Время звёзд

Странно, но первой в голову пришла молитва рыцаря Храма, убившего врага. Надо же, столько лет прошло, а я всё ещё её помню! Впрочем, какая разница. Лерда не поймёт, а священнику, судя по всему, происходящее глубоко безразлично.

— Во имя того, что здесь и сейчас, что прошло и что воплотится, да останутся прошлому окончившиеся жизни врагов моих, и да не будет преград у них в следующем рождении. Пусть примут они моё прощение, как боги прощают их. Да не останется...

На самом деле это нужно исключительно мне. Молитва, не важно, кому — древнейший и эффективнейший способ успокоить душу. Лучше разве только танцы и сочинение стихов. Я не люблю творить смерть. Убийство — оно всегда оставляет след. В душе, судьбе, мире... Отняв чужую жизнь, словно навсегда лишаешься чего-то важного. И очень хорошо, что было совершено какое-никакое погребение, а во мне не было ни ненависти, ни упоения. Это значит, что нити Мирового Полотна не порвалось — просто запутались и изменились. А изменения, даже самые тёмные, не так страшны. Как бы то ни было, они — часть хода вещей. А что до моей души... так что ж, не впервой. Один раз отвергнув неприкосновенность чужой жизни, назад уже не возвращаются. Молитва просто помогает это принять и смириться. Потом несколько дней будет воротить от мяса, да сниться не слишком приятные сны. А случившееся нужно оставить прошлому. Моей вины в нём нет.

Пару минут спустя мы рука об руку вышли из храма.

Сидящий на ступеньках нищий проводил меня тяжёлым взглядом бесцветных, как мутные льдинки, глаз. Мужчине хорошо если исполнилось двадцать пять лет, но лишённое выражения лицо уже испещрили морщины, а едва прикрытое лохмотьями тело было истощено до самых последних пределов. Передёргиваюсь — чёрная пыльца и те, кто её употребляет, всегда вызывали у меня плохо сдерживаемую гадливость.

Этот похожий на угольную пыль порошок дарует людям и гномам сладкие грёзы, почти мгновенно убивает ундин и превращает эльфов в берсерков. Получают его из одного практически повсеместно встречающегося растения и, несмотря на строжайший религиозный запрет, чёрную пыльцу можно найти почти в любой лавке травника.

Вечер удался просто божественный — ясный, тёплый, такой по-особому тихий, что, кажется, будто стук шагов по мостовой разносится на многие лиги вокруг. Пребывающая в на удивление хорошем настроении Лерда мурлычет себе под нос какую-то незатейливую песенку и только что не подпрыгивает при ходьбе. Прислушиваюсь... знакомый мотивчик! Кстати, а неплохо получается. И кто ей сказал, что у неё голоса нет?

— Что поём?

— Да так... — она смутилась, — я от мамы слышала. Название только не помню...

— Я тоже. Но саму песню знаю. Давай вместе!

Мой дом в холмах зелёных, мой дом в высоких травах.

Взбираются по склонам весёлые дубравы.

С рукава слетает сокол — к нам приехал издалёка

Всадник Изумрудноокий из страны лесов высоких —

Там мой дом в зелёных холмах.

На пятой строчке Леренва, наконец, справилась со смущением и чуть неуверенно подхватила:

Серебряные шпоры, а плащ, как лист, зелёный.

В кудрях полночно-чёрных жемчужная корона.

С рукава слетает сокол прямо в девичье оконце:

Я приехал издалёка, из краев, где дремлет солнце —

Там мой дом в зелёных холмах

Прохожие оборачиваются. Лерда краснеет, я же лишь беззаботно смеюсь. Люди забудут нас на следующий же день. Какое нам дело до них, когда в воздухе пахнет цветущими вишнями, а тёплый ветер путается в волосах. Хочется бегать по стенам, творить красоту и совершать глупости.

Возьми янтарный перстень, жемчужную корону.

Скорей поедем вместе в мой дом в холмах зеленых.

Там вино в подвалах бродит, там несутся к морю кони,

Виноградной спелой гроздью звезды падают в ладони.

Там печаль тиха, как вечер, там легенды море шепчет.

Там поёт закатный ветер о давным-давно ушедшем.

Там венки сплетают девы, там играют менестрели.

Там давно собрались гости, ожидая королеву —

Там мой дом в зелёных холмах

Мой дом в зелёных холмах...

Наши голоса переплетаются, и звонкое эхо теряется в переулках.

На следующее утро, только проснувшись, отправляюсь проведать лошадей. У Звёздочки вчера, кажется, разболталась одна из подков. Искать кузнеца было поздно, надо бы сегодня обеспокоиться. Надеюсь, денег хватит. После всех моих трат болты к трофейному арбалету тихо и незаметно отодвинулись в область мечтаний, а в кармане опять болталось лишь горстка перламутра. Ну и десяток янтарём, зашитый в подкладке куртки. Но это — на самый последний предел крайнего случая.

Город готовился к празднику Цветения — одному из трёх главных праздников Альянса, наряду с праздником Урожая и Середины Зимы. Начало года по астайскому календарю, день Младшего-из-Троих, весны, любви и юности. Завтра вечером, сразу после торжественного богослужения, на улицы высыплют празднично одетые горожане с цветущими ветвями в руках. Будут костры, вино, музыка и пляски до рассвета. Ошалевшие от весны и свободы парочки, от подростков до их почтенных родителей, будут целоваться по всем углам, будут потешные поединки, выступления акробатов, бродячих артистов и певцов, и традиционные подарки незнакомцам. Восхитительный обычай — готовить к празднику подарки, чтобы в этот день вручать их первому попавшемуся незнакомцу, безо всяких условий и условностей. День Цветения — единственный день в году, когда бедняк может получить золотое кольцо от богатого купца, а родовитая астаэс — простой гребень от младшего ученика резчика по дереву. Мимоходом жалею, что не получится задержаться. Человеческие праздники — явление сумасшедшее и прекрасное, я их люблю всей душой.

Переговоры с кузнецом, к счастью не заняли много времени, как и его работа, и уже через час я снова стучусь в дверь номера. Общего, разумеется, к чему глупые вопросы?!

— Войдите! — глухо донеслось из-за двери.

— Доброе утро! — быстрым шагом вхожу в комнату.

— Ой, Мори, это ты?! — Лерда вскочила с подоконника, торопливо пряча за спину какой-то исписанный листок. Так, писать она умеет. Впрочем, не удивительно. — Я думала, это служанка...

— Что это у тебя? — подозрительно присматриваюсь. Бумага и рильда явно позаимствованы из моих вещей, но это же не повод так нервничать!

— Ничего. Так... ничего особенного, — она отчаянно покраснела.

— Покажи, — мне стало любопытно.

— Нет! — девушка скомкала лист, — Там ничего интересного!

— Тем более покажи. Обожаю всё неинтересное!

— Ну Мори! Мори!! Отдай немедленно!!!

— Сейчас отдам, не волнуйся, — разворачиваю листок одной рукой, второй без труда удерживая девушку на расстоянии. Вчитываюсь. Надо же, стихи! Совсем детские, корявенькие, но было в них что-то...

— Мори, отдай! Не смотри!! Мори, пожалуйста!

— Это ты написала? — возвращаю ей бумагу. Невероятно! Мне, конечно, доводилось слышать, что сильные переживания могут способствовать пробуждению таланта, но чтобы так быстро. Поверить не могу!

— Ну... да. — Лерда смяла в кулаке злополучный листок, — А что, очень плохо?

— Хорошо! — Хочется подхватить её на руки и закружить по комнате, но такие проявления чувств мне сейчас противопоказаны. Обнимаю Лерду за плечи, легонько целую в кончик носа. — Просто замечательно!

— Правда? — растерянная девушка смотрит на меня округлившимися глазами.

— Конечно! Очень красивые стихи. И очень искренние.

— Спасибо, — она ткнулась лбом мне в плечо. — Это первый раз, когда я попробовала что-то записать... Никогда не думала, что смогу. Это о тебе.

— Я понял. Спасибо.

Она все ещё прижимается ко мне. Тёплая, вкусно пахнущая молоком и чем-то неопределённо сладким. Хм, карамель? С любопытством утыкаюсь носом в её волосы. М-м-м... действительно, карамель. И, кажется, свежие сливки. Кто-то опять поутру крутился у кухни! Глубоко вдыхаю аромат, жмурясь от удовольствия. Какой приятный запах! На завтрак, кажется, будет что-то интригующее. Хор-р-рошшо...

— Мори, ты чего?! — испуганно пискнула Лерда, разом приведя меня в чувство.

— Что? Ой, прости! — торопливо убираю руки. Смущённая девушка отшатывается. — Ладно, пошли завтракать! Учти, это последняя приличная трапеза на ближайшие три-четыре дня. Потом переходим на походно-подножную кормёжку.

— А что такое?

Вздыхаю.

— Сегодня утром я потратил последние деньги.

* * *

...Кровь. Тёмная, густая. Она медленно, как-то лениво вытекает из длинных порезов, пятная светлое серебро. Багряный и серебряный — неудачное сочетание. Некрасиво. Режет глаза. Неправильное сочетание, никакой художник его специально не использует. Кровь на серебре... невозможно. Нельзя!..

Встряхиваю головой, отгоняя наваждение. Свет. Солнце. Бок болит. Кони всхрапывают. Лерда опять что-то мурлычет.

Я здесь. Сейчас. Нет никакой крови. Нет ничего, просто привиделось.

Потираю виски. Что произошло? Что вообще со мной творится в последнее время? Это... неужели пророчество? Передёргиваюсь, словно от налитой за шиворот ледяной воды. Чувствую, как струйка холодного пота медленно стекает между лопаток. Только не ясновидение! Нет, нет, не может быть. Нужно меньше времени проводить на солнце. Это сон, просто сон, он не имеет значения!

* * *

Темноволосый мужчина лет тридцати пяти на вид сидел за столом в центре просторного, залитого солнечным светом кабинета и увлечённо что-то писал. Неспешно, тщательно следя за красотой почерка. Не то, чтобы это сейчас имело значение, но магу просто нравилось соблюдать безупречность даже в мелочах. Закончив, он отложил писчую кисточку и на всякий случай перечитал письмо. Да, пожалуй, всё. Инструкции даже, наверное, излишне подробны, но избыток указаний ещё никому никогда не мешал. Маг сложил послание аккуратным треугольником и прикрыл глаза, сосредотачиваясь. Привычно потянулся вовнутрь, туда, где в самой сердцевине его существа искрилась, звенела, переливалась сила стихий. Словно хрустальный бокал, полный игристого вина. Не отмеряя, зачерпнул восхитительную силу, перелил на кончики пальцев. Аккуратно огладил воздух вокруг письма и словно вылепил из него изящную серебристую птичку размером с ласточку. Та повертела головкой, глянула на волшебника чёрным внимательным глазом и несколько раз взмахнула крыльями, словно тренируясь. Маг встал и без церемоний сгрёб её со стола. Затем подошёл к открытому окну, выпустил пичугу и долго провожал её взглядом. Такой маленький неуязвимый вестник найдёт адресата даже на другом конце земли и свалится ему прямо в руки сложенным посланием. Маг улыбнулся. Теперь оставалось только ждать.

* * *

После полудня начали сгущаться тучи, ближе к вечеру затянувшие всё небо от горизонта до горизонта ровным тёмно-серым слоем.

— Дождь будет... — тревожно покосилась на небо Лерда.

— Ага. И это очень не ко времени.

— Почему? — рассеяно поинтересовалась девушка.

— Промокнем. Переночевать-то негде!

Я-то ладно, переживу, а вот лошади... Да и Лерда наверняка простудится.

— И неужели ни в одной из ближайших деревень у тебя не найдётся никакого хорошего знакомого, который пустит нас переночевать? — какие, не побоюсь этого слова, невиннейшие глаза!

Язви-язви. Вот нарочно оставлю под дождём — будешь знать.

— К сожалению, в близлежащих нет. О! Придумал! За ночлег можно будет тобой расплатиться.

— Что-о?!

— Огород там прополоть, корову подоить... Лерда, ты коров доить умеешь?

— Мори!!!

Посмеиваюсь. Кажется, дразнить её стало моей новой вредной привычкой.

— Кстати, о знакомых. Никогда не поздно ими обзавестись.

Застрявшая в колее телега показалась мне подарком судьбы. Её владелец, на все корки честивший бестолковую лошадь, неудачный день и всех Троих по очереди и в сочетаниях, как раз пытался её оттуда вытолкнуть. Немолодой уже селянин, не богатый, но опрятно одетый, лицо в меру добродушное. Глаза умные — хороший признак.

— Помочь?

Крестьянин настороженно покосился на меня. Оценил породистого коня и добротную куртку и на всякий случай поклонился. Неглубоко. Так, чтоб обозначить.

— Ну, ежели не побрезгуете.

Спрыгиваю на землю.

Вдвоём дело пошло веселее и уже через пару минут телега ровно стояла, готовая к продолжению пути.

— Не знаю, как и благодарить вас, таэ. А то битый час с ней, окаянной, мучился, думал — до темноты домой не доберусь. А главное — в десяти шагах от дома, вот что обидно.

— Так вы здесь живёте? — выражение лица открытое и дружелюбное, в глазах неподдельный интерес. Хорошо бы перед этим ещё парой фраз о жизни с собеседником перекинуться, но и без этого может получиться.

— Ну да. Во-он там, за рощей, моя деревня.

— Тогда не подскажете, где здесь можно дождь переждать? Сами посудите, тучи какие. Вот-вот польёт.

Напрашиваясь на ночлег, главное не наглеть и ни о чём не просить прямо. Человек тебе сам всё предложит, если подобрать правильный тон и достаточно располагающую улыбку.

— Я уж думала, ты его уговоришь нам весь свой дом уступить. — Лерда хихикнула, — И накормить в честь знакомства.

За стенами умиротворяюще шуршит дождь. Сильно пахнет сеном и пылью.

— Ну, знаешь ли! Я, конечно, существо обаятельное, но не маг и не всесилен. Прости уж!

— Не маг, говоришь? — девушка повернулась ко мне, — Знаешь, я иногда в этом уже сомневаться начинаю. Как ты его уговорил?

— Знаю людей хорошо. — Закидываю руки за голову.

— М-м-м... мне иногда интересно, а есть ли вообще что-нибудь, что ты не знаешь, не можешь или не умеешь.

Смеюсь. Мы вот уже почти полчаса с удобством валяемся на сеновале, слушая шелест дождевых капель по крыше и доносящееся снизу сонное фырканье лошадей.

— Я не божество.

— Угу. Ты незаконнорожденный сын эльфийского правителя. Или потомок какого-нибудь Дитя Звезды.

Прикусываю подвернувшуюся соломинку, улыбаюсь уголками губ. Странно, но болезненная тема на сей раз не вызывает у меня привычного отторжения. Кто знает, почему. Возможно потому, что впервые за Бездна знает сколько лет, рядом со мной человек, который верит.

— Во-первых, эльфийские правители называются князьями. И у всех у них фамильная черта — серебристые волосы. Метка высшей аристократии. А Дети Звезды вообще не появлялись на свет традиционным способом. Сама знаешь, знатоки до сих пор спорят, откуда они брались.

— Знаешь, в замке у господина я видела несколько их изображений, — Лерда немного повозилась, устраиваясь поудобнее, — По-моему, они были похожи на эльфов.

Если я хоть что-то в этой жизни понимаю, портреты, по которым можно что-то понять, должны быть из поздних эпох, сделанными по легендам. Портрет, написанный с натуры вряд ли был способен сохраниться до нашего времени.

— Разве? На мой взгляд — не слишком. Разве что чертами лица...

— Ага, — откуда это знаю я, она, как ни странно, не спросила, — Такие же ненормально красивые. Если не обращать внимания на цвет кожи и клыки — похоже. Да и в обычаях было, говорят, что-то общее...

— От эльфов они были далеки столь же, сколь и от прочих народов.