные боли. Чтобы не прибегать к лекарственным средствам, пересмотрел распорядок дня в пользу физических зарядок и психологических разрядок. Возобновил утренние пробежки — в одних шортах, начиная с ранней весны и до лютых морозов, купался в пруду до ледостава. А зимой в проруби. Без оптимизатора процедура не из приятных. Хотя нет, когда выскочишь из воды, да разотрёшься полотенцем, да хлебнёшь горячего чаю....
Йо-хо-хо! Жизнь становится прекрасной!
И когда бежал с голым торсом навстречу снежной крупе, стиснув зубы, превозмогая обжигающий холод и боль в суставах, твердил, как заклинание — я буду долго жить, я буду жить счастливо. После пробежки и купания, как Нарцисс у водной глади, вертелся перед зеркалом, выискивая морщинки и складки на коже, звёздочки на венах — свидетельства грядущей старости.
Вечерами вчетвером (семья и Лёвчик) ездили в бассейн. Там однажды встретил Борисова, и тот затащил в свою компанию — по выходным грэсовская элита гоняла футбол, теряла в сауне вес и нагоняла пивом.
Накатав сопернику полные закрома голов, после финального свистка стянул майку мокрую от пота — раньше такого не бывало — и огорчился: старею.
Подошёл Борисов:
— Где так классно научились играть?
— На зоне.
— Вас, наверное, Эдуард Стрельцов учил?
Невдомёк очкарику, что перед ним чемпион планеты всей и лучший форвард мирового первенства. Конечно, не та сноровка молодого тела, и оптимизатора нет, но понятия остались.
Пот, пот — где ты раньше прятался? Или копился эти годы, чтобы на склоне лет бежать по мне ручьями?
Ночью, после близости, Наташа:
— Ты не заболел — мокрый весь. Прими душ — я сменю простыни.
С оптимизатором на руке таких упрёков не слышал. Теперь, приезжая на обед, каждый раз менял рубашку — всё от него, липкого.
Другая проблема — появился лишний вес.
— Слушай, брюхо растёт, — пожаловался жене.
— А мне нравится.
Ей всё во мне нравится — она любит меня.
— Нет, правда, руку положишь, а у тебя что грудь, что живот — всё твёрдое. Пусть будет мягоньким.
— Э, кончай, кончай.... Кончай меня закармливать. Нужна какая-то диета.
