Я специально провел окровавленной рукой по синевато-прозрачному полю, пачкая его кровью.
Потыкал в кровавые пятна заколкой и нервно хохотнул — ничего не вышло, словно подтверждая, что к Избранным и Древним, отношения я не имею.
Зачерпнул воды и...
Начал свой эксперимент.
"Заколка и вода", чудесный тандем прорезал силовое поле кораблика на раз, но, в отличии от моего поля, защита корабля мгновенно восстанавливалась, стоило только вытащить заколку из пробитого отверстия. Пришлось снова думать...
Получалось не очень, но, когда сверху полетели первые камни, грозя завалить и меня, и мою находку, решение нашлось как-то, само собой.
Придерживая одной рукой фляжку, из которой тонкой струйкой текла по защите вода, второй, воткнул заколку, покрутил ее, загоняя между защитным полем и металлом ту самую, придуманную мной, упрощенную до состояния первоклассника, защитную пластину, тонкую, прозрачную и...
Ведь загнал-таки!
Потянул заколку вниз, расширяя разрез и постоянно подталкивая свою "самоделку".
Семь потов сошло, пока не довел прореху до метровой длины!
Растянул бы и ниже, но, во-первых, вода кончилась, а во-вторых, длина рук...
Еще один камень, пролетевший у моего плеча, напомнил, что пришла пора действовать быстро, положившись не столько на расчет, сколько на свою немерянную наглость, которой я, за всю свою жизнь, так ни разу и не воспользовался, оставаясь скромным и вечно виноватым...
Закрыв глаза, представил себе, что прозрачная поскость, воткнутая перепендикулярно в защиту корабля, на самом деле — сдвоенный тетрадный лист.
Неторопливо, затаив дыхание и не рискуя открыть глаза, "развел" листки в разные стороны, вгоняя в разрыв свой собственный "кокон", не давая листкам порваться или выскользнуть из рук.
Что-то весело заскрежетало.
Открыв глаза, тяжело засопел, боясь поверить в увиденное.
Точно у меня перед носом болталась открытая дверь, ведущая в ярко освещенный лифт.
И пусть я своей филейной частью был еще снаружи, в опасной близости от валящихся с потолка камней, зато голова и руки были внутри!
Ужасно зачесался нос.
Втянув пузо, оттолкнулся ногами от "той стороны", поджал их под себя, протаскивая через невидимую трубу-проход, диаметром в целый метр!
Застрять, конечно, не грозило, но человеческие нервы это такая странная штука...
Оказавшись внутри полностью, целиком и без утерянных конечностей, громко выдохнул и сполз вниз, по прозрачной стенке, на совершенно ватных, от выброса адреналина, а может и обычного страха, ногах.
Отдышавшись, мужественно встал, открыл дверь и вошел в кабину лифта, эдакий матово-белый цилиндр полутора метров диаметром и трех метров в высоту, с приятным, совершенно Земным, освещением.
Захлопнул за собой дверь и замер, пытаясь представить, что же мне делать дальше?!
Поелозил рукой справа от себя, ругнулся и снял рваную перчатку — в Японии приходилось иметь дело с сенсорными панелями, так же, в лифтах, так они "чувствовали" тепло человеческой руки или ее электрическое сопротивление... А, какое у перчатки, сопротивление?!
Панель действительно оказалась сенсорная. Только — слева, а не справа... И, всего, четыре кнопки.
Не раздумывая, нажал на самую верхнюю, мечтая оказаться в самом защищенном месте космического корабля.
Лифт помчался вверх, потом, чуть качнувшись и притормозив, поехал вперед и снова — вверх.
— Пилотажная комната 2-го класса, ограниченный доступ. — Объявил лифт, раскрывая двери.
— А почему не первого?! — Я совершенно искренне удивился, забывая, что разговаривать с неразумным лифтом может только настоящий ребенок.
— По знаниям, тебя вообще в детский сад везти было надо... — Огрызнулся лифт. — Но, суровые времена — суровые решения... Третий ложемент справа — твой!
На деревянных ногах, обиженный до глубины души, я прошел через десятиметровую комнату, к названному креслу, уселся в него, поражаясь удивительному удобству и теплоте обивки. Положил руки на широкие подлокотники, из которых выскочили металлические браслеты и плотно прижали меня к обивке, не давая шелохнуться. Широкие полосы, больше похожие на кожаные, перехлестнули грудную клетку, зафиксировали ноги, и тупая игла вонзилась мне в основание черепа, отправляя на тот свет. Последнее, что увидели заполненные слезами боли глаза — горшок оранжевого фена, опускающийся на мою многострадальную голову с белоснежного потолка.
"Если все наши предки были такими... Даже странно, что они вышли в космос, путая лево и право, три и четыре..." — Голос лифта гулко разгуливал под сводами моего пустого черепа, радуясь невероятному пространству, освобожденному от вещества, которым я так и не научился думать.
— Научился-научился... — Ворчливо утешил меня лифт. — Глазки открой...
Открыл я глазки и поспешил их закрыть!
Моя бренная тушка, до сих пор облаченная в привычный плащ и грязные, побитые жизнью, сапоги, зависла над темной стороной планеты. Спина и *опа утверждали, что я лежу все на той же лежанке, а вот глаза в это не верили!
— Для первого раза — хватит. А то и вправду, "родимчика схватишь"! — Лифт хихикнул. — Открывай глаза, обзор я убрал. А то точно, "дуба дашь"!
Вторично открыв глаза, убедился — лежу в той же самой пилотажной комнате. На той же самой лежанке — *опа оказалась вернее глаза — и дышу нормальным, слегка пахнущим хвоей, воздухом.
Из неприятных ощущений, тонкая полоса чуть выше бровей, по которой словно горячую ленту привязали. И больно, и давит, зараза!
Потянулся было снять ленту, да лифт заверещал, чтобы я ничего не трогал, иначе он меня снова зафиксирует и, в этот раз не на десять минут, а до полного приживления нейропанели, которую чесать не рекомендуется даже в страшном сне!
Лифт еще что-то пытался мне объяснить, но...
Я уже уперся взглядом в огромный экран, прямо передо мной, и мне было все равно, кто и для каких целей пытается достучаться до моего разума, любующегося видом желто-синей планеты, покрытой серебристыми белоснежными, облаками, с синейшими линиями рек и почти зеленым пятном океана, растянувшимся на добрую треть планеты.
Изредка, намного ниже нас, по орбите пролетали серебристые точки, суетливо бросающиеся из стороны в сторону, словно что-то ищущие.
"Надеюсь, не нас..."
— Планета, каталожный номер Е-Г-Н243-4845-12, Система "Легольц". Самоназвание "Сутарра". Высадка на поверхность планеты: Строжайше запрещена. Исследования на планете: Строжайше запрещены. Нарушители подлежат санации. Местные разумные входят в "список Протекции", подтвержденный Верховным и Наблюдающими. Любые контакты запрещены. Любое влияние на события, либо развитие действий, карается смертной казнью. От Наблюдающих: Сайлег, Айла, Джейл. Верховный: Амаран Сау-Тагар... — Я уже слышал подобный голос. Сомневаюсь, что его владелец пережил Зиму, но... Драконы такие твари, что быть с ними хоть в чем-то уверенным, очень и очень, сложно.
— Ага. — Лифт довольно хихикнул. — С языком аборигенов разобрались! Осталось разобраться с координатами...
Вместо ответа, на все это представление, выбрался из ложемента и подошел ближе к экрану, пытаясь высмотреть хоть нечто знакомое.
Стоило только сосредоточится, как экран стал послушным инструментом, а кожа на голове, на месте не поняной нейропанели, стала отчаянно чесаться, еще и разогреваясь при этом!
Вот это серебристая клякса, совершающая странные эволюции у темно синей полосы, протекающей почти в центре континента, оказалась в окружении десятка золотистых точек, попыталась сбежать, но... Просто рухнула в воду, едва три золотистых точки пронзили ее навылет.
"Надеюсь, это те твари, что брали на абордаж "лайбу"!" — Я протянул руки и попытался, пока еще не осознанно, приблизить изображение.
И экран послушно мне его приблизил!
"Клякса" зависла своим хвостом над берегом, открыв и высунув наружу, километровой длины, пандус, по которому спускались эльфы, мохнолапы и долери, разномастным ручьем, щурясь от лучей восходящего Саханоца.
Пока в хвосте шла разгрузка, на носу шла разборка: больше сотни разумных, по-очереди, подходили к одиноко стоящему на четырех копытах, карликовому кентавру, а затем...
Кто-то отходил вправо, обмякая и валясь на серебристую чешую брони, кто-то рассыпался в пыль, не успев сделать даже шага, кто-то уходил налево, усаживаясь на пятые точки, в окружении точно таких же, оставшихся в сознании, счастливчиков.
— Сортировка. — Лифт сбавил громкость, превратившись в нормальный, мужской баритон. — Отпетых — на удобрение. Глупых — на исправление. Нужных — на вербовку...
— Меня Ситаль зовут. — Представился я, пытаясь найти в толпе лечившую меня китаянку, оставившую такой поразительный подарок, благодаря которому я и попал на корабль.
— Научно-исследовательское судно "Ихтион". — Представидся лифт. — Очень приятно познакомиться, Ситаль!
— Симметрично! — Отмахнулся я, отрываясь от изучения уже порядком надоевшего, вида. — Что с ними будет?
— Разум всегда остается разумом. — "Ихтион" помолчал. — Предупреждения сам слышал... Вас оставили в покое. А это — драгоценнейший дар, можешь мне поверить, Ситаль. Если бы Империя Тихо'Н'Тсан оставила нас в покое... Через сто лет не было бы у них более мощного и надежного союзника, чем мы...
— Эм-двигатель... — Всплыл в голове старый рассказ "Мальчика с пальчик". — И союз с тварями, признанными опасными для империи!
— К вашим услугам, Ситаль! — Хохотнул довольно, живой корабль "Ихтион". — Твари, признанные "опасными для империи", эм-двигатель и программное обеспечение, капелька живого воображения и воля к победе...
— А оружие?! — В каждом мальчишке живет оголтелый милитарист. Только у некоторых это выражается металлическим сейфом, с охотничьим оружием, а у других — коллекционным оружием, развешанным по старенькому ковру.
— Сугубо мирное. — "Ихтион" разочаровал меня, целиком и полностью. — Двойного назначения. Можно встречный астероид долбануть, а можно и неприятеля, промеж глаз, приголубить. Если он нас догнать сможет!
— Тебя же догнали! — Я не удержался от подколки, но, видимо, тема для живого корабля была действительно больная, если взять на заметку наступившее, очень многозначительное и тяжелое, молчание, воцарившееся в пилотажной. — Или я не прав?
— Эм двигатель работает до тех пор, пока на борту есть кому испытывать эмоции, Ситаль. Когда Империя это поняла, они начали убивать не корабли, а их экипажи... Защита, медицинские саркофаги, все это не панацея, когда твой экипаж сходит с ума.
— Люди отказались от полетов? — Я перевел разговор на другие рельсы, боясь услышать вертящийся в голове, ответ.
— Империя применила оружие против планеты. Только, слегка опоздала — к этому времени, на планете, уже была готова защита. Слабая, на один, два удара. Не одиночной планете противостоять экономике целой Империи. Но и одна планета может создать проблему целой Империи. На некоторое время. Очень небольшое.
— Люди... Они остались только на Сутарре? — В голове роились тысячи мыслей, складывалась мозаика из увиденных снов и недосказок самого корабля. — Потому и нет на Сутарре моего измерения, что нет самой планеты?
— Люди умеют ненавидеть, Ситаль. — "Ихтион", судя по голосу, взвешивал все за и против, решая, что именно мне рассказать. — Люди, Ситаль, самая жестокая раса в обитаемой Галактике. Атака на Землю завершилась не уничтожением Земли. Атака завершилась уничтожением Империи. Самые быстрые корабли, самые мощные бомбы. Пока Империя травила людишек дустом, освобождая себе жизненное пространство на, хоть и порядком изгаженной, но все еще пригодной к жизни, планете, люди уничтожали сами планеты Империи. Столичную систему — поглотила вспышка сверхновой. Девять коронных планет — превратились в разлетающееся облако камня и тел разумных. На орбитах самых густонаселенных — возникли из ниоткуда, огромные астероиды, нависая неотвратимой карой. Земля потребовала свободы, угрожая каменными дубинками.
— Глобальный терроризм. — Я шмыгнул носом, признавая, что не рискну встать ни на одну из сторон.
Нет, вру.
Я — точно знаю свою сторону.
За два часа молчания, из "кляксы", на берег Реки, выбралось больше двадцати тысяч человек, если верить данным на экране.
Кто-то жутко избитый, кто-то и вовсе на носилках, кого-то держали за руки друзья, а может и вовсе — совершенно чужие люди. Или и не люди, вовсе.
Вон, мохнолапа поддерживала эльфийка, заботливо оберегая хоббита от локтей, идущих рядом. А на руках двухметрового, зеленого и копытного, орка — дремала молоденькая девушка, в разодранной одежде и запекшейся кровью на виске.
Кентавры суетились, расставляли там и тут легкие навесы, под которые заносили раненых или ослабевших. Расставляли длинные столы, устраивая столовые под открытым небом и кормя всех, кто находил свободное местечко и кому хватало сил орудовать ложкой.
Помотал головой, привычно отгоняя самое чернушечное, что привык видеть взглядом журналиста, готовя "убойный" сюжет. Злой у меня глаз, не добрый. И на жизнь кивать не надо — образ мыслей и собственную испорченность мы пестуем сами, наслаждаясь ужасом и тихонько радуясь, что происходящее — происходит не с нами.
— Думаешь, что делать? — "Ихтион", просто верх тактичности и внимания, чтоб его, зануду железную! Мало мне Керрама, так еще теперь и корабль-зануда!
"Зря ты, "папина дочка", не веришь в благородство. И не у вас я звезды отнял, а у себя самого! И снова собираюсь сделать то, о чем очень сильно пожалею!"
— Что-то придумал? — Крокодилообразный корабль меня уже явно просчитал, как самого новорожденного младенца и теперь ждал, что победит — голод или сон?
"А победит, как всегда, моё собственное слабоумие..." — Признался я, самому себе, делая шаг назад и вновь устраиваясь на четвертой слева, лежанке. — Давай спускаться, чего тут думать-то. Людям нужна крыша над головой, тепло и еда.
Я закрыл глаза, представляя "радость" моей любимой женщины, через владения которой попрется вся эта толпа, заселяя Брэйдарк или расползаясь по окресным районам, кому-то придется по душе Альденсхёрст, а кого-то, отберет себе в помощь Керрам, заселяя Танчен.
Открыл глаза и уставился на холодные и колкие огоньки далеких звезд, давая себе слово, когда-нибудь, посмотреть на них поближе!
Эпилог
Крокодилообразный кораблик замер на берегу самого синего, самого теплого, самого Черного моря, на самой кромке, разделяющей золотой песок и бетонную дорожку, стертую тысячами ног отдыхающих, выбеленную миллиардами капель воды и просоленую терпким воздухом...
Черный комбинезон, валяющийся на песке, можно было принять за странную, потерявшую сознание, человеческую фигуру...
Ноябрь-декабрь 1999 года
Сентябрь-декабрь 2019 года
