| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Это у Сабатини? — вопрос возник совершенно неожиданно. Причём — явно не к месту и не ко времени.
— Приятно иметь дело с образованными людьми! — капитан выдал это, кажется, совершенно искренне. — Абсолютно точно! Сабатини, "Одиссея капитана Блада", диалог на Ямайке в кабинете у полковника Бишопа...
— Не, — на "Арабелле"! И, кажется, не "ручки со шприцом", а "совершенно свободный выбор между пером и верёвкой", — "Идиллия, блин, полная! Сижу в контрразведке, общаюсь на литературные темы с её шефом! Охренеть можно..."
— Да, верно, на "Арабелле". Старею... — улыбка Лаврика приобрела мечтательно-грустный оттенок. — Ты знаешь, я в твоём возрасте жутко любил эту книгу... Ты "Возвращение" читал?
— Нет. Я... — несмотря на идиотизм ситуации, литературные дискуссии нравились Серёжке гораздо больше перспективы общения с Эскулапом.
— Стоп, стоп, стоп! — Лаврентьев явно крайне не вовремя вернулся из мира грёз в унылую реальность. — Мы с тобой увлеклись. Вернёмся к нашим баранам... Знаешь, пожалуй, не надо тебе ни о чём думать. Эскулап! — Сеня появился вновь. Лаврик глянул на Серёгу с лёгкой грустью. — Если ты — в самом деле Серёжа Вересов, ученик седьмого класса сто сорок третьей школы, то через час я подарю тебе "Возвращение капитана Блада" и на попутной машине отправлю домой. Если нет, то — "а ля гер, ком а ля гер". В любом случае от трёх кубиков барбамила никто не умирал. Сеня, у тебя всё готово?
— Да, Ефим Семёнович.
— Ну что, пойдём? — Лаврик встал. — Только давай без глупостей.
"А может ещё часик о Бладе пообщаемся, а?.."
Серёжка встал. Ноги совсем ватные. "Ладно, от барбамила, в натуре, никто не умирал. Всё лучше того же тока..."
За ширмой находилось зубоврачебное кресло и пара столов из нержавейки, густо заложенных какими-то прибамбасами. Они, к счастью, были укрыты бледно-зелёными тряпками. Воображение услужливо нарисовало, что там, но Сеня туда даже и не глянул. Возле кресла стояла "заряженная" капельница. Лаврик приземлился на кушетку у стенки, а Эскулап легонько подтолкнул Серёгу к креслу:
— Садись, — многословием Сеня явно не грешил.
"Не хочу! Господи, не надо!!!" — Перспектив отмахаться от двух здоровых дядей не было никаких: рукопашный бой на учебке считался не самым важным предметом. Трепыхаться по принципу "не телёнок на бойне"? Так в натуре — не телёнок, а это — не бойня. Пока. Барбамил гораздо лучше электричества, горячих железок и тому подобного.
Сели. Эскулап примотал Серёжкину правую руку к подлокотнику ладонью вверх, хмыкнул и изобразил то же самое с левой.
— Для симметрии. У тебя кровь нормально свёртывается? — Сеня деловито возился с капельницей.
— Нормально, — это вышло уже не почти, а просто шёпотом.
Эскулап перехватил правую руку Серёги чуть выше локтя резиновой трубкой и посоветовал:
— Не дергайся, а то иглу сломаешь. Расслабься. Легче и тебе, и мне.
Из иголки брызнул фонтанчик жидкости, а затем Сеня ловко воткнул иголку в вену на локтевом сгибе и снял "жгут". Боли почти не было, но Серёга всё же дёрнулся — инстинктивно.
"Всё, приплыли. Простите, парни, так получилось..."
Первые минут пять ничего не происходило. Эскулап химичил с какими-то приспособлениями, Лаврик читал газету, Серый прислушивался к своим ощущениям. Такой фигнёй, как барбамил, его накачивали в первый раз в жизни, хотя разговоров о всяческих "сыворотках правды" на учебке была масса. Правда, одно дело — слушать россказни тов. Гладкого, другое — сидеть здесь привязанным к зубоврачебному креслу и пытаться понять, чем всё это кончится.
"Так, что нам гнал ротный на лекциях? Пункт N1: "Определить тип сыворотки"... Ну, барма... тьфу, борби... нет... а, — барбамил! Ну и что дальше? Не знаю я про него ни фига! Пункт N2: "Зафиксировать внимание на доминирующем ощущении"... Блин, нет пока никаких ощущений! Что там дальше? "Сосредоточить внимание на какой-нибудь фигне: тикании часов, мокром пятне на стене..." Нет тут ни часов, ни пятен! "Зациклиться на несущественных воспоминаниях". Так, срочно что-нибудь несущественное... Ау, воспоминания, вы где?! Вот! Должен Фоме десять гривен! Ну ни фига себе "несущественное"! Он меня за этот червонец грохнет! Так, не катит... Что там ещё? "Пытаться думать всякие глупости". Позвольте, а я чем занимаюсь?! Дальше... "Думать о чём-то особо дорогом, но с делом не связанном"... Блин, голова кружится... К чему бы это? И на Лаврика резкость не наводится... Похоже, началось... Мама, мамочка, я верю, что ты жива! Мама, я тебя найду, и всё будет хорошо!.."
Эскулап оставил в покое приспособление, с которым возился, и шагнул к креслу.
— Ефим Семёнович, вроде процесс пошёл... — голос звучал как будто из соседней комнаты. Свет явственно потускнел, у Серёжки пересохло во рту, окружающие предметы окончательно потеряли чёткие очертания.
Немаленькое пятно, которое было Лаврентьевым, поднялось с кушетки.
"Мама, помоги мне!!!"
Раздался глухой грохот, кажется, двигали табурет. Пятно, изображавшее Лаврика, село.
— Имя!..
...Сознание возвращалось медленно и печально. В пустом, как выжатый лимон, мозгу родились два вопроса: N1 — "Кто я?", N2 — "Где я?" К тому моменту, когда Серёжка сумел ответить на оба этих животрепещущих вопроса, неровный гул, сопровождавший процесс возвращения сознания, трансформировался в разговор. Через пару секунд включилось изображение. Паршивенькое, но хоть так... Кэптан Лаврентьев сидел на кушетке ("Он с неё, кажется, вставал? Или нет? — Не помню..."), Эскулап возился с чем-то длинным и тонким, кажется, — с капельницей.
— Сень, повторить можно? — Лаврик.
— Как оклемается... А что, Ефим Семёнович, — проблемы?
— Шелухи слишком много. Во второй раз должно быть получше...
— Да, этот фокус два раза не проходит. Как правило.
— Блин, а я уж решил, что прокололся. Накачали барбамилом ребёнка из соседнего посёлка...
— Знает, как, но опыта мало или, что вероятней, нет совсем. На весь сеанс не хватило пацана...
"Что я им нёс? Ни фига не помню!"
— Сень, кажется клиент возвращается...
— Точно! Ща кофеин вколю, — совсем оклемается. Или — дубль два?
— А он не загнётся?
— Нет. Не должен.
— Тогда заряжай, а я пока кассету поменяю.
"Господи, не надо! Что делать?! — Не помню!.."
В руку ткнулась игла.
"Всё. Теперь — всё... Простите, ребята..."
Изображение и звук плавно погасли...
..."Возвращение живых трупов N2" проходило гораздо тяжелее "N1". В голове активно трудились два (или три?!) пневматических отбойных молотка, невыносимо хотелось пить и помереть побыстрее. "Туши свет, суши вёсла".
Включать звук и изображение сознание не хотело довольно долго. Когда это наконец случилось, в "картинку" вплыл Сеня:
— Живой?
"Как ни странно... Люди, пристрелите меня... Пожалуйста!"
Язык пока ещё находился в ауте, и ответ Серёжка смог обозначить только кивком головы. "Да"? "Нет"? — Понимай, как знаешь.
— Понятно. "Да, но лучше бы — нет". Пить хочешь?
"Издевается, гад..."
В "кадр" вплыл стакан с водой.
Оприходовав два стакана, Серёга почувствовал, что в жизни есть что-то хорошее. Не настолько, чтобы отказаться от просьбы "Пристрелите меня!", но уже что-то. Лаврика в кабинете не было. Или Сергей его просто не видел...
— Дважды два — сколько? — это Эскулап.
Это было, вроде бы, безумно просто, но потребовалось напрячься:
— Четыре, — "Во, слушай, голос появился!"
— А два плюс два?
Это уже было гораздо сложнее. Надо было подумать, но ответ куда-то ускользал. Так Серёжка Сене и ответил.
— Ефим Семёнович, вроде оклемался...
Из-за шторки появился Лаврик:
— Жить будет?
— А куда он денется... Работаем дальше?
"Куда уж дальше?!"
Более-менее в себя Серёга пришёл только в уже знакомой "первой". Напротив устроился притащивший его сюда Фашист.
— Ну чё, шпиён, — живой?
— Нет, уже помер! — "Так, коли возмущаемся, значит жить, в натуре, будем. Но хреново-хреново... Что я им наговорил?"
— Лучше бы ты, в натуре, загнулся, — "Ариец" (он явно читал мысли!) развернул журнал ("Прошлогодний "Плейбой"! Тот самый, как у Вовки! Его чё, весь Тимор изучает?!"). — А то ща Толян информацию обработает, Лаврик список вопросов составит, и тя — обратно... Через час-полтора... Курить будешь?
— "Лолиту" твою? Ну на фиг!
— Во, "Лолита" ему не катит! — Фашист с любопытством глянул на Серёжку поверх журнала. — Не хочешь — как хочешь.
— А вообще — давай...
— Слушай, ты где?! — "Ариец" положил журнал. — В контрразведке или в пятизвёздочном отеле?! Хотя... Хрен с тобой, профессиональных шпиёнов мы уважаем... Держи.
Серёга затянулся и понял, что сделал это зря. Прокашлявшись, он запустил сигаретой в урну. Попал. "М-да, мастерство не пропьёшь...".
— Слушай, шпиён малолетний...
— Я — не шпион!
— Ага, ты — разведчик! — Фашист расхохотался. — Спи, придурок! Через часик пустят тебя, бедного на "конвейер", не до того будет! Когда военный спит, тем меньше от него вреда. Мне — по крайней мере...
"Блин, так что ж я им наговорил?" — с этой мыслью Серёжка заснул.
* * *
...— Всё? — Вовка кусал губы.
— Да... — Мешок переодевался. — Что будем делать?
— Его точно сцапали? — Кэп повернулся к Нуру.
— Если верить моим людям, — точно. Я им верю...
— Что за м..... это устроили?
— Соседи. От которых вы притопали...
— "Бессмертная крепость..."?
— Они...
Кэп с хрустом вскрыл шифроблокнот:
— Ступайте, люди... Папа думать будет.
* * *
Когда процесс пробуждения берут в свои руки военные, ничего хорошего из этого не выходит.
— Подъём, шпиён! Отец Лаврентий зовёт! — под этот жизнерадостный вопль Мюллера Серёга и проснулся. Первое, что он увидел — качающиеся перед носом наручники. Чуть дальше — ноги Фашиста.
"Так: коленом — в солнечное сплетение, потом — по сонке ребром ладони... Помечтай, помечтай..."
Организм слушался Серёжку с трудом, но сесть на лежаке удалось самостоятельно.
— Чё надо?
— Охренеть можно! — "Ариец" отвесил Серёге звонкую плюху, от которой тот проснулся окончательно. — Мордой к стене, руки за спину! — на запястьях клацнули наручники. "М-да, размерчик не тот, хоть это утешает..." — Сам дойдёшь? — Фашист остывал быстро.
— Куда ж я денусь-то... — Серёжка хмуро покосился на "Арийца".
— Вот и я про то же. Вперёд!
Кабинет капитана Лаврентьева за столь короткий срок, как и следовало ожидать, измениться не успел. Всё тот же стол красного дерева, тот же табурет, та же ширма...
"Интересно, что Сеня там сейчас заряжает?!" — от этой мысли Серёгу слегка затрясло.
Кэптан опять сидел за своим любимым столом. И, как в прошлый раз, изучал какие-то бумажки. Так, трагедия повторяется как ещё более трагичная трагедия...
Лаврик поднял голову от бумаг, и в этот момент обнаружились первые отличия от предыдущего "визита": кэптан улыбался, но сдержанно-печально, — ничего похожего на прошлую жизнерадостную улыбу в тридцать два зуба.
— А, Серёжа! Проходи, проходи, — капитан всем видом демонстрировал грустно-светлую, лермонтовскую какую-то, радость от Серёжкиного появления. — Фашист, сними с ребёнка наручники. Вот так. Садись, Серёжа, поговорим. Так, что нас интересует?.. — Лаврик перетасовал тонкую стопку листов.
"Слушайте, давайте о Бладе поговорим! Я "Возвращение" не читал, перескажите..."
— Вот. Вопрос номер раз. Праздное любопытство. "Двенадцатое Десантно-Диверсионное Командование" и "ОСпН "Скаут"" — одно и то же, так?
Серёжка молчал. Что делать в такой ситуации — он не знал. Вроде и заложил уже всё и вся, но что именно — не помнишь...
— Смелее, Сергей! После пяти кубиков барбамила в два приёма ты рассказал нам столько, что играть в молчанку — по меньшей мере глупо.
— Да, — "Лучше бы опять этой гадостью накачали!"
— "Да" — в смысле "одно и то же" или — насчёт молчанки?
Серёжка обречённо вздохнул. Всё в жизни когда-то приходится делать в первый раз. Закладывать людей, ставших почти семьёй, — тоже.
— Двенадцатое ДДК и "Скаут" — одно и то же.
— Я так и подозревал. Смена вывески?
— Не знаю.
— Ладно, это — не принципиально. Дальше. Что такое "Хозяйство Давида" и где оно находится?
Тут всё было просто:
— Не знаю.
— Серёжа, я хотел бы поточней обозначить ситуацию, в которую ты попал, — Лаврик грустно улыбнулся. — Ты — военнослужащий частей спецназ наших соседей, взятый при исполнении своих профессиональных обязанностей на нашей территории. Точнее, — шпионаж, диверсии, подготовка незаконных вооружённых формирований... Это понятно?
— Да, — ""Только правда та, милок, лет потянет на пяток..." Хм, если бы только на пяток..."
— Действие такого безусловно гуманного документа, как "Женевская конвенция о правах военнопленных", на тебя не распространяется, так как ты — не военнопленный: войны между нашими государствами в данный момент нет. Возраст твой роли никакой не играет. Отловленных малолетних герильёс мы сдаём в спецучреждения, — они, как-никак, — граждане Конфедерации. Но ты под эту категорию не подпадаешь. Я понятно излагаю? — Лаврик уже не улыбался.
— Ага... — пока Лаврентьев рассказывал свои страшные сказки, Серёжка пытался хоть что-то придумать. Не получалось.
— ...Так что по-хорошему, Серёжа, твой удел — безвестная могила. Менять тебя не на кого. Судить? У нас уголовная ответственность даже за шпионаж — с четырнадцати лет. Отпустить?..
"Замечательная мысль! Дядь, я больше не буду!.."
— ...Я похож на идиота? Когда ваши подопечные раздолбали колонну на Северном тракте, под вашим чутким руководством, кстати, знаешь, сколько народу погибло?
Серёжка молчал. Под сотню — точно.
— Девяносто восемь убито, шестьдесят пять — ранено! Технику не считаю: железо пригонят новое или починят старое. Это — не особо важно. Для меня, — глаза Лаврика пылали праведным гневом.
"Дядь, ну работа у нас такая..."
— А взрыв штаба самообороны в Белоречье?! Пятьдесят два трупа!
— Сорок шесть... — "Серый, это так принципиально?!"
— Шестеро скончались в госпитале! Угробили массу народу, к нашим разборкам никаким боком не причастного! Телефонисток на узле связи знаешь, сколько было?
— Это не мы!
— А взрыватель чей был?!
"Так сколько ж я ему наболтал?!"
— Детишки, вы заигрались!
"Уж что верно, то верно..."
— Ладно, это — лирика, пускай грустная. Ты будешь ценным источником информации, — от силы сутки-двое. Информация твоя будет ценной максимум ещё пару дней. Потом она, в основной своей массе, станет "преданьем старины глубокой". Так что я из тебя эту информацию вытрясу всеми возможными способами. В максимально короткий срок. Ты знаешь, что такое "форсированный допрос"? — Серёжке стало не по себе: наслышаны-с... — Вижу, знаешь. Это, конечно, жутко неспортивные методы, но "а la guerre comme a la guerre". Правда после мероприятия тебя придётся просто пристрелить. Из милосердия. Я ж — не зверь. Я — начальник контрразведки.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
