Год ворона, книга первая

Мы с замдиректорапереглядываемся. Киваю. Действительно,так проще будет. Штыковой нарезал,повыбрасывал, а совковой собрал. Мужиктяжело вздохнул и добавил совковую…

Вручив инвентарь,замдиректора вытирает пот со лба,матюкнув дурацкое лето, что все никакне успокоится и жарит, падла, и жарит.Сообразив, что нас его трудности небеспокоят ни в малейшей мере, мужикплюет на этикет, и осторожно пытаетсядоговориться об отдельных могилах.Впрочем, оказывается он человекомпонятливым и быстро въезжает, что бездополнительных вливаний или какихдругих стимуляций, мы не то, что три ямывместо одной не выроем, но и лишний разне махнем лопатой.

Питекантроп тяжковздыхает, махнув волосатой лапищей, иведёт нас к полуразрушенному забору,за которым виднеется буряковое поле,на котором кое-где торчит бурьян.Оказавшись на нужном месте, плюет подноги, чуть не угодив себе на грязныйботинок.

— Здесь, — тыкает пальцем.

Я рявкаю на своихвременных подчиненных. Ветераны,израненные в печень на алкогольныхфронтах, с хмурыми рожами начинаютподрезать дерн, обозначая контур будущейбратской могилы.

Работают ханурикибодро, и на удивление споро. Понятноедело, землекопство для алконавта -привычный заработок. Большого ума ненадо, а перспектива позвенеть стекляшкойк концу трудового дня придает старания.Главное — бдить за ними.

Понаблюдав запроцессом с полминуты, питекантропзарывается в карманы. После недолгихпоисков извлекает очень грязныймобильник, и не менее грязный клочокбумаги с циферками. То и дело сверяясьс записью, осторожно тыкая мозолистымпальцем, набирает номер. Дозвонившисьсо второго раза, долго ругается сневедомым Мыколой, который, если яправильно понял, отвечает за отправкунашего груза.

Напоследок обматеривсобеседника, замдиректора в которыйуже раз харкает и объявляет, что труповозкавроде как скоро выйдет и будет “здесяи тута” через пару часов. После чего,снова вытерев пот, грозится, что еслизавалим работу, то пожалуется самойЛюбови Ивановне, и направляется к выходу.

Я, погрозив кулакомханыгам, чтобы не бездельничали,увязываюсь следом. Воды набрать. Ну изаодно расспросить — для кого это мыжопы рвем в такую жару? Убедившись, чтодополнительный пузырь вымогать я несобираюсь, мужик расслабляется. Словоза слово вытаскиваю из него подробности.

Оказывается, чтозакапывать предстоит двоих моих товарищейпо несчастью — таких же отселенцев,потерявших столичные квартиры за долгиили по “синему делу”. И, до кучи, чтобыжизнь малиной не казалась, офицера -отставника. Ветеран, обкушавшись вкабаке пшеничного соку до синих звезд,помер по дороге домой. Родственникитело забирать не стали. В администрациидаже не почесались уточнять, есть литакие вообще. Поэтому бедного мужикапоселковым властям и отфутболили …

Значит, это и естьтот труп, который собаки нашли. И он явноне моего производства… На душе тут желегчает.

Стараясь не уронитьавторитет своей строгой, но справедливойначальницы, заверяю местное руководство,что пусть оно не переживает, всё будетпутём. Питекантроп топает дальше посвоим коммунальным делам, а я, распрощавшисьс ним, двигаю к большой куче мусора.Нужна хоть какая-нибудь баклажка, водунабрать, пусть даже старая пластиковаябутыль, здесь таких много. Землекопноедело — потогонятельное, даже если нестолько сам копаешь, сколько раздаешьуказания и целительные пендели. А потакой жаре — и вовсе кирдык. Не в пакетеже воду нести?

Подойдя поближе,громко матерюсь. В основании кучи -памятник из серого гранита. Кладбищенскимхламом его, похоже, завалил бульдозерист,когда чистил главный проезд. Из-подошметков венков, сухой травы и драныхпакетов, проглядывает обелиск, сзакрепленным наверху пропеллером.

Кое-как очищаюплиту, поотбрасывав мусор ногами.Смахиваю ладонью землю, читаю надпись.Здесь похоронены шесть летчиков. ЭкипажТу-95. “Стратег” взорвался в воздухепри возвращении с боевого дежурства.Выходит, ребята погибли при выполнениибоевой задачи. Хоронили, значит, со всемивоинскими почестями. Оркестр, салютнаягруппа, три залпа в воздух, школьники,наверное, в почетном карауле стояли…

Только все эточерез двадцать лет после распада Союзаоказалось и нахер никому не надо. Иребята погибшие, и долг перед Родиной,и вообще. Завалили херней всякой, развечто не обгадили …

Становится оченьпаршиво. Я тоскливо ругаюсь и, как могу,расчищаю памятник. Отхожу, не оглядываясь.Не то, чтобы стыдно… Просто до крайностипаскудно на душе. Тут на глаза попадаетсяподходящая баклажка из-под “Живчика”,прямо как меня и ждала. Нормальная раньше“цветная водичка” в последнее времясовсем опаскудилась, зато бутылкаудобная, двухлитровая…

Набрав воды изпоржавевшего крана у сторожки, не спешатопаю к своим работничкам. Все-такинасчет "споро" я, конечно, поторопился.Из алкашни, что согласилась на шабашку,землекопы, как из меня канадский лесоруб,но дело у них продвигается. Почва тутлегкая, песчаная, без камней.

Когда к намподкатывает “таблетка” — санитарныйУАЗ-469, чуть ли не малярной кисточкойвыкрашенный в серый цвет с кривоватымикрасными крестами на битых бортах, мыуже минут двадцать валяемся на траве,подставив морды вечернему солнцу. Благо,оно уже передумало дурковать. Рядомтемнеет внушительная яма, а выброшеннаяна кучу земля начинает подсыхать…

Пока мы зеваем ипротираем глаза, из “таблетки” выбираютсяПат и Паташон — щупленький водила иотожраный на спирте и витаминках санитар.Не обращая на нас ни малейшего внимания,они распахивают задние двери ивыволакивают, уронив на примятую траву,три длинных пакета из толстого прозрачногополиэтилена.

— Кто тут главныйхер в мире животных? — закончив выгрузку,решает нас заметить санитар.

— Ну? — отвечаю я,подойдя поближе.

— В получениираспишись. — он протягивает раскрытыйжурнал, на сгибе которого лежит шариковаяручка с обгрызенным колпачком.

— Незабудко,Сербин, Вакула, — зачем-то читаю я вслух,перед тем как поставить свою закорючку.Фамилии ни о чем не говорят, а рассматриватьлица покойников в поисках собутыльниковили давних знакомых как-то не хочется.

Санитар забираету меня журнал, сует подмышку. Труповозка,стреляя движком, укатывает в большоймир. А мы остаемся здесь…

— Ну что, орлысизеносые! — стараясь придать голосухоть немного жизнерадостности, обращаюськ похоронной команде, — кладем на дно,пять минут лопатами помашем, и, какговорится на заслуженный отдых…

Орлы, отобразивна испитых харях сложную гамму чувств,подходят к телу, что оказалось ближевсего к могиле. Когда мы беремся за краяпакета, над нами взлетает туча мух. Икогда только слететься успели?

Тянем-потянем …

— Стойте, стойте!Ну пожалуйста! — раздается со стороныцентральной аллеи тонкий испуганныйголосок.

Алкаши как покоманде разжимают руки. Пакет падаетих стороной на землю, а я ощутимо клююносом, лишь потом догадавшись выпуститьсвой край. Совсем ты, Витек, мозги пропил,хуже черепахи соображаешь…

По дорожке, цепляясьза сорняки, протянувшие стебли, будторастяжки, бежит зареванная девчонка.Подскочив к пакетам, она заглядывает ведва различимые лица, скрытые мутнымполиэтиленом и, отшатнувшись в сторону,начинает реветь навзрыд...

— Э, ты чего? -касаюсь ее плеча.

— Папа... — с трудомвыдавливает она, сквозь душащие слезы,— Вчера в кафе с друзьями ушел... Невернулся! Я и искала, звонила... Никтоничего, ни видел, не знает... А сегодня...— она шмыгнула носом, — А сегодня мне вмилиции сказали, что его утром подобрали...и в район отвезли... Я, я.. в морг позвонила,там говорят — приезжайте, забирайте... Ятуда, а они его увезли уже... А вы, вы, егоуже чуть не похоронили…

Девчонка сноваплачет…

Землекопы-шабашникистоят, ожидая команды вышестоящегоруководства. То есть меня.

Ситуация, блин,хуже не придумаешь. Получается, вот этозахлебывающееся слезами дите — дочьпокойного армейца. И чего же ты, наполчаса позже не пришла-то, гребаный поголове?! Если сейчас родственники изнакомые начнут подтягиваться, мы и доутра не разгребемся! А за трупы я ужерасписался... Не закопаем всех троихсегодня — крайним буду я. Нет, самого незакопают, загребутся пыль глотать. Нопо головке Любовь Ивановна, котораяЛюся, точно не погладит за это.

Старательно корчусамое скорбно-сочувствующее лицо, накакое способен, и развожу руками:

— Ну а мы что сделатьможем? Ты нас тоже пойми. Наше деломаленькое. Сказали — хороните, мы ихороним. Тут оставим — так по ушам получим,что мало не покажется.

Нет, как-то плохополучается… Не те слова, неправильные…

— Давай так, — пробуюпо-иному. Девчушка уже не плачет, а лишьсмотрит на меня огромными глазами, — Тысейчас реветь прекращаешь, бежишь квзрослым и им говоришь, чтобы они шли кмэру и получали разрешение на... — навсякий случай, сглатываю “эксгумацию”, — на перезахоронение.

Девчонка замираетв нерешительности. Пользуясь моментом,киваю алкашам. Те понятливо ухватываютближайший пакет.

— Не надо! — плаксаподпрыгивает и визжит таким ультразвуком,что мои работнички испуганно отдергиваютруки, будто их ощутимо долбануло током.

— Ну что еще? — менявся эта ситуация начинает раздражатьвсе сильнее и сильнее, — Я же тебе русскимязыком все объяснил. Мамку зови, иликого из родичей.

— Мама умерла, -ветеранская дочка поджимает губы ишмыгает носом, впрочем, судя по всему,реветь она больше не собирается. — Иродных у меня тут нет никого. А из знакомыхпапиных никто трубку не брал.

— Ну а этот, советветеранов Вооруженных сил, или как ихтам? Они чего?

Девочка вновьподнимает на меня заплаканные глаза. Японимаю, что ляпнул несусветную дурость.В этом городе властям и на живых глубокоплевать, а уж ветераны…

— Вы его что, воттак вот, вместе с этими? — Она внимательносмотрит на пакеты, переводит взгляд наяму. Знаю я такой взгляд, когда цепляютсяза мелкие детали, чтобы на большее несмотреть и не думать о нем. Сам… впрочем,чего уж там сейчас вспоминать.

— Есть другиеварианты? — деловито спрашиваю я.

Дочка покойникаморщит лоб, и, набравшись решимости,просит:

— Пожалуйста,похороните папу в отдельной могиле!

Занятнее всегото, что просьба звучит приказом. Вот жеблин, радость какая! Это еще пару часовминимум корячится. Оглядываюсь на своюверную алкопехоту. На их лицах читаюсвои же мысли. Мужики энтузиазмом негорят от слова “да ну нахер!”. Однако,в просьбе можно нашшупать и наш интерес...

— Тут, солнышкоты наше, ненаглядное, какая ситуация.Мы за работу аванс уже получили. За чтополучили — уже сделали. Так что, как самапонимаешь, без доплаты сверхурочных нуникак!

Вроде и не хочу, аслова заученные сами собой выходят,словно я всю жизнь бригадой могильщиковзаправлял, и тон соответствующий. Языкпомимо сознания работает. Сперва девочкане соображает, чего я от нее хочу, исмотрит круглыми глазами. Затем, осознав,обречено кивает, и достает из кармашкапо-модному рваных джинс тощий кошелек.

— У меня толькосорок гривен. Хватит?

Взгляд девчонкивновь наполняется слезами. А я прикидываю.Сороковник — это две поллитровых казенкис закусью. Или два литра самогона. Вместес тем, что ждет в кабинете у Люси и“коктейлем Молотова”, что обещалпринести Петро, встреченный в “Ласточке”,поминки выйдут приличные. Я степеннокиваю принимаю из дрожащей рукисложенные в несколько раз мятые купюры.Осталось самое сложное — решить вопросс “хороняками” из похоронной команды.Каламбур вышел забавный. “Хороняки”на местном суржике — хроническиеалкоголики.

Но тут прилетелаптица обломинго.

— Не, Вить, мы такне договаривались... — занудил первый, -Сил нету никаких. Мы ж с утра ни ели, непили. Мы яму забросаем, ты нам выдайпузырь, да мы пойдем.

— Руки до мясастер! — вторил ему боевой товарищ, — спинане разгибается…

Я пытаюсь задействовать самый убойный аргумент,предложив полтора пузыря.

Лень оказываетсяу алкашей сильнее пьяной жажды, и ониупорно стоят на своем, будто партизаны.

Деньги у девчонкия уже взял, и отказываться от обещанияне собираюсь. Значит, придетсясобственноручно отвечать за поспешность...Да и ветеранскую дочку жалко. Не шалашовкаведь, дочь военного, как-никак.

— Ты, короче, погуляйчасок, — твердо говорю я снова накуксившейсядевчонке, — а лучше сопли подбери и сходик Явдохе, знаешь, где живет?

Девочка молчакивает.

Отсчитываю ейдвадцатку.

— Придешь, скажешь,Витя с базара прислал. Попросишь литр,дашь денег. Не забудь — Явдоха, Витя,литр. Обратно пойдешь, захвати стаканчиковразовых, и бутылку газировки купикакой-нибудь. Только не “Живчика”! -Уточняю на всякий случай, — пока будешьходить, как раз закончу. Тут отца ипомянем.

Девочка, сделавнад собой видимое усилие, подбираетсопли и убегает.

— А вы чего сидите?— рявкаю я на зевавших в сторонке мужиков.Совместными усилиями, опускаем в ямудва пакета, наскоро забрасываем землей.Забастовщики получают расчет натуройи усталые, но довольные скрываются межхолмиков и крестов…

К моменту возвращенияпосыльной жара спадает окончательно.Да и я как раз заканчиваю копать. Могилавышла неглубокая, мне по грудь, и неособо широкая. Но какая получилась.Думаю всяко лучше, чем вечная компаниядвух алкашей. Выбрасываю лопату набруствер и вскарабкиваюсь наверх,умудрившись особо край не обрушить.

— Ну что, прощатьсябудешь?

Девчонка ставитна землю пакет и с ужасом смотрит начерное гудящее облако над полиэтиленом.Мотает головой, даже отступив на шаг.Что ж, и такой взгляд я тоже знаю — когдасмотришь, видишь, а все равно не веришь.Что вот это и есть твой близкий человек.То есть им было…

Справляюсь сам.Подтянув тело к краю могилы, осторожно,боком спихиваю. Хорошо, что покойныйофицер не стал напоследок пакостить идисциплинированно шлепнулся на спину.Не пришлось лезть в яму и ворочатьтело... Под участившиеся всхлипы оттираюладони от земли и снова берусь за лопату.

8.Сумма страхов

Вэту жаркую августовскую ночь городокКэнтон, штат Миссисипи, отсыпался передначалом рабочей недели. Несколько летназад концерн «Ниссан» построил здесьновый автомобильный конвейер для сборкиамериканских “Инфинити”, после чегосонный столичный пригород быстропревратился в крупный индустриальныйцентр.

В коттеджах, чейразмер и стоимость по введенным японцамикорпоративным правилам строгосоответствовали положению в компанииих хозяев, спали топ-менеджеры, управленцысреднего звена, инженеры, операторы,рабочие, их жены и дети. Мирный сонударников самурайского труда неусыпноохраняла полиция графства.

Полиции на улицахбыло много, и на то имелись серьезныеоснования. С началом летних каникул вгород со всей страны съезжались студентыиз колледжей и университетов (благо,доходы работников компании позволялидавать детям приличное образование).Поэтому окружной шериф, справедливоожидая всплеска продаж наркотиков,выгнал на ночное дежурство едва ли невсех помощников. Не осталась в сторонеи полиция штата, которой в преддвериивыборов было приказано в пику ФБР выдатьна-гора убедительные результатыэффективной борьбы с наркомафией …