Путь в Дамаск

Эта ночь ознаменовалась немного более приятным сном, хотя и про скандал по случаю присвоения званий. Дмитрий Васильевич ушел из Красной Армии помкомбатом. Тогда были не воинские звания, а служебные категории, то есть то, что потом было конвертировано в воинские звания

И Дмитрий Васильевич тогда носил категорию К6, четыре кубика в петлице (пока так).

С 1935года началось присвоение персональных воинских званий, немного похожих на царские чины, но отличавшихся. Были, кстати, и недовольные-я-де этих полковников рубил, а теперь и в Красной Армии полковники, и я полковник теперь!

Дмитрий Васильевич и получил одну шпалу, то есть капитана.

Прошло несколько лет, и ряд работников печати и членов Союза Писателей стали готовить к службе военными корреспондентами. В 1940 году даже курсы организовали, и он и туда тоже ходил, усваивая. А дальше началась аттестация. И как ему шепнул знакомый, принято такое решение-членам партии-писателям будут присвоены звания политсостава. А беспартийные— будут интендантами. Он же вступил в парию еще в Гражданскую. Так что ждет его звание батальонного комиссара.

Оп-па!

А почему не майора или капитана, если даже не повышать его в звании?

И ощутил тогда Дмитрий Васильевич какой-то внутренний протест против звания батальонного комиссара. Как, впрочем, и против звания интенданта второго ранга.

И тогда он написал письмо Мехлису, как начальнику ПУ РККА, что -де прошу не присваивать мне звания политсостава, потому что совершенно незнаком с политработой в войсках и не смогу выполнять функции комиссара как следует. А халтурить не привык. Если можно, то оставьте мне заслуженное мною звание капитана, водить в атаку бойцов уж как-нибудь смогу. (Тут Дмитрий Василевич себя несколько переоценил, но ладно). Если уж так необходимо разделить военных корреспондентов на политсостав и интендантов, то он согласен на интенданта, хоть и не выбирал это.

Его никуда не вызывали, хотя донеслись слухи про ехидные замечания откуда-то сверху о слишком привередливом писателе. В итоге он был аттестован интендантом второго ранга, и, когда началась война, носил это звание

А потом, в Крыму, пришлось явиться с докладом к Мехлису, который там был представителем Ставки. Пошел, представился, доложил, что прибыл из 'Красной Звезды' для освещения событий на фронте.

Мехлис иронично посмотрел на него и сказал:

-Это вы в сороковом году протестовали против присвоения вам звания 'Батальонного комиссара'?

-Так точно, товарищ армейский комиссар первого ранга!

-А с чего бы такая нелюбовь к этому званию?

-Считаю себя недостаточно подготовленным, чтобы исполнять обязанности политработника такого уровня!

-А интенданта такого уровня, товарищ Матвеев?

-Тут у меня хоть какой-то интендантский опыт есть, товарищ армейский комиссар первого ранга! Когда я в Таманскую армию пришел, мне поручили заведовать полковой аптекой, и было та лекарств-сильно худой мешок для всего полка. Но хоть какие-то зачатки!

Мехлис улыбнулся

-Вы говорите, в Таманской армии аптекой руководили?

-Так точно!

-А кто вами командовал там?

-Армией командовал мой однофамилец Матвеев, товарищ армейский комиссар первого ранга, начальник штаба -Батурин.

Нашим полком командовал товарищ Рогачев, но недолго. А я подчинялся фельдшеру Чумадаеву, по прозвищу Сахалинец

-И за что его так прозвали?

-Его отец каторгу там отбывал, товарищ армейский комиссар первого ранга, но за что-не знаю! Но про революционные заслуги отца он не упоминал. Но я, товарищ армейский комиссар, с ним редко разговаривал, он даже говорить ленился. — — — — —

В этой беседе были подводные камни, мимо которых удалось благополучно пройти. Книга 'Железный поток' о походе Таманской армии считалась классикой советской литературы и обсуждать ее было безопасно-как произведение художественной литературы. Но был нюанс-прототип главного героя Кожуха во времена Ежова и ежовщины был расстрелян как заговорщик, а, может быть, и хуже. Поэтому вспоминать его было ...чревато. Но историческая точность помогала. Ковтюх стал командармом Таманской уже осенью. после ареста и расстрела командарма Матвеева. К тому времени Таманская армия воевать продолжал, но то самый поход -уже закончился.

Ковтюх во времена до прорыва к своим командовал одной из колонн таманцев.

Так что сон получился тревожный, но не кошмарный. Товарищ Мехлис многим внушал страх, переходящий в панику, но, как заметил в свое время Дмитрий Васильевич, да и другие-его боялось больше начальство. Бойцы же Крымского фонта от его присутствия не трепетали и называли свой фронт: 'Крымский фронт имени товарища Мехлиса'.

После того, как Дмитрий Васильевич проснулся, он вспомнил про знак Таманской армии, носившийся на плече, красный шеврон углом вверх. Такой знак отличия был присвоен бойцам и командирам армии, чтобы все видели, что перед ними таманец! Носил его и Дмитрий Васильевич, но в те времена, пока армия еще существовала. Потом были попытки ее возродить, но бойцов набиралось едва на бригаду. Потому звание 2Таманскя' было присвоено другой дивизии, а потом еще другой. После Гражданской была 74 Таманская дивизия, но это название она получила от места дислокации. Была тогда такая практика. Английский френч с Таманским шевроном он иногда надевал на праздники. Он и сейчас висит в шкафу, только уже его на себя не натянешь-в те времена Митя весил около семидесяти килограмм, а сейчас девяносто два. Увы. хотя и сейчас он не выглядел толстым-рост скрадывал килограммы.

Но пора было вставать, и Дмитрий Васильевич пошел к супруге. Пора было поздороваться и порадоваться, увидев ее.

В редакции он чуть не разминулся с Главным, тот куда-то уезжал по делам. Выслушал рассказ про морскую эпопею. согласился с мнением о том, что надо задействовать 'Колю из тралфлота' на предмет окончательной проверки фактажа и сказал, чтобы Дмитрий Васильевич взял у секретаря оставленную ему рукопись. Называется она 'История любви', и она не про сельское хозяйство.

-Разрешите выполнять, товарищ Генерал-редактор!

Они посмеялись и двинулись, каждый по своей траектории.

Дмитрий Васильевич засел за чтение полученной рукописи и совершил очередной трудовой подвиг, часа за четыре прочитав ее до конца. Книга рассказывала о том, как двое друзей приезжают в Москву, поступают в институт, влюбляются в одну и ту же девушку, и как они выходили из этого сложного положения. Девушка долго выбирала кого-то из двоих. а затем решила, что никто из этих двух студентов ей не нужен. На чем их основная проблема, друзья они или соперники и исчезла. Повесть была написана вполне грамотно и живо, хотя что-то подобное он уже не раз читал. Наверное, раза три. С токи зрения реалий-автор описывал явно институт Стали, где учился старший сын героя, по крайней мере здание и пара профессоров узнавались даже сквозь ретушь.

Дмитрий Василевич быстро сочинил внутреннюю рецензию в стиле '606, но сойдет за неимением лучшего, если надо заткнуть дыру в номере'.

'606'-это, как ему рассказывали, было презрительным прозвищем ячневой каши на дореволюционном флоте. В 1915 году были волнения на линкоре 'Гангут' из-за этой каши. Тогда котлы в основном топили углем, поэтому периодически проводились угольные погрузки. Надо было погрузить сотни тонн угля, а потом навести флотский глянец на корабль, убрав угодьную пыль отовсюду. Поэтому была практика, что после угольной погрузки кормили команду получше, обычно макаронами. А тут ухайдакавшимся матросам-эту вот ячневку! Поскольку шла война, взмутившейся команде мало не показалось, хорошо, хоть никто не попал под смертную казнь. В этих событиях участвовал один из будущих 26 бакинских комиссаров Полухин.

Погрузка угля на крупных кораблях сопровождалась игрой корабельного оркестра. Угольная пыль набивалась даже в рты играющих на духовых инструментах оркестрантов и мундштуки. Тут к нему пришла некая мысль, но, к сожалению. в двери постучали и отвлекли. Ужо тебе, 'Коля с тралфлота', пришедший с просьбой одолжить немного денег! Он дал, но за это время мысль ушла!

Поэтому вместо этой мысли пришла другая-о той же каше 606. После выматывающей погрузки тонны или больше угля ячневая каша может считаться издевательством. Но вскорости началась Гражданская война и с едой на ней бывало по-всякому, но чаще хуже, чем ранее на флоте. Интересно, вспоминали ли голодные матросы, как некогда презирали ячневку?

Тут Дмитрия Васильевич снова ощутил дыхание Музы. И тут же его снова прервали, и снова тот же Коля. Причина была той же. Явно непризнанные гении собираются устроить творческий вечер, он же симпозиум в старом значении слова.

-Коля, мне жалко нашу литературу, а не денег. Гении вроде тебя и твоих друзей уйдут рано по причине горячительного, старые зубры вроде меня-от старости, а кто останется? Те гении, которые сейчас в детском саду на горшках сидят?

Коля смущенно потупился.

-Хватит. Учись у старших. Я сколько гениев видел, и со многими мог бы и пить, начиная с Есенина. А с ним мне пить довелось. Если не тормозить некоторые желания, то и ничего не напишешь, и долго не проживешь. И даже мемуары не родишь: дескать, Шолохова не встречал, поэтому он мне ничего не одалживал. Матвеев одалживал, но говорил правильные и скучные вещи, что надо меньше пить. Алешин -давал и не глядел, сколько дал. И литературоведение тоже лишится столь ценного источника.

Коля скорчил жалобную гримасу.

-Займись поиском моряков с Северного флота. Тебе Главный об этом сказал? Ну, раз сказал, то и действуй.

Коля покинул кабинет. Дмитрий Васильевич глянул на часы-еще полтора часа до шабаша. В пивную с юными гениями он не пойдет, писать свое -душа отдыхает, с работы сбегать, пользуясь уходом Главного-несолидно.

Он устроился поудобнее и принялся размышлять. Раз уже пошла такая тема, то с кем из классиков и что он употреблял? Если исключить торжественные застолья в Союзе Писателей или Моссовете, то что получается?

Есенин-было дело, вместе пили пиво, и начинающий литератор за классика заплатил, потому что тот встал и, не попрощавшись, вышел. Должно быть, забыл про Митю.

С Маяковским -только здоровались за руку. И то Владимир Владимирович пошел мыть руки после этого-был у него такой простительный бзик.

С Шолоховым— за обедом сидел, но от приема алкоголя Дмитрий Васильевич отказался. И хозяин сам не пил, и гостя не терзал предложением.

Серафимович-с ним только чай довелось.

Панферов— не то рюмку, не то две. Чего не сделаешь ради того, чтобы выпросить право первородства на новую книгу для издательства...

Алексей Толстой— с ним пересекались в гостях у другого литератора, что праздновал удачное начало издания романа-эпопеи. Но Дмитрий Васильевич тогда больше ухаживал за соседкой, чем обращал внимание на хозяина и этого гостя.

Если счесть Катаева и Олешу тоже классиками, то выпить с ними-это вообще не заслуга.

Тут его растекание мыслью по древу снова прервали. Коля спрашивал его, можно ли ему удалиться пораньше.

-Коля. я заведую отделом прозы, и ты мне не подчиняешься. Иди к Варваре Игоревне, она редакцией руководит, пока Главный вдали от нас. И советская литература заимеет на тебя зуб, потому что ты в который раз сбиваешь мне вдохновение!

Коля понял, что им недовольны и удалился.

Но Муза действительно ушла. Дмитрий Васильевич достал записную книжку (у него их одновременно было три-в разных карманах для разных записей) и написал идею-сочинить книгу о виденных им раньше литературных гениях, и что он о них помнит. Потом решил добавить к великим тех, кто умер рано и не успел развернуться во всю ширь натуры творца.

А записав, вспомнил историю с Маяковским, биллиардом и пивом. Маяковский славился как хороший биллиардист, а, может, и лучше, чем просто хороший. Когда он бывал в Харькове то регулярно посещал тамошний Доме Литераторов имени писателя Блакитного-Эллана (впрочем, возможно, имя Блакитного ему еще не присвоили). И договорился, что та за некую сумму возьмут литераторы его кабинетный биллиард, привез его в Харьков и установил в нужном месте. И тут случилось у Владимира Владимировича пари с литератором Иогансеном, что если участник турнира проиграет, то полезет под биллиард, декламируя стихи. Это тогда считалось унижением, почище римского прохода легионов 'под ярмом'. Партию начал Иогансен и выиграл, загнав восемь шаров в лузы, противнику и ни разу стукнуть по шару не удалось. Потом то самое продемонстрировал Маяковский. Третья, решающая партия. Право начинать у Маяковского, и он начинает загонять шары и загоняет шесть. Седьмой-не получается. Шанс выиграть у Иогансена есть, но чисто теоретический. Но он смело начинает и загоняет шесть шаров. Седьмой-не попадает в лузу. Таким образом, Маяковскому нужно забить всего один шар. Он ударяет, и шар вылетает за стол. У него штрафной, и теперь у обоих по шесть загнанных шаров. Народ, наблюдающий это, аж ощущает 'спершееся в зобу дыхание'.

Два шара Иогансена— и он побеждает! Его провозглашают королем Биллиарда, а Маяковский, декламируя Пушкина, лезет под стол. И застревает под ним. Иогансен принимает поздравления, а Маяковский ждет, пока его вынут.

Что до пива, то и оно тут при чем. Маяковский пил пиво завода 'Новая Бавария', в рекламе которого он некогда поучаствовал, сочинив: 'Какая бы ни была авария-пью 'Новая Бавария'. Или как-то похоже. Иогансен над этим творчеством посмеялся, чем явно раздразнил Маяковского и тот поставил условия 'Пролаза'. Увы, неудачно для себя. 'Пиво-оно для отдыха, а не для борьбы'-как сказал харьковский товарищ, рассказывая Дмитрию Василевичу про этот матч на звание 'короля'. — — — —

Следующая ночь снова была тяжелой, он вспомнил то, что был на дальнейшем пути Таманской армии.

И пошел в Главному слезно просить о нескольких днях отдыха в счет будущего отпуска, дескать, что-то нервы бурлят, кипят и пенятся (перефразируя Маяковского) и лучше бы отдохнуть, пока кондратий не пожаловал в гости.

Главный впал в размышление, ибо было несколько сложных моментов. Особенно если Дмитрий Васильевич возьмет, да и уйдет вскорости на заслуженный отдых.

Но, как начальник старой школы, которая трудностей не боялась, она в них жила, решение принял быстро:

-Иди-ка домой и побудь там с неделю без марания бумаги чернилами об отпуске. Хотя снова скажу, что если ты, Василич, уйдешь на заслуженный, то поставишь меня в сложное положение.

Я с тобой привык работать и получается неплохо. А племя младое и незнакомое еще черт знает, как себя покажет. Когда есть надежные старые работники, то даже если они дело провалят, есть кому его сделать. Я понимаю, что кадры должны обновляться, даже если не бывает атаки под хутором Яблоновым, когда половина у нас полегла, но привыкать к новой поросли тяжело. Да и работа обычно на бок ложится и ногами дрыгать начинает. Поэтому ощущай себя незаменимым и отдыхай. Только предварительно это опус погляди и оставь о нем мнение. Писано вроде как интересно и грамотно, но, как и у тебя с этим лауреатским романом, грызут смутные подозрения, что ...