Политический брак, взаимовыгодный, с разменом. 1я часть.

— Ваше высочество, если вы не научитесь дышать бесшумно, не сопя при этом на весь лес, у вас будет шанс спрятаться от меня, — дроу бесцеремонно 'положил' меня на землю.

— Я не сопела! — я вывернулась и села на землю, скрестив ноги.

— Ага, на пол-леса фырчали, как ежик, застрявший в норе. И кусты дрожали, — Темный протянул руку, которую я проигнорировала — сама встала.

— И яблоками пахнет так, что даже лошади чуть сюда не свернули — еле удержал их, пришлось привязать к дереву по-толще...

Я скрипнула зубами. Вот же бесов дроу! Нет чтобы хоть раз что-то приятное сказать... Хотя не-е-е-т, если он скажет что-то приятное, я первая на дерево полезу. Из опасений, что это, возможно, последняя минута моей жизни...

Выползая на край оврага, я уже раз десять прокляла свою не вовремя проснувшуюся самостоятельность и гордость... Почва на краю оврага — смесь мокрого песка и мелких камней, щедро замешанная на мягкой глине — бодренько ползла под ногами. И я бесславно месила это все ботинками, не продвигаясь дальше двух локтей в высоту до тех пор, пока 'муж' не соизволил кинуть мне веревку. С предусмотрительно завязанной на конце петлей для запястья.

Вылезла я грязная, мокрая, злая и пристыженная... Дроу, к счастью, комментировать картину не стал, просто молча указал на 'мою' пару лошадей.

Ну на лошадях я, положим, умею ездить. И не только в теории. Просто как бы сказать... Если наши сильфы — разумные, понимающие речь существа, лишь по незнанию называемые людской расой 'эльфийскими лошадьми', и они ни за что не причинят вред хозяину, то лошади... Эти будто только и мечтали о том, как бы отомстить своим наездникам. Норовили то куснуть, то прижать, то притереться к друг другу бочком — если шли рядом, и их совершенно не волнует, что чьи-то ноги могут застрять в стременах и пострадать... Отдельные, особо фанатичные заводчики утверждали даже, что лошади — сообразительные животные, просто довольно злопамятные и живущие слишком мало для того, что бы как-следует поумнеть. Некоторые даже увлекались их разведением, выведением новых пород, поведясь на динамичность этого процесса — лет за сто можно вывести что-то принципиально новое и посмотреть на результат своих трудов... Но все сходились в одном: какой смысл тратить силы на животное, которое хоть чуть-чуть умнеет годам к четырем, а спустя всего десяток лет уже начинает стремительно (для нас, эльфов) дряхлеть.

Я же их вообще опасаюсь... Ну деваться — не куда. Выбрала себе одну из гнедых лошадей. С ней, конечно же, пришлось чуть-чуть повоевать, поскольку эта поганка испугалась моего экзотического вида — чучело глиняное перемазанное и злое, но я с ней справилась и подъехала к темному. Повод второй лошади я заранее привязала к седлу — запасная будет. Дроу восседал на единственном в этом 'кобыльем царстве' темно-гнедом жеребце, и на сменную себе взял более тяжелую, чем достались мне, флегматичную кобылу, плотно навьюченную тюками и парой чересседельных сумок. Мои лошадки тоже были 'нагружены'. Ладно-ладно, мне нисколечко не любопытно — что там в сумках. Узнаю сегодня же на привале.

— Ладно, ужин заслужили, — мой 'супруг' оглядел меня, уверенно и гордо сидящую в седле, — Я уже опасался, что вы только на сильфах и умеете кататься, Ваше Высочество.

— Муж мой, я на сильфах, равно как и на лошадях, не только 'кататься' умею, даже приручать их и ухаживать. И галопом скакать — тоже.

— Конечно, умеете... — покровительственно улыбнулся мне этот мерзавец, — Только быстро, не долго и не далеко... В правой сумке — перчатки, миледи.

И первый тронул пятками своего гнедого, опять оставив последнее слово за собой. А что? Крыть-то нечем! Я действительно самое большее в жизни часов шесть подряд в седле провела. Лишь однажды — неделю в походе. Но то на спине умного сильфа — без поводьев, которые нужно постоянно контролировать, и без жесткой конструкции под... низом спины... А не на этом... живом орудии пыток, пытающемся утянуть поводья и увильнуть на обочину за вкусненьким клевером, или тянущее свою морду к моему ботинку...

* * *

Новая пытка продолжалась до самого заката. Я уже не знала, как еще примостить сою отбитую еще в подземелье попу на седле. Дроу молчал и не оборачивался, лишь изредка останавливал своего коня и подымал вверх ладонь. Я послушно натягивала поводья своей Поганки (да-да, именно так я и решила назвать лошадей — Поганка и Лисичка — других имен они незаслужили). Так мы с минутку стояли и продолжали путь.

Едва на лес начали опускаться сумерки, темный выбрал полянку, окруженную кустарником и скомандовал привал. Стараясь не шипеть, я слезла с Поганки, и начала пытаться стянуть с нее сумки и тюки. Снять седла и мешки с овсом мне не дали — темный сам их снял, оттеснив меня в сторонку локтем. Логично, я бы их не удержала, обязательно грохнув о землю. Молча и не бухтя вытерла лошадям спины, затем прошлась по влажной короткой шерстке жесткой ворсистой щеткой, выданной мне дроу. Пока я возилась с лошадьми, спутывала им ноги, чтобы не уходили далеко — никакого желания утром гоняться за незнакомыми лошадьми по лесу, дроу распределил овес по торбам и принес воды в кожаных ведрах для лошадей. Все успевает.

Когда же напоенные, накормленные животные были оставлены пастись на соседней полянке, уже наступила ночь. И я таки вспомнила, что я, леди правящего дома, принцесса, в конце-то концов, а стою грязная, резко пахнущая лошадьми в замызганной одежде и с косой, явно украшенной не цветами и жемчугом... Видя мой настрой, темный махнул рукой в направлении ручья.

Ручеек был так себе — ямка меж корней старого дуба в две ладони глубиной и в полтора локтя в поперечнике, заполненная ледяной водой, да тонкая ниточка ручья, что терялась в двух шагах от родничка между камней. Но меня уже ничем не напугаешь, да и лицо под коркой грязи чесалось так, что будь там хоть иней — возьму и умоюсь! Отмываться ледяной водой пришлось долго. Еще дольше я вычищала ботинки и куртку — плащ не пачкается ничем, кроме крови — гарантировано, а штаны было проще выбросить, но я и их смогла кое-как почистить.

Стуча зубами нацепила мокрые штаны, ботинки не рискнула, и поплелась, подрагивая всем телом, к костру. Темный отлепился от дуба, около которого все это время, оказывается, стоял, и, подойдя в плотную, молча отобрал мокрые ботинки и куртку, сил надеть которую уже не было. Подтолкнул в сторону полянки, на которой он уже успел развести маленький, неприметный костерок.

Я шла и глотала злые слезы. Ну вот за что? Он знал — кто я. Прекрасно знал. Я — изнеженная, маленькая и всеми любимая принцесса. Я талантливый маг. Я... Стою, молча глотаю слезы и вру сама себе. Это я себя ругаю вот уже целый день. А он либо молчит, либо просто комментирует. Ехидно. И не ругает. Темный, поставив обувку ближе к огню и повесив куртку на колышек, вбитый в землю рядом с костром. Мягко надавил мне на плечи, вынуждая сесть на заранее подготовленное около огня одеяло, накинул мне на плечи свой плащ и, сев рядом и расцепив мои судорогой сведенные руки, вручил мне кружку с моим любимым травяным настоем.

Пах он так же, как и тот, что готовила всю мою жизнь мне Тунивиэль — супруга Линвэ... Чабрец, липа и дикая кошачья мята... Запах дома, запах тихого вечера у камина. Лин, рассказывающий истории из жизни моих предков, вышивка в руках няни... Я не смогла сдержаться, выдав себя тихим всхлипом. Темный, так же молча забрал выпадающую из ослабевших пальцев кружку и прижал меня к своей куртке, продолжая глядеть в огонь. Я плакала, стараясь не реветь слишком громко, а 'мой детский кошмар', мой 'политический брак' тихо гладил меня по спутанным волосам, по дрожащим плечам и легко касался горячими губами моей макушки. Я не знаю, сколько мы так просидели, но костер уже почти прогорел и звезды разгорелись в полную силу, освещая своим светом тихую полянку, когда я уснула в кольце самых надежных в этом колеблющимся мире рук.

Глава 12.

Утро началось уже с привычного тормошения и тихого бурчания 'ну вы и соня, принцесса, а еще эльф, называется!'. Холод был зверский, одеяло — воглое, вокруг — клочья жиденького тумана. Лошадей темный уже оседлал, лагерь убрал, а меня начал будить в последний момент. Либо пожалел, что вряд ли, либо еще раз мне решил продемонстрировать мою неприспособленность к жизни. Спасибо — и так знаю. За то я могу порталы через пол-мира строить, и врагов косить 'цепной молнией', как траву...

Мне под нос подсунули вчерашнюю кружку — там, спасибо большое, было разогретое легкое, травяное вино со специями, и еду — тонко порезанное холодное мясо на лепешке и яблоко. На сей раз маленькое и зеленое, но от того не менее желанное. Дождавшись адекватной реакции, дроу отошел обратно к лошадям — еще раз проверить сбрую и перераспределить по-своему вес. Кстати, рядом я нашарила сверток — там была моя куртка — сухая и чистая, новые штаны, расческа и — о чудо — маленький брусочек лавандового мыла, завернутый в кусочек тонкой кожи. Ладно, намек понят... Быстро доела, подхватила распотрошенный сверток и ушла приводить себя в порядок.

Когда вернулась, от стоянки не осталось и следа — будто ни костра, ни лежанок не было — только медленно, с ленцой расправляющаяся травка, которую из кожаного ведра чем-то поливал мой невообразимый 'супруг'.

Челюсть подобрала со стуком.

Закончив садоводческую деятельность эта загадка богов подмигнула мне и улыбнулась! Бесы ведают, что твориться. Я думала все, после вчерашнего позора он на меня даже смотреть не будет... Так... О чем я?... А не все ли равно, как он на меня будет смотреть?..

Я прошла к лошадям, влетела в седло — тело за ночь отдохнуло и почти не ныло, и выжидательно уставилась на темного.

Тот добил:

— Доброе утро, моя дорогая!

И продолжил скалить клыки.

— Доброе утро, мой дорогой! — Я тоже умею быть лапочкой, когда допекут, — Между прочим, у многих существ скалить клыки — это признак агрессивных намерений и предупреждение о нападении, — Дроу оскалился еще сильнее и радостнее, я аж даже сбилась на мгновение от такой 'красоты', но продолжила вкрадчиво, — А у зеленокожих народностей, это вообще оскорбление...

— У нас, кстати, тоже! — Дроу выглядел о-о-очень довольным, — И за такое на дуэль вызывают. Мужчины. А девушки...

— Наслышана, благодарю вас, — резко и высокомерно перебила я темного, — Избавьте меня от подробностей. Я только что плотно позавтракала, — оскал потух, сменившись злым прищуром.

Вот так вот тебе, не-хорошесть красноглазая! То, что я вчера у тебя на груди рыдала, еще не значит, что это норма и меня теперь можно по стенке размазывать...

— А давайте вернемся к тому чудному кустику, что вам так в качестве надгробия глянулся, ласковая моя, я передумал... — Голос дроу шипел зимней поземкой.

— Увы, мой милый, я передумала, там грунт слишком мягкий — меня любая гадина откопает в два счета... А закапывать меня нужно качественно...

— Да, вы совершенно правы, моя леди, у меня в замке есть чудесное подземелье — вам там понравится, обещаю разместить вас там с максимальным комфортом! И главное, по истечении срока 'замужества', я смогу вас вернуть вашему венценосному дяде отлично сохранившейся... — дроу тоже влетел с седло и мягко тронул поводья коня, задавая темп, — И главное, если кто спросит, почему в таком виде я вас вернул, есть хорошая отговорка — сама, из природного любопытства, полезла в подземелье и заблудилась. Меня оправдают.

Поняв, что снова проиграю эту словесную дуэль, если продолжу с ним соревноваться в ехидстве, я приняла самое мудрое решение — помолчать. Пару дней. Для начала...

В обед сделали короткий привал, перекусили холодным мясом и дроу опять выволок из закромов яблоко. Для меня. А я взяла и съела. Врагу на зло.

Темный перекинул часть сумок на гнедого и Поганку. Понятно, пересаживаемся на запасных лошадей. Лошадок, в отличие от нас, беречь надо. Не будет их — наш путь дальше превратиться с сущий ад. Еда, вода, одеяла и оружие поедут на наших могучих плечах...

В полном молчании ехали по тропинками, по прогалинам и по высохшим руслам ручьев и мелких речушек до вечера. Я уже немного освоилась в седле и начала потихоньку разглядывать лес вокруг меня. Совершенно не знакомый. Большую часть растительности опознавала, но с трудом — по рисункам в энциклопедиях и учебникам по ботанике.

Вечером опять все повторилось: вместе обихаживали лошадок, после чего темный мне так же молча указал на крохотный ключик, бьющий среди камней. Только на сей раз выдал мне с собой пару пустых бурдюков, кружку и закопченный котелок. Хорошо-хорошо, я — самая послушная девочка на свете. И сообразительная.

Аккуратно разгребла камушки, выковыряла ямку и принялась ждать, когда муть и поднятый мной песок унесет. К костру я уже вернулась умытая и с бурдюками на шее, котелком в руках и кружкой в зубах...

Темный не изволил даже улыбнуться. Молча забрал у меня котелок и кружку, и, повернувшись ко мне спиной, принялся кашеварить. Бурдюки я сгрузила рядом с горкой наших сумок — чуть в стороне — не смотря на все мои старания, они были мокрые.

Лежанка мне была уже подготовлена, одеялко заботливо откинуто, сверху — тонкое провощеное кожаное 'покрывало' — для защиты от росы и тумана. Даже 'подушечка' имелась: мешок с овсом, с расстеленным на нем шелковым белым платком с моей монограммой. Платки из моего секретера в комнатах Академии. И это запомним...

Ужинали молча. Я, не дожидаясь указаний, собрала в котелок миски, ложки и кружки и ушла к роднику с намерением вымыть. 'Муж' пошел проследить. Видя, что я намереваюсь помыть и котелок, он мягко отобрал его у меня и показал, где я не права — аккуратно отколупал остатки каши, собрал их в кучку и выкинул в костер, потом вернул мне почти чистый котелок на помывку. Я закусила губу от досады. Вот же... И не подумала сразу, что по ручью 'потекут' остатки каши со специями и мясом, привлекая к нам голодных ночных хищников.

Спать ложились в полной тишине. Темный, похоже, понял, что я решила с ним не разговаривать, и всецело поддержал мой молчаливый протест.

Утром я проснулась сама едва начало светать. Встала, умылась, набрала воды — Дарр как раз костер сооружал, свои сумки и скатки собрала сама. Темный их демонстративно перепроверил за мной, скатку пересобрал и навьючил на Лисичку под аккомпанимент моего сердитого сопения.

Вот так мы и ехали неделю. В полной тишине. Не говоря ни слова. И не смотря друг на друга. К концу недели я уже не валилась с ног на привалах, и дроу, пока готовилась еда, молча положил рядом со мной мои же кинжалы — в незнакомых, но удобных ножнах с 'крышечками' — плетенными ремешками, которые обматываются вокруг рукоятей и не дают кинжалам выпасть, даже если их владелец на дереве кверху ногами будет висеть. И с мягким, приятным на ощупь замшевым поясом, в котором, как оказалось еще и несколько кармашков и отделов пряталось. Я, впервые за неделю напрямую посмотрела на темного. Тот молча кивком указал на маленькую песчаную прогалину в нескольких шагах от меня. Намек понят, новую пытку придумал. Сейчас меня будет гонять. Молча подымаюсь и иду на полянку. Дроу стоит. Смотрит на меня. Не в лицо, на грудь. Поманил пальцем — нападай. Я и напала. Отлетела, и снова напала. А потом упала... Снова вскочила в стойку, смахнула рукавом рубашки песок с носа, а этот суицидник— профессионал, подождал, когда я отряхнусь и опять поманил пальцем. Я кинулась. На сей раз упасть мне не дали — дроу меня аккуратно ссадил на землю. Отобрал кинжалы, отстегнул мой пояс, развернулся и ушел. Брезгливо поджав губы. Обидно было — до жути. Хотелось кинуться на него и стукнуть его по голове. Дубиной.