Однако правителю Фара было отнюдь не до смеха. Он поднялся и недобро посмотрел на приближавшееся животное.
— Приветствую Отца Лжи, — проговорил он красивым чистым голосом. — Ты давно не навещал меня. Что привело Владыку Хаоса в мой дворец?
Еж остановился и совсем по-человечески сел.
— Лапы, — совершенно серьезно ответил он. — Разве не очевидно?
Император не улыбнулся.
— Зачем ты здесь? — переформулировал он вопрос.
— Чтобы увидеть тебя, — жизнерадостно отозвался бог.
"Что-то грядет, что-то очень и очень нехорошее", — с горечью подумал Анаториан. — "С другой стороны, у меня было много лет счастливой жизни, немногие могут похвастаться такой удачей".
Он молча смотрел на Фарнира, не желая вступать в полемику. Императора всегда поражало, что столь могучее существо — а сила бога Хаоса попросту не поддавалась человеческому пониманию — любит валять дурака и паясничать, точно дешевый актеришка.
Еж совершенно невозмутимо присел и начал чесать спину задней лапой.
Так продолжалось некоторое время, наконец Анаториан, не выдержав, спросил:
— Ты хочешь поговорить о чем-то?
— Кто знает, кто знает? — бог растворился в воздухе для того, чтобы появиться уже на столе. Он уселся прямо на кипу свитков. — Всегда хотел спросить, хорошо ли тебе спится по ночам, Изменник?
— Не смей меня так называть! — взревел Анаториан, которого Фарнир безжалостно ударил по самому больному месту. — Никогда не произноси при мне этого слова! Никогда!
— Или что? — в голосе божества послышался лед, морда искривилась в оскале, стала по-настоящему страшной. — Что ты мне сделаешь, букашечка?
Большой еж снова пропал и вынырнул изнеоткуда, зависнув в воздухе на уровне глаз императора.
— Так что? — угроза, исходившая от маленького тельца, заставила человека, могучего воителя и непревзойденного чародея, отступить назад. — Я погляжу, ты забыл своего благодетеля?
— Благодетеля? — император побледнел. — Не этого я хотел и не этого просил! Да, я купил у тебя все, но цена была воистину ужасной!
— Она и не могла быть иной, — бог вновь переместился на стол и на этот раз его голос был полон жалости, с которой обращаются к умственно отсталому родственнику. — Ты возжелал слишком многого, и я честно исполнил свою часть договора.
— Честно? — император закусил губу — Да как у тебя поворачивается язык говорить такое?!
— Честно, — подтвердил еж. — Ты получил все то, о чем просил. Или, скажешь, нет?
— Ты обманул меня!
— Ты сам обманул себя, — весело парировал еж. — Такие как ты всегда жаждут власти, но пытаются прикрыть свою алчность красивыми словами. Иногда это удается, и они начинают верить в свою нелепую ложь. Но ты, Анаториан, не такой. Ты умный и все понимаешь.
Богоравный вздохнул. Этот спор в той или иной его вариации они вели уже не один раз. Словесная перепалка, скорее, стала традицией, причем император затруднялся сказать, чьей: Фарнира, или его собственной. Он, говоря начистоту, вообще не был уверен, что существо такого порядка, как бог, может испытывать злость, радость, раздражение, веселье и другие чувства, присущие смертным. И Анаториан никогда не понимал, отчего Фарнир ведет себя так, а не иначе. Он подозревал, что у божества есть какая-то высшая цель, недоступная пониманию как простого смертного, так и полубога, и очень боялся, что однажды ему все же придется узнать, в чем она состоит.
А еж, потеряв всякий интерес к спору, вновь оказался на столе, и, наконец-то, перешел к делу.
— У меня есть для тебя отличные новости.
— Слушаю.
— Я нашел две новые игрушки. Впервые за столько лет, представляешь?
Анаториан дернулся, словно получил молотком ниже пояса.
— И кто же они?
— Отчаянные смельчаки, решившиеся молить меня о помощи. Конечно же, я ничего не дал им просто так, но, замечу, пареньки желали не так много, как ты, а потому и взял я с них, — тут он хихикнул, — по-божески. А посему у тебя есть немного времени, пока ребятишки войдут в силу.
— Чего они хотят?
— Ничего особенного, — ответил Фарнир. — Найти одного императора и отделить его голову от туловища, все как всегда.
Анаториан сохранял спокойствие, хотя сделать это было очень непросто.
"Стало быть, так. Нужно попробовать выведать что-нибудь полезное"!
— И где я их найду? — произнес он.
Повелитель Хаоса внимательно воззрился на Анаториана, склонив голову на бок и забавно дернув усами.
— Ты принимаешь все слишком близко к сердцу, будь проще, — посоветовал Фарнир. — Не спеши, детишки еще очень слабы, и именно поэтому я не скажу, где они. Начинай искать сам, быть может, и обрящешь.
— Что? — не понял император.
— Ничего, ничего, — заверил его бог. — Все в порядке.
— Но почему ты помогаешь мне?
— Разве не очевидно? А я думал, что ты за полторы сотни лет жизни должен бы уже научиться понимать меня, — сокрушенно покачал головой еж.
Анаториан продолжал буравить его вопросительным взглядом, не произнеся ни слова.
— Так вот, — продолжал Владыка Хаоса. — Если бы ты был столь же высокоорганизованным существом, как ежи, то знал бы, что перед бессмертными уже спустя две-три сотни лет все сильнее и сильнее начинает подниматься вопрос скуки и борьбы с нею.
— Скуки? — такого ответа император не ожидал.
— Ну да, а что тебя удивляет? Ты перестал меня радовать, а новые ребятишки обещают в недалеком будущем организовать просто восхитительное представление. Так что, — еж криво ухмыльнулся, — постарайся найти их и убить, если сможешь, а я посмотрю, как у тебя это получится.
"Скука, конечно же", — мысленно фыркнул Анаториан. — "Интересно, он хоть осознает, как от таких слов несет фальшью? Словно бубнит заученный текст. Эх, многое бы я отдал за то, чтобы понять ход мыслей этого существа"!
Анаториан решил, что если немного надавить, Фарнир все-таки пойдет ему навстречу, а потому он постарался изобразить на лице отчаяние и воскликнул:
— Но хотя бы дай подсказки!
— Хм-м, — еж задумался. — Нет. Это будет слишком просто.
— Ну хоть что-то! — в голосе императора появились нотки, похожие на мольбу. Он почти не фальшивил.
— Ладно, так и быть, — снизошел Фарнир. — Они молоды, старшему не исполнилось и четверти века.
Произнеся это, бог спрыгнул со стола и с невероятным проворством засеменил к углу комнаты, растворяясь в темноте. Сперва исчезла спина, покрытая иголками, затем лапы, потом усатый нос и мохнатые уши. В конце концов, осталась лишь одна пасть, полная острейших клыков.
— Веселись, — зловещим голосом произнесла пасть, — я с огромным интересом буду наблюдать за тобой.
Пасть растворилась воздухе.
Несколько секунд Богоравный Анаториан, властитель всего сущего на земле и наместник богов, стоял, ничего не делая, пытаясь сложить полученные сведения воедино. Думал он спокойно — годы у власти научили его тому, что в любой момент может случиться любая ерунда и нужно быть к ней готовым. Поори, вымести злость на ком-нибудь, если так хочется, в этом нет ничего дурного. Но вот потом — начинай работать головой, если желаешь ее сохранить!
"Не очень хорошо. Я бы даже сказал, плохо", — размышлял Анаториан, меряя шагами свой кабинет. — "Неизвестно кто, неизвестно где. Проще искать иголку в стоге сена. Но искать нужно, иначе Фарнир не пришел бы ко мне. Он может сколько угодно говорить про скуку, но я в это не верю. Столь изощренный и развитый ум попросту не способен мыслить примитивными человеческими категориями. Не-ет, тут есть что-то другое. Может быть, он хочет, чтобы я перерыл всю империю? Быть может, стоит плюнуть на это, чтобы сломать Фарниру игру? И снова нет. Если бы все было так просто".
Он понимал, что вне зависимости от своих действий сыграет на руку божеству. Анаториан не сомневался, что является разменной монетой в хитроумной комбинации, разыгранной во имя какой-то неведомой цели.
"Но я уже прожил в этом состоянии больше, чем мог даже вообразить. Что помешает мне протянуть еще столько же или даже больше? — разумно предположил он. — "Если, конечно, все сделаю верно".
Он сделал еще несколько кругов по комнате, пока, наконец, не принял решение.
"Если плохо действовать, и плохо бездействовать, то лучше уж делать что-нибудь, чем сидеть и ждать конца. Все, так и поступлю"!
Резко развернувшись на пятках, император вылетел из комнаты, распахнув дверь с такой силой, что та просто сорвалась с петель, и, набрав в могучую грудь побольше воздуха, взревел:
— Лиций, Цирилен ко мне!!!
Этот клич пронесся по сонным коридорам дворца, переполошив всех его обитателей. Анаториан стоял, прислушиваясь к созданному им переполоху, и улыбался. Нет, он все еще, велик, и он не позволит каким-то соплякам разрушить все! А значит, придется приложить усилия, чтобы найти их.
Не успело эхо в коридорах затихнуть, как из незаметного бокового ответвления выскочили двое. Первый — неприметный горбатый человечек среднего роста, прихрамывал на одну ногу — сломанная в нескольких местах, она с детства плохо его слушалась. На лицо горбун был откровенно безобразен, однако Анаториан ценил его не за привлекательность — для этого хватало и наложниц — а за светлый ум и преданность. Именно поэтому калека — сын вольноотпущенника — возглавлял тайную службу Фара и по могуществу уступал лишь нескольким людям в империи. Второй — полная противоположность горбуну. Высокий, статный, с породистым лицом чистокровного патриция и колоссальной магической силой, был учеником самого императора и командовал небольшой группой чародеев, которых Анаториан специально готовил для самых опасных, деликатных, а порой и попросту грязных дел.
— Ты вызывал меня, о божественный? — в один голос вопросили мужчины, окинув друг-друга неприязненны взглядом — каждый из них ненавидел оппонента, отбиравшего часть власти и влияния, и император заботливо подогревал эти чувства. Анаториан был не настолько наивен и доверчив, чтобы позволить одному человеку заполучить в свои руки слишком много власти.
— Да. Мне нужно разыскать двух юношей. Вряд ли хотя бы у одного из них есть борода с усами. Я не знаю, где они и как выглядят, но они точно находятся в пределах империи.
Шпион и маг удивленно воззрились на своего хозяина.
— Господин, но как можно отыскать тех, о ком ничего неизвестно? — всплеснул калека руками. — Ты правишь почти двадцатью миллионами!
Анаториан тяжело вздохнул. Вопрос Лиция был совершенно верным. Проклятый бог, наверное, был очень доволен своей выходкой — сделать подсказку, не помогая при этом ровным счетом ничем. Очень в духе владыки Хаоса. На миг задумавшись, что можно, а что нельзя говорить вслух, император произнес следующее:
— Мне было видение, что эти двое заключили сделку с силами зла и готовы принести на головы жителей нашей прекрасной империи неисчислимые беды. Большего не могу сказать, знаю одно — их нужно остановить. Поэтому пускай ваши шептуны усилят бдительность и докладывают о любом странном событии. Обо всем, что может быть связано с магией, демонами, — он немного замялся, но все-таки закончил, — или богами. Деньги для вознаграждения сверх нормы можете взять из казны.
И снова мужчины переглянулись. В их взгляде читалось: "я тебя ненавижу, но, похоже, придется сотрудничать, дабы исполнить волю владыки".
— Господин, — взял слово Цирилен. — Ты говоришь о магии... Может быть, запретная школа?
Анаториан задумался.
— Я не исключаю и этого, все возможно.
Маг кивнул и склонил голову.
— Понял тебя, о божественный. Сегодня же мои люди займутся поисками.
— Слушаю и повинуюсь, о великий, — Лиций повторил его действия.
Анаториан же не сдвинулся с места. Могучий гигант накрыл глаза ладонями, стараясь справиться с чувством, о существовании которого уже успел позабыть — со страхом. Он понимал, что горбун и чародей вряд ли поверили в чушь насчет видений — они были слишком умны для этого, но выбора не оставалось.
С другой же стороны, он ощущал, как закипает его кровь. Азарт, упоение борьбой, возможность встретить достойного соперника! Эти чувства заставляли его почти жаждать сражения с неведомыми врагами. Странная смесь, странная и непонятная, но от того не менее волнующая.
Анаториан вернулся в свой кабинет и сел в кресло, задумчиво подперев подбородок рукой.
"Или все-таки он говорил правду"? — задумался император. — "Неужто этим существом движет обычная скука"?
Он вздохнул и пододвинул очередной свиток. Боги могут и подождать, а вот империя ждать не станет. У него есть работа, и ее следует сделать!
Глава 6.
Трущобы Раэлина — огромные и обширные — были вещью в себе, этаким миром в мире, до которого ни фарийцам, ни даже прочим ганнорцам не было ни малейшего дела. Как Элаикс выяснил еще в годы рабства, обеспеченные фарийские граждане с презрением смотрят на плебс, плебеи же, в свою очередь, презирают союзников — так называли свободных, жителей завоеванных империей земель. И все вместе они вытирали ноги о рабов, считая тех чем-то вроде насекомых.
В империи не было доли горше, нежели рабская, однако юноша очень быстро выяснил, что союзникам тоже приходится несладко. Трущобы, раскинувшиеся за внутренними — каменными, и внешними — деревянными стенами, эти уродливые, прилепленные одна к другой деревянные коробки, каким-то фантастическим образом вмещали в себя добрых три четверти населения города. И единственный закон, который признавали тут, был закон силы. Стража даже не приближалась к ним, ограничиваясь лишь охраной главной дороги, ведущей прочь из города, а потому, в узких и грязных переулках все решала мощь. Молодой воитель успел убедиться в этом еще в первый день своего появления, в последующие же он получил немало наглядных подтверждений собственной правоте.
И все-таки, даже в этом зверином углу оставалось место капельке добра и заботы, и юноша всеми силами стремился хотя бы чуть-чуть улучшить жизнь, пускай и небольшого числа людей.
Они еще несколько раз ходили на дело, к сожалению не на фарийцев, и каждый раз половину награбленного по приказу Элаикса передавали нуждающимся. И слава о молодом хозяине небольшой, но совершенно безбашенной банды, быстро распространялась.
За неделю банда пополнилась девятью новыми рекрутами, и Элаикс наконец решился на серьезное дело. Он окончательно утвердился в своих мыслях на шестой день пребывания в Раэлине, сразу после того, как к отряду присоединился новый человек.
Им оказался беглый раб, служивший у одного работорговца, жившего неподалеку — всех в двух дневных переходах от города. Элаикс долго выспрашивал все, что только могло пригодиться в планируемом им мероприятии, и, наконец, собрал своих пятерых подчиненных, которые постепенно стали превращаться в офицеров.
Беседовали они глубокой ночью и перед тем, как заговорить, Элаикс тщательно проверил, не подслушивает ли кто, лишь убедившись, что все нормально, он начал заранее подготовленную речь.
— Вы знаете, что меня не устраивает всякая мелочевка, — проговорил он, обращаясь к внимательно смотрящим боевым товарищам. — Те дела, на которые мы ходили — так, ерунда. Прибили нескольких засранцев, лижущих фарийские задницы, ничего особенного. С самого начала я хотел большего.
